Глава VII
Глава VII
Утром я отправился в университет. Традиционный лондонский дождь перестал, но на улице было сыро и туманно, и автобус, на котором я добирался до университета, плыл в сырых косматых облаках, освещая себе дорогу яркими жёлтыми фонарями.
Предстояло получить официальное подтверждение, что я принят. Сомневаться, что это так и есть, никаких оснований не было, но всё же я слегка беспокоился: мало ли какие бывают случайности? Всё обошлось благополучно, и сам заведующий кафедрой профессор Саймонс чинно поздравил меня со вступлением в университет — цитадель британской науки.
Я был абсолютно искренен, когда, поблагодарив профессора, заверил его, что счастлив учиться под его руководством.
— Вам предстоят нелегкие дни, — профессору явно хотелось поговорить. — Только очень неумные люди представляют студенческие годы эдаким веселеньким коктейлем из развлечений и увлечений. Работа, работа и ещё раз работа — только так можно стать настоящим учёным. В наш век, когда поток информации растёт как снежный ком, когда учёный уже практически не может оставаться узким специалистом-индивидуалистом, когда многие важнейшие открытия приводят к невиданным изменениям в жизни всего человечества…
Я слушал профессора внимательно, подчеркнуто почтительно. Мне хотелось, чтобы с самого начала с ним установились добрые отношения — зачем осложнения там, где их можно избежать?
— Надеюсь, профессор, вы будете мною довольны.
— Время начала занятий, расписание и другие детали вы узнаете у Джин, — профессор Саймонс встал. Разговор был окончен.
В приёмной сидела худенькая большеглазая девушка. Потом я узнал, что ей двадцать с небольшим, но тогда она показалась мне подростком.
— Наверное, вы и есть Джин? — обратился я к ней, не скрывая, что с интересом разглядываю её.
Джин рада была поболтать:
— Это действительно мое имя. А вы будете у нас учиться?
О, милая Джин! Конечно, она уже знала, что Гордон Лонсдейл зачислен студентом, но надо же было поддержать разговор.
— Да. Но боюсь, без ваших советов я просто пропаду, — сказал я. — Поэтому помогите, Джин, своему студенту.
— В чём? — подняла аккуратно выщипанные бровки Джин.
— Подскажите, какие нужны учебные пособия, книги. Вообще посоветуйте, что ещё необходимо студенту.
Я по опыту знал, что добрые отношения с секретарями иногда более важны, нежели с их патронами.
Джин толково, с полным знанием дела перечислила всё, чем следовало мне заняться в эти дни. В то же время она успевала весьма деловито выполнять свои секретарские обязанности: кратко и точно отвечала на телефонные звонки, по каким-то одной ей известным признакам определяла, стоит ли пропустить очередного посетителя к профессору, придирчиво следила за тем, чтобы посетители, удостоившиеся чести быть принятыми Саймонсом, не отнимали у него больше запланированного времени.
— Ну и работенка у вас, — посочувствовал я.
— Приходится нелегко, — охотно откликнулась Джин. — Но это временно. Вот только бы рост не подвёл.
— А в чём дело?
— Мне не хватает нескольких миллиметров до нормы. А вы себе не представляете, как придираются к этому, когда отбирают девушек в стюардессы.
Джин мечтала стать стюардессой на одной из американских линий.
— Рост — чепуха, — с полным знанием дела сказал я. — Когда я жил в Нью-Йорке…
— Так вы из Нью-Йорка? — оживилась девушка.
— Я из Канады, но мне пришлось провести немало времени в этом городе.
Джин буквально набросилась на меня с расспросами о США и Нью-Йорке. Особенно интересовала её стоимость жизни в этом городе. Это было не праздное любопытство: девушка хотела знать, сможет ли она прожить на зарплату стюардессы. Я достаточно подробно рассказал ей о ценах в кафе и ресторанах, парикмахерских, гостиницах, магазинах. Джин пришла в ужас, когда услышала, сколько стоит маленькая квартирка в Нью-Йорке, казавшийся ей весьма высоким будущий оклад стюардессы для Нью-Йорка был очень и очень скромным.
Растерянность ясно отразилась в больших светлых глазах девушки.
— Не унывайте. Каждый с чего-нибудь начинает. Ведь то, что вам предлагают, это только начало?
— Но я уже так много успела сделать! — Джин, видимо, сочла меня вполне достойным того, чтобы поделиться своими сомнениями. — Думаете, легко было окончить курсы французского языка? А сейчас я учусь на курсах медицинских сестер, посещаю занятия по спасению утопающих.
— И все это надо знать стюардессе?
— О да, это и ещё многое другое! В наши дни стать стюардессой не так-то просто! И специальные знания, и физические данные.
— Ну, с этим у вас полный порядок! — вполне искренне заверил её я.
Джин действительно была очень миловидной.
— Вот только рост…
— Какие-то жалкие несколько миллиметров не могут играть существенной роли. Я как-нибудь принесу американские журналы, и вы сможете убедиться, что время рослых, мужеподобных девиц ушло в прошлое.
— Да здравствует грация! — засмеялась Джин.
— Вот именно! — ответил откровенно восхищённой улыбкой я. — И вы — её образец!
Комплимент мог бы показаться нескромным, но я точно знал, кому он предназначен. В тысячах английских офисов, фирм, учреждений за секретарскими столиками сидят тысячи таких Джин. Они в совершенстве постигли технику своей работы, в меру исполнительны, в меру привлекательны. И многие из них мечтают о том времени, когда удастся вырваться из узкого мирка служебных обязанностей. Дома у Джин наверняка хранятся иллюстрированные журналы, в которых преподносятся стандарты женского обаяния.
Джин впоследствии все-таки стала стюардессой, кажется, в авиакомпании «Панамерикэн». Я встретился с нею, когда она уже летала. Помню, Джин очень важничала и строила из себя космополитку. Для какой-то части молодых людей Запада это весьма положительное качество, которое свидетельствует о том, что человек в любой стране чувствует себя как дома. Девушка небрежно поинтересовалась, как идут мои дела, невнимательно выслушала короткий ответ. Она явно считала, что все, кто «не летает», — люди второго сорта. Меня забавлял её снисходительный тон, но я искренне пожелал ей новых удач в воздухе и на земле…
— Здесь меня видели в первый и последний раз, — категорически сказал Ленард, отодвигая от себя тарелку, на которой лежало нечто, вкусом, размером, цветом и формой напоминавшее хоккейную шайбу, зажаренную в собственному соку. — Обедать буду в итальянском ресторане. Идёшь со мной?
— Боюсь, эта кухня не для меня, — уклончиво ответил я. — И потом я бы не хотел связывать тебя своей персоной. Пойду пошатаюсь по городу.
— Тогда до вечера.
Мы завтракали в одном из корнер-хаузов недалеко от гостиницы. Кухня была традиционно английской, привыкнуть к ней за неделю было невозможно. Ленард поднялся, нахлобучил шляпу. Я остался один. Достал из кармана план Лондона и, перелистав несколько страниц, выбрал один из прилегавших к центру районов, который решил сегодня освоить.
Красные линии транспортных маршрутов сообщали мне номера автобусов, которыми следовало воспользоваться (я пришёл к выводу, что лучше всего знакомиться с городом, сидя впереди на втором этаже автобуса — здесь был хороший обзор: и вправо, и влево).
Несколько минут я путешествовал по карте, запоминая серую сетку улиц, зелёные прямоугольники парков, квадраты площадей. Допил кофе. Ещё раз проверил себя, бегло глянув на карту и убедившись, что память зацепила именно то, что ей полагалось.
Лондон уже источал чистые и нежные запахи весны. После долгих дождей пробилось солнце, и город смотрел на мир весело и ясно.
Поднявшись на второй этаж автобуса, тут по утрам было свободно, я прошёл вперед и занял первое место, приготовившись к встрече с незнакомым районом. Я пропустил несколько улиц, уже освоенных за предыдущие поездки, проверяя попутно, насколько запомнил их, и скоро въехал в район, с которым только что знакомился по карте. Серая сетка, отпечатанная на бумаге, трансформировалась в трёх- и четырёхэтажные дома с традиционным зелёным газончиком, в пустыри, оставшиеся на месте разбитых во время немецких бомбардировок зданий, в редкую цепочку прохожих.
Покачиваясь на обитом плотной мягкой тканью сиденье, я скорее безучастно, чем заинтересованно поглядывал по сторонам, а память в это время работала на полный ход, безотказно фиксируя всё наиболее интересное для меня, что проходило перед глазами.
Так я ехал, может быть, пятнадцать, может быть, двадцать минут, потом пересел на автобус, двигавшийся в обратном направлении, и снова перед глазами побежали те же дома, пустыри, газоны… Где-то на середине пути я сошёл и двинулся пешком, стараясь держаться поближе к магистрали.
Я знакомился с Лондоном.
Оно продолжалось долго, это знакомство, — всё время, пока я жил в этом большом и сложном городе. Сначала я изучал центр и основные магистрали. Я прошёл их все, «от и до». Пешком, фиксируя в памяти дом за домом, переулок за переулком. Когда уставал от пеших прогулок, спускался в метро и изучал Лондон подземный — систему пересадок, входы и выходы, районы вблизи станций.
Прежде чем осваивать новый для меня уголок города, я всегда сначала садился за карту и, только уложив в памяти геометрию его улиц, отправлялся в путь. Без этого в Лондоне нельзя: спланирован город весьма запутанно и хитроумно, вернее, он вообще не спланирован, сформировался как бы сам по себе. Это, конечно, не означает, что его невозможно досконально изучить. Просто нужно затратить больше времени и усилий.
Путешествуя по городу, я почти всякий раз делал для себя маленькие забавные открытия. То это была пивная с несколько необычным названием «Петля палача» (впоследствии лондонцы с восторгом узнали, что её действительно содержал официальный палач их города, имя которого, пока он не ушел в отставку, держится в тайне. Как оказалось, сей почтенный господин развлекался тем, что иногда собственноручно обслуживал своих клиентов). То это маленькое заведение на Уигмор-Стрит, специализировавшееся на ремонте парикмахерских принадлежностей. В витрине его был выставлен перочинный нож с 1851 лезвием! Столь необычное число объясняется тем, что нож был изготовлен специально для знаменитой выставки 1851 года. (Потом я убедился, что мало кто из лондонцев знает об этой уникальной вещице, которую с полным основанием можно считать одной из достопримечательностей их города).
В районе Трафальгар-Сквер я наткнулся на пивную «Шерлок Холмс», в которой хранится трубка знаменитого литературного героя и некоторые другие его «личные вещи». Многие лондонцы (причём далеко не наивные люди) свято убеждены, что Холмс был постоянным завсегдатаем пивной, хотя она находится очень далеко от известной Бейкер-Стрит, где Конан Дойл поселил своего героя.
Правда, для его местожительства он избрал не существующий на Бейкер-Стрит дом, тем не менее узкий и длинный двор одного из кварталов знаменитой лондонской улицы с легкой руки поклонников великого сыщика был переименован в «Шерлок Холмс мьюз» («мьюз» — это внутриквартальные дворы, в которых в прошлом веке располагались конюшни. Естественно, там сейчас — гаражи, а помещения, где когда-то жили кучера и конюшие, переоборудованы в уютные квартирки, которые по весьма высоким ценам обычно сдают одиноким мужчинам).
Я обнаружил «Шерлок Холмс мьюз» случайно: нашёл в газете адрес кинотеатра, где показывали довоенные ленты с участием знаменитых актеров. Реклама обещала даже циклы таких фильмов, посвящённых крупнейшим режиссёрам и актёрам. Лондонская публика посещала подобные программы с редким постоянством, и владельцы кинотеатров, «горевших» под ударами телевидения, сделали верный вывод, что надо ориентироваться именно на добротную старину.
Я пошёл туда не столько ради удовольствия посмотреть хороший (наверняка хороший!) фильм, сколько для того, чтобы восполнить известный пробел в образовании — ведь по возрасту мне полагалось помнить лучшие ленты довоенного и военного времени, а в силу понятных читателю причин я был лишён такой возможности.
В первый же свой визит в этот маленький и весьма уютный кинотеатр я узнал, что темноватый двор, застроенный старинными одно- и двухэтажными домами, куда открывался запасный выход кинотеатра, и есть знаменитый «Шерлок Холмс мьюз». Шёл дождь, и желания снять шляпу и поприветствовать всемирно известного детектива у меня не появилось.
Как-то в воскресенье утром я посетил всемирно известный «спикерс корнер» — уголок Гайд-Парка, где каждый может держать речь перед собравшимися там зеваками. Послушав двух-трех ораторов и найдя это занятие весьма скучным, я решил двинуться по парку вдоль Бейсуотер-Роуд. Случайно мой взгляд остановился на весьма странном сооружении: между двумя солидными пятиэтажными зданиями втиснулся дом такой же высоты, но шириной буквально в два метра, первый этаж состоял из входной двери, а на всех остальных было ровно по одному окну — второе разместить было уже негде.
Так я познакомился с самым узким лондонским домом.
Ещё несколько шагов, и на Круглом пруду Кенсингтонского парка — он примыкает к Гайд-Парку — я увидел, как проходят «ходовые испытания» модели судов — от весьма примитивных парусных лодок до кораблей с дистанционным управлением.
Тут же я обнаружил поклонников совсем иного хобби — неподалеку от Круглого пруда собираются любители воздушных змеев. Солидные джентльмены с упоением запускают свои конструкции в воздух, постепенно разматывая катушку с нейлоновым шнуром.
Ещё одно открытие я сделал, когда решил посидеть на шезлонге — в наиболее людных местах лондонских парков расставлены шезлонги.
Как из-под земли выросла фигура в форменной куртке и со словами: «Прошу три пенса, сэр» — протянула небольшой билетик. Я не сразу понял, за что должен уплатить пенсы. Оказалось — за шезлонг. За эту скромную сумму я мог сидеть в нем сколько угодно. Однако стоило отлучиться от «своего» шезлонга хоть на минуту, и он становился «ничейным», плата взималась вновь…
Мне полагалось хорошо знать не только планировку города, в котором предстояло работать, но и обстановку в разных районах, в разное время суток.
Как-то после очень позднего сеанса в одном из кинотеатров на Лестер-Сквер я решил побродить в районе Трафальгарской площади. Даже в такой час, когда уже трудно сказать, то ли это поздняя ночь, то ли раннее утро, она ещё была оживлённа. Неожиданно я увидел освещённые окна почтового отделения и зашёл, чтобы выяснить часы его работы — подобные сведения всегда могут пригодиться. Оказалось, что почта открыта всю ночь, но производит лишь продажу марок и приём телеграмм. Теперь я знал, откуда могу отправить в Центр срочную информацию даже ночью.
Также во время своих вроде бы бесцельных, но в действительности заранее продуманных прогулок я зашёл в Вестминстерскую публичную библиотеку — одну из библиотек Лондона. Тут вполне можно было переждать время после того, как «проверишься» до начала какой-либо операции. Расположена библиотека на Грейт Смит-Стрит. Случайно я выяснил, что библиотека доставляет книги на дом старикам и инвалидам, а также снабжает лиц со слабым зрением книгами, отпечатанными очень крупным шрифтом. Я запомнил и это. Однажды мне доставили письмо, которое прошло цензуру в английской контрразведке. На конверте был адрес почтового отделения и номер почтового ящика этого небезынтересного для меня заведения. Как оказалось, так называемая МИ-5 пользовалась услугами почтового отделения именно на этой улочке. Правда, мне и моим коллегам это было давно известно, но, согласитесь, — всегда приятно получить подтверждение правильности подобных сведений.
Во время странствий по ночному Лондону с изумлением узнал, что в гостинице «Империал», где я как-то останавливался, всю ночь работает турецкая баня. Туда обычно являются после полуночи сильно подвыпившие джентльмены, проходят парилку, затем массаж, а потом отсыпаются на «оттоманках». Ради интереса и в надежде, что когда-нибудь это пригодится, я посетил и это любопытное заведение. Парилка была весьма умеренной, зато массаж с применением каких-то масел буквально раздирал человека на части, и после него клиента, запеленутого в махровый халат, неудержимо клонило ко сну. Как разведчику мне очень понравилось это заведение. В минуту жизни трудную тут можно было провести ночь или две, не называя своей фамилии, и таким образом уйти из-под контроля полиции, ибо сообщать здесь о себе какие-либо сведения не было необходимости.
…Вечером я застал в номере Ленарда, с нетерпением дожидавшегося меня, чтобы затащить в какой-то ночной клуб. Сидя там за столиком и глядя на обнажённых девиц, извивавшихся в немыслимом «африканском» танце (сочиненном явно в Лондоне), я думал лишь о том, чтобы поскорее добраться до гостиницы лиги и лечь спать. За день я отшагал километров тридцать, не меньше. Что поделаешь — иных путей для изучения курса «География Лондона» не существовало.
Из боевой характеристики
лейтенанта Молодого Конона Трофимовича
Товарищ Молодый К.Т. с первых дней Отечественной войны участвует в боях с немецкими захватчиками и проявил себя смелым, инициативным командиром.
Пройдя большой путь от бойца до командира в условиях боевой обстановки, тов. Молодый накопил богатый опыт и практику в ведении инструментальной разведки, а также в организации её.
За выдающиеся заслуги в организации разведки огневых средств противника тов. Молодый награждён медалью «За боевые заслуги», орденами Красной Звезды, Отечественной войны первой и второй степени.
(В характеристике указывается, что тов. Молодый К.Т., 1922 г. рождения, русский, член ВКП(б), военного образования не имеет, в РККА — с октября 1940 года, в Отечественной войне участвует с 22 июня 1941 года.)
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ Какое название дать этой главе?.. Рассуждаю вслух (я всегда громко говорю сама с собою вслух — люди, не знающие меня, в сторону шарахаются).«Не мой Большой театр»? Или: «Как погиб Большой балет»? А может, такое, длинное: «Господа правители, не
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастия, но народ был порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности. М. М.
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера Приблизительно через месяц после нашего воссоединения Атя решительно объявила сестрам, все еще мечтавшим увидеть ее замужем за таким завидным женихом, каким представлялся им господин Сергеев, что она безусловно и
ГЛАВА 9. Глава для моего отца
ГЛАВА 9. Глава для моего отца На военно-воздушной базе Эдвардс (1956–1959) у отца имелся допуск к строжайшим военным секретам. Меня в тот период то и дело выгоняли из школы, и отец боялся, что ему из-за этого понизят степень секретности? а то и вовсе вышвырнут с работы. Он говорил,
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая Я буду не прав, если в книге, названной «Моя профессия», совсем ничего не скажу о целом разделе работы, который нельзя исключить из моей жизни. Работы, возникшей неожиданно, буквально
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр Обстоятельства последнего месяца жизни барона Унгерна известны нам исключительно по советским источникам: протоколы допросов («опросные листы») «военнопленного Унгерна», отчеты и рапорты, составленные по материалам этих
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА Адриан, старший из братьев Горбовых, появляется в самом начале романа, в первой главе, и о нем рассказывается в заключительных главах. Первую главу мы приведем целиком, поскольку это единственная
Глава 24. Новая глава в моей биографии.
Глава 24. Новая глава в моей биографии. Наступил апрель 1899 года, и я себя снова стал чувствовать очень плохо. Это все еще сказывались результаты моей чрезмерной работы, когда я писал свою книгу. Доктор нашел, что я нуждаюсь в продолжительном отдыхе, и посоветовал мне
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ»
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ» О личности Белинского среди петербургских литераторов ходили разные толки. Недоучившийся студент, выгнанный из университета за неспособностью, горький пьяница, который пишет свои статьи не выходя из запоя… Правдой было лишь то, что
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ Теперь мне кажется, что история всего мира разделяется на два периода, — подтрунивал над собой Петр Ильич в письме к племяннику Володе Давыдову: — первый период все то, что произошло от сотворения мира до сотворения «Пиковой дамы». Второй
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском)
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском) Вопрос о том, почему у нас не печатают стихов ИБ – это во прос не об ИБ, но о русской культуре, о ее уровне. То, что его не печатают, – трагедия не его, не только его, но и читателя – не в том смысле, что тот не прочтет еще
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ Так вот она – настоящая С таинственным миром связь! Какая тоска щемящая, Какая беда стряслась! Мандельштам Все злые случаи на мя вооружились!.. Сумароков Иногда нужно иметь противу себя озлобленных. Гоголь Иного выгоднее иметь в числе врагов,
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая Я воображаю, что я скоро умру: мне иногда кажется, что все вокруг меня со мною прощается. Тургенев Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним
Глава Десятая Нечаянная глава
Глава Десятая Нечаянная глава Все мои главные мысли приходили вдруг, нечаянно. Так и эта. Я читал рассказы Ингеборг Бахман. И вдруг почувствовал, что смертельно хочу сделать эту женщину счастливой. Она уже умерла. Я не видел никогда ее портрета. Единственная чувственная