Вильгельм Телль

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вильгельм Телль

– Девочки, главное запомнить, в каком году был написан «Вильгельм Телль»!

– В 1804-м, и запомни, что это была его последняя законченная пьеса, так как он умер в 1805-м, – ответила Шура.

– Но ведь он ещё после писал «Деметриус» о русском самозванце?

– Слушай, я тебе толком говорю, «Вильгельм Телль» закончил, а о Лжедмитрии не успел, – говорила Шура.

– Ой, девочки, какая счастливая Охитина, – всё знает!

– Ладно, не мешайте, перестаньте тараторить, – уже сердилась Шура Охитина, одна из лучших учениц по литературе.

– Пугачёва, ответь, правда, что Брянцев будет сегодня на уроке?

– Правда, и обязательно тебя спросит, что сказал Чернышевский о поэзии Шиллера.

– А что? – приставала уже к Капе Таня. Не получив ответа, она грустно заметила, – как странно, что в спектакле будут заняты одни только девочки!

– Кто тебе сказал, Волкова?

– Я слышала, Александр Александрович сам это говорил Макарьеву.

– Девочки, послушайте, как здорово говорил Герцен о Шиллере: «Суха душа того человека, который в юности не любил Шиллера, завялаутого, кто любил, да перестал!»

– Во здорово! – воскликнула Шура.

– Не перебивай, слушай дальше, а дальше он добавлял: «Да, надобно перечитывать великих поэтов, и особенно Шиллера, поэта благородных порывов, чтобы поймать свою душу, если она начнёт сохнуть! – читала Капа.

– Александра, а ты что сидишь и мечтаешь? Ты что, всё уже знаешь? – теребила Таня Охитину.

– Не всё, но знаю многое, думаю, на четвёрку отвечу наверняка, если только Александра Александровича не будет, а если придёт тогда могу и срезаться.

– Не могу вспомнить, что Макарьев говорил о дне Симона-Иуды, – лениво спросила Волкова, отрываясь от книги.

– Так ты посмотри в книгу, а то мечтаешь и ничего не понимаешь. О чём ты думаешь?

– Ах да, вот же: «День Симона-Иуды 28 октября, пора осенних бурь. По древнему поверью, в этот день озеро ждёт человеческой жертвы». Не знаю, кого озеро ждёт, но я сегодня буду жертвой не озера, а урока по литературе.

– Девочки, девочки, вот смешно, слушайте: «Лысуха, – быстро читала Капа, – большая чёрная водяная курица с белым гладким наростом на голове и с перепонками на ногах», надо же, водяная курица, я даже не знала, что такая существует.

– А какое это имеет отношение к Шиллеру? – уставившись на Капу, пронзительно закричала Шура.

– Да что ты кричишь? На, читай, видишь, охотник Верни говорит:

А рыба так и плещет, и лысуха

Нет-нет нырнёт. О, это перед бурей!

А Брянцев такое уж не пропустит, обязательно спросит «а что такое лысуха?» – Ну, и что тогда?

– А я бы хотела играть Берту фон Брунек – австрийскую дворянку! – мечтательно заявила одна из подружек, голубоглазая маленькая полька, но не успев закончить фразы, вскочила и шёпотом прошелестела: Девочки! Макарьев!

Леонид Фёдорович быстрой и лёгкой походкой вошёл в класс. Леонид Фёдорович Макарьев, преподаватель литературы в студии, был уже актёром в Петроградском ТЮЗе, а впоследствии стал режиссёром и драматургом. Макарьева в студии все любили, а некоторые девочки его обожали.

В общежитии студии им. Лилиной жили только девочки и, главным образом, полусироты и сироты. В студии были разные отделения: драматическое, музыкальное, танцевальное, в которое входили занятия по пластике, ритмике и характерному танцу, отдел живописи и скульптуры. Ребята, смотря по способностям, распределялись по отделениям. Дополнительно к этим занятиям были введены уроки по литературе, теории музыки, урок «музыкального слушания», уроки фехтования, хорового пения. Эти уроки были обязательны для всех отделений.

В студии было много приходящих ребят, но основой студии, так сказать, стержнем её, были девочки, жившие в общежитии. С ними больше всего занимались, на них больше всего обращали внимания.

Жили мы интересной и увлекательной жизнью. Нас не смущало, что кормили нас плохо, хотя и сытно, хлеба нам давали уже вдоволь, жарились котлеты на жиру и масле, а не на рыбьем жире. Правда, котлеты редко были мясные, больше из картофеля и капусты, но мясо часто появлялось в размельчённых кусочках в супе, даже давали сладкое без сахарина: компот, кисель, а по праздникам – пироги. Но вопрос еды в эти годы нас не занимал, мы были слишком заняты. Главное сыты, а как и чем – это ерунда. Был бы интерес в жизни! А интересов было много.

– Итак, друзья, на чём мы остановились? – спросил Леонид Фёдорович, входя в класс.

– Вы говорили, что Шиллеру в «Вильгельме Телле» удалось изобразить подлинным героем народ, – пролепетала Капа.

– А почему же он назвал пьесу «Вильгельм Телль»? – вынимая книги из портфеля, продолжал говорить Макарьев.

Ответить не успели, так как открылась дверь и появился Александр Александрович. Все встали, но что-то булькнуло внутри и покатилось к ногам. «Душа ушла в пятки, – подумала Капа, – неужели не вернётся на место?» И от этой мысли ей стало смешно.

– Ты что улыбаешься, Пугачёва? – прошептала Таня. – Это же неприлично!

Брянцев извинился перед Макарьевым, что он помешал, но попросил разрешения раздать ребятам листки для письменной работы.

– Надо торопиться, я с будущей недели приступаю к постановке вплотную.

Занятия по литературе шли в помощь к будущему спектаклю.

– Очень хорошо, Александр Александрович, – ответил Макарьев. – Шура, раздай листки!

О чём говорил Брянцев с Макарьевым, мы уже не слышали, так как все мысли были направлены на то, что в листках.

– Таня, читай громко каждый вопрос, который написан на листах, а потом уже раздавай по очереди, начинай справа, – сказал Брянцев.

Все замерли. Таня начала читать громко и внятно:

– Кто являлся действительным героем пьесы Шиллера «Вильгельм Телль»? Кто намечался после убийства императора Альбрехта на престол, в какой картине и кто именно говорил об этом? За что боролся народ в пьесе Шиллера «Вильгельм Телль»? Какова природа страны в пьесе? И почему именно Шиллер выбрал местом действия такую природу?

Голос Тани становился всё глуше, иногда она значительно взглядывала на нас.

– Когда природа помогала народу? В какой сцене и кто из действующих лиц говорит об этом? – продолжала Таня. – Кто первый из действующих лиц спросил: «Свободны мы?»

Листы быстро разбирались, и каждый исполнитель с головой уходил в заданный ему вопрос. Пьесу мы знали почти наизусть. Мы с Макарьевым тщательно её разобрали, но сейчас всё путалось в голове. Александр Александрович вышел вместе с Макарьевым.

– Девочки, а про водяную курицу нет вопроса? – сострила Шура. Но входящий Макарьев услышал вопрос.

– Охитина, ты перепутала пьесы, это у Маршака в «Кошкином доме» бежит курица с ведром, а сейчас вопросы по пьесе Шиллера.

Все засмеялись.

– Ну, думайте как следует. Я через сорок минут приду и заберу ваши листки, только отвечайте каждая без подсказки.

Как только дверь захлопнулась, началось коллективное сочинение. Все сгрудились вокруг Охитиной.

– Ну, отвечай, Шура, что мне писать?

– А что мне?

– Тише, тише, девочки, давайте все всё по порядку, тогда мы напишем быстрей.

– Девочки, пускай она идёт на место Макарьева, берёт пьесу, а мы по очереди будем задавать вопросы.

– Ладно, очень хорошо! – зашептали все и расселись всё-таки вокруг Шуры, кто на полу, кто на скамейке.

Никто даже не заметил, что Макарьев, приоткрыв дверь, хитро улыбнулся и ушёл. Потом они пришли с Брянцевым, тоже посмотрели на это коллективное творчество и, тоже не сказав ни слова, ушли.

А мы работали вовсю, нам было некогда, и все помогали друг другу. Выяснилось, что Шура может ответить не на все вопросы. Все думали, спорили и не заметили, что прошло не сорок минут, а целых полтора часа, что урок по ритмике был уже Брянцевым отменён и что прошла перемена!

Перед тем как войти, Макарьев постучался. Очнувшись, все сели на свои места, и Таня тихо произнесла: «Войдите». Мы любого ожидали, но чтобы Макарьев постучался!!! Нам стало всё понятно! Он всё видел и не хотел нас ставить в неловкое положение.

– Ну, как, готово? – спросил он, – писали как условились? Без подсказки?

Молчание было ответом. Очевидно, у нас было такое выражение лиц, что он не выдержал и засмеялся. Мы поняли, что он разрешает быть откровенными.

– Нет, Леонид Фёдорович, одному это невозможно, есть спорные вопросы, – сказала Капа.

– Конечно, да один не может всё запомнить! – подтвердила Таня.

– Пожалуй, вы правы, мы ещё раз с вами разберём пьесу по всем этим вопросам, очевидно, мы чего-то ещё не учли.

– Да, Александр Александрович требует от нас точного знания пьесы и её разбора по главному событию.

– А то, что вы на все вопросы думали и отвечали вместе, это даже лучше. По крайней мере, теперь вы будете знать весь материал!

Мы, счастливые, сдавали свои листки.

Через неделю в студии приступили к репетициям пьесы «Вильгельм Телль». Александр Александрович знал, что пьесу мы прошли хорошо и разобрали её вдоль и поперёк.

– У нас очень сокращённый вариант пьесы, так как нашими силами мы всю её не одолеем, – начал Брянцев, – но основные события в пьесе остались. Пьеса большая и трудная, но вы уже взрослые, многие из вас уже кончают школу, и вам надо определять не только свою дальнейшую судьбу, но и своё мышление, – продолжал Александр Александрович.

Вы знаете, что в этой пьесе народ одержал окончательную победу, а вам это близко и знакомо. Вы знаете, как боролся наш народ, как боролись ваши отцы, старшие братья, матери и старшие сестры, чтобы сбросить с себя гнёт царизма. Многие из вас были свидетелями тех боёв, которые происходили у нас в Петрограде. Многие ребята в вашем возрасте стали героями.

Александр Александрович долго говорил, как произошла революция у нас в России, как повлияла на творчество Шиллера Французская революция XVIII века. Сказал, что лозунг «Свобода, равенство и братство» Шиллер ввёл в пьесу «Вильгельм Телль» и устами Берты об этом говорит:

И первый ты

Средь равных и свободных, Любовь народную ты заслужил Величием деяний благородных.

Кстати, пьесу Брянцев знал наизусть.

В процессе репетиции Александр Александрович нам сказал, что будет ставить спектакль без декораций; на сцене будет только один помост с возвышением. Мы должны сыграть так, чтобы зритель поверил во все обстоятельства, которые мы будем ему предлагать. Поверил бы в скалистый берег, в то, как рыбак вытаскивает свой челнок, поверил в замок барона Аттингаузена или в лес.

– Вы должны сами конкретно ощутить, что вы находитесь в горах, а над вами снежные вершины.

Если вы твёрдо будете знать и понимать, в каких предлагаемых обстоятельствах вы действуете, то и зритель вам поверит.

Нам вначале казалось, что силой своей убеждённости мы всё-таки не сможем заставить зрителей поверить, что на пустой сцене они должны увидеть замок или лес. Но когда мы начали репетировать, то уже в первом явлении, когда Руоди говорит:

Живей, мой мальчик! Вытащи челнок!

Близка гроза. Уже гремят лавины.

Утёс покрылся шапкой облаков,

И холодом пахнуло из ущелий.

Вот-вот над нами буря разразится… —

все поняли, что Александр Александрович был прав и что можно играть без декораций и создать нужную атмосферу.

Работа была трудная и упорная. Впервые нам раздали роли, каждый уже знал, кого он будет играть. В этой работе мы почувствовали – это экзамен на нашу зрелость. Вначале Брянцев даже не требовал точного знания текста, было важно, чтобы мы понимали, в чём действие каждой сцены, какое событие происходит в данном явлении.

– Ты зачем и откуда пришла? А что ты делала до того, как пришла? – постоянно задавал нам вопросы Александр Александрович во время репетиций.

Мы придумывали целые биографии людей, разыгрывали этюды на тему данной сцены, и когда Александр Александрович увидел, что ребята понимают и разбираются в той или иной сцене по существу, он приступил к тексту. Но происходила странная вещь как только мы произносили не свой текст, а от автора, то моментально начинали декламировать.

– Не пори бессмыслицы! Перестань себя слушать! Перестань петь! – раздавалось из зала.

– Что ты размахиваешь руками? Ты не понимаешь, зачем ты в этой сцене? Давайте поможем ей!

Репетиция приостанавливалась, и всё опять начиналось снова. И какое каждый из нас получал наслаждение, когда начинал «действовать»! Он забывал про голос, про свои руки, – ведь каждый должен был в споре с партнёром убедить его в чём-то или что-то доказать.

Ни одной пустой фразы не было в спектакле, мы поняли на репетициях «Вильгельма Телля», что такое «внутренний монолог», что такое «предыгра», что значит пластика роли. Всему этому мы научись. Александр Александрович не давал нам делать ни одного лишнего жеста.

Таким образом, мы были более убедительны и более выразительны. Ничто не должно было отвлекать, разбивать внимание, с тем чтобы всё было ясным по линии главного события.

И только необыкновенное терпение и изумительная любовь к детям помогли Брянцеву довести до конца эту сложную трудоёмкую работу. С какой заботой и какой лаской он относился к творческим мучениям ребят! Сколько было переживаний и сколько раз он слышал от любого из нас: «Нет, нет, я этого не могу сделать! Это у меня не выйдет!»

– Что не выйдет? Чего ты не можешь? Разве ты не понимаешь, о чём я тебе говорю? А если понимаешь, значит, всё и выйдет. Нет слова «не могу», есть слово «не хочу». А ведь ты хочешь играть эту роль? Да? Значит, надо ещё разобраться.

И всё начиналось сначала.

Мне посчастливилось играть самого Телля. Александр Александрович уделил мне много внимания и много труда положил на разбор психологического рисунка роли.

Та страстность, с которой мы все работали, вера и вдохновение помогли нам создать этот спектакль. Масса репетиций ушла на чистую технику этого спектакля. Выстрел Телля из лука репетировали без конца: надо было создать полную иллюзию, что я попадаю стрелой в яблоко, находившееся на голове сына.

И Александр Александрович сумел добиться от нас того, чего хотел. Нам казалось, что мизансцены рождались сами собой, а когда был вылеплен – именно вылеплен – весь спектакль, мы увидели, что работали по точному рисунку, задуманному Брянцевым.

Перед убийством Геслера я всегда так волновалась, меня так захлестывал темперамент, и огромный монолог я говорила в таком темпе, что и Александр Александрович волновался за меня и говорил каждый раз на репетиции:

– Не рви сердце и голос! Сбереги до спектакля! А перед спектаклем он каждый раз предупреждал:

– Если выпалишь монолог – убью!

Я знала, что он не сердился, но он действительно боялся, что я сорву голос. Прошло почти полвека, а монолог Телля у меня до сих пор звучит в голове. И последние слова этой сцены:

Узнал стрелка, другого не ищи!

Свобода хижинам и мир – невинным!

Не страшен ты теперь моей отчизне!..

покрывались бурным криком всего зрительного зала. И на появление народа на сцене со словами «Что здесь такое? Что произошло?» – ребята в зале, то есть зрители, не давая ответить Армгарде, сами за неё отвечали: «Убит! Убит!»

Впервые познала я тогда, что такое сила искусства! Дело было не в нас, а в правильной трактовке пьесы и рол ей, а это заслуга была дорогого всем нам и любимого педагога, режиссёра и друга Александра Александровича Брянцева. Мы несколько раз играли этот спектакль в студии и на сцене Петроградского ТЮЗа. На спектакль приходили не только дети, но и взрослые. Однажды пришли вместе с Александром Александровичем за кулисы Антон и Евгений Шварцы (Антон был тогда очень известным чтецом, а Евгений – начинающим драматургом и писателем). Антон и Евгений поцеловали мне руку поблагодарив за спектакль. Я от неожиданности покраснела, вернее, заалела, – это было впервые в моей жизни! Александр Александрович сказал:

– Ну вот, мы и взрослые стали… Поцеловал меня в щёку и шепнул:

– Ну, не очень-то зазнавайся, ведь они добрые, а у меня есть к тебе замечание! – и повёл Шварцев дальше.

– Что он сказал? Взрослая?

Так впервые я осознала, что с детством моим покончено, с мрачным и грустным детством, где только студия для меня – остров счастья!

Я побежала в артистическую уборную, там ожидали меня мои подруги, и от общей возбуждённости, от пережитого волнения на спектакле, от грусти и радости – от всего вместе – заплакала. Девочки стали утешать, а кто-то, проходя, сказал:

– Не люблю истеричных ребят!

Слёз как не бывало. Я до сих пор помню интонацию этого голоса. С тех пор я поняла: никогда не надо плакать на людях. Хорошо, что это был не первый спектакль, и этот эпизод не мог омрачить нашу радость!

Много, много лет спустя я играла в Театре драмы спектакль «Обыкновенный человек» Леонова, где один из персонажей спектакля произносил эту фразу, обращаясь к девочке Аннушке:

– Ну вот, мы и взрослые стали!

И я всегда вспоминала дорогого мне человека, Александра Александровича Брянцева.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.