ХОЗЯИН ТАЙХАНСКИХ ГОР

ХОЗЯИН ТАЙХАНСКИХ ГОР

Пока Дэн болел, в большом мире происходили и другие важные события. 12 декабря в Сиани местными гоминьдановскими военными, возглавляемыми командующим Северо-Восточной армией маршалом Чжан Сюэляном, был арестован глава Национального правительства генералиссимус Чан Кайши. Чжан предъявил ему требования прекратить гражданскую войну с коммунистами и возглавить общенациональное сопротивление японскому империализму. Вскоре он его, правда, освободил, и Чан сам заключил его под стражу, но тем не менее в стране начало стремительно развиваться антияпонское движение.

К тому времени японский вопрос стал вообще для большинства китайцев основным. С осени 1931 года японцы целенаправленно осуществляли политику закабаления Китая, оккупировав сначала Маньчжурию, затем граничащую с ней на юге северокитайскую провинцию Жэхэ, а потом и восточный Хэбэй. В 1935 году они вплотную подошли к Бэйпину (так с июня 1928 года назывался Пекин; в переводе — Северное спокойствие[31]). Чан Кайши, втянутый в военные действия против Советов, никакого сопротивления японскому вторжению оказать не мог. Однако китайские коммунисты на волне антияпонских настроений народа медленно, но верно повели дело к тому, чтобы с помощью патриотической пропаганды и демагогии перетянуть на свою сторону симпатии граждан Китая, возмущенных агрессией японцев и бездействием Чан Кайши. По инициативе Мао 15 апреля 1932 года советское правительство Китая даже официально объявило войну Японии¹⁵⁶. Конечно, армии коммунистов действовали вдали от Маньчжурии, поэтому данный акт носил формальный характер, однако в глазах немалого числа патриотов компартия стала превращаться в подлинно национальную силу.

Политика Компартии Китая совпала с курсом Москвы. Летом 1935 года сам Сталин, опасаясь германского и японского вторжений в СССР, круто изменил тактику Коминтерна и его партий. Отныне все коммунисты должны были стремиться к организации нового единого фронта: на Западе — антифашистского, а на Востоке — антияпонского. Вскоре Политбюро ЦК Компартии Китая переименовало Китайскую Советскую Республику в Китайскую Советскую Народную Республику¹⁵⁷.

Недовольство примиренческой политикой чанкайшистского правительства по отношению к наглым захватчикам проявлялось и в гоминьдановских войсках, особенно среди солдат и офицеров 200-тысячной Северо-Восточной армии маршала Чжан Сюэляна, бывшего маньчжурского милитариста, отступившего под натиском японцев из Маньчжурии и обосновавшегося на юге и в центральной части провинции Шэньси. Именно поэтому Чжан и выступил против Чан Кайши, призвав его замириться с компартией на общей антияпонской платформе. И хотя Чан не простил мятежника, но в конце концов понял, что дальнейшие уступки агрессору недопустимы.

В конце марта 1937 года в городе Ханчжоу (провинция Чжэцзян) Чан встретился с представителями компартии во главе с Чжоу Эньлаем. Было решено, что компартия сохранит контроль над своими вооруженными силами, которые составят три дивизии общей численностью чуть более сорока тысяч солдат; коммунисты будут по-прежнему контролировать правительство своего района, но подчиняться приказам Нанкина. В начале апреля Политбюро ЦК Компартии Китая одобрило это решение¹⁵⁸, хотя и не собиралось его выполнять в полной мере: ведь войска коммунистов в то время насчитывали около ста тысяч человек, и сокращать их более чем в два раза ни Мао, ни кто-либо другой в партийном руководстве, понятно, не хотел.

Более того, готовясь к боям с японцами, вожди компартии начали укреплять свои парторганизации в Северном Китае. В мае — июне в Яньани, куда в январе 1937-го переехали ЦК компартии и штаб-квартира Красной армии, Мао и Ло Фу провели ряд совещаний. На них с докладами выступил секретарь Северо-Китайского бюро ЦК Лю Шаоци, энергичный и деловой человек, давно снискавший известность как один из крупнейших организаторов рабочего движения и очень талантливый партийный функционер. Дэн знал его с 1929 года — сначала по совместной работе в Шанхае, а затем в Жуйцзине. В 1935-м в Цзуньи они вместе поддержали Мао.

Лю родился 24 ноября 1898 года в Хунани (недалеко от родных мест Мао Цзэдуна — их деревни отстояли друг от друга всего на 90 ли); как и Дэн, учился в Москве — только в Комуниверситете трудящихся Востока и в 1921–1922 годах; на родине Октября в декабре 1921-го вступил в партию. Был он высок ростом, бледен лицом и худ, а по складу характера — очень замкнут, в силу чего производил впечатление угрюмого и скрытного человека¹⁵⁹. Своей замкнутостью он, кстати, сильно отличался от Дэна, да, впрочем, и от многих других уже знакомых нам китайских коммунистов, в том числе от самого Мао Цзэдуна. Но был решителен и отважен, да к тому же не уступал Мао ни как организатор комдвижения, ни как знаток большевистской теории¹⁶⁰.

Лю призвал сделать все возможное, чтобы «защитить Северный Китай», в первую очередь Бэйпин и Тяньцзинь, находившиеся под непосредственной угрозой японского нападения¹⁶¹. 10 июня Постоянный комитет Политбюро принял решение направить в помощь Лю хорошо зарекомендовавшего себя на партийной и военной работе бывшего выпускника Коммунистического университета трудящихся Китая Ян Шанкуня (в Москве его знали под фамилией Салтыков), который в то время исполнял обязанности заместителя начальника Главного политуправления Красной армии. Тем же решением преемником Яна на посту заместителя начальника Главпура был назначен Дэн, которому надлежало в недельный срок вступить в новую должность. Одновременно ему предписывалось занять и пост заместителя начальника политуправления Главного фронтового командования, специального органа, в непосредственном подчинении которого находились боевые части Красной армии. (Через 17 дней в связи с реорганизацией войск политуправление Главного фронтового командования будет переименовано в отдел политического воспитания, а Дэн — повышен до его начальника¹⁶².)

За последние два года, таким образом, Дэн совершил огромный скачок в карьере. И это не может не впечатлять! С июня 1935-го по июнь 1937-го он стремительно восходил по ступеням власти, поднявшись в итоге со сравнительно небольшой должности начальника отдела пропаганды политического управления 1-й армейской группы до заместителя начальника Главпура всей армии Компартии Китая и начальника политотдела ее боевых частей! Как видно, он продолжал нравиться Мао: без Председателя такое продвижение было бы невозможным.

Да, собственно, почему бы Мао и не симпатизировать Дэну? Исполнительный комиссар, который не лез в вожди, не теоретизировал, вел себя скромно. При этом демонстрировал исключительную преданность, открыто признавая Председателя бесспорным лидером коммунистического движения в Китае. К тому же был душой любой компании, среди друзей слыл неутомимым балагуром, то и дело острил, рассказывал анекдоты. Не могли не нравиться Мао и крестьянское происхождение Дэна, его непритязательность в быту, страстность и преданность делу партии. Ведь он сам был таким же: острым на язык крестьянским парнем из захолустья, своим умом, волей и верностью коммунизму выбившимся в люди. Даже любовь к острой пище, сдобренной большим количеством красного перца, была у них общей! А то, что Дэн, в отличие от доморощенного революционера Мао, посещал когда-то коллежи во Франции и университеты в Советском Союзе, так что ж из того? Мало ли коммунистов Китая училось за границей! Главное, что Дэн сохранил свое китайское нутро, а потому смог воспринять идеи Председателя.

В общем, в июне 1937 года Мао ввел Дэна в когорту высшего яньаньского руководства. А вскоре, 7 июля, японские войска развернули широкомасштабные боевые операции в Северном Китае. 29 июля они взяли Бэйпин, 30-го — Тяньцзинь. А через две недели, 13 августа, начали бомбардировать Шанхай, центр экономических интересов Чан Кайши и англо-американских инвесторов.

В то время Дэн находился в Нанкине, участвуя в совещании, организованном Военным советом гоминьдановского правительства. Он сопровождал делегацию коммунистов, возглавлявшуюся Чжоу Эньлаем, Чжу Дэ и заместителем начальника штаба Красной армии Китая Е Цзяньином. Как позже он говорил, работал «за сценой», составляя проекты основных документов¹⁶³.

Вернувшись в Яньань к 17 августа, Дэн через несколько дней, 22-го числа, узнал, что доведенный японцами до крайности Чан Кайши заключил договор о ненападении с Советским Союзом, обещавшим помочь Китаю в борьбе с японской агрессией. В тот же день Чан Кайши отдал приказ о включении Красной армии Китая в состав находившейся под его командованием Национально-революционной армии. И через три дня коммунистические войска в районе Шэньси — Ганьсу — Нинся, получившем название Особого, были переименованы в 8-ю полевую армию (с 11 сентября — 18-я армейская группа) в составе трех дивизий (каждая из двух бригад) под командованием знакомых нам Линь Бяо (125-я дивизия), Хэ Луна (120-я дивизия) и Лю Бочэна (129-я дивизия). Командующим армией, а затем и армейской группой был назначен Чжу Дэ, его заместителем — Пэн Дэхуай, начальником политотдела — Жэнь Биши¹⁶⁴.

Что же касается Дэна, то он получил соответственно пост заместителя начальника политотдела 8-й армии (18-й армейской группы), то есть по сути продолжил исполнять свои прежние обязанности. Кроме того, в конце сентября он стал представлять 18-ю армейскую группу в комитете по делам мобилизации при ставке командующего 2-й военной зоной, губернатора Шаньси Янь Сишаня¹⁶⁵. 21 сентября Дэн вместе с Чжу Дэ, Жэнь Биши и заместителем начальника штаба 18-й армейской группы Цзо Цюанем выехал в столицу Шаньси город Тайюань, где через два дня узнал об образовании единого антияпонского фронта всех политических партий страны.

А 27 сентября все четверо — Чжу, Жэнь, Цзо и Дэн — были уже в 170 ли к северо-востоку от Тайюаня, в уезде Утай, в непосредственной близости к фронту, на котором обстановка продолжала катастрофически ухудшаться. Армия микадо, захватывая один населенный пункт за другим, стремительно наступала на юг по трем направлениям: на Нанкин, Ухань и Тайюань.

Тогда же в северные и северо-восточные районы Шаньси выдвинулись и основные силы всех трех дивизий 18-й армейской группы. Перед ними Политбюро ЦК КПК еще в конце августа поставило задачу развернуть маневренно-партизанскую войну во взаимодействии с другими китайскими частями 2-й военной зоны, чтобы завоевать доверие нанкинского правительства и одобрение общественности. В случае же возможного прорыва фронта со стороны японцев войскам компартии предписывалось перейти к самостоятельным, чисто партизанским действиям с расширением районов боевых операций по территории всего Северного Китая, оккупированного японцами¹⁶⁶. На ведении партизанской войны в тылу врага особенно настаивал Мао Цзэдун, считавший, что именно такой метод позволит компартии не только завоевать доверие народа, брошенного Чан Кайши на произвол судьбы, но и сохранить, а возможно, увеличить свои вооруженные силы. Мао требовал, чтобы войска компартии, несмотря на единый фронт с Гоминьданом, к которому он по понятным причинам не испытывал доверия, вели «независимые и самостоятельные» боевые действия против японцев в горной местности, берегли силы и никоим образом не становились марионеткой в руках главкома Национально-революционной армии, бывшего смертельного врага коммунистов¹⁶⁷.

Ведение длительной партизанской войны было, разумеется, немыслимо без создания в японском тылу, в труднодоступной местности, опорных баз. И именно к этому в конце октября и приступила 18-я армейская группа. 23 октября 1937 года, после прорыва японцами фронта на северо-востоке Шаньси, заместитель командира 115-й дивизии Не Жунчжэнь получил приказ ЦК не отступать с остальными частями, а во главе небольшой группы общей численностью около двух тысяч человек остаться в тылу японской армии в горах Утай, мощными грядами протянувшихся с севера на юг на 500 ли вдоль границы провинций Шаньси, Чахар и Хэбэй. 7 ноября, за день до захвата японцами Тайюаня и за пять дней до падения Шанхая, здесь было образовано командование военного района, охватившего ряд окуппированных врагом областей. Центром района стал небольшой уездный город Фупин, расположенный высоко в горах на северо-западе Хэбэя, почти на границе с Шаньси, а во главе командования встал сам Не Жунчжэнь. Вскоре для развертывания партизанской борьбы Не направил специальный отряд в южную часть Чахара, а кавалерийский эскадрон — в западную часть Хэбэя¹⁶⁸.

В начале ноября последовали неоднократные заявления Мао Цзэдуна о том, что в Северном Китае действия регулярной армии, возглавляемой Гоминьданом, закончились, а партизанская война, возглавляемая компартией, приобрела основное значение¹⁶⁹. Об отказе от маневренной войны и переходе к чисто партизанским действиям говорилось и в постановлении Северо-Китайского бюро ЦК «О современном положении и задачах партии в Северном Китае», составленном Лю Шаоци¹⁷⁰.

В связи с этим командование 18-й армейской группы стало перебрасывать за линию фронта новые подразделения и части. 120-я дивизия во главе с Хэ Луном получила приказ начать партизанскую войну на северо-западе провинции Шаньси, в горном массиве Гуаньцэнь, а 129-я во главе с Лю Бочэном — просочиться отдельными батальонами и ротами на юго-восток Шаньси, в район гор Тайхан. Вскоре штаб 120-й дивизии перебазировался в уезд Ланьсянь, в самый центр гуаньцэньских гор, а штаб 129-й дивизии — в уезд Ляосянь, в северную часть Тайханского хребта.

Дэн Сяопин в то время по заданию руководства вел пропагандистскую работу на юго-западе Шаньси и только в конце декабря 1937 года вернулся в штаб 18-й армейской группы, который к тому времени перебазировался в юго-восточный шаньсийский уезд Хундун, расположенный у западных отрогов гор Тайюэ, служащих продолжением гор Тайхан. Новый год по григорианскому календарю он встретил в этих местах, не зная еще, что тот принесет ему новое назначение.

Пятого января 1938 года Центральный реввоенсовет под председательством Мао принял решение перевести Дэна в 129-ю дивизию политкомиссаром и начальником политотдела, после чего Чжу Дэ издал соответствующий приказ¹⁷¹. Место Дэна в штабе 18-й армейской группы занял его старый друг Фу Чжун, которому Дэн через несколько дней передал дела.

В штаб-квартире Лю Бочэна Дэн должен был заменить двоюродного брата Линь Бяо — Линь Юйина (Чжан Хао), которого отзывали в Яньань заниматься рабочим движением¹⁷². Линь Юйин служил в 129-й дивизии с самого начала, однако в последнее время начал что-то прихварывать, а потому Мао и другие члены Политбюро решили перевести его на более спокойную должность. Для Дэна это был звездный час. Получая политическую власть над одной из трех дивизий армии коммунистов, он тем самым становился одной из крупнейших фигур на подвластной компартии территории — по существу милитаристом регионального масштаба. В его руках сосредоточивалась теперь мощная военная сила, и от того, насколько умело он ею воспользуется, зависел его дальнейший карьерный рост.

Восемнадцатого января 1938 года он прибыл в Тайханский район — в деревню Сихэтоу уезда Ляосянь, где располагался штаб Лю Бочэна. Вокруг, насколько хватало глаз, громоздились высокие покатые горы. Их заснеженные склоны, поросшие сосной, елью и пихтой, блестели на солнце. Тянущийся вдоль границ Шаньси, Хэбэя и Хэнани, от гор Утай на севере до реки Хуанхэ на юге, Тайханский высокогорный массив представляет собой естественный барьер между северокитайской равниной и шаньсийским плато. Крутые горы, возвышающиеся на тысячу метров, хребет за хребтом уходят за горизонт. «За одной дверью открывается другая, за одними воротами — следующие, а горы всё идут и идут, они везде — и здесь, и там», — говорят местные жители¹⁷³. Было довольно морозно, но Дэн не замечал этого. Он чувствовал себя в приподнятом настроении. Очевидец сообщает: «Политкомиссар 18-й армейской группы Дэн Сяопин прибыл в штаб. Он невысок ростом, все время улыбается»¹⁷⁴.

С комдивом Лю Бочэном Дэн быстро нашел общий язык. Они давно знали друг друга — с января 1932 года. Как и Дэн, Лю был сычуаньцем, к тому же почти соседом: родился в уезде Кайсянь, на полпути из Гуанъани в уездный городок Илун, в окрестностях которого, кстати, появился на свет Чжу Дэ. Правда, Лю был старше Дэна на 12 лет, но это тоже в какой-то мере сближало их: ведь получалось, что оба родились в год Дракона![32] На этом, правда, сходство кончалось. «Наши характеры и увлечения не совсем совпадали», — говорил Дэн¹⁷⁵.

Лю был профессиональным военным. Во время Синьхайской революции, в 1911 году, служил в студенческой армии, а затем учился в Чунцинском военном училище. В 1914-м вступил в партию Сунь Ятсена, участвовал в многочисленных сражениях, был девять раз ранен, в одном из боев потерял правый глаз. С коммунистами он установил контакт в 1924 году, но только спустя два года, решив, что компартия сможет спасти Китай, вступил в нее¹⁷⁶. В 1927 году, как мы помним, Лю принял участие в Наньчанском восстании, после поражения которого бежал в Гонконг, а потом был направлен в Советский Союз. В СССР он проучился два года в Академии им. Фрунзе, после чего, вернувшись в Шанхай летом 1931-го, работал в военном комитете ЦК Компартии Китая под руководством Чжоу Эньлая. Через полгода перебазировался в Центральный советский район, где первое время являлся ректором и политкомиссаром Военной академии, а с октября 1932-го — начальником Генерального штаба Центрального реввоенсовета.

В 1933 году Лю Бочэна, как и Дэн Сяопина, сняли с должности за приверженность партизанской тактике Мао. Однако в декабре 1934-го, уже во время Великого похода, при поддержке Мао и Ло Фу он вновь возглавил Генштаб. В январе 1935-го Лю участвовал в совещании в Цзуньи, на котором, разумеется, стоял на стороне Мао. Но после объединения Центральной Красной армии с Чжан Готао в середине июня 1935 года на какое-то время оказался в войсках последнего и только осенью 1936-го смог вместе с остатками армии 4-го фронта прибыть в Шэньси. Из добравшихся в эту провинцию чжанго-таоских войск и была в 1937 году образована 129-я дивизия. Заместителем комдива в ней Мао назначил Сюй Сянцяня, бывшего командующего армией 4-го фронта. Этого старого служаку Председатель не винил в «ошибках» Чжан Готао: он понимал, что тот лишь выполнял приказы своего политического руководителя.

Подчиненные звали Лю Бочэна «Одноглазый дракон», но это прозвище не подходило ему: комдив-129 по своей природе был мягким и незлобивым. «С первой же встречи он произвел на меня глубокое впечатление своей добротой, искренностью и доброжелательностью», — вспоминал Дэн¹⁷⁷.

Прибыв в Тайхан, Дэн сразу же занялся организационной, мобилизационной и политической работой в дивизии и на подведомственной ей территории, главное внимание уделяя коммунистической пропаганде¹⁷⁸. На посетившего Тайханский район в июле 1938 года Эванса Ф. Карлсона, неофициального представителя президента США Рузвельта, он произвел глубокое впечатление. «[Дэн Сяопин] низкого роста, коренастый и крепкий физически, а его ум — остр, как горчица», — вспоминал Карлсон¹⁷⁹.

В целях эффективности пропаганды Дэн и его подчиненные использовали разные методы, приноравливаясь ко вкусам не слишком образованной аудитории. Разыгрывали патриотические спектакли, пели песни, вывешивали на стенах домов и храмов дацзыбао (газеты больших иероглифов), выступали на массовых митингах с зажигательными речами, вели задушевные беседы с бойцами и местными жителями. Словом, старались доходчиво разъяснять «современную ситуацию и пути преодоления кризиса, разоблачая жестокость врага»¹⁸⁰.

Однако их усилия и призывы не везде находили отклик, даже несмотря на то что в горах ютилось немало беженцев из захваченных японцами городов и поселков, люто ненавидевших агрессоров. Дело в том, что в то время дивизионное командование «не предпринимало никаких мер в экономической области… Люди жили в нищете, армия испытывала огромные трудности в снабжении». Более того, солдаты и командиры рассматривали «оккупированные врагом районы» как «свои колонии». «Мы занимались только экспроприацией [иными словами, грабили тех, кто жил за пределами опорной базы], но многого собрать [все равно] не могли. Это был период, когда мы (главным образом в Тайхане) жили наиболее бедно», — рассказывал Дэн. Не удивительно, что войска компартии «производили очень плохое впечатление на население [оккупированных врагом] районов», а их авторитет был почти нулевым¹⁸¹.

Жители окрестных селений, в основном мелкие владельцы земли, крайне нищие даже по масштабам Китая, благодарили судьбу только за то, что коммунисты не посягали на их ничтожную земельную собственность, поскольку еще в ноябре 1935 года Политбюро ЦК коммунистической партии и ЦИК Китайской Советской Республики изменили тактику по отношению к трудовому крестьянству, отказавшись от уравнительного передела¹⁸². Новая аграрная политика коммунистов объяснялась переходом к тактике единого антияпонского фронта, а также тем, что на севере Китая крупных дичжу и фунун можно было по пальцам пересчитать, хакка же отсутствовали, а пауперы, мало отличавшиеся от мелких крестьян по уровню жизни, даже при уравнительном переделе ничего особенного получить не могли. И на севере Шэньси, и почти повсеместно в Шаньси сельские жители балансировали на грани голодной смерти. В Шаньси, например, накануне прихода коммунистов, в 1933 году, разразилась страшная засуха, которая длилась несколько лет, а перед самой войной сменилась наводнением. Множество людей погибли тогда от голода, а те, кто выжил, влачили жалкое существование. Особенно тяжелое положение сложилось как раз в горах Тайхан, где к 1938 году в живых осталось всего-то полтора миллиона человек¹⁸³.

Так что грабить у этих людей и вправду было почти нечего. Именно поэтому 129-й дивизии в первое время приходилось туго. Вместо того чтобы налаживать сельскохозяйственное производство и облегчать бремя крестьян, Лю Бочэн, полагаясь на военную силу, занимался в основном расширением своего района и созданием новых баз в Шаньси, Хэбэе, Хэнани и Шаньдуне, а Дэн, как мы знаем, усиливал пропаганду. К середине весны 1938 года 129-й дивизии удалось образовать несколько баз в тылу врага. В этом ей помогли действовавшие в Тайхане 1-я и 3-я колонны местной так называемой Новой шаньсийской армии, а также гоминьдановская Лига жертв во имя спасения родины, образованная по инициативе Янь Сишаня еще в сентябре 1936 года¹⁸⁴. В конце апреля на совещании военно-политического совета 129-й дивизии, созванном Дэном по приказу Мао Цзэдуна и Лю Шаоци, было принято решение учредить военный район Шаньси — Хэбэй — Хэнань¹⁸⁵.

А через четыре месяца Дэн отправился обратно в Яньань на пленум ЦК Компартии Китая. Впервые его пригласили на такое крупное партийное мероприятие как полноправного участника, даже несмотря на то что он не являлся членом Центрального комитета. Пленум, проходивший с 29 сентября по 6 ноября, вообще был расширенным: в нем участвовали 56 человек, но только 18 из них являлись членами или кандидатами в члены ЦК. Остальные были крупными военачальниками или, как Дэн, большими партийными функционерами¹⁸⁶.

Пленум имел огромное значение как для всей партии, так и лично для Дэна. На нем с обширным докладом, длившимся три дня, выступил Мао, к тому времени с помощью Сталина и Исполкома Коминтерна установивший полный контроль над Коммунистической партией Китая: в сентябре 1938 года китайские коммунисты получили указание из Москвы признать вождем китайского народа именно Мао Цзэдуна¹⁸⁷. Мао дал понять собравшимся, что теперь, после сплочения коммунистов вокруг него, необходимо пересмотреть историю партии, отделив «правду» от «лжи» и воздав каждому по заслугам, понятно, в соответствии с тем, как они относились к его правильной линии. И в первую очередь — отбросить догматизм, «китаизировав» учение Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина¹⁸⁸.

К вопросу об истории Компартии Китая Мао вернулся и в своем заключительном слове в конце пленума. И тут неожиданно, как бы мимоходом, заметил: «Надо отвести и тот удар, который был нанесен в 1933 году в Центральном советском районе по товарищу Дэн Сяопину»¹⁸⁹. Аудитория, разумеется, приветствовала его слова, и сразу после пленума решением Политбюро Дэна ввели в состав Северо-Китайского бюро ЦК¹⁹⁰.

Дали Дэну выступить и на самом пленуме, 6 октября. Правда, его краткая речь не содержала оригинальных теоретических идей. Дэн только заметил, что военные районы Северного Китая надо всемерно укреплять, причем «снизу вверх», опираясь на массы¹⁹¹. Мысль была верная, но пройдет много времени, прежде чем сам Дэн и Лю Бочэн всерьез начнут заниматься ее внедрением в жизнь. Только в октябре 1939-го они сделают первый шаг в этом направлении, учредив банк на южнохэбэйской базе и начав печатать бумажные деньги, которые получат широкое хождение во всех коммунистических районах Северного Китая¹⁹².

Но это уже будет после того, как Дэн (на этот раз вместе с Лю Бочэном) снова съездит в Яньань — для участия в расширенном заседании Политбюро, точнее в серии заседаний, которые проходили в период с 3 июля по 25 августа 1939 года и на которых была рассмотрена масса вопросов, в том числе отношение компартии к «трем народным принципам» Сунь Ятсена. Новые руководящие указания по поводу суньятсенизма дал конечно же Мао: «Отношение КПК к трем народным принципам таково: во-первых, в теоретическом плане… мы признаем, что три народных принципа являются потребностью Китая сегодня. Во-вторых, в практическом плане, мы их осуществляем… Исходным пунктом всей этой политики является следующее: мы не должны отталкивать от нас большинство Гоминьдана»¹⁹³.

Было над чем призадуматься. К тому времени Мао по инициативе Сталина начал энергично разрабатывать новую концепцию революционного движения в Китае, которая помогла бы компартии одержать победу в будущей, послевоенной, борьбе за власть с Чан Кайши¹⁹⁴. Китайские коммунисты должны были теперь энергично пропагандировать либерально-демократический путь развития страны (через четыре месяца Мао назовет его «новодемократическим») взамен леворадикального, социалистического.

От старой западной демократии теория «новой демократии» отличалась тем, что должна была проводиться в жизнь под руководством коммунистической партии. Однако партия недвусмысленно меняла имидж, выступая уже не как политическая организация рабочего класса, а как организация единого революционного фронта. Поэтому Мао и заявлял о необходимости социальных реформ в духе «трех народных принципов». При этом трактовал последние крайне либерально, обещая после революции гарантировать права частных собственников, стимулировать национальное предпринимательство и проводить политику протекционизма, то есть привлекать в страну иностранных инвесторов под строгим государственным контролем. Он призывал к развитию многопартийной системы, организации коалиционного правительства, осуществлению демократических свобод, снижению налогов и немедленному исправлению всех «левацких ошибок», совершенных коммунистами в прошлом¹⁹⁵. Такой тактический маневр позволял компартии значительно увеличивать численность своих сторонников за счет представителей промежуточных слоев, выступавших против любой диктатуры, как коммунистической, так и гоминьдановской.

Полностью приняв новые идеи Председателя, Дэн и Лю активно приступили к их реализации. После учреждения банка, в 1940 году, они начали уделять повышенное внимание развитию производства, коренным образом пересмотрев отношение к оккупированным врагом районам как к «своим колониям». В марте 1941 года по решению Северо-Китайского бюро ЦК они созвали Законодательное собрание пограничного района Шаньси — Хэбэй — Хэнань, которое в июле того же года расширило сферу полномочий и на провинцию Шаньдун. А через месяц во вновь объединенном Шаньси — Хэбэй—Шаньдун — Хэнаньском партизанском районе, население которого составляло 23 миллиона человек, учредили правительство — высший орган местной исполнительной власти. Хотя, разумеется, партия по-прежнему руководила всем. В начале сентября 1942 года в районе дислокации 129-й дивизии было образовано Тайханское подбюро Северо-Китайского бюро ЦК, во главе которого Мао, естественно, поставил Дэна: ведь тот и прежде направлял работу местных парторганизаций как дивизионный политкомиссар¹⁹⁶.

Весной 1943 года на всей подвластной 129-й дивизии территории решением Законодательного собрания были снижены налоги (до 30–35 процентов), рента (на 25 процентов) и ростовщический процент (до 15 процентов и ниже)¹⁹⁷. «Все эти решения направлены на то, чтобы развивать экономику, ограничивая в то же время феодальную эксплуатацию, — писал в центральном органе китайской компартии газете «Цзефан жибао» («Освобождение») Дэн Сяопин, «прозревший» под влиянием Мао Цзэдуна. — Это путь, который нам указал д-р Сунь Ятсен… Налоги, которые правительство взимает с промышленности, — минимальны… Мы… посредничаем в переговорах землевладельцев с арендаторами и предпринимателей с рабочими… [Правительство ежегодно предоставляет дешевые или беспроцентные кредиты, объем которых составляет… до десяти миллионов юаней… В периоды напряженных полевых работ люди в солдатской форме трудятся на земле вместе с крестьянами». И еще: «Без правильной политики нельзя говорить об экономическом развитии. Эта политика должна быть направлена на обеспечение благосостояния народа»¹⁹⁸.

В общем, в Тайхане и других областях Шаньси, Хэбэя, Шаньдуна и Хэнани, где действовали войска 129-й дивизии, в то время действительно происходили серьезные сдвиги к лучшему. Соответственно возрастал и авторитет компартии в массах. И это несмотря на то, что в 1941–1943 годах в Шаньси и окрестных местах вновь случилась страшнейшая засуха, сменившаяся наводнением. Ко всему прочему добавилось нашествие саранчи. Саранча, правда, не столько доконала урожай, сколько парадоксальным образом спасла людей от голодной смерти: и военнослужащие, и крестьяне набрасывались на нее, хватали, били руками, а потом жарили и жадно ели¹⁹⁹. Только так многие и выжили!

Из Яньани в Тайхан в начале осени 1939 года Дэн привез не только новые идеи, но и новую жену. Звали ее Чжо Линь (Чжо Дорогая вещица), и была она родом из уезда Сюаньвэй, что на северо-востоке провинции Юньнань. Дэна с ней познакомил его приятель, веселый и жизнерадостный Дэн Фа, в августе

1939 года прибывший в Яньань из Синьцзяна, где представлял Компартию Китая при правительстве сотрудничавшего тогда с коммунистами и Москвой местного губернатора Шэн Шицая. Когда-то в Центральном советском районе Дэн Фа, бывший главой всех секретных служб Центрального советского района, яро преследовал Мао, а заодно и Дэна, но все это было в прошлом. В Яньани он стал ректором Партийной школы, а поскольку, как и Дэн Сяопин, был не женат и любил поболтать и шумно провести время, вскоре оба однофамильца сошлись и даже стали жить под одной крышей. «В то время в Яньани Дэн Фа и твой отец целыми днями веселились, — рассказывала дочери Дэна жена Ло Фу, — про них говорили, что они похожи на двух бродячих духов!»²⁰⁰

«Под одной крышей», конечно, сильно сказано. В то время большинство партийных и военных работников Яньани обитали в пещерах, вырытых недалеко от города в крутых склонах лёссовых гор. Шли эти пещеры длинными рядами на многие ли к северу от городских кварталов вдоль мелководной и каменистой реки Яньхэ. Вот в одной из них и стали жить оба Дэна.

Простота обстановки их не смущала, да они к тому же все свободное время проводили вне пещерного лагеря, в самой Яньани, которую, конечно, нельзя было сравнить с мелкими тайханскими городками и деревнями. Большой город с лавками и харчевнями, шумными рынками и запруженными народом улицами мог доставить массу удовольствий. Японская авиация, правда, сильно повредила его, разбомбив многие дома и разрушив массивную крепостную стену, высившуюся по всему его периметру, но жизнь в городе продолжала бурлить, так что повеселиться в нем действительно было можно. Тем более что с началом антияпонской войны сюда прибыло много патриотически настроенной молодежи, среди которой имелось немало женщин, преданных партийному делу, да еще и симпатичных. А Дэн Фа, хотя был на два года моложе Дэна, понимал толк в амурных делах.

И вот как-то раз Дэн Фа уговорил товарища сходить с ним в яньаньский отдел безопасности, где у него завязались знакомства с юными сотрудницами. Широкий душой, Дэн Фа любил устраивать жизнь неженатым приятелям. Живя в Синьцзяне, он свел, например, брата Мао Цзэдуна, Цзэминя, тоже работавшего у Шэн Шицая, с очень красивой женщиной, бывшей актрисой, которая в конце концов вышла за того замуж. В Яньани же ему страстно захотелось женить Дэна, который, кстати, в то время был довольно импозантным (если это слово применимо к китайским партизанам): худой, очень молодо выглядевший, несмотря на свои 35 лет, с тонкими, но мужественными чертами лица. Он тогда, правда, наголо стригся — «под Котовского», но это только придавало ему бравый вид.

Чжо Линь как раз работала в отделе безопасности, и Дэну сразу же приглянулась: маленькая, ростом даже ниже его, с круглым лицом, густыми бровями и озорными глазами. Понравился ему и ее характер: веселый, боевой и независимый. Нельзя, правда, сказать, что «любовь выскочила перед ними, как из-под земли выскакивает убийца в переулке», но ведь и Дэн Сяопин с Чжо Линь не напоминали Мастера и Маргариту. Тем не менее они стали общаться, захаживать друг к другу в гости (разумеется, в сопровождении Дэн Фа и подруги Чжо Линь) и беседовать на разные темы. Дэн узнал, что родилась она в апреле 1916 года, то есть была на 12 лет моложе его, а следовательно, тоже появилась на свет в год Дракона, как и он сам и как Лю Бочэн. Узнал он и ее настоящие фамилию и имя — Пу Цюнъин (Пу Нефритовый цветок); псевдоним Чжо Линь она выбрала сама в 1938 году, когда поступила на курсы отдела безопасности: все курсанты готовили себя к возможной подпольной работе либо в японском, либо в гоминьдановском тылу, а потому меняли имена и фамилии. Ее отец был известен на весь Китай как «король копченых окороков»: еще в 1920 году он нашел способ консервирования ветчины и основал свое дело — компанию «Сюаньхэ». Он был либералом, долго поддерживал Сунь Ятсена и даже получил от него чин генерал-майора, но в конце концов отошел от революции. Прогорел в бизнесе и во всем разочаровался. Тем не менее дал Чжо Линь и другим своим детям (а их у него вместе с Чжо было семеро) прекрасное образование: Чжо Линь, например, не только с отличием окончила среднюю школу, но и поступила на физический факультет Пекинского университета — лучшего учебного заведения страны. В декабре 1935 года в Бэйпине она, правда, увлеклась коммунистическими идеями, приняла участие в антияпонском студенческом движении и после оккупации города японцами бросила учебу и вместе со старшей сестрой и подругой бежала в Яньань. Здесь в ноябре 1937 года она поступила в школу по подготовке кадровых работников, а став в начале 1938 года членом партии, перешла на краткосрочные курсы отдела безопасности, окончив которые, и начала работать в отделе. Она считала себя интеллигенткой, очень гордилась этим, а потому не принимала ухаживаний солдат и командиров 18-й армейской группы, большинство которых были неотесанными деревенскими парнями.

Не позволяла Чжо Линь переходить грань дружеского общения и Дэну. Позже она вспоминала: «Были ли у него какие-либо намерения на мой счет, я не знала до тех пор, пока он не попросил мою подругу, ту самую, с которой я прибыла в Яньань, поговорить со мной. Она-то и рассказала мне, что он хочет жениться и спрашивает, согласна ли я. Я ответила, что еще молода и совсем не желаю рано выходить замуж. В общем, я ему отказала. Так как все эти старые ганьбу, пришедшие в Яньань после Великого похода, были рабочими и крестьянами, мы [интеллигентные девушки] боялись выходить за них замуж, и не потому, что презирали их, а потому что они не имели образования и нам не о чем было с ними разговаривать… После этого он сам дважды приходил ко мне поговорить. В первый раз рассказал о себе и своих надеждах. Я слушала, слушала и вдруг почувствовала, что он ничего, имеет кой-какое образование, интеллигент. Во второй же раз призадумалась: „Все равно рано или поздно придется выходить замуж, а мне уже 23“. Вот и сказала себе: „Хватит, собирайся!“ И… согласилась». Правда, «выдвинула одно условие: после свадьбы немедленно уехать из Яньани. Я боялась, что [мои подруги] будут смеяться, что я вышла замуж за „деревенщину“». Дэн Сяопин сделал вид, что понял ее волнения и сказал:

— У меня только один недостаток: я старше тебя на несколько лет. Во всем остальном, надеюсь, я еще наверстаю²⁰¹.

В конце августа сыграли свадьбу, вместе с еще одной парой: Кун Юанем и Сюй Мин, их хорошими знакомыми. Кун был крупным партийным работником, заместителем заведующего социальным отделом ЦК, а Сюй Мин — активисткой женского движения из провинции Хэбэй, которая так же, как Чжо Линь, была на 12 лет моложе жениха. В организации торжества с удовольствием участвовали Мао Цзэдун и его любовница Цзян Цин: свадебные столы накрыли перед их пещерой. Через три месяца, 19 ноября, Мао и Цзян тоже сыграют свадьбу, несмотря на еще большую разницу в возрасте — 21 год!

Почти все члены партийного руководства, в том числе Ло Фу, Бо Гу, Лю Шаоци, Ли Фучунь и другие, прибыли с поздравлениями. Не было только Чжоу Эньлая с женой, так как они находились в Советском Союзе. Те же, кто пришел, веселились весь вечер, много ели, пили и, по принятому в Китае обычаю, пытались напоить женихов. С Кун Юанем им повезло: когда настало время молодым уединяться, он, к неудовольствию супруги, был в стельку пьян. А вот Дэн выглядел «как огурчик».

— А что, Дэн Сяопин действительно может много выпить? — спросила жена Ло Фу своего супруга.

Тот улыбнулся:

— Здесь был подлог.

Потом выяснилось, что Дэн Фа и Ли Фучунь как истинные друзья поставили перед Дэном втайне ото всех бутылку с водой и тот пил из нее весь вечер²⁰².

А через пару дней Дэн, как и обещал, увез жену в горы Тайхан, но не на свою базу, а в ставку 18-й армейской группы, которая к тому времени перебазировалась в этот район. Встретивший их Пэн Дэхуай воскликнул: «Вот тебе на! Дэн Сяопин! Ты действительно нашел себе старушку до конца дней. Вы так похожи — как брат и сестра!»²⁰³

Здесь, у Пэна, Дэн оставил Чжо Линь работать на женских курсах. Но она начала грустить. И когда Дэн спустя некоторое время навестил ее, пожаловалась на одиночество.

— Ты бы хоть написал мне, — обиженно сказала она.

— Написал? О чем? — удивился Дэн.

— Ну, о том, что ты делаешь каждый день.

Дэн пожал плечами:

— Ну, хорошо. Я велю секретарю подготовить для меня письмо в нескольких экземплярах и каждый месяц буду посылать тебе по одному.

Тут уж Чжо Линь не выдержала:

— Ну всё! Хватит! Можешь не писать мне писем! Тогда будем жить вместе, чтобы понимать друг друга.

И с тех пор они не расставались. В течение 58 лет! Все эти годы Чжо Линь помнила слова одного из ответственных работников ЦК (кого именно, она никогда не говорила), который вызвал ее как-то к себе в кабинет перед тем, как они с Дэном отправились в Тайхан, и сказал: «Твоя задача — хорошо заботиться о Дэн Сяопине»²⁰⁴. Это звучало как партийное поручение.

Одиннадцатого сентября 1941 года Чжо Линь родила Дэну дочь, которой дала свое имя: Линь (при ином написании этого иероглифа оно означает «Роща»: именно так впоследствии Дэн Линь и будет его писать). Увы, долго нянчить малышку молодая мать не могла. Через неделю войскам Дэна и Лю пришлось отступать из деревни, в которой та родилась, и Чжо Линь вынуждена была отдать дитя в крестьянскую семью. «Мне не хотелось, чтобы для моей с ребенком защиты специально отвлекали бойцов», — говорила она потом²⁰⁵. Сдерживая слезы и не оглядываясь, Чжо ушла вместе с мужем. «Линьэр, Линьэр [Рощица, Рощица], бедная моя», — повторяла она.

К счастью, ребенок не потерялся. В октябре 1943 года Чжо Линь забрала девочку и поручила заботам жены члена Тайханского бюро ЦК Цай Шуфаня, которая вместе с мужем уезжала в Яньань на учебу. Цай с женой души не чаяли в Дэн Линь и даже с позволения Дэна и Чжо удочерили ее. Держать девочку при себе, однако, они тоже не могли, а потому устроили ее в яньаньский детский дом, располагавшийся в одной из лёссовых пещер. Это, конечно, был не лучший в мире приют младенца, и как-то раз, оказавшись без присмотра, Линьэр чуть не погибла. Она подошла близко к очагу, горевшему в пещере, и отскочившая от костра искра подожгла рукав ее ватной курточки. Воспитательница, находившаяся во дворе с детьми, не сразу услышала детский крик, и когда прибежала, рука двухлетней девочки уже была вся объята пламенем. Только чудом Линьэр удалось спасти, но на ее руке остался большой шрам от ожога²⁰⁶.

Ничего этого ее родители не знали. Они были заняты своими делами, а в апреле 1944 года Чжо Линь родила сына. Счастью родителей не было конца. Чжо, а вслед за ней и Дэн стали ласково и шутливо называть его Панпан (Толстячок): малыш родился упитанным, так что прозвище свое заслужил. Но и этого ребенка Чжо Линь не могла оставить при себе: на этот раз у нее совсем не оказалось молока, так что пришлось ей и Дэну тоже отдать сына в крестьянскую семью. Но, к счастью, опять на время.

А в октябре 1945-го в их семействе случилось новое прибавление. На этот раз родилась еще одна дочь, которую Чжо Линь поэтично назвала Нань (Лавровое деревце); всех детей называла именно она, Дэн не вмешивался. Домашним же именем девочки стало Наньнань: так ее окрестил старший брат, который, едва увидев малышку, протянул к ней ручонки и пролепетал: «Наньнань, наньнань». Что он хотел сказать, никто не понял: Панпан только начинал говорить, но Дэну и Чжо имя понравилось²⁰⁷. Увы, и с Наньнань им пришлось расстаться на какое-то время: после рождения ее тоже отдали чужим людям.

К тому времени антияпонская война уже закончилась. 15 августа 1945 года Япония капитулировала, но войска компартии начали готовиться к новым битвам — на этот раз с Гоминьданом за власть в Китае. Накануне рождения Дэн Нань части 129-й дивизии уже провели несколько успешных операций против вторгшихся на их территорию гоминьдановских войск, но главные битвы были еще впереди.

За два месяца до того, в июне, на проходившем в Яньани VII Всекитайском съезде компартии Дэн как один из крупнейших региональных партийных лидеров был закономерно избран членом Центрального комитета. По числу поданных за него голосов он из сорока четырех членов ЦК оказался на 28-м месте²⁰⁸. (Кстати, выдвинуть Дэна в руководящие органы партии на VII съезде советовала Мао и Москва, причем еще весной 1940 года²⁰⁹.)

На самом съезде Дэн, правда, отсутствовал, так как по распоряжению Мао с октября 1943-го по июль 1945 года возглавлял всю работу Северо-Китайского бюро ЦК и фронтовой ставки 18-й армейской группы в Тайхане. В то время, помимо прочего, он занимался во всех парторганизациях на вверенной ему территории проведением так называемой кампании исправления стиля (чжэнфэн): широкомасштабной внутрипартийной «чистки», направленной на дальнейший пересмотр партийной истории в целях тотального насаждения культа вождя, то есть того же Мао. Все остальные руководящие кадры Северного Китая и армии находились в Яньани, где сами проходили аналогичное воспитание под личным контролем Мао и им же созданной специальной комиссии во главе с начальником всех секретных служб компартии Кан Шэном. Разумеется, то, что Мао не только не вызвал Дэна на учебу в Яньань, а наоборот, именно ему поручил проведение кампании в районе Шаньси — Хэбэй — Шаньдун — Хэнань, говорило об огромном доверии к нему со стороны Председателя.

Об этом же свидетельствовал и тот факт, что Мао лично поздравил Дэна с избранием в ЦК, пригласив его в Яньань для участия в 1 — м пленуме Центрального комитета седьмого созыва, когда съезд подходил к концу²¹⁰.

К тому времени Мао уже стал для Дэна воплощением всего наилучшего: великим стратегом, тактиком и теоретиком, мудрым вождем и учителем, ведущим партию от победы к победе!²¹¹ Триумф Мао в партии был тогда полным и окончательным. В уставе партии, принятом VII съездом (его представил Лю Шаоци, в 1943 году выдвинутый Мао на вторые позиции в руководстве), говорилось, что «идеи Мао Цзэдуна» являются идеологическими основами Коммунистической партии Китая²¹².

Кстати, Дэн хорошо понимал, что именно Мао Цзэдун включил его имя в список членов Центрального комитета²¹³, и испытывал по этому поводу огромную радость. Сидя в зале заседаний пленума, украшенном портретами Маркса, Ленина, Сталина, Мао Цзэдуна и Чжу Дэ, он вместе со всеми горячо аплодировал «великому кормчему», избранному на пленуме Председателем ЦК, Политбюро и Секретариата ЦК. Мао и китайская революция стали для него нераздельны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.