Мао и атомная бомба
Мао и атомная бомба
Иллюзии о вечной дружбе. Сколько стоила советская помощь. Хрущев делает подарки. Мао не получает атомную бомбу и подводный флот. «Без штанов ходят…» или что ускорило разрыв с Китаем.
Мы вернулись в Пекин окрыленные и вдохновленные всем виденным: дружба советского и китайского народов действительно завоевана и действительно на века; она уже глубоко проникла во все поры наших двух народов.
Чтобы понять, насколько это было важно для СССР и Китая, надо отметить, что в начале 50-х годов Соединенные Штаты на международной арене действовали на основании доктрины «балансирования на грани войны». Автором её был глава государственного департамента Джон Фостер Даллес, с которым в последующие годы мне довелось «скрестить шпаги». Это был один из самых воинствующих апостолов агрессивного американского империализма. Соединенные Штаты в тот период сеяли семена прямых военных конфликтов.
Только один пример — а именно, одна из постыдных и опасных операций, подготовленных по заданию американских разведывательных служб, берлинская провокация 17 июня 1953 г., то есть происшедшая за год с небольшим до нашей поездки в Китай.
Цель операции состояла в том, чтобы по команде из Западного Берлина вызвать в столице и других районах ГДР массовые беспорядки и продемонстрировать тем самым мнимое недовольство населения народно-демократической властью. Техническое проведение такой операции облегчалось тем, что в этот период по существу не было физически ощутимой границы между двумя Германиями, и доступ из ФРГ в новую Германию не представлял особых затруднений.
Берлинская провокация исподволь и тщательно готовилась. Для её осуществления западногерманским министерством по общегерманским вопросам создан был в Западном Берлине специальный центр, закамуфлированный вывеской «Исследовательский совет по вопросам объединения Германии». Под крышу этого «совета» слетелось всё черное воронье — бывшие владельцы концернов, банков, промышленных предприятий, собственность которых была экспроприирована и стала служить народу новой Германии.
Кроме этого «совета» американской разведывательной службой в Западном Берлине создан был так называемый «Оперативный штаб». Под его руководством и на американские деньги здесь готовились наемные громилы, поджигатели, диверсанты, в том числе и из состава фашистского «Союза немецкой молодежи».
17 июня по команде из американского сектора Западного Берлина подготовленные банды погромщиков вышли на улицы и площади столицы ГДР. Они жгли и грабили государственные магазины и предприятия, нападали на служащих государственных учреждений ГДР. В течении дня на американских грузовиках из Западного Берлина подбрасывался всякий фашистский сброд. Американские офицеры открыто вторгались на своих джипах в Восточный Берлин и руководили действиями погромщиков и диверсантов.
Берлинская провокация с позором провалилась. Но она со всей очевидностью напомнила, что мирное сосуществование государств с различным социальным строем не отменяет, а предполагает необходимость консолидации социалистического лагеря, всех сил мира и демократии.
В Пекине были продолжены переговоры правительственной делегации по различным вопросам советско-китайских отношений и по международным проблемам. Эти переговоры до определенного момента не представляли никаких трудностей и выявили полное единодушие по всем вопросам. И это не случайно.
Руководство КПСС и советское правительство были полны решимости устранить остатки былых неравноправных отношений между двумя государствами. Оно стремилось согласовать с Китаем и добиться единства позиций и действий по всем международным проблемам, затрагивающим общие интересы СССР и Китая. А также пойти на самую широкую помощь Китаю в развитии его экономики и на самые тесные виды экономического, научно-технического и культурного сотрудничества.
В этих вопросах Хрущев занимал самую решительную позицию. Еще до выезда в Китай и во время пребывания в Пекине он говорил:
— С китайцами будем жить по-братски. Если придется, последний кусок хлеба поделим. Надо прежде всего очистить наши отношения от всего, что унижает китайцев. Зачем придумали смешанные общества в Китае? Ведь Сталин додумался до того, что просил китайцев сдать Советскому Союзу концессии для производства ананасов. Мне Мао Цзэдун сам об этом рассказывал. Я, говорит, сказал товарищу Сталину: зачем вам возиться с концессией? Если вам нужны ананасы, свежие или консервированные, скажите об этом нам. Мы произведем ананасов столько, сколько вам нужно, и привезем в готовом виде в Советский Союз.
Хрущев продолжал:
— Ведь это надо же додуматься! (Тут он постучал согнутым указательным пальцем по своему лбу.) Надо все такие штуки ликвидировать к чертовой матери. Всё китайское — вернуть китайцам.
Впрочем, Хрущев не был здесь оригинален. Все руководители партии и правительства, без единого исключения, стояли за самый тесный братский союз с Китаем и за широкую помощь ему во всех областях государственного, экономического и культурного строительства. Таковы были настроения и всего советского народа.
Эта настроенность определила собой и весь ход советско-китайских переговоров, возможность подписания целого ряда важных советско-китайских соглашений и итогового коммюнике без каких-либо трений.
Переговоры выявили (и это получило отражение в итоговом коммюнике) полное совпадение взглядов обоих правительств по всем обсуждавшимся международным проблемам. Стороны условились, что оба правительства будут постоянно консультироваться друг с другом и согласовывать свои действия по мере возникновения вопросов, затрагивающих общие интересы СССР и КНР. Осуждено было правительство США за фактическую оккупацию Тайваня и поддержку клики Чан Кайши. Стороны высказались за объединение Кореи и за созыв для решения этого вопроса специальной конференции.
Полное единство взглядов обеих сторон проявилось и в совместной декларации об отношениях с Японией. Оба правительства высказались против навязанного Японии Соединенными Штатами Сан-Францисского мирного договора, оставляющего Японию на положении полуоккупированной страны; за нормализацию отношений с Японией и за развитие с ней торговых и культурных связей.
В целях полного устранения каких-либо привилегий Советского Союза в Китае и обеспечения полного суверенитета Китая было подписано соглашение о выводе советских войск из совместно используемой военно-морской базы Порт-Артур к маю 1955 г. и о безвозмездной передаче всех сооружений в этом районе правительству КНР.
В тех же целях советская делегация предложила, и было решено с января 1955 года передать Китайской Народной Республике советскую долю участия в смешанных советско-китайских обществах, созданных на паритетных началах в 1950—1951 годах. Отныне они становились государственными предприятиями КНР.
В целях оказания эффективной научно-технической помощи Китаю Советский Союз открыл свои двери для получения Китаем безвозмездно необходимой ему технической документации, информации; присылки для консультаций специалистов и т.д.
Во время пребывания нашей делегации в Пекине было подписано соглашение о кредите. Помимо кредита, данного Советским Союзом Китаю в 1954 году в сумме 300 миллионов долларов, теперь было решено о предоставлении долгосрочного кредита в сумме 520 миллионов рублей. В ходе переговоров также решено было оказать помощь правительству КНР в строительстве дополнительно ещё 15 промышленных предприятий и об увеличении объема поставок оборудования для 141 предприятия на сумму свыше 400 миллионов рублей. Позже, в 1956 году, было дополнительно подписано соглашение об оказании помощи Китаю в строительстве и реконструкции ещё 56 предприятий.
Наряду с предоставлением этой огромной финансовой и технической помощи было принято решение о совместном строительстве железной дороги Ланьчжоу—Урумчи—Алма-Ата и об организации прямого сообщения между СССР и Китаем. Правительство СССР приняло на себя обязательства оказать Китаю в этом деле всяческую помощь.
Подписано было также совместное соглашение с Китаем и Монгольской Народной Республикой о строительстве железной дороги от Цзинина до Улан-Батора, о соединении её с железной дорогой, идущей от Улан-Батора до советской территории и об организации по этой дороге прямого сообщения между тремя государствами.
Очень интересные оценки я слышал в 1969 году на Второй Всесоюзной конференции Общества советско-китайской дружбы. Это был доклад представителя комитета по внешнеэкономическим связям Лызлова, в нем суммировались данные о научно-технической, экономической и финансовой помощи, оказанной Советским Союзом Китаю.
С 1950 по 1959 г. с помощью СССР было построено, восстановлено или реконструировано в Китае более 400 промышленных предприятий, в том числе 12 металлургических комбинатов, способных производить 30 миллионов тонн металла в год, 44 электростанции и др. За 15 лет СССР поставил Китаю промышленного оборудования более чем на 2 миллиарда рублей. Передано Китаю более 24 000 комплектов технической документации и более 4000 патентов, в том числе на самые технически передовые автоматические линии, прокатные станы, машины, приборы, технологические процессы. По экспертным оценкам, если бы Китай покупал все эти документы на мировом рынке, ему пришлось бы заплатить за них более 4 миллиардов рублей. Нам же китайцы оплатили только расходы за копирование и пересылку документов.
Непосредственно в Китае работали на производстве и в научных учреждениях, подготавливая китайские кадры и передавая им свой опыт, 8000 советских специалистов и более 2000 ученых. В Советском Союзе обучилось более 11 000 китайских студентов и более 8000 рабочих и техников для всех отраслей народного хозяйства. По экспертным оценкам, советские специалисты выполнили в Китае работы на сумму в 500 миллионов долларов, получили же они за свой труд 50 миллионов.
Советские специалисты провели в Китае огромные работы по комплексной разведке и выявили новые богатства земных недр.
Еще факт: в период высшего подъема китайской экономики большая часть промышленной продукции выпускалась на советском оборудовании. Такая кооперация экономик двух стран ставила дело социалистической индустриализации Китая на прочные основы и сулила большие выгоды обеим сторонам.
Но тут Мао Цзэдун провозгласил политику «большого скачка», и экономика Китая была дезорганизована.
Но в период нашего пребывания в Китае мы были полны самых светлых надежд на бурное развитие китайской экономики. И не только надежд, но научно обоснованной уверенности, что Китай теперь на всех парах устремится вперед по социалистическому пути.
Хрущев, движимый самым возвышенным желанием ещё и ещё раз продемонстрировать китайскому народу нашу решимость оказать Китаю максимальную помощь, изобретал всё новые и новые сюрпризы. Уже к концу пребывания делегации в Пекине Хрущев предложил подарить Китаю оборудование и технику для организации зернового совхоза на целине площадью в 20 тыс. гектаров. Мы поддержали эту идею. Москва одобрила. Правительственная делегация направила Мао письмо, в котором просила принять дар. В числе другой техники в дар входили: 100 тракторов, 100 зерновых комбайнов, 54 грузовых автомашины, 9 легковых, 128 тракторных плугов, 120 сеялок, станки, электростанция, радиостанция и т. д.
Мао ответил на это сердечным благодарственным письмом.
Затем последовал и ещё один дар. Правительственная делегация преподнесла Китаю бесплатно все станки (83 экземпляра) и все сельскохозяйственные машины, которые экспонировались на нашей выставке в Пекине. Мао снова ответил благодарственным письмом.
Но и на этом милости и щедроты не закончились. Еще в Москве, готовясь к поездке, Хрущев дал указание Управлению делами ЦК отобрать в художественных фондах и на торговых базах подарки для отправки в Пекин с делегацией. Они выставлены были в зале заседаний Оргбюро ЦК, и нас пригласили посмотреть на них. Здесь собраны были телевизоры, радиолы, картины, палехские шкатулки, ружья, часы, серебряные сервизы с золотой и эмалевой отделкой, ювелирные изделия, хрусталь и фарфор, шахматы из перламутра и янтаря и многое другое. Всё отобранное доставлено было в Пекин, и здесь Никита Хрущев, словно Садко — заморский гость, покорял всех своей щедростью.
Мне порой казалось, что кое в чем мы ставили китайских друзей в затруднительное положение. Китайцы — народ щепетильный, с высоко развитым чувством достоинства и национальной гордости. И наша поездка, и все последующие события показали, что они не хотят принимать никаких даров и милостей — ни государственных, ни личных. Ведь на каждый акт доброжелательства им приходилось изыскать эквивалентную отдачу. Но порой это не так-то легко было сделать.
Поездка в Китай — первая поездка Хрущева за границу в качестве главы правительственной делегации — заложила основы того стиля и тех нравов, которые затем так развились и стали притчей во языцех и в народе, и в мировом общественном мнении.
Во-первых, каждая поездка за рубеж обставлялась всё пышнее. Всё многочисленнее становилась свита из приближенных, родни, корреспондентов, кинооператоров, а также всякой челяди. Хрущев всё ревностней относился к тому, чтобы каждая его поездка широчайше отражалась в газетных статьях, фотографиях, кинофильмах, телепередачах, хвалебных книгах. В последние же годы к отдельным поездкам специально приноравливался в качестве, так сказать, салюта Хрущеву запуск ракет-спутников Земли. На этих делах формировался обширный слой карьеристов и подхалимов типа Ильичева-Сатюкова-Аджубея-Софронова и других. Фимиам их кадильниц всё сильнее пьянил голову новоявленного лидера, дошедшего в конце концов до диких безрассудств.
Во-вторых, с каждой поездкой советский лидер, с его непомерным тщеславием, становился всё более щедрым и расточительным. Китай был братской, народно-демократической страной. И здесь каждый акт доброжелательства должен был дать обильные плоды на благо и нашего государства, и всего содружества социалистических наций. Вдобавок в пору китайской поездки на каждое своё действие (дарственные акты, формулировки подписываемых соглашений и т.д.) мы запрашивали согласие Москвы.
Но дальше начались, и всё множились, поездки по капиталистическим странам Европы, Азии, Африки, Америки. Дарами становились уже не палехские шкатулки и часы, а автомашины, самолеты, сооружаемые госпитали, институты, гостиницы, стадионы, стомиллионные, заведомо безвозвратные кредиты. Добрым благодетелем, кроме лидера, стала затем и его супруга, милостиво дарившая за рубежом сувениры: от дорогих автомашин до редчайших драгоценностей из государственной Оружейной палаты.
Всякие конституционные основы здесь были отброшены: Хрущев сам и по своему усмотрению жаловал зарубежных деятелей подарками вплоть до Звезды Героя Советского Союза.
Но это — в будущем. А в Китае всё ещё носило вполне деловой, разумный и конституционно-безупречный характер.
Шли последние приемы. Один из них устроил наш посол П.Ф. Юдин. На приём явились все китайские лидеры во главе с Мао Цзэдуном. Разгоряченный Хрущев выступал с прочувствованной речью и темпераментными тостами. Умно, тонко и корректно отвечал ему Чжоу Эньлай. Как всегда с монументальным бесстрастием держался Мао.
Всё казалось прекрасным. И мы были счастливы сознанием выполненной миссии и уверенностью, что сделан ещё один очень крупный шаг к установлению братской дружбы между двумя великими народами. Теперь перспективы мирового развития яснее ясного: идеям социализма обеспечена победа на всём земном шаре.
Но, может быть, именно в эту пору сооружался ящик Пандоры, из которого затем повыползали змеи-несчастья. Они отравили отношения между двумя великими государствами, поставили человечество перед зловещей перспективой новых кровавых междоусобиц.
Что же тогда произошло? Формально ничего. И всё же случилось нечто важное.
Помимо официальных переговоров в эти дни состоялась доверительная встреча Хрущева с Мао Цзэдуном. Я там не присутствовал. Хрущев рассказал нам о ней кратко. Но позже Юдин, который был на этой важной встрече, рассказал мне её содержание подробно.
Мао Цзэдун обратился к советскому правительству в лице Хрущева с двумя просьбами.
1. Раскрыть Китаю секрет атомной бомбы и помочь поставить в КНР производство атомных бомб.
2. Построить Китаю подводный флот, способный обеспечивать государственные интересы КНР перед лицом американского империализма.
Хрущев отклонил обе просьбы.
Что касается атомной бомбы, то он мотивировал это тем, что, если мы дадим бомбу китайцам, американцы дадут свою атомную бомбу западным немцам. Мао отвечал на это, что уже сейчас положение в двух мировых лагерях в этом вопросе неравное. Атомную бомбу имеют не только Соединенные Штаты, но и Англия. Её делает или уже сделала Франция. К тому же все понимают, что в лабораторных тайниках все составные части атомной бомбы готовы и у западных немцев и у японцев, имеющих высокоразвитые промышленные системы. В социалистическом же лагере атомная бомба только у Советского Союза.
Хрущев отшучивался:
— А разве этого мало, что мы имеем атомную бомбу? Мы же и вас прикрываем. В случае чего мы за вас удар нанесем.
Что касается подводного флота, то Хрущев говорил что-то не совсем ясное. То он поучал, что-де «вам сейчас другими делами надо заниматься». То опять-таки пытался отшучиваться. То ссылался на то, что «тут у нас подводный флот сильный, зачем его вам?» То вдруг предложил:
— А может быть, нам иметь совместный подводный флот?
— Зачем совместный? — возражал Мао. — Ведь это очень неясно и неопределенно. Мы просим вас построить для нас подводный флот. Мы полностью оплатим вам все затраты. А в случае каких-либо осложнений на Тихом океане мы согласны подчинить его вам, пожалуйста — командуйте, координируйте со своим флотом.
Так или иначе, Мао Цзэдун не получил положительного ответа на свои предложения. Но дело здесь не только и не столько в фактическом отказе. Дело и в той форме, в какой это было сделано.
Хрущев — человек неуёмных страстей. Он и в государственных делах, и в дипломатии нередко проявлял «ндравы» российского купчика. Когда ему чем-нибудь приглянулся иностранный лидер либо он хотел в чем-то и как-то обаять такого человека или доказать своим соратникам и всем прочим, что «Хрущев добьется своего», «Хрущев всё может», — щедрости Хрущева не было конца. Он засыпал своего партнера вниманием и подарками, публично тянулся к нему с объятиями и поцелуями. Он тут же сгоряча мог сказать, что такой-то государственный договор или такие-то акции, неугодные его партнеру, будут отменены или изменены. В период такого увлечения Хрущев шумно доказывал нам, что такой-то американский или французский деятель — «хороший мужик», «замечательный парень», что «тут всё Сталин напортил». А вот теперь вы увидите, он, Хрущев, всё исправит.
Но стоило такому партнеру устоять против хрущевских обольщений и выпустить коготки, как Хрущев моментально ощеривался, и «хороший мужик» и «замечательный парень» сразу превращались в «тертого калача» и «заядлого империалиста».
Нечто подобное произошло и с Мао Цзэдуном. Понимая, что такое Китай, Хрущев готов был сделать всё, чтобы очистить советско-китайские отношения от всяких нежелательных наслоений. И он сделал в этом направлении много правильного и хорошего.
Но Мао Цзэдун, как лидер правящей партии и великого государства, был озабочен своими планами, имел свои нерешенные задачи. И он ставил вопросы, вытекающие из необходимости осуществления таких планов, решения таких задач. Хрущеву нужно было обсуждать эти вопросы, зарезервировать право обдумать их. Даже высказать соображения о том, какие серьезные трудности могут встать на пути их реализации. Но действовать мудро, неторопливо, тактично, доказательно, когда речь шла о таких кардинальных вопросах, поставленных Мао, чтобы исключить зарождение в среде китайских руководителей всяческих подозрений в нашей непоколебимой искренности и братской доброжелательности.
Хрущев же всегда оставался человеком импульсивным и необузданным. Он расточал свои щедроты, объятия, дары, делая всё, что, по его мнению, было полезно для укрепления китайско-советских отношений. Но как только Мао Цзэдун поставил вопросы, которые с китайской точки зрения должны были действовать на благо тех же советско-китайских отношений и всего социалистического содружества, но которые a priori показались Хрущеву сомнительными — он моментально перешел на менторский тон, начал горячиться, поучать китайцев и прописывать им рецепты.
Но китайцы — народ с высоким чувством национальной гордости и национального достоинства. Они только что успешно завершили многолетнюю великую освободительную войну и великую революцию. И они вовсе не собирались становиться бедными родственниками у богатого благодетеля. Любые отношения они могли устанавливать только как равный с равным. Они требовали к себе уважительного отношения и полного доверия.
В тоне отказа Хрущева Мао Цзэдун, видимо, почувствовал недоверие и элементы пренебрежения к себе и к Китаю. Последующий ход событий показал, что к этому у Мао были известные основания. То, что китайцы почувствовали в октябрьские дни 1954 года, как не проклюнувшееся зернышко, дальше, в результате невоздержанности и грубости Хрущева, проросло, а затем принесло ядовитые плоды.
Никита Хрущев входил во вкус власти. Его импровизации в государственных и экономических делах до поры сходили с рук. Его ядреные изречения стали возводиться в ранг марксистских истин. Он начал давать интервью иностранным корреспондентам. К нему на беседы стали приезжать лидеры различных компартий мира.
— А что? Чем я хуже других? Мы тоже не лыком шиты. В конце концов, не боги горшки обжигают.
Стремительная эволюция Н. Хрущева — от мужиковатого самобичевания: «да Хрущев говна Сталина не стоит» до царственного величия — проходила на наших глазах. Он стал критиковать румынского руководителя Георгиу-Дежа, распекал албанских лидеров Энвера Ходжу, и Мехмета Шеху, начал поучать умнейшего Тольятти. Но больше всех его начал раздражать со временем именно Мао Цзэдун.
Мао на протяжении десятилетий обрел опыт и признание выдающегося вождя и полководца и пользовался непререкаемым авторитетом у шестисотмиллионного народа. Выходило собрание сочинений Мао, в том числе в Москве, Мао писал философские трактаты, печатал свои стихи… И сначала в узком кругу руководителей и вполголоса, а затем всё громче и публичнее Хрущев ширил и ужесточал свою критику Мао Цзэдуна. Дело дошло до разнузданной брани в адрес китайского лидера и прямых оскорблений китайского народа в многотысячной аудитории. Достаточно вспомнить знаменитое хрущевское изречение, ставшее известным всему миру: «Без штанов ходят, а тоже — кричат о коммунизме!»
В 1959 году Хрущев совершил свою долгожданную поездку в Соединенные Штаты. Он долго и бесцеремонно добивался этой поездки. Многократно заявлял на пресс-конференциях:
— Я бы, конечно, поехал в Америку с удовольствием. Но меня не приглашают…
И вот его пригласили. Вернулся он из Соединенных Штатов с настроением триумфатора. Он, Хрущев, «уладил все дела с Америкой». «Я сказал Эньзеньхауру: давайте бросим все разногласия к чертовой матери. Перевернем страницу».
Я не сомневаюсь, что внутренне Хрущев был искренне убежден: вот-де десятилетиями дипломаты до него бились с этой Америкой. Все говорили о противоречиях, разногласиях. А он, Никита Хрущев, съездил один раз в Америку и «всё уладил». Теперь этот «Эньзеньхаур» у него в жилетном кармане.
С таким настроением Хрущев, сразу после возвращения из США, поехал в Китай. Там праздновалось 10-летие КНР. Естественно, что победоносный тон и восторги Хрущева в связи с его поездкой в США встречены были Мао и его соратниками с ледяным холодом. Хрущев был взбешен и начал в самой разнузданной манере распекать и поучать китайцев по различным вопросам их внутренней и внешней политики. Сдержанно, корректно, но решительно китайцы дали отпор этим разухабистым наскокам. Хрущев обиделся, хлопнул дверью и уехал из Китая, не оставшись на празднование. С течением времени его раздражение всё усиливалось. Ведь дома тогда множились курильницы с фимиамом. Хрущев уже начал именоваться «выдающимся марксистом-ленинцем». Уже маститый философ Марк Митин готовил свою книгу, в которой он провозгласил: «Хрущев — это Ленин сегодня». А тут какие-то китайцы «без штанов» смеют ему перечить…
Это раздражение получило свое реальное воплощение в истории с советниками и специалистами из СССР в Китае.
При широкой и разносторонней помощи Советского Союза народный Китай закладывал основы социалистической индустрии, создавал демократическое государство и двигал вперед культурную революцию (без кавычек). Тысячи и тысячи советских рабочих, техников, инженеров, ученых, педагогов и других специалистов работали на стройках, на предприятиях, в лабораториях и исследовательских институтах, передавая свой опыт китайским братьям.
И вот руководство КПК поставило перед ЦК КПСС конкретный деловой вопрос, связанный с оплатой труда советских специалистов. Это был именно деловой практический вопрос, по которому могли быть согласие, несогласие, коррективы. Но распаленный Хрущев был возмущен самой постановкой вопроса.
— Мы для них делаем всё, а они ещё кочевряжатся из-за какой-то оплаты!..
Он распорядился (и это было санкционировано на Президиуме ЦК) немедленно отозвать из Китая всех специалистов и советников. Все виды работ на полном ходу были брошены, и все советские люди покинули Китай. Никакие доводы и увещевания со стороны китайцев не помогли. На многих стройках, предприятиях, конструкторских бюро это буквально вызвало паралич производства и нанесло экономике Китая огромный урон.
Все эти неистовства Хрущева и явились исходным субъективным фактором будущего рокового конфликта между нашими государствами.
Конечно, было бы неправильно сводить только к этому разрыв с Китаем. Здесь были и более глубокие объективные причины. Но исходным фактором субъективного порядка, который положил начало конфликта и отравил всю атмосферу китайско-советских отношений, была несомненно хрущевская разнузданность. Из всех зол, совершенных Хрущевым за «великое десятилетие» его правления, разрыв с Китаем был, пожалуй, наибольшим злом.
…Но всё это — в будущем. А пока мы, оставив в Пекине щедрые договоры и подношения, обласканные китайцами, собираемся домой.
13 октября мы покинули Пекин. С добрыми чувствами покидал я величайшую державу мира. Под крылом самолета проплывают лабиринты столичных кварталов и причудливая мозаика полей, извилистая линия Великой Китайской стены.
До свидания, чудесная страна. До свидания, добросердечные китайцы. Я ещё вернусь к вам. Обязательно вернусь. И я увижу Китай в совершенном индустриальном обличье, дышащий здоровьем и счастьем. Попутного ветра тебе, Китай!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.