ВЕНЕЦИЯ

ВЕНЕЦИЯ

«В этом городе – все чудо. Освещение меняется несколько раз в день. В летние рассветные часы солнце отражается в глади каналов, его отсвет порождает в душе восторг. С каждым часом воздух и освещение набирают силу, становятся голубовато-фиолетовым, этот чудесный свет обволакивает город бриллиантовой дымкой. Затем наступает время заката. Воздух и вода преображаются, становятся пурпурно-золотыми. Это потрясающе. Каналы манят тебя, зовут, требуют, чтобы ты сел в гондолу. В эти короткие часы вся Венеция принадлежит им. Тихая гладь воды, в которой отражаются дворцы потрясающей красоты и величия, буквально завораживают каждого. Нет, такую картину не может изобразить никто из художников», – этот восторженный гимн Венеции написала Пегги Гуггенхейм в своей автобиографической книге «Out of This Century».

Прибыв в Венецию в начале 1946 года, Пегги не тратила времени зря. Она довольно быстро вошла в артистическую богему города, познакомилась с местными художниками. Этому помогла ее репутация и слава мецената, известного коллекционера авангардного искусства. Венецианские художники мечтали о встрече с богатой американкой, они стремились познакомиться с Пегги, представить ей свои работы. Этому способствовало проводившееся в Венеции каждые два года Biennale – международная выставка-ярмарка современного искусства, на которой каждая из крупных стран имела свой павильон. Эта традиция, ведущая начало с середины 1890 года, была прервана войной, но после войны традиция возродилась, и Пегги имела возможность представить свою коллекцию.

Она была в восторге, полна энтузиазма. Она снова была в центре внимания, встречалась со старыми друзьями, которые приехали из Франции, Англии, Америки, устраивала бесчисленные парти, заводила новые знакомства. Ее имя стало известным в высшем обществе Венеции, ее приглашали в дома венецианской знати. Пегги упорно искала для себя жилье, в котором могла бы свободно разместиться. Одна из ее новых приятельниц – графиня Пьянтелли, сказала, увидев коллекцию картин Пегги: «Знаете, дорогая, если вы выбросите всю эту современную дрянь, у вас будет неплохой дом».

1948 год стал для нее знаменательным: с помощью новых итальянских друзей она нашла идеальный дом для своей коллекции картин и скульптур.

Палаццо Venier dei Leoni находится на берегу Grand Canal. За двести лет до появления Пегги в Венеции этот роскошный дворец был построен для знаменитого венецианского рода Venier, гербом которого была голова льва – отсюда и название Leoni. Как известно, лев также явлется символом Венеции. У старинного дворца, как и полагается, была давняя история. Среди его обитательниц было несколько экзотических фигур. Они отличались неукротимым нравом и оригинальностью поведения.

Из поколения в поколение передавались рассказы о знатной аристократке маркизе Казатти, которая приобрела дворец в 1910 году. Она была, что называется femme fatale – роковой женщиной. Ее любовные романы, как правило, заканчивались весьма трагично для поклонников. Маркиза одевалась подчеркнуто вызывающе, часто давала шумные балы. Дворец был декорирован в два цвета – черный и белый. Одежда слуг и дворецкого во время приемов была весьма лаконичной – она состояла из двух больших золотых листьев. Маркизу всегда сопровождали две обезьянки с бриллиантовыми ошейниками, ежегодно она давала грандиозные балы в Венеции, закрывая для этого вход на площадь св. Марка.

Маркиза Казатти умерла в 1957 году в полном одиночестве, в съемной комнате, оставив долг в 50 миллионов долларов.

В 1938 году, когда маркиза выехала из дворца, его купила виконтесса Диана Кастлеросс. Она его полностью перестроила и тут же сдала в аренду сыну Дугласа Фербенкса. Диана была необычайно элегантна, красива и капризна. О ее причудах ходили легенды. Пегги Гуггенхейм, купив палаццо за 60 тысяч долларов, продолжая традиции экстравагантных предшественниц, устроила на крыше солярий, где всегда загорала обнаженной. Как раз напротив палаццо находился банк, и клерки частенько толпились у окна, наблюдая за Пегги. Эта ее привычка возмущала жителей Венеции, которые недвусмысленно высказывали свои эмоции. Пегги, в свою очередь, тоже изменила интерьер палаццо, сделав его простым и удобным. Она разместила свою огромную коллекцию картин и скульптур, устроила галерею, словом, старинный дворец зажил новой жизнью.

Пегги была влюблена в Венецию, она приобрела две гондолы, облачив гондольеров в стилизованные костюмы, в которых доминировали ее любимые цвета: белый и бирюзовый. Четырехчасовая прогулка по каналам стала ее ежедневным ритуалом. Она сократила прогулки до двух часов будучи уже в весьма преклонном возрасте. Ее венецианский палаццо служил временным пристанищем многим известным людям, среди которых были Марк Шагал и Жан Кокто, Генри Мур и Сол Стейнберг, Теннесси Уильямс и Сомерсет Моэм, Игорь и Вера Стравинские, Чарли Чаплин и Трумэн Капоте. Кто-то из них просто навещал Пегги, кто-то гостил неделями или даже месяцами.

«Палаццо в Венеции был обиталищем муз, – вспоминает одна из приятельниц Пегги, художница Рита Альберт, – тут звучала музыка, создавались художественные полотна, актеры соревновались в мастерстве, писатели читали фрагменты новых произведений».

Пегги сидела, скорее, восседала на старинном венецианском кресле-троне в окружении своих любимых белоснежных болонок. Их всегда было в доме около полудюжины. Им она давала запоминающиеся имена и безмерно баловала.

Она щедро раздавала щенков друзьям и соседям, но несколько любимых болонок дожили с ней до кончины и были похоронены рядом со своей хозяйкой. Ее «любимыми бэби» были болонки по имени Капуччино, Мадам Баттерфляй, Белый Ангел, Бэби, Эмили, Гон-конг. Именно Пегги создала имидж американки-миллионершы с болонкой на руках.

Но самым большим ее увлечением, настоящей страстью, была коллекция картин. Она любила свои картины больше всего на свете, больше болонок, и уж, конечно, больше, чем своих детей – Педжин и Синдбада.

Да, Пегги была плохой матерью, она совершенно не заботилась о своих детях. С сыном она была очень далека, а с дочерью ее связывали весьма странные отношения – они были соперницами в любовных баталиях. Часто мать и дочь делили любовников, устраивали совместные оргии. Однако со временем Пегги поняла пагубность подобных эскапад, да и Педжин выросла, несколько раз была замужем, родила четверых детей, но юношеские впечатления не прошли даром – до конца своей недолгой жизни Педжин была надломлена психически.

Страшную весть о гибели дочери Пегги получила первого марта 1967 года во время пребывания в Мексике. Осталось невыясненным, что послужило поводом ранней смерти, – несчастный случай или самоубийство. Педжин, способная художница, страдала наркотической зависимостью от героина и алкоголя. Пегги это прекрасно знала, однако не предпринимала никаких шагов для спасения и лечения дочери.

Смерть дочери ввергла Пегги в глубокую депрессию, она тяжело переживала случившееся, обвиняла в произошедшем ее мужа Ральфа. Изливая душу в биографической книге, где Педжин было отведено много страниц, Пегги писала о ней, что «потеряла самого близкого человека, единственную родную душу, прекрасного художника».

Время было немилосердно к Пегги Гуггенхейм, она теряла всех своих близких друзей – умерли многие художники, среди которых были и те, с кем ее связывали долгие годы дружбы – Кандинский и Поллок. Странной трагической смертью погиб Рауль Грегорич – отчаянный, дерзкий человек, с которым Пегги была счастлива несколько лет. После смерти Рауля Пегги решает предпринять большое путешествие и едет на Цейлон и в Индию. Она часто уезжала из Венеции в Мексику, Перу, по делам бизнеса посещала Нью-Йорк Там под звуки фанфар, в торжественной обстановке открывался Solomon R. Guggenheim Museum – основателем которого был ее дядя, брат отца Соломон Гуггенхейм.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.