Эпилог. НАСЛЕДСТВО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эпилог. НАСЛЕДСТВО

Ухода из жизни своего иностранного члена Французская академия почти не заметила, она была занята печальными проводами своего корифея Лапласа, умершего в один день с Вольтой. Вместо Вольты в восьмерку заграничных академиков избрали талантливого Юнга, он уж четверть века возглавлял лондонское общество. В 1831 году постоянный секретарь Академии Араго сочинил о Вольте автобиографический очерк: так обычно поминали усопших сотоварищей.

Вдова с сыновьями воздвигла на кладбище в Камнаго приличную гробницу и заказала модному скульптору Маркези монумент. В 1838 году его поставили на место, сопроводив гордой надписью: «Вольте от отчизны!» Через три года появился еще один памятник, но уже не в камне: трехтомник избранных трудов в дополнение к тем, что вышли еще при жизни Вольты в 1816 году. Заодно флорентиец Антинори решил напечатать сочинения Гальвани, без которых работы Вольты смотрелись бы менее впечатляюще.

Когда возникла единая Италия, воодушевленные возрождением родины ее ученые на первой же встрече европейских метрологов в 1881 году добились, чтоб единицу электрического напряжения назвали «вольтом». В последнем году прошлого века (1899) в честь столетия изобретения вольтова столба в Комо открылась грандиозная электротехническая выставка.

Чего только не показали комовцы вместе с иногородними и иностранными экспонентами на этом сборище в преддверии нового века! Оргкомитет выставки разместился на площади Вольты, 9. В павильонах можно было пощупать и купить эмалированную посуду, автомобили, лампы, вентиляторы, пинцеты, сельскохозяйственные машины, электромоторы, шерстяные ткани, но над всем этим изобилием царил шелк: коконы, ткани, прядильные станки, шелковичные черви, химикаты, поливалки, сеялки.

Выставка открылась 20 мая, маршрут для почетных гостей вел через 37 павильонов. Нижнее белье сначала, потом крашеный шелк, электроаппараты, аккумуляторы, шелководство, сувениры, шоколадки в виде электрофоров и вольтовых столбов, граммофоны, пластинки, электрегенератор с паровым приводом в целых 20 лошадиных сил, насосы и прочее, XX век показывал, каким он будет. Народ ходил, ел, гулял, смотрел, катался на лодках, громко восторгался. Предприниматели хвастались своей активностью, трудами своих инженеров и рабочих. Конкурировали Комо, Милан, Венеция, Напил, Ирионна.

Салон памяти Вольты начинался к бюста работы Комолли, рядом бронзовые венки, фотостенды, бумаги ученого, пропуска, письма монархов, картина Пертини «Вольта демонстрирует столб перед Наполеоном», статуи полноразмерные и миниатюрные, медали, первые диссертации, слепок графского герба, аллегорическое изваяние «Электричество потрясает мир», хрустальная лампада из Мурано, стекло цветное, памятные часы «Наука и Искусство», дипломы, картины «Вольта открывает металлическое электричество» и «Вольта на смертном одре».

Потом витрины с приборами, берет графа, плащ сенатора, часы, медали, перчатки, портрет жены, письмо Бэнксу, медали лондонского общества и Французской академии, труды, рукописи, книги с дарственными надписями, университетские планы и расписания.

Оглушенные изобилием почетных регалий посетители переходили в другие павильоны: снова автографы юбиляра (копии), портреты, бюсты, обои, мебель. Италия чествовала своего героя, промышленники пожинали плоды посеянных Вольтой научных злаков. К тому же наступал новый век!

Увы, над светлым праздником в райском местечке словно тяготело проклятье. В сентябре выставка вспыхнула. За какой-то час остались одни головешки. Сгорело все дотла: павильоны, экспонаты, вещи Вольты. Промышленники стали чуть менее богаты, вещественная память о Вольте почти уничтожена.

Кто же стал виновником случившегося? Ненависть или небрежность? Поджигателей не нашли. Может быть, искры от нового тогда электрооборудования или окурки экскурсантов? Может быть, гальванисты отомстили за «поруганного» Гальвани (его день рождения отчего-то сошелся с днем пожара)? Кстати, за три года до выставки вышло Полное собрание сочинений Вольты, а в 1918 году появился еще один шеститомник его трудов.

В сентябре 1927 года в память столетия со дня смерти Вольты в его родном городе Комо собрался Международный физический конгресс. Сама повестка дня не имела к Вольте никакого отношения. А миланские физики, вдохновленные вниманием мировой науки к своей родине, в июле 1928 года открыли новый музей-храм памяти Вольты. В этот роскошный именной пантеон попало все, миновавшее пожарище 1899 года: бумаги, вещи, приборы, в основном дубликаты.

Но что же осталось от Вольты, если не считать сгоревших исторических реликвий? Сам он хотел решить семь крупных задач, удалось же справиться с четырьмя. Во-первых, удалось вывести семью из-под неумолимого пресса иезуитов. Во-вторых, род продлился. О сыне от Терезы Чичери ничего не известно. Умерший 18-летний Фламинго детей не оставил.

Первенец Занино женился на Рашели Сент-Клер, но брак оказался бездетным, зато третий сын Луиджи, свивший семейное гнездышко с сестрой Рашели Луиджией, имел дочь Терезу и сына Занино, которым до 1930 года жил в браке с Рашелью Сент-Клер-младшей и имел семь детей, ни один из которых не дал потомства. Но у Луиджи с Луиджией был еще один сын по имени Алессандро (внук нашего Вольты), тот выбился в графы и родил трех сыновей: Луиджи, Пьеро и Чезаре, из которых у первого оказалось четыре сына — Пьеро, Ипполит, Ричард и Алессандро 1912 года рождения. Этот Алессандро, праправнук нашего героя, еще жив, так что цепочка Алессандро — Луиджи — Алессандро и т. д., по всей видимости, продлится и далее.

Сверх проблем с иезуитами и родом, Вольта пытался разгадать тайну жизни и смерти, но мимоходом такого подвига не совершить. Что касается проблемы мироустройства, она не менее трудоемка и, быть может, вообще непосильна человечеству, а вот в физику электричества вклад Вольты довольно значителен.

Разобрав манускрипты Вольты, профессор Магрини разложил их по шести стопкам: физика общая и механика, теплота и расширение воздуха, упругие силы пара, электростатика, гальванизм или вольтаическое электричество, метеорология.

Вольтов столб был более важным шагом в истории электричества, чем лейденская банка, — такое мнение не раз высказывали историки науки. За построение этого прибора Вольту заслуженно или преувеличенно славили многие. Его даже назвали «мэтром электрохимии» вместе с «мэтром света» Френелем и «мэтром электронов» Лорентцем, но электрохимию Вольта и знать не хотел, он неустанно боролся с электрохимическим объяснением работы своего столба. Вместе с Ампером, Гауссом и Максвеллом Вольту еще называли одним из четырех пионеров науки об электричестве — именно так писал знаменитый французский физик де Бройль, ибо, «изучая электростатические явления и электрические токи, физики заложили основы новой науки, которая до них игнорировалась почти всеми».

Все-таки главным научным подвигом Вольты надо назвать доказательство заряженности двух металлов при касании и построение ряда контактных напряжении. Соединить пары металлов параллельно или последовательно в столб — это полезно, но именно «касание» Вольта совершенно справедливо считал своим шедевром, даже модные сегодня так называемые «уровни Форми» проистекают оттуда же. Впрочем, и электрохимии еще только предстоит показать во многом невыявленные возможности.

Вклад Вольты в проблему «вечного источника» вообще упущен. Что бы ни говорили традиционалисты, бездонные резервуары электрической энергии внутри материи, хоть и используются техникой, но явно недооцениваются. Может быть, здесь и спрятана самая большая правда о Вольте: после Ньютона мир держался тяготением, после Вольты мир оказался электрическим!

Ньютон и Вольта… Оба они отчего-то скончались в марте с разрывом ровно в сто лет, но какие же они разные! Домосед, человек нелюдимый и угрюмый, Ньютон сумел прожить полные семь дюжин лет, а равнявшийся на британца непоседа, всеобщий любимец Вольта чуть поторопился, недобрав двух лет до заветной цифры. И до Ньютона знали о тяготении, об инерции, о массах, но Ньютон подытожил известное весомыми словами и цифрами. И до Вольты знали об электричестве, но он нескончаемыми опытами продемонстрировал его вездесущность, ибо можно было его извлечь отовсюду: не только из стекла, смолы, серы (это знали и до Вольты), но и из дерева, паров, воздуха, металлов, манипулируя теплом, огнем, закалкой и прочим.

Вольта спел свою «электрическую арию», но он не философ, не теоретик, свою главную идею он доказывал делами, опытами, внедрение — вот его стихия! Сначала он привел в стройную систему все известное про электричество: доделал электроскоп и электрометр, построил электрофор, ввел в научную лексику термины «напряжение» и «емкость», научился измерять малые заряды. Он подытожил находки всей армии электриков первой волны: Франклина, Грея, Кантона, Нолле, Беккарин, Клейста, Мушенбрека и других.

Вторым разделом его прикладных усилий оказалось электричество движущееся. Гальвани заметил генерацию электричества двумя металлами, но именно Вольта измерил эффект, описал, объяснил, построил практически полезный аппарат. Как следствие появились законы контактных напряжений и ряд электроактивности металлов.

Изучение тепловых явлений не было для Вольты делом первостепенным, но он на удивление точно определил степени расширения воздуха и водяного пара при нагреве. Еще в 1776 году Вольта использовал метан болотного газа, но только через четверть века (!) на улицах Лондона зажглись фонари, правда, не с болотным, а со светильным газом, получаемым перетопкой каменного угля.

Во времена Вольты просто некому было использовать термоэлектричество, а потому соответствующий эффект ждал переоткрытия. А Вольтов опыт с разбалансом закалок железного прута вообще еще никто не повторял и тем более не применял. Тут не мешает вспомнить про электризацию кипящих и реагирующих жидкостей — вот кладезь полезных изобретений, сам Лавуазье не погнушался этот опыт присвоить, а Вольте обнаруженное явление пригодилось для теории атмосферного электричества, которая еще никому не оказалась нужной.

Наконец, еще один атрибут наследства — уроки жизни способного, честного и работящего человека в сложное время, уж они-то всегда поучительны, даже если отделены от нас двумя веками. Биография Вольты до предела насыщена событиями, то внешними, то касающимися внутренних дел героя, его мыслей, забот, исканий, переживаний. Удары судьбы чередуются с ее благодеяниями, от радости к горю, притом Вольта не пассивно сидел внутри молотилки жизни, он активно строил свою судьбу, чем разнообразил ее, и без того полную сюрпризами.

О Вольте говорили многие, пытаясь увидеть какую-тo логику в одуряющем месиве противоречивых фактов его биографии. Главным жизненным стержнем все же видится наука, преподавательская служба на втором плане, отличный семьянин все-таки немного занимался семьей.

Можно выпятить странности в жизни Вольты. Разве не парадоксально, что труженик стал графом, что самоучка служил профессором и деканом, что сын иезуита и брат церковнослужителей оказался скрытым атеистом, он упустил свои открытия, но открытия других с блеском довел до внедрения.

У Вольты немало критиков. Разно может принципиальный человек быть покладистым, спрашивают некоторые, а Вольту любили почти все: студенты, женщины, друзья, родные, министры австрийские и французские, ученые всей Европы.

Он не писал философских трактатов, и без него хватало чистых мыслителей, но насколько ж философична жизнь Вольты! Предельно честный человек, он не рассыпал вокруг себя рецептов вселенского счастья, но уважал действия и мнения других, но до чего ж преступно манипулировали массами безответственные лица, рекламировавшие то животный магнетизм, то животное электричество, зовущие к массовому счастью вот тут, за углом, куда сейчас поведет малограмотный или психически ущербный мессия!

Нет, Вольта говорил только то, что знал, делал только то, в чем был уверен, из нового и заманчивого усваивал только то, что подтверждал опыт жизни или опыт лабораторный. Что-то принимать на веру? Нет, увольте, вон сколько крови пролили обманутые толпы.

Не очень хвалебно, но похоже на правду: Вольта подобен стреле. Без лука она пассивна, но выпущенная твердой рукой, летит точно, в полете звенит и бьет наповал. Недоброжелатели говорили, что Вольта пуст, из него не бьет фонтан желаний, его надо вести за руку. Он действительно хотел, чтоб им руководили — дядя, мать, брат, Гаттони, Фирмиан, жена. В велоспорте есть гонщики, они садятся на чужое колесо, но потом, поддавшись азарту, выходят вперед и могут увлечь других за собой. Так и произошло: Эпинус поиграл с серными дисками — Вольта сделал электрофор; Гальвани нащупал что-то оригинальное в лягушке на медном крючке — Вольта сделал столб. Вот и Наполеон понял, что этот профессор пойдет, куда толкнут, будет сетовать и жаловаться, но пойдет, и пойдет хорошо. Ошибка и трагедия его возлюбленных Чичери, Ботты и Парис как раз в том, что они жаждали покориться кумиру, а тот сам ждал лидера.

Таков Вольта, его надо поджигать, потом сам разгорится. Тяжел на подъем, зато не остановишь. Он продолжатель, развиватель, улучшатель, но он нелегковесен, и хотя он не генератор идей, но уж доведет идею до воплощения.

То ли иезуиты, закатывая глаза, приучили ждать указаний свыше, то ли умен был, не умея по изощренности или доброте отбраковать одно хорошее от другого. И все же думается, что он — жертва родителей. Семь первых лет жизни «сиротой» катастрофически деформировали психику Вольты, не научив его проявлять инициативу!

Вот отчего он вечно брал пример, учась у других. Его можно бы назвать конформистом, только выгоду он искал не примитивную, он всей душой желал людям счастья и добра. По доброте и мудрости терпим до предела; знакомых масса, но друзей наперечет; всем свой, но все ему чужие. «Вот философия оборванца, — страстно кивал Вольтер на Руссо, он хотел бы, чтоб бедные обобрали богатых», а Вольта хотел, чтоб было хорошо и тем, и другим, а потому так и не занял своего места на классовых баррикадах.

Он всех устраивал, его все любили, коль задача поставлена, он выполнял ее квалифицированно и даже любовно, но ставить задач он не умел или не хотел. Вот отчего с 55 до 82 лет этот великолепный механизм по имени Вольта ржавел без дела.

«Он не делал революций, он был гением обстоятельств» — такова еще одна из многочисленных оценок Вольты его биографами. У Вольты были принципы («Работа, честь и достаток — чего еще желать?»), но он не знал, куда вести других. Вольта-человек думал, что достаточно быть справедливым и терпимым. Вольта-педагог учил других только тому, что знал сам и что имел право спрашивать. Вольта-ученый полагал, что лишь бы самому работать и работать, вдохновляясь высокими целями, а другие пусть смотрят и берут пример, если захотят и если он прав.