Глава 23 Драгоценные реликвии из ларца

Глава 23

Драгоценные реликвии из ларца

Мария Федоровна оказалась за границей почти нищей беженкой. Как написано в целом ряде изданий, она доживала свой век на ежегодное пособие от английского короля в 10 000 фунтов. Подобное утверждение в такой категорической форме неверно. Все обстояло далеко не так, средства к ней поступали из разных источников.

Само же королевское вспомоществование не являлось делом доброй воли Георга V, «сжалившимся» над обедневшей родственницей. Сестра Императрицы Вдовствующая Королева Александра стала инициатором данного начинания. По ее настоянию был образован специальный фонд, пайщиками которого стала она сама, ее сын Георг V, Королева Мери и дочь Александры Принцесса Виктория. Так или иначе, но сам факт английской субсидии не подлежит оспариванию.

Несмотря на значительную материальную помощь с разных сторон, Мария Федоровна владела и огромным личным состоянием — собранием драгоценностей, которое ей чудом удалось вывести из России. Точная стоимость его до сего времени неизвестна, но можно документально утверждать, что в нынешних ценах речь идет о десятках миллионов долларов.

Для того чтобы было понятно, о каком соотношении порядков цен идет речь, сошлемся лишь на один пример. В 1929 году Королева Мария (Мери) приобрела пасхальное яйцо фирмы Фаберже («яйцо-колоннада»), выполненное в 1905 году по заказу Императора Николая II, за которое Министерство Императорского Двора заплатило производителю 30 000 рублей (3000 фунтов стерлингов). Английской Королеве изделие Фаберже обошлось в 500 фунтов, а в начале 90-х годов XX века на аукционе в Лондоне оно уже было оценено в 6 миллионов футов.

Часть коллекции Императрицы, находившуюся в Аничковом Дворце, присвоило себе Временное правительство, но и то, что осталось в ее распоряжении, потрясало своей изысканностью и красотой немногочисленных очевидцев-современников. Слухи о нем не прошли мимо и Короля Георга, рассматривавшего баснословные по своей цене драгоценности в качестве надежного залога, позволявшего надеяться на возмещение с лихвой той королевской субсидии, которую от его имени Царица получала последние годы.

Собрание уникальных камней и неповторимых ювелирных произведений состояло исключительно из подарков, которые Мария Федоровна получала в России от своих родственников: свекра, свекрови, других членов Династии, глав государств, но главным образом — из дарений супруга. Безусловно, что для начала XX века Мария Федоровна обладала одной из самых утонченных и дорогих коллекцией драгоценностей в мире.

Это были ее личные украшения, которые она так любила, в которых знала толк и которые умела носить, как никто. После смерти Саши она их никогда не надевала. Исключение составляла лишь бриллиантовая брошь, подаренная ее женихом к свадьбе еще в 1866 году. Все остальные предметы на 35 лет были скрыты от глаз людских и предстали перед восхищенными взорами лишь после ее смерти.

Согласно описанию одного знатока, сокровища императрицы Марии включали «низки черного жемчуга, множество изумрудов, зеленых как джунгли, сапфиры, сиявшие как восточная ночь, бриллианты чистейшей воды, редкие византийские украшения, множество рубинов». Среди особо выдающихся ювелирных изделий: тиара из рубинов с алмазами, пояс из алмазов и изумрудов, гарнитур из розовых бриллиантов, корсаж и воротник, шитые бриллиантами.

По счастливой случайности эти сокровища не были отняты у нее во время двухлетнего пребывания в Крыму. Революционеры-мародеры всех мастей, ограбив и даже убив немалое число хозяев дорогих редкостей, не тронули самого главного владельца их — Императрицу Марию Федоровну. В те бесконечно долгие и опасные месяцы крымского заточения сами по себе эти вещи мало что и значили для Романовых-арестантов. Куда чаще и больше волновали заботы, в буквальном смысле слова, хлеба насущного. В Европе же все изменилось.

Сразу же возникла проблема денежных средств, а родственники поняли, что их «мама», «тетушка», «теща», т. е. Императрица Мария, владеет огромным состоянием. Никто в точности не ведал, какие предметы в него входят и в какие суммы они оцениваются, но что они стоят очень дорого, в том сомнений не было.

Энергичный и безответственный зять Александр Михайлович несколько раз обращался к теще с призывом продать ювелирные украшения и «вложить деньги в надежное дело». Мария Федоровна, ничего не понимавшая в коммерции, слишком хорошо знала мужа дочери и не сомневалась, что любое «надежное дело» Сандро неизбежно скоро вылетит в трубу. Предложение это было столь легкомысленным и неприличным, что она по этому поводу с зятем даже и говорить не стала.

Проблема сокровищ Царицы занимала не только членов ее семьи, но и коронованных родственников. Король Христиан X очень хотел посмотреть на коллекцию, но владелица любезно сказала «нет», считая, что это «ее личные вещи». Упорство старой тетки Король воспринял как оскорбление и уже без всяких околичностей бесцеремонно стал требовать, для покрытия ее расходов, продать или заложить драгоценности.

Английского Короля Георга V и Королеву Мери тоже мучило любопытство. Еще в пору молодости Короля, когда он приезжал к деду и бабке в Данию, то видел на тетушке такого высочайшего класса украшения, которых не имела ни одна из его английских родственниц. Даже его бабушка по отцовской линии знаменитая Королева Виктория ни в чем подобном на людях не блистала.

Что же касается Королевы Мери, то она хоть и происходила из древнего аристократического рода Герцогов Тек, но выросла почти в нищете. Родители влачили жалкое финансовое существование, кредиторы осаждали постоянно, и только замужество в 1893 году с Георгом Герцогом Йоркским, внуком Королевы Виктории, позволило Принцессе Виктории-Марии Текской вырваться из беспросветных тисков безденежья.

Восшествие в 1910 году на Британский Престол Георга V все резко изменило в жизни Мери. Она стала Королевой и у нее появилась и средства, и возможность отдаться своему давнему и главному увлечению: коллекционированию драгоценностей. В дорогих ювелирных и антикварных магазинах Лондона Королева приобрела репутацию знатока редкостей.

Собрание Русской Царицы ее живо интересовало, и трудно сомневаться, что интерес Короля к ларцу русской тетушки все время подогревался коллекционерской страстью супруги. Личные же пристрастия Георга V лежали совсем в другой сфере, далекой от мира «красивых вещиц». Дерби и регаты — вот неизменные «хобби» монарха.

Что конкретно удалось вывести «тети Минни», было неясно; сама она драгоценности не показала, а спрашивать о том Венценосная Чета сочла неуместным. Однако Король несколько раз все-таки «по-дружески» советовал ей «надежно хранить свои драгоценности» и даже предлагал «для полной сохранности» поместить их в сейф одного из банков Лондона. Предложение английского коронованного племянника не вызвало никакого отклика у Вдовствующей Императрицы.

Для Марии Федоровны эти блестящие предметы имели не только материальную ценность. Она прекрасно осознавала, что ей, Царице, принадлежат вещи, которых другие не имеют и иметь не могут. Это были осколки пропавшего мира, памятные частицы той эпохи, в которой она жила прежде и с которой не рассталась до конца. Любая безделушка из коллекции высвечивала в ее памяти неповторимые эпизоды минувшего времени, столь дорогого и незабываемого.

Когда на нее нападала тоска одиночества, она доставала свои сокровища, открывала те или иные футляры, любовалась предметами и погружалась в сладостные воспоминания. Дочери Ксения и Ольга не раз просили Мама что-нибудь им подарить из ее собрания, но она немедленно пресекала подобный разговор одной и той же фразой: «Когда меня не станет, вы получите все».

Родственники и знакомые часто пугали ее, что, «как стало известно», различные аферисты и даже «коммунистические агенты» охотятся за сокровищами Царицы и воспользуются первым подходящим случаем, чтобы их похитить. Об этом ей говорил Георг V; часто эту тему муссировала старшая дочь.

Самолюбивая и тщеславная Ксения не признавала на свете никаких приоритетов, кроме интересов собственного благополучия и благополучия своих детей. Под водительством мужа, амбициозного Великого князя Александра Михайловича, которого она обожала безмерно, даже после того как их брак фактически перестал существовать, Ксения Александровна превратилась в законченную эгоцентристку.

Соображения морального и династического порядка для нее уже не имели значения, а вот драгоценности, способные обеспечить безбедное существование ее и ее отпрысков, не оставляли спокойной. Именно Ксения особенно рьяно все время разжигала в Марии Федоровне опасения и страхи за судьбу ларца с сокровищами, надеясь, что матушка согласится переправить их в Англию под опеку Короля Георга. А со своим кузеном уже будет легко договориться о залоге или продаже каких-то предметов; ведь они всегда так хорошо понимали друг друга, а с Королевой Мей они вообще — задушевные подруги. Однако мать и не помышляла о том, чтобы расстаться с драгоценностями, и все усилия Ксении оказывались тщетными.

Старшая дочь Царицы не собиралась обосновываться в провинциальной Дании, с самого начала беженства решив поселиться в Англии. Король и Королева оказали ей помощь, и Ксения Александровна обосновалась в королевских коттеджах недалеко от Виндзорского замка: сначала временно в Лонгморе, а затем для постоянного проживания во Фрогморе. Получив пристанище, надо было решать финансовую проблему; требовались деньги и для себя, и для обучения собственных сыновей. На поддержку непутевого мужа Сандро рассчитывать было нельзя: он сам почти все время был без гроша в кармане, а если деньги и появлялись, то тратил их без оглядки.

Неожиданно, как показалось Ксении, представилась новая возможность получить большие средства. Случай этот был связан с именами убитых Николая II и Александры Федоровны. В начале 20-х годов стало известно, что в руках у большевиков оказалась их интимная переписка, выдержки из которой опубликовали под сенсационными заголовками некоторые газеты в Америке. Ксения, ознакомившись с этими фрагментами, писала Марии Федоровне, что письма «самого интимного характера, а некоторые удивительно прекрасны — просто грешно их читать». Мать и сестры убитого Царя были категорически против подобного кощунства: выносить на публику сугубо интимные послания.

Вскоре появились сообщения в английских газетах, что эта корреспонденция готовится к изданию и в Англии. Этому надо было как-то воспрепятствовать, но как? За советом Ксения обратилась к Королю, который свел ее со знатоком по улаживанию деликатных династических ситуаций, поверенным Королевской Семьи сэром Чарльзом Расселом. Опытный юрист посоветовал единственно верный при данных обстоятельствах ход: добиться через английский суд доверенности на управление собственностью Николая II в Англии. Ксению не надо было долго уговаривать, она тотчас согласилась.

Сэр Чарльз взялся за это дело и подал подобное исковое заявление от имени сестры Царя в лондонский суд, которое было удовлетворено, а 17 мая 1920 года Великая княгиня получила желаемую доверенность. Этот судебный эпизод вызвал серию статей в газетах и породил слухи о том, что в английских банках «припрятаны миллионы Русского Царя». Никаких миллионов там и в помине не было, но думается, что именно иск Ксении способствовал тому, что вскоре в холодных водах реки Шпрее в центре Берлина «всплыла лже-Анастасия». Эта история уже упоминалась ранее, и повторяться не имеет смысла.

Что же касается доходов от «управления имуществом Царя Николая II», то в этом деле Ксению ожидало горькое разочарование. Она получила лишь несколько небольших контейнеров из Ипатьевского дома в Екатеринбурге, где в 1918 году была убита Царская Семья. Содержание же их не принесло никаких имущественных надежд. Это были случайные остатки гардероба, какой-то битой посуды и фрагменты поломанных ювелирных украшений. Стоимость всей этой «собственности» не превышала 500 фунтов стерлингов.

Тогда Ксения вознамерилась сама заняться «денежными операциями», показав в этом деле полную неспособность. Хотя она и продала некоторые из своих драгоценных украшений, но по цене, которая в несколько раз была ниже возможной, а некоторые вещи у нее вообще были фактически украдены. Вся эта история получила широкую известность, и чуть не последней о ней узнала мать, находившаяся в тот момент в Англии. 4/14 апреля 1923 года Мария Федоровна записала в дневнике:

«Ксения сегодня не пришла, так как у нее возникло одно неприятное дело — она была вызвана на допрос по поводу ее прекрасных жемчугов, которые она хотела продать, но ей страшно не повезло. Она попалась в лапы ужасного обманщика еврея, который вместе с другим подлецом выкрал жемчуга и деньги оставил себе. Я ничего об этом не знала и была в совершенном негодовании по поводу этой ужасной истории и в связи с тем, что ей самой пришлось обо всем этом заявить и выступать свидетелем. Совершенно ужасно! И конечно же в тот же вечер я прочитала об этой истории в газетах!»

В результате — единственную надежду на будущее благополучие своей семьи Великая княгиня Ксения начала возлагать лишь на сокровища матери. Но все попытки дочери получить доступ к материнскому богатству оказывались безрезультатными. Не помогало даже постоянное нагнетание страхов.

Постепенно сохранность мемориальных ценностей стала волновать Марию Федоровну. Старая женщина начала бояться потерять овеществленные свидетельства отлетевшей в вечность жизни, хранившиеся в ларце. Она стала держать коллекцию в своей спальне, куда доступа посторонним не было. И в Амалиенборге, и в Видёре она постоянно заставляла дочь Ольгу, выполнявшую при ней последние годы роль доверенной сиделки и медсестры, ставить шкатулку-ларец так, чтобы она могла его видеть и лежа в постели.

Как потом вспоминала Ольга Александровна, «я нередко замечала, с какой тревогой она смотрит на эту шкатулку. Мама словно предвидела, сколько неприятностей будет связано с ней». Конечно, Марии Федоровне и вообразить было невозможно, насколько масштабными и скандальными окажутся эти «неприятности».

Как только Мария Федоровна тихо покинула мир земных страстей, то вокруг драгоценного наследства разгорелась настоящая схватка. Собственно, это была даже не столько схватка, а неприличная интрига, в которую оказались втянутыми не только близкие родственники, но и целый ряд иных влиятельных лиц.

Тело покойной еще не было погребено, а собрание драгоценностей в полной тайне и с конспиративными предосторожностями уже следовало в Лондон. Детективная история с драгоценностями Императрицы Марии до сих пор так до конца и не прояснена. Достоверных сведений здесь все еще значительно меньше, чем сделанных позже многочисленных тенденциозных «заявлений», «пояснений» и «опровержений». Однако в общих чертах судьбу сокровищ все-таки можно установить. И главный вывод тут не подлежит сомнению: вся эта махинация сделалась возможной благодаря сговору Английского Короля Георга V и Великой княгини Ксении Александровны.

Завещание Марии Федоровны, вскрытое на следующий день после похорон, не содержало никаких сюрпризов. Как вспоминал ее зять Александр Михайлович, «как мы все и ожидали, за исключением пособия слугам, все свое имущество, собственные драгоценности и те, которые были унаследованы от Королевы Александры, моя теща оставила двум своим дочерям».

Мария Федоровна сдержала свое обещание: ее дочери «получили все». Таковая была ее последняя воля, которая, увы, не стала непререкаемым законом для живых. Еще до того, как завещательное распоряжение стало известно, с самой ценной частью имущества уже начались тайные манипуляции.

На похоронной траурной церемонии в Дании присутствовал последний царский министр финансов дел П. Л. Барк (1869–1937), сумевший эмигрировать в Англию и добиться там влиятельного положения: стать советником директора Британского Банка. Управляющий финансами короля Фредерик Понсоби попросил Барка поехать в Данию и сделать все возможное, чтобы сокровища Императрицы Марии как можно скорее прибыли в Англию.

Барк с поставленной задачей справился блестяще: прибыв в Видёре, сразу же встретился с Ксенией, которая и передала ему ларец с драгоценностями, не уведомив о том никого. В своих воспоминаниях Понсоби писал, что эта акция была проведена Барком с полного согласия Ксении и Ольги, в присутствии которых шкатулка якобы «была опечатана и тотчас отправлена» в английское посольство в Копенгагене. В тот же день, на первом же пароходе с надежным сопровождением драгоценности отбыли в Лондон.

На самом же деле Ольге Александровне ничего не сообщили; она узнала обо всем лишь постфактум. Как позже она говорила с горечью, «Ксения сама занялась сделкой. Мне дали понять: меня все это мало касается, поскольку я замужем за простолюдином». Ксения Александровна вдруг решила, что она имеет неоспоримые преимущества, хотя, согласно завещанию Марии Федоровны, обе дочери являлись равноправными наследницами. Но старшая сестра уже не считала младшую себе равной по причине ее «недостойного брака».

Схожей точки зрения придерживался и Английский Король, не желавший признавать родства со своей кузиной Ольгой. Ее позицией он не интересовался, в то время как с Ксенией поддерживал самые доверительные отношения. Через несколько дней после того, как драгоценности Марии Федоровны покинули Видёре, Король сообщал Ксении: «Посылка, которую мистер Барк прислал из Копенгагена, прибыла в сохранности и сейчас находится у меня в сейфе, в Букингемском дворце, где она останется до Вашего возвращения или пока я не увижусь с Барком и он не сообщит мне о Ваших пожеланиях насчет нее».

Завершая свое послание, Георг V выражал надежду, что Великая княгиня вернется и будет жить во Фрогмор Коттедже, который «ждет ее». «Я надеюсь, — добавлял Король, — что он будет Вашим домом, если только Вы не сочтете, что он слишком мал».

Ксения сразу после похорон матери покинула Данию, а Ольга оставалась еще некоторое время в Видёре и ей пришлось иметь объяснение с Королем Христианом X, выслушивать его оскорбления после того, когда он узнал, что драгоценности уплыли из-под его носа. Он воспылал к своей русской кузине, которая совершенно была далека от всей этой истории, стойким чувством непреодолимой вражды. И отплатил ей, что называется, «по полному королевскому счету»: он навсегда вычеркнул двоюродную сестру из круга не только своих родственников, но и знакомых.

До 1948 года Ольга Александровна со своей семьей оставалась в Дании и много бедствовала. Нередко случались дни, когда она вообще голодала, но Короля это не занимало и никогда не беспокоило. После смерти Марии Федоровны муж Ольги работал конюхом в поместье у датского миллионера Расмуссена, а в 1932 году, получив некоторые средства от продажи Видёре, она с Куликовским купила небольшую ферму «Кмудсминне» в местечке Баллеруп, недалеко от Копенгагена.

Занимались простым крестьянским трудом и этим жили все время до самого своего отъезда из Дании. Христиан X умер в 1947 году, и все это время ее коронованный брат, не «по-королевски», а хотя бы по-человечески ни единожды не протянул ей руку помощи. А ведь этот правитель считался «христианским монархом»!

Темная история связана с продажей виллы Видёре. Вскоре после смерти владелицы все «содержимое дома» было распродано на аукционе. Какие конкретно предметы продавали, кто покупал и по какой цене — все это вряд ли удастся выяснить. Точно известно лишь, что наиболее ценные вещи отбыли в Англию, в том числе и лимузин Царицы марки «Бельвиль».

Сохранилась одна занимательная подробность: Королева Мери тоже принимала заочное участие в аукционе. Она попросила через Британский МИД приобрести для нее одну «фарфоровую безделушку» и выделила для этой цели 25 фунтов стерлингов. Но ставка не прошла, кто-то заплатил больше. Данный эпизод позволяет заключить: существовал каталог-опись предметов, принадлежавших Марии Федоровне, который был доступен изучению «Ее Величества», а потом испарившийся бесследно.

Сам же дом был продан примерно за 12 тысяч фунтов стерлингов, что ныне равняется приблизительно 200 тысячам фунтов. Сумма хоть явно и не «царского достоинства», но ее трудно назвать незначительной. Надо думать, что после уплаты налогов и комиссионных она существенно уменьшилась. Но самое интересное не это, а вопрос: куда же она подевалась? На него нет до сих пор ясного ответа.

Король Христиан X не только отшатнулся от помощи данному делу, но и хотел как можно скорее покончить «с этой историей», что, естественно, сбило цену. Датская сторона полностью отстранилась от юридической и правовой части купли-продажи, передав дело английским представителям. Но в определении размера долей приняла участие и настояла на том, чтобы доля Ксении была определена в ³/₅, а Ольги в ²/₅ стоимости имущества. Но на этом история с виллой не закончилось.

Как только купчая была совершена, вся сумма немедленно была переведена в Вестминстерский банк в Лондоне на имя П. Л. Барка. Почему это случилось, с чьего согласия дом продавали по указанной цене, по чьей инициативе деньги были переведены на имя человека, который душеприказчиком покойной не являлся, и какие точные суммы в конечном итоге были выплачены наследникам — все эти вопросы тонут в мраке неизвестности.

До сих пор все материалы по этому делу и в Англии, и в Дании недоступны, хотя в обеих странах существуют законы о сроке секретности документов, и эти сроки давным-давно истекли. Но ведь здесь же речь идет не просто о какой-то государственной тайне; здесь затрагивается престиж двух, доныне здравствующих Королевских Династий. Беречь же свои тайны и Виндзоры и Глуксбурги умеют. И хранят многие десятилетия. И можно почти не сомневаться, что если кто-то когда-нибудь и получит допуск в неприступные королевские хранилища, то сразу же выяснится, что «документы по этому делу отсутствуют».

Абсолютно аналогичная ситуация существует и с материалами, относящимися к продаже драгоценностей последней Царицы.

После смерти Марии Федоровны прошло шесть месяцев, и 22 мая 1929 года в Виндзорском замке ларец с драгоценностями был распечатан. Его бы и раньше вскрыли, но Король Георг V зимой тяжело заболел, а без него Ксения и Королева Мери не рискнули. Сэр Френсис Понсоби оставил краткое описание того события в Королевской резиденции в Виндзоре. «Королева вошла вместе с Великой княгиней, которая увидела, что шкатулка была перевязана лентой так, как она ее отправила. Достали низки самого чудесного жемчуга, все жемчужины подобраны по размеру, самая большая была размером с крупную вишню. Разложили изумруды кабошон и крупные рубины и сапфиры. Затем я потихоньку вышел».

Никто не зафиксировал, сколько времени продолжалось рассматривание драгоценностей, но известно, что вид сокровищ особенно сильно поразил Английскую Королеву, решившую обязательно обзавестись вещами из собрания покойной русской тетушки. Никакой описи при этом составлено не было, никого из специалистов не приглашали, и драгоценности не оценивались, хотя вопрос об их продаже возник сам собой. В этом эпизоде особо замечательно, что вторую наследницу-совладелицу сокровищ Ольгу Александровну не только не пригласили в Лондон, но даже и не поставили в известность о том, как намереваются с наследством поступить.

Насколько можно заключить из глухих документальных свидетельств, целую неделю драгоценности Марии Федоровны хранились у Королевы Мери, у которой было вдоволь времени, чтобы все внимательно рассмотреть и решить, что бы она хотела приобрести.

Через неделю после вскрытия шкатулки в Виндзор был приглашен совладелец известной лондонской ювелирной фирмы «Хеннел и сыновья» господин Харди, который произвел предварительную оценку и тут же предложил через Понсоби для Великой княгини Ксении 100 тысяч фунтов стерлингов аванса. В условиях 1929 года это было целое состояние (в нынешних ценах это около двух миллионов фунтов), и Харди готов был его выложить немедля, понимая, что перед ним находятся невероятные по своей стоимости вещи.

Столь быстрая передача драгоценностей совершенно не устраивала Короля, но главным образом Королеву Мери. В этом случае ей надо было платить по высшему счету, а платить так «их величества» не желали.

В своих воспоминаниях, вышедших в Англии в 1951 году, сэр Понсоби писал, что Король и Королева рекомендовали не спешить продавать драгоценности и что в конечном итоге за эти украшения «было получено 350 тысяч фунтов», которые якобы были положены в банк на имя великих княгинь. Участник операции с драгоценностями П. Л. Барк чуть раньше оценил их стоимость в 500 тысяч фунтов, и Понсоби писал, что он «был недалек от истины». Но до истины не удалось добраться и до сего дня. Все участники-современники при жизни как в рот воды набрали, и лишь после их смерти стали выясняться некоторые важные подробности.

Молчание Ксении Александровны о том, сколько она в действительности получила из этого легендарного «фонда», можно объяснить тем фактом, что она действительно получала деньги от продажи сокровищ матери, но, сколько и когда, о том она не проронила ни слова. Зависимая многие годы от содержания короля Георга V, Ксения получала деньги на личные надобности, большую часть которых пересылала своим детям, о которых так всегда пеклась. В год смерти царицы-бабушки самому младшему из сыновей Ксении Василию исполнилось 22 года, а старшие — Андрей, Федор, Никитина, Дмитрий и Ростислав — уже успели получить образование, обзавелись собственными семьями. Невзирая на это, Ксения все время за них переживала; ей так хотелось обеспечить им «достойную жизнь». Получаемые деньги она своим великовозрастным «малюткам» все время и переправляла.

Тот же факт, что у сестры Ольги два несовершенных сына и муж-офицер, у которого не было ни связей, ни гражданской профессии, старшую сестру не интересовал. Со своей стороны, Ольга никогда не возмущалась и, насколько известно, ничего от своей сестры не требовала. По складу натуры она не умела и не хотела просить за себя. Истинная православная христианка, со смирением, которым так напоминала своего брата Николая И, она несла земной крест так, как подсказывало ей сердце, а во всех горестях и тяжестях своей судьбы никого из других людей не винила, уповая лишь на милость Господа. Однажды лишь призналась, что отношение родственников к ней после смерти матери было столь оскорбительным и унизительным, что порой «ей жить не хотелось».

Когда весной 1948 года по пути в Канаду Ольга Александровна на несколько недель оказалась в Лондоне, то сочла необходимым нанести визит вежливости теперь уже «Вдовствующей Королеве» Марии, которую Великая княгиня с детства знала как «Мей» и которая теперь жила во дворце Мальборо-Хаус.

Встреча не была продолжительной и не стала радостной. Произошел обмен пустыми светскими фразами и ничего не значащими любезностями. Когда Ольгу Александровну уже после смерти королевы Марии ее биограф-журналист спросил, почему же она при встрече не коснулась истории с драгоценностями, то Великая княгиня ответила вопросом: «К чему было обострять отношения?» и закрыла тему.

Думается, что дело было не только в том, что и через многие годы вопрос о драгоценностях все еще оставался острым, все еще мог «обострить отношения», которых на самом деле давно уже не существовало.

Ольга Александровна была слишком деликатной и сугубо щепетильной во всем, что касалось ее достоинства, как человека и представительницы древнего Царского Рода. Она не унижалась до просьб и заискивания ни перед кем и ни перед чем. Эти качества наилучшим образом характеризуют Ольгу как дочь, по моральным качествам достойную своих родителей.

Но в то же время все, кто пытается восстановить ту давнюю, но такую поучительную историю, не могут не пожалеть, что младшая дочь Александра III не оставила подробных свидетельств того, как вели по отношению к ней в изгнании ее коронованные и некоронованные родственники. Здесь общую картину приходится восстанавливать по крупицам, полагаясь главным образом на различные косвенные данные. В одном лишь можно не сомневаться: Ольга не только не стала состоятельной благодаря наследству Марии Федоровны, она большую часть своей последующей тридцатилетней жизни фактически прожила в нужде.

А куда же подевались сказочные драгоценности? Они не исчезли, обретя новых, родовитых владельцев, не считавших нужным объяснять подробности, и ни минуты не сомневаясь, что стали их собственниками на вполне законных основаниях. В общем-то так оно и было; с юридической стороны претензии предъявлять вряд ли возможно. Моральные же соображения в мире больших денег никогда не играли определяющей роли.

Однако нельзя упускать из вида, что здесь речь все-таки шла не о каких-то «акулах» биржевых операций и «некоронованных королях большого бизнеса», а о людях, обязанных олицетворять моральные устои монархической власти. То, что мог с легкостью позволить себе какой-либо финансовый махинатор, не имели права позволять корононосители. Иначе исчезала та разница, которая отличала любителя легкой наживы от «правителя милостью Божией». Как ни удивительно, но эта разница совсем и не различима в деле о продаже драгоценностей Марии Федоровны, а Король Георг V и Королева Мария этот печальный факт и подтвердили.

Когда возникли первые признаки общественного интереса к «бриллиантовой сделке века», а случилось это уже в 60-е годы, после появления в печати авторизованной биографии Ольги Александровны, то это вызвало замешательство самых высокопоставленных лиц в Англии. Хотя умершая уже к тому времени Ольга никаких обвинений против кого-то не выдвигала и никаких претензий не высказывала, но общий контекст ее рассказа о пережитом невольно затрагивал престиж в первую очередь Королевской Семьи. К тому времени на престоле находилась (и находится до сих пор) внучка Георга V королева Елизавета II, что само по себе делало тему весьма злободневной. Появились заявления и опровержения, утверждающие, что сделка с драгоценностями являлась «вполне законной», а Королева Мария за все вещи Царицы «заплатила». Буквально так оно и было.

Однако как эта сделка была обставлена, насколько уплаченные суммы соответствовали действительной стоимости уникальных предметов, о том существуют разноречивые суждения. В конечном итоге появилась цифра в 100 тысяч фунтов стерлингов, полученных за драгоценности, и которая якобы и была переведена на счет Ксении и Ольги. Причем первая получила 60 % суммы, а вторая — 40 %. С указанными ранее 350 тысячами, которые привел в своих воспоминаниях Понсоби, — разница огромная.

Вопиющее несоответствие цифр озадачило еще биографа Ольги Александровны Йена Ворреса, который в авторизованной книге ее воспоминаний, опубликованной в 1964 году, решил в этом деле разобраться. С этой целью он обратился к Эдварду Пикоку, директору Английского банка, в свое время исполнявшему роль распорядителя фонда Великих княгинь.

Тот поведал биографу, что фонд имел в наличии 100 тысяч фунтов, которые он и переводил сестрам последнего Царя. Когда же Воррес назвал сумму в 350 тысяч фунтов, указанную покойным Понсоби, то сэр Эдвард «не смог дать толкового объяснения», заявив, что, возможно, в данном случае «Понсоби изменила память». «Слабоумие» оказалось очень удобным аргументом, который, как представлялось, все объяснял и тему закрывал «раз и навсегда».

Однако сомнения по поводу достоверности приводимых аргументов не исчезли. Самые важные в их ряду. Во-первых, куда подевалась опись драгоценностей, была ли она вообще? И, во-вторых, — почему опытный ювелир Харди готов был выложить сразу же в качестве залога за них 100 тысяч, при том, что залог всегда и везде отражает лишь часть реальной стоимости? Ну и, наконец, кому все-таки были проданы драгоценности, помимо королевы Мери?

Известно, что некоторые состоятельные дамы, не входившие в круг Королевской Фамилии, носили потом украшения императрицы Марии, например, жена упоминавшегося уже русского экс-министра финансов П. А. Барка. Позже, когда сын Ольги Александровны Гурий Куликовский (1919–1984) попросил фирму «Хеннел» назвать покупателей драгоценностей своей бабки, то вопрос был сразу же отметен ссылками «на коммерческую тайну».

Бескомпромиссные утверждения британской стороны о том, что драгоценности принадлежат Королевской Фамилии «на законных основаниях», с формально-правовой точки зрения являются убедительными. Тем не менее невольно вызывает недоумение нежелание обнародовать материалы этого «законного основания». Казалось бы: прошло столько лет, никто не покушается на британскую собственность, тем более у Марии Федоровны нет уже и никаких правопреемников. Так почему же все держать в секрете? Убедительных объяснений так никто дать и не удосужился, хотя конкретные вопросы возникали снова и снова.

В 1965 году проживающий в Канаде младший сын Ольги Александровны Гурий обратился с письмом в «Хеннел» за разъяснением: сколько было продано предметов, какие суммы были за них выручены и кто являлся покупателем. Фирма удостоила любезным ответом, но, как уже упоминалось, последний вопрос был сразу же снят с обсуждения.

Что касается прочих, то внуку Марии Федоровны было сообщено, что «Хеннел» располагает «полным и подробным отчетом о продаже украшений» и фирма готова его представить, попросив заплатить за услугу 80 гиней (225 канадских долларов). В письме упоминалось, что речь идет о 76 предметах, и хотя проситель заплатил указанную сумму, но обещанный перечень ему так и не был представлен.

Гурий умер в 1984 году, а через год, в 1985 году, журналистка Сузи Менкес опубликовала в Лондоне сенсационную книгу «Королевские драгоценности», где подробно описала историю реликвий Марии Федоровны, в том числе и попытки Гурия Куликовского докопаться до истины. Журналистка утверждала, что Гурий обращался и в Букингемский дворец. «Они проверили бумаги, — писала Менкес, — и обнаружили правду: Королева Мери держала у себя драгоценности до 1933 года, затем она заявила, что из-за депрессии и обвала рынка жемчуга их цена упала; она заплатила только 60 000 фунтов стерлингов. В 1968 году, через 40 лет после того, как драгоценности Императрицы Марии были извлечены из шкатулки, внучка Королевы Мери Королева Елизавета оплатила долг».

Появилось новое легендарное сказание. Старший брат Гурия Тихон Куликовский (1917–1993), не знавший ни о каких «выплатах королевы», был озадачен подобным повествованием, обратился за разъяснениями и в «Хеннел», и в Букингемский дворец. Ответы поступили, но по содержанию они скорее походили на отповедь надоедливому глупцу из какой-нибудь конторы «по устройству вечной жизни», чем на официальные бумаги из респектабельных учреждений.

Секретарь Королевы сэр Роберт Фелллоуз был лаконичен: «После серьезного наведения справок я не обнаружил никаких оснований для истории в книге Сузи Менкес, утверждавшей, что Королевой делались выплаты вашей семье в 1968 году». Послание от «Хеннел» тоже не было многословным. В нем говорилось, что фирма сменила владельца, что никто из бывших сотрудников в ней не работает и что не существует «никаких следов предыдущей переписки или какой-либо иной работы по этому вопросу».

Прошло еще несколько лет, и в 1994 году в Лондоне вышла книга бывшего редактора финансового отдела газеты «Таймс», а затем банкира Уильяма Кларка «Последняя судьба Царя», посвященная имущественному наследству Царской Династии после революции 1917 года, где излагались различные аспекты этой истории. Особо там шла речь и о драгоценностях Марии Федоровны. Личные связи автора позволили ему получить доступ к конфиденциальной информации, в том числе и касающейся сделок с сокровищами последней царицы.

Книга написана с целью во всем оправдать британскую сторону, но в первую очередь Королевскую Фамилию, поставив последнюю точку во всем этом деле. По его мнению, такой «точкой» и стал аукционный каталог «Хеннел», который, вопреки опровержениям, оказывается, преспокойно хранился в архиве фирмы, откуда и попал в распоряжение автора.

Фактически никакой «точки» так поставить и не удалось. Знания о 76 предметах, которые упоминаются в каталоге, составленном мистером Харди 11 июня 1929 года, т. е. через две недели после того, как шкатулка была вскрыта в Виндзоре, ничего не добавляют к организации самой процедуры их реализации. А это ведь — узловой момент данной истории.

Кроме того, выяснилось, что не все предметы были включены в каталог. По этому поводу автор замечает, что, «вероятно, из-за их низкой цены». Это совсем «невероятно», хотя бы по той причине, что совершенно непонятно, каким образом определялась эта «цена», учитывая, что речь главным образом шла об уникальных предметах. К тому же трудно предположить, что Мария Федоровна в шкатулке с драгоценностями увозила из России какие-то дешевые безделушки, которые у нее там просто не могли находиться.

Из документов аукционной фирмы выяснилось, что из тех 76 предметов, о которых говорится в описании Харди, часть «забрала Ксения» и они на торги не выставлялись. Общая «оценка на глаз» изъятых вещей составила поразительно точную цифру: 3462 фунта. В отчете «Хеннел» всплыла и еще одна удивительная деталь: когда драгоценности поступили в хранилище фирмы, они были сразу же застрахованы на 150 тысяч фунтов. Общая же сумма, вырученная «Хеннел» от продажи драгоценностей, составила 136 624 фунта.

Невольно умиляет та скорость, с которой приступила к покупке вещей Королева Мери. Уже 12 июня, т. е. всего лишь через день после составления описания, она приобрела два украшения, без промедления заплатив за них 6555 фунтов. Как в этой связи замечает Кларк, Королева «ясно знала, что хотела иметь, и заплатила по ходовой цене чеком попечителям фонда». С этим утверждением можно целиком согласиться.

«По ходовой цене» были приобретены Королевой и прочие редкие предметы, а никакого «аукциона» на самым деле не было. Невзирая на это, автор, верный своей исходной мировоззренческой позиции, патетически восклицает: «Представление о том, что Королева Мери воспользовалась своим привилегированным положением для приобретения по бросовым ценам романовских драгоценностей, которые до сих пор носят ее невестки, внучки и другие члены Королевской Фамилии, не подтверждается фактами из оригинального сводного перечня, который вели Хеннелы».

Подобное «резюме» звучит по меньшей мере странно, учитывая, что приводимые в книге журналиста-банкира документы в совокупности свидетельствует как раз об обратном. Все же риторические заявления о том, что драгоценности продавались по низким ценам (этот факт автор не отрицает) в силу мировой финансовой «депрессии» и по причине того, что большевики «выбросили на рынок» массу драгоценных изделий, чем якобы резко и сбили цены, — ничего по существу не проясняют.

А почему надо было торопиться с продажей? Почему надо было спешно избавляться от недевальвируемых ценностей, когда конъюнктура рынка была так неблагоприятна? Ответов нет. Существует и еще множество вопросов, которые здесь не место задавать. Ясно одно: «последней точки» в этой темной истории придется ждать еще долго, а возможно, что ее не будет и вообще…

Дамы Виндзорской Династии, в том числе и Королева Елизавета И, до сих пор появляются на публике в украшениях Марии Федоровны. Особо значимые предметы никогда не выставлялись на продажу, их стоимость не поддается даже приблизительной оценке.

Овальная бриллиантовая брошь с бриллиантовой застежкой, принадлежащая ныне принцессе Кентской, подаренная в свое время ее свекрови, принцессе Марине, позже герцогине Кентской, Королевой Мэри. Брошь с огромным овальным сапфиром кабошон, с бриллиантовой застежкой и с подвеской из жемчужины в форме капли, завещанная Королевой Мэри своей внучке Королеве Елизавете II, которая часто ее надевает в торжественных случаях.

В этих же целях используется нынешней Королевой и бриллиантовая тиара V-образной формы с уникальным сапфиром в центре. Британскому Монарху принадлежит и воротник из жемчугов и бриллиантов — подарок Королеве Елизавете от бабушки Королевы Мэри. Здесь упомянуты лишь экстраординарные предметы. Общее же число драгоценных изделий русского происхождения, находящихся ныне в собственности членов Королевской Семьи, не поддается определению.

Никто не оспаривает того факта, что уникальные изделия, даже если они и приобретались, то по ценам расхожих вещей ювелирного рынка, что в данном случае означало многократное удешевление их. В любом случае Королю Георгу V и Королеве Марии удалось заметно пополнить собрание драгоценностей Английского Королевского Дома за счет своих родственных связей с Романовыми.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.