«Никогда не забуду…»
«Никогда не забуду…»
Скопилось восемь готовых рассказов — уже книга. Сдал рукопись в издательство «Новая Москва». И вот она даже набрана, но вползли переживания: рассказы газетные, а покажутся ли они в сборнике именно литературой, не спешит ли он с первой книгой на свидание с читателем? Он еще не осознал, что первые рассказы имеют полное право на долгую жизнь. Включил в книгу и «Родинку», и «Пастуха», и «Продкомиссара», и «Шибалкино семя», и «Алешкино сердце»…
Решил посоветоваться с тем, кому доверял: с Серафимовичем. Ему была передана верстка книги. Известно, как перегружен старик такого рода просьбами. Но вдруг весточка — мэтр сел за предисловие к его сборнику. Значит, не считает его щелкопером-графоманом.
В дневнике Серафимовича осталась запись от тех дней: «Черт знает, как талантлив!»
У Шолохова с тех пор появился литературный крестный, можно на радостях пошутить по-казачьи: кум. Он приглашен для беседы — оказано доверие! Услышал лестное для себя: «Невелика ваша книга — восемь рассказов, а событий на целый роман…» Но вдруг прозвучало и такое — неожиданное: «Писателю очень важно найти себя, пока молод… Дерзнуть на большое полотно…» И еще: «Нюхом чувствую — пороху у вас хватит!»
Мэтр явно подталкивал к повести или роману.
Первый сборник молодого писателя «Донские рассказы» со вступительным словом Серафимовича выйдет в 1926 году, и автор прочитает о себе: «Как степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова. Просто, ярко, рассказываемое чувствуешь — перед глазами стоит. Образный язык, тот цветной язык, которым говорит казачество. Сжато, и эта сжатость полна жизни, напряжения и правды. Чувство меры в острых моментах, и оттого они пронизывают. Тонкий схватывающий глаз. Умение выбрать из многих признаков наихарактернейшее».
Будет в предисловии и такой совет — чтобы не закружилась от похвал голова: «Все данные за то, что т. Шолохов развертывается в ценного писателя, только учиться, только работать над каждой вещью, не торопиться».
И спустя многие годы, на 75-летнем юбилее своего наставника, Шолохов не скроет своей горячей благодарности: «Никогда не забуду 1925 года, когда Серафимович, ознакомившись с первым сборником моих рассказов, не только написал к нему теплое предисловие, но и захотел повидаться со мною… Наша первая встреча состоялась в Первом Доме Советов». Это гостиница с нынешним названием «Националь». Здесь жил кум-наставник.
Серафимович тоже оставил след от той встречи не только добрым отзывом и строчками в дневнике. Набросал для задуманной повести о Шолохове портрет героя. Линии легки, но рисунок осязаем, впечатляющ и при всей эскизности полон не только точности, но и восхищения, и даже удивления:
«Шолохов. Невысокий, по-мальчишески тонкий, подобранный, узкий, глаза смотрели чуть усмешливо, с задорцем: „Хе-хе!.. Дескать, вижу…“
Громадный выпуклый лоб, пузом вылезший из-под далеко отодвинувшихся назад светло-курчавых, молодых, крепких волос. Странно было на мальчишеском челе — этот свесившийся пузом лоб…
Небольшой, стройный, узко перехваченный ремнем с серебряным набором.
Голова стройно на стройной шее, и улыбка играет легонькой, насмешливой, хитроватой казацкой…
Резко, точно очерченные, по-азиатски удлиненные, иссиня-серые глаза смотрели прямо, чуть усмехаясь, из-под тонко, по-девичьи приподнятых бровей.
И глаза, когда говорил, и губы чуть усмехались: „Дескать, знаю, знаю, брат, вижу тебя насквозь…“»
У станичника Шолохова в этом, 1925 году случилось несколько наездов в столицу с хождениями по редакциям. Знакомил издателей с новыми сочинениями, рассказывал о задуманном. В одной спросил: нет ли возможности добыть запретные заграничные издания белых эмигрантов, чтобы почитать, как они складывают свою историю революции и Гражданской войны на Дону? Для чего? Выяснится позже, когда узнают, что он принялся за роман о судьбах казачества в революции.
Что ни поход по редакциям, то преинтереснейшие знакомства. Одно чего стоит — Андрей Платонов! Подвернулись и чудаковатые комсомолята-художники из знаменитого тогда ВХУТЕМАСа — будущие карикатуристы, известные по коллективному псевдониму Кукрыниксы. И появился шарж. Знать, по-художнически углядливо выявила эта остроумная троица в провинциале особые приметы значимости.
Работники журнала «Комсомолия» приваживают своего автора к семинарам в Литературно-художественном институте, который помещался в роскошном старинном особняке на Поварской. Сходил несколько раз.
Увы, денег по-прежнему не хватало на столичное житье — гонорары невелики. Шолохову и в этом году порой приходилось — тайком от всех — по ночам разгружать вагоны.
Чем больше знакомился с литературным миром, тем чаще появлялись совсем не комсомольские искушения-соблазны. «Если появлялись гонорары, то ходили в рестораны… Шолохов очень любил слушать, как поют цыгане…» — свидетельствует поэт Иван Молчанов, он тоже работал в журнале.
И все-таки не втянулся. Работники «Журнала крестьянской молодежи» потом отобразили в своей книге «Друзья-писатели»: «Литературная богема, среди которой волей-неволей ему приходилось вращаться, не привлекала его. Упорный и настойчивый, он стремился работать, вечеринки и пирушки только мешали ему, на московских мостовых он всерьез тосковал по донским степям».
Хорошо же, что степная тоска взяла верх над столичными развлечениями.
Средь степей и на берегах Дона — дома! — он задумал писать роман о казачестве.
Замысел становился романом не сразу: «В 1925 году стал было писать „Тихий Дон“, но, после того, как написал 3–4 печатных листа, бросил… Показалось — не под силу… Начал первоначально с 1917 года, с похода на Петроград генерала Корнилова. Через год взялся снова…»
1925 год шел к концу. У Шолохова в сердце и мыслях будущий роман. И нечаянная радость — его заметили за границей: в Польше перевели и издали отдельной книжицей рассказ «Алешкино сердце».
С этого начиналось знакомство планеты с будущим нобелевским лауреатом.
Дополнение. Еще одно славное имя в биографии начинающего писателя — Василий Кудашев. Тоже провинциал и тоже молод, но уже успел приобщиться к столичной литературной жизни понадежнее, чем Шолохов, став заведующим литературным отделом «Журнала крестьянской молодежи». Это позволило ему напечатать несколько рассказов Шолохова. Потом был редактором шолоховских книг «Донские рассказы» и «Лазоревая степь» (вышла в том же 1926 году).
Потянулись друг к другу не по случаю, а благодаря общности биографий. Кудашев хоть и липецкий, но перед тем, как стать москвичом, пожил на Дону. Шолохов учился в Богучарах в гимназии, Кудашев как раз в это время — ученик городского училища. Шолохов — профработник, Кудашев неподалеку, в Каланчевском районе — комсомольский работник. И далее судьба не расторгнет этот дружеский союз — и в радостях, и в горестях. В 1999 году наследники Кудашева передадут государству многие десятилетия тайком хранимую рукопись «Тихого Дона». И это станет решающим доводом в посрамлении тех, кто нахраписто внушал миру, что Шолохов-де плагиатор.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
«АЩЕ ЗАБУДУ ТЕБЕ, ИЕРУСАЛИМЕ…» письма
«АЩЕ ЗАБУДУ ТЕБЕ, ИЕРУСАЛИМЕ…» письма …А для слова — правдивого слова о Ленинграде — еще, видимо, не пришло время… Придет ли оно вообще? О. Берггольц Дневник от
«Не забуду горных звуков…»
«Не забуду горных звуков…» Не забуду горных звуков Я, доколе не умру. Начинаю с дятла стуков В дерева кору. Иглы с шорохом и шишки Осыпаются, С цокотом с сосновой вышки Белки озираются. Падая, журчит ручей, И того же лада — Те же дактиль и хорей, Словно твой,
«Эта ночь – ее я не забуду!..»
«Эта ночь – ее я не забуду!..» Эта ночь – ее я не забуду! — Разожгла мое воображенье, Августовские сырые звезды Как-то неестественно мерцали; Несмотря на полное затишье Подозрительно скрипели сосны, И непроницаемая темень От меня лицо твое скрывала. Мне казалось, этой
XXV. «Забуду ль я вот эти горы…»
XXV. «Забуду ль я вот эти горы…» Забуду ль я вот эти горы В туманный, ранний утра час, И бухты свежие просторы, И чаек крик, – забуду ль вас? Иль при конце моем печальном, Пред тем, как ступит жизнь во тьму, Я вас, хотя б в виденьи дальном, С тоскою сердцем обойму? 10 декабря
«Не забуду и не заменю…»
«Не забуду и не заменю…» Они думали, что живут в послевоенном мире, но жили уже в предвоенном. В год шестидесятилетия Бенкендорфа со времён его партизанских будней прошло уже тридцать лет, с приключений в окрестностях Варны — почти пятнадцать, а вот до Крымской войны
НИКОГДА НЕ ГОВОРИ «НИКОГДА»! Ким Бэсинджер
НИКОГДА НЕ ГОВОРИ «НИКОГДА»! Ким Бэсинджер Начнем с сухой справки: Ким Бэсинджер (иногда транскрипция дается другая: Бэсингер) родилась 8 декабря 1953 года в Афинах, но не в греческих, а в американском городке штата Джоржия. В 17 лет участвовала в конкурсе красоты, а затем до 1976
«Никогда не забуду…»
«Никогда не забуду…» Скопилось восемь готовых рассказов — уже книга. Сдал рукопись в издательство «Новая Москва». И вот она даже набрана, но вползли переживания: рассказы газетные, а покажутся ли они в сборнике именно литературой, не спешит ли он с первой книгой на
1932. Никогда не говори "Никогда"!
1932. Никогда не говори "Никогда"! Только откроешь глаза — и сна как не бывало! Солнце и волны уже плетут мерцающую сеть на потолке веранды дачи Адриана. Скрежет гальки, струящейся в навалах неутомимого прибоя, сразу до краёв наполняет новый день быстрым богом времени. После
Никогда не забуду, как освобождали Севастополь Батманова (Сычева) Надежда Георгиевна, 1928 г. р
Никогда не забуду, как освобождали Севастополь Батманова (Сычева) Надежда Георгиевна, 1928 г. р Батманова (Сычева) Надежда Георгиевна родилась в Воронеже 25 сентября 1928 года. К началу войны отцу, Сычеву Георгию Евгеньевичу, был 51 год. Маме, Сычевой Раисе Алексеевне, 38.Когда мне
НИКОГДА НЕ ГОВОРИ «НИКОГДА»
НИКОГДА НЕ ГОВОРИ «НИКОГДА» Ни я, ни вы не были никогда в своей жизни свидетелями такого массового обращения в Святое Православие, — сказал митрополит Филипп Салиба, начиная свою проповедь в соборе Св. Николая в Лос–Анджелесе февральским утром 1987 года.По правде говоря,
ЭТОГО ДНЯ Я НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ…»
ЭТОГО ДНЯ Я НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ…» По счастию, случай, который баловал меня в течение целой жизни… и в настоящее время помог мне… М. С.
«Этих слов я никогда не забуду!»
«Этих слов я никогда не забуду!» 30 октября Джованнино должен был прибыть в семинарию. Накануне вечером в Суссамбрино он укладывал в небольшой сундучок свое приданное, которое приготовила ему мама Маргарита.«Моя мать – пишет он – смотрела на меня такими глазами, будто
«Не забуду — ночь была…»
«Не забуду — ночь была…» Не забуду — ночь была Как из тусклого стекла. Как из пакли, как из ваты, Полумесяц желтоватый Плыл над мыльною рекой. А надежды — никакой… В отраженно-мутном свете Целовались мы, как дети, Крепко, долго — целый час. В первый и последний