ВЫБОРГСКАЯ СТОРОНА

ВЫБОРГСКАЯ СТОРОНА

Петр Смородин был первым секретарем райкома партии на Васильевском острове, за Московской заставой, был вторым секретарем Ленинградского обкома. Но всего ярче его дарование партийного руководителя раскрылось на Выборгской стороне в 1932–1936 годах.

То было время, когда заканчивалась первая пятилетка, завершалась социалистическая реконструкция народного хозяйства и шла борьба за досрочное выполнение второй пятилетки. В этих важнейших делах партии и народа исключительная роль принадлежала районным комитетам ВКП(б). Поэтому состав секретарей райкомов в Ленинграде был сильный: П. Бушуев и В. Волцит обладали почти двадцатипятилетним опытом партийной работы; П. Смородин, С. Соболев и А. Милославский — большевики с дооктябрьским стажем; П. Низовцев — член партии с 1919 года.

Именно с их помощью Сергей Миронович Киров добивался совершенствования партийного руководства в Ленинграде: отказаться от кабинетного стиля работы, досконально знать жизнь района, руководить конкретно, доводить всякое дело до конца.

Но и среди старших своих товарищей — секретарей наибольшей популярностью в городе Ленина заметно выделялся Петр Смородин. Он обладал большим влиянием не только на дела в Выборгском районе, но и во всем городе Ленина. Объяснялось это и личными качествами Смородина: он очень смело ставил перед партийной организацией города новые практические вопросы и умел стойко держать слово. О нем говорили рабочие: «Раз Смородин сказал, так оно и будет, слово свое он сдержит!» Объяснялось это и тем, что он был широко известен как организатор питерского комсомола и как вожак РКСМ, которому посчастливилось работать несколько лет рядом с Владимиром Ильичей Лениным

Именно об эту пору Борис Чирков создал в картине Григория Козинцева и Леонида Трауберга волнующий образ большевика Максима, навеянный поколением Смородиных.

Конечно, Борис Чирков не лепил свой образ с Петра, но был вдохновлен им. Сергей Миронович Киров говорил руководителям постановочной группы:

— Присмотритесь к Смородину, самый подходящий для вас человек!

Старейшая ленинградская актриса Екатерина Павловна Корчагина-Александровская с присущим ей юмором рассказывала Чиркову, как задумали направить Смородина за границу в составе профсоюзной делегации и он заартачился:

— Вы что? Хотите, чтоб я фрак надевал на приемах? Хвосты сзади, хризантема спереди? — и он сделал выразительный жест, словно раскидывал фрачные фалды.

— Только в райком к нему не ходите, он этого не любит. И сгоряча может выставить за дверь так, что шум пойдет не только по всей Выборгской стороне, но и по городу! — шутя предупреждал Киров.

Чирков иногда направлялся по горячим следам Смородина на заводы и фабрики. Видел секретаря райкома в общении с людьми, вглядывался в его манеру говорить, ходить, одеваться.

В картине «Великий гражданин» все узнавали Кирова. В Максиме — Петра Смородина.

На просмотре первой серии в Выборгском Доме культуры старые большевики поздравляли своего Петра:

— А ведь это ты! Ну просто вылитый! Он отнекивался:

— Да не я это, а человек моего поколения. Если же из биографии что схоже, так удивительного нет: один у нас путь, на одних дрожжах замешены…

Петр был вожаком коммунистов с Выборгской стороны больше четырех лет. В то время этот район не был разделен на теперешних два — Выборгский и Калининский (ныне Красногвардейский). И район в старых границах по территории, числу рабочих, мощности промышленных предприятий, по составу научных работников и студенчества равен был крупному областному центру. Населения — триста пятнадцать тысяч человек, больше половины — рабочие и служащие. Коммунистов — двадцать четыре тысячи.

Руководить таким районом Ленинграда — дело почетное: ведь выборжцы всегда были в первых рядах в дни Великого Октября, гражданской войны и мирного строительства. Петр это понимал, гордился своим районом, но зазнайства не знал.

С его приходом в декабре 1931 года началось грандиозное переустройство коммунального хозяйства. Он вообще считал, что всякое партийное дело надо начинать с «мелочей»: жилище, продовольствие, средства сообщения, получка, мир рабочей семьи. Да и Сергей Миронович не раз говорил ленинградским большевикам: «Забудьте, что у нас есть окраина. Рабочая окраина должна быть застроена домами такими же красивыми и удобными, как и центральные улицы».

При царе Выборгская сторона была типичной окраиной фешенебельной столицы: темные, грязные, немощеные улицы, почти все дома в один-два этажа, без канализации и водопровода. Трамвай из центра ходил лишь до Финляндского вокзала. Во всем районе — две библиотеки и одно училище для взрослых. Зато много церквей и почти четыреста питейных заведений. В гражданскую войну и в годы нэпа ничего серьезного в реконструкции городского хозяйства сделать не удалось.

Все началось в годы первых пятилеток, при Смородине.

Взялись с энтузиазмом. Каждое утро Петр начинал с объезда строек: как поднимаются этажи новых домов, как мостятся улицы, как идет укладка трамвайных путей, как сооружается стадион.

Мощной строительной организации не было, малыми деньгами располагал район, плохо было с опытными кадрами: их готовили по ходу дела. Нажимали по старинке: с грабарями, грузчиками; с лопатой, ломом и мастерком. Строить было нелегко и по той причине, что плановое фондовое снабжение лишь зарождалось. Секретарю при его инициативе, изворотливости и настойчивости приходилось выбивать лес, кирпич, гвозди, стекло, кровельный материал, трубы, рельсы. Больше нужно рассчитывать на свои силы, изготовлять все необходимое на предприятиях района, хотя бы это и мешало основному производству. Петр хорошо ориентировал директоров в этом направлении:

— Послать в райисполком заявку на жилье — дело немудреное: это каждый дурак может! А нам надо строить самим. И не валить все беды на Советскую власть, и на райком в частности, а шевелить мозгами. — И добавлял: — Стройте смелее, с размахом! Но и основную программу мы с вас спросим без всякой скидки!

К речам он прибегал в крайнем случае. Он помогал: конкретно, изо дня в день. И на радость району, поднимались прямо на глазах крупные жилищные массивы: Кондратьевский, Батешгаский, Лесновский; рядом вырастали школы, больницы. И гордость выборжцев тех лет — кинотеатр «Гигант».

И уж провести Смородина, втереть ему очки не удавалось никому: на каждой стройке он сам знал не только прораба и инженера, но и всех бригадиров, и многих рабочих.

Достойна внимания такая сценка. Смородин упрекнул руководителей Металлического завода: они сдали дом с недоделками. Вроде и все готово, но окна без стекол.

— Неужели ваш завод-гигант не может срочно раздобыть несколько сот метров стекла?

Секретарь парткома Георгий Иванов бросил реплику:

— Уже застеклили, Петр Иванович!

— Да кого ж вы обманываете? Я был в доме этой ночью, там застеклены только наружные рамы. Жалкие вы очковтиратели!

Но тот же Георгий Иванов, когда Смородин перешел в Московский район, говорил летом 1936 года на XVI конференции коммунистов Выборгской стороны:

— Мы приняли район в новых границах в гораздо лучшем, более опрятном виде, чем принимал его Петр Иванович. И мы во многом ему обязаны!..

Смородин начал с благоустройства бывшей рабочей окраины. Она жила напряженной жизнью своих заводов и фабрик. И все это требовало сил, знаний и оперативного руководства. Чего только не выпускала промышленность района! Гидротурбины и паровые турбины, тысячи различных типов станков, цветной металл, дизели и двигатели внутреннего сгорания для флота, лампы для шахт и рудников, машины для обувной и табачной промышленности, коммутаторы для телефонных станций, аппаратуру для кино и фотографии, изделия для сельского хозяйства и товары широкого потребления.

Разумеется, масштабы были не теперешние. И Петр с гордостью говорил, что мощность турбин, которые выпустила Выборгская сторона в первой пятилетке, равна мощности двадцати шести Волховских гидростанций. Эти полтора миллиона киловатт составляют одну четвертую мощности теперешней Красноярской ГЭС. Да и потребление электрической энергии в самом Ленинграде возросло в сотни раз. Тогда это была очень весомая цифра.

На крупнейших предприятиях мало было хорошо подготовленных специалистов. Редко какой директор обладал дипломом инженера, а начальники цехов, мастера — почти сплошь практики. И все они брали жизненным опытом, революционным чутьем, неуемной энергией и умением опираться на массу рабочих.

Райком был очень занят делами промышленности, был как бы линзой, в которой преломлялись крупицы опыта передовых предприятий и становились достоянием всех. И коммунисты нередко удивлялись, как хватало Смородина, чтобы во все вникать — деловито, конкретно, до самых мелочей.

Конечно, один бы он не сдюжил. Были у него толковые помощники: в райкоме — Г. Иванов и III. Гайцхоки, А. Никитин, А. Сальковский, В. Егоров, М. Капорова, И. Гордон; в райисполкоме — И. Баранов, в райкоме комсомола — А. Врублевский.

Он и подбирал этих товарищей, и учил их, и подправлял. И особенно указывал им, что всякие местнические настроения директоров заводов и фабрик несовместимы с интересами партии и государства.

— Понимаю, далеко не все заказы выгодны, — говорил он. — И кой-кому это обременительно. Так что же, будем держать промышленность страны на голодном пайке?

Возмущала его и такая «хитрость» некоторых директоров: двойное планирование. Они давали цехам и участкам увеличенные планы, чтобы легче было выполнить план всего предприятия.

— Должен предупредить — поймаем! — говорил он таким «дельцам». — Поймаем обязательно! Уж тогда не взыщите: не только ощиплем, но и обдерем!..

Вообще, он не переносил пустозвонства, бахвальства, обмана, показной шумихи.

Так было с подпиской на государственный заем. Нашлись такие, которые провели подписку до того, как было опубликовано постановление Совнаркома о займе. Секретари парткомов заводов имени Свердлова, «Светлана» и фабрики «Красная нить» получили партийные взыскания за досрочную подписку…

Выборгская сторона сегодня — уникальный комплекс предприятий, которые занимают видное место не только в Ленинграде, но и во всей стране. Во времена же Петра Смородина относительное значение промышленности района было еще выше. Ведь тогда выборжцы выполняли немалую часть работы, которая позднее отошла к Магнитке, Кузнецкому комбинату, Уралмашу, новым тракторным заводам и другим крупным очагам советской индустрии.

Поэтому трудностей было много: технических, технологических, снабженческих. И планирование производилось несовершенно. Райкому партии каждый день приходилось включаться в производственные процессы предприятий, участков, цехов, а иной раз — и отдельных заказов. Петру помогал продуманный им стиль работы: до того, как появиться в райкоме, он бывал с утра на стройках, в цехах. И не любил, чтобы с ним ездили или ходили местные руководители. Душевный разговор с рабочими раскрывал перед ним картину лучше, чем кабинетный разговор с директором.

И уж Смородин никак не мог заплутаться на любой огромной территории завода или фабрики в своем районе. А подобные случаи бывали. Об одном из них рассказывал Киров на собрании партийного актива в Таврическом дворце, да так образно, что стены сотрясались от хохота. Журналист Семен Полесьев напомнил об этом в сборнике «Наш Мироныч».

«Сергей Миронович говорил на весьма серьезную тему — о деловитости, о конкретности руководства. Назвав директора одной из текстильных фабрик, Киров сказал, что и этот директор, конечно, не раз голосовал за «конкретное руководство». Но вот что с ним случилось недавно. Приехал на эту фабрику товарищ из вышестоящей инстанции. Директор повел его по цехам и запутался, обратно вывести не может, потому что не знает территорию своей фабрики, отсиживаясь в кабинете. Вот вам и «конкретное руководство»!»

Петр Иванович неоднократно напоминал об этом случае инструкторам райкома:

— Идите по заводу с раскрытыми глазами и все берите на заметку, чтоб подхватить лучший опыт, рассказать о нем в районе и осудить недостатки, которые мешают делу. Наши зримые ориентиры: передовой цех предприятия, образцовая чистота и хорошее освещение у рабочего места, бесперебойная подача инструмента, образцовая техника безопасности. Но никогда не забывайте, что есть и другие памятные места: кучи мусора, как при погроме, груды металла, ржавеющего под открытым небом, плохой обед в столовой, клопы в рабочем общежитии. Никогда не затеряетесь в цехе, если придете к людям с чистым сердцем, без равнодушия: научитесь у них новому и смело осудите то, что мешает работе!..

— Он все знает в районе! — не без гордости говорили рабочие о секретаре райкома. И они правильно понимали, что это был кировский стиль руководства.

Для секретаря райкома очень важной всегда оставалась и внутрипартийная работа: вопросы организационные, пропагандистские, агитационно-массовые, подбор и воспитание кадров, руководство профсоюзами и комсомолом.

Эти дела решались ежедневно не только в райкоме, а и на предприятиях. Вряд ли кто из секретарей так часто бывал на партийных собраниях заводов, цехов и групп. В цехах он не сидел почетным гостем и не заключал прений как лицо руководящее. Он задавал вопросы, бросал реплики, брал слово по ходу обсуждения и никогда не давил своим авторитетом: был товарищем среди равных себе. А на многолюдных заводских собраниях всегда старался быть незамеченным дольше: садился позади, слушал, запоминал. Конечно, его быстро водворяли в президиум.

Но ему очень нравилось, когда он мог спокойно посидеть «на задворках». И доставляло истинное удовольствие собирать у себя в кабинете низовой партийный актив. Долго он мог говорить с товарищами обо всем: как работают, что читают, где учатся, как вовлекают в общественную жизнь беспартийных; каковы их материальные и бытовые условия, как дела в семье.

Память работала прекрасно. Он помнил на заводах токарей, слесарей, шлифовщиков, печатников, красильщиков. Без бумажки он называл их фамилии, говорил об их нуждах и заботах.

Бывало следствием разговора с людьми всякое. Как-то пришла работница с жалобой на мужа: пьет, получку домой не носит, а коммунист. Петр в тот же день поехал на завод, нашел выпивоху, увез его после работы с собой, возил его, возил и что-то сказал такое, что перестал человек пить. И жена его потом разводила руками от удивления:

— Ну и человек Петр Иванович! Один раз душу перед ним раскрыла, и гляди-ка: муж трезвехонек, и вся получка дома!

Не оставлял он людей, которые во время чистки партии в 1933 году были переведены из членов партии в кандидаты, из кандидатов в сочувствующие. Он однажды собрал их, чтобы выяснить: не бросили ли их коммунисты, помогают ли им возвратить честной работой высокое звание члена партии?

Как выяснилось, многие сделали для себя правильные выводы, работают с огоньком и партийные организации им помогают. Но нашелся один, который примирился с переводом в кандидаты. Сам не учился и не думал об авангардной роли большевиков на производстве.

Петр в науку другим дерзко отыгрался на нем:

— Фамилия у тебя Гусев. Ты и есть гусь лапчатый, а не кандидат партии! Да разве можно быть среди беспартийных товарищей таким слепым котенком?..

Всю жизнь Смородин был массовиком в самом лучшем значении этого слова.

Выступал он однажды на собрании, где шел разговор о перестройке руководства промышленностью. Большинство директоров поняло задачу правильно, но нашлись и такие, что шли наперекос. Петр сейчас же прибег к аналогии:

— Это как на Васильевском острове. Там двадцать шесть линий, и все прямые, а двадцать седьмая — Косая!..

Иосиф Гордон, воспоминания которого частично отражены в этой главе, рассказал, как Смородин «перетягивал» его к себе в район, сначала секретарем парткома на заводе имени Карла Маркса, затем членом бюро райкома партии.

Гордон работал инструктором горкома, в орготделе. Петр иногда заходил туда: отдохнуть, побалагурить. И всегда оказывался в центре внимания, но свою линию гнул: подтрунивал над должностью инструктора:

— Так, братцы, если бы мне предоставили свободный выбор профессии, я бы пошел на одну из должностей: лесной объездчик, смотритель маяка. Или… инструктор горкома.

И в шутливых тонах рисовал прелести таких должностей: тишина, покой, никаких заседаний, газетчики не донимают. И — никакой критики!

На всех собраниях он призывал рабочих чаще ходить в театр. Следил за тем, кому на заводах попадают билеты. В те времена билеты закупались за счет фондов предприятия. И предназначались передовикам производства, как скромная культурная премия. Но всякие лентяи в фабкомах, маленькие бюрократы в дирекции отдавали почти половину билетов конторским служащим. Гневен был Смородин, когда узнавал об этом. Ведь даже такая «мелочь», как билет, приобретала политическое значение. И уж после его вмешательства в театры стали ходить только передовые рабочие.

При нем достраивался Выборгский Дом культуры, и он приложил много сил, чтоб ходили туда рабочие с семьями. Он выделил специальное крыло в доме для детей. Пока родители слушали концерты, лекции — научные, о международном положении, о литературе, — перед детьми выступали сказочники, артисты театров и цирка.

Он открыл в доме кафе, где подавали самовар, кофе, вино и пиво. Водка исключалась. Часто он сиживал в кругу старых товарищей, вспоминая о былом и строя планы на будущее…

Самозабвенно любил он литературу. Когда Зинаида Николаевна Немцова переехала в Ленинград и стала работать в недавно открытом втузе на Металлическом заводе, Петр позвонил ей, чтоб она не прозевала подписаться на Стендаля:

— Я уже прочитал его вещи о любви, итальянские очерки. Тебе это будет интересно!

Появилась у него устойчивая привязанность к Пушкину, Лермонтову, Кольцову. А «Холстомера» Толстого он знал наизусть. Читал медленно, шевеля губами, но зрительная память была такой острой, что через несколько недель ясно видел он каждую страницу и немедленно находил нужный текст.

Он всегда призывал рабочих не забывать о выдающихся памятниках русской литературы, читать современные романы, стихи, повести, очерки.

На одном из совещаний подали ему записку: «Товарищ Петя Смородин! Ты упрекаешь нас, что мы мало читаем. А сам-то ты читал доклад Максима Горького на съезде писателей? Смирнов».

— Я готов поклясться перед товарищами, что не только доклад Горького читал, но и выступления Федина, Толстого и других писателей. Художественную литературу читаю каждый день. У меня время занято не меньше, чем у вас. Так прихватываю по ночам — часов до трех, четырех.

Больше десяти лет назад Александр Безыменский писал о нем в своей поэме:

День перегруженный, плотный

Не утомляет Петра.

Дома он часто охотно

С книгой сидит до утра…

Таким он и остался до конца дней. Только в одном уже не был прав поэт: утомлялся Петр, и на пороге сорокалетия ночные бдения были ему нелегки.

Отвечая на записку Смирнова, он сказал и еще: приходится читать не только то, к чему душа лежит, но и по долгу службы. Вот вышла большая книга автора, работающего в районе. В ней шестьсот страниц.

— В другое бы время я просмотрел ее мельком — и отложил: не понравилась. А просидел над ней весь выходной день. Вижу, что автора надо подправить, поругать. Для этого необходима аргументация, разбор каждой страницы. Так и делаю, сижу выходной. А ведь у меня, как и у каждого из вас, семья: жена, дочь, мать. И они требуют внимания. Конечно, можно бы ограничиться отрицательными рецензиями критиков. Но я привык судить о том, что сам знаю. Вот когда прочитаешь книгу да составишь о ней мнение, тогда можно поглядеть, что о ней написали другие… И вам это советую от всей души!

Библиотека у Петра росла. И сам он покупал новинки, и многие авторы дарили ему свои произведения. И не было случая, чтобы Смородин уклонился от разговора с автором, который хотел бы слышать мнение о своей работе.

— Да, жизнь не стоит на месте, — часто резюмировал Петр. — Задачи усложняются, требования возрастают, и, кто не хочет отставать, должен постоянно повышать уровень своих знаний — политических, общекультурных, специальных. Знания эти нужны не для самоуслаждения — вот, мол, какой я развитой, образованный человек, — а для практической деятельности, чтобы быть на высоте все усложняющихся жизненных, партийных задач.

Доставалось от него плохим пропагандистам, которые не умели вести занятия живо и политически актуально, и с неприязнью относился к тем, кто простое, доходчивое слово агитатора старался заменить нагромождением цитат.

— Цитаты прочитать легче всего. Ошибки не сделаешь, в уклон не завернешь, глупости не отмочишь. Здорово, коротко и ясно! А своего ума и знания дела не обнаружишь!

И уж Смородина, читающего доклад по бумажке, не видел никто.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.