ПОМЕЩИК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОМЕЩИК

Медовый месяц новобрачные провели в Уильямсберге.

Привыкший относиться к любому делу добросовестно, Джордж подготовился и к новым для себя обязанностям супруга. В библиотеке Кастисов нашлись «Супружеское распутство» (Conjugal lewdness) Даниеля Дефо и «Искусство заниматься любовью» Афры Бен. Проштудировав эти книги, он решил подстраховаться и заказал в Лондоне четыре унции шпанской мушки — известного с древних времен афродизиака.

Семья Дэндридж-Кастис в XVIII веке

Период ухаживаний фактически свелся к трем предсвадебным визитам Вашингтона в «Белый дом» и обмену несколькими коротенькими письмами, поэтому теперь, уже став мужем и женой, Джорджу и Марте предстояло по-настоящему познакомиться. По счастью, оказалось, что оба вытянули в лотерее счастливый билет: им было хорошо вместе. Несмотря на свою относительную молодость, они были уже опытны в житейских делах, знали, что нет в этом мире совершенства, и умели находить компромисс. Марте нравилось в новом муже то, что он был волевой ответственный человек, знающий, чего он хочет и как этого добиться. Джорджу, привыкшему командовать, было по душе, что жена ему не перечит, но вместе с тем он, не позволявший себе близких отношений с подчиненными, находил отраду в беседах с супругой, которой мог безбоязненно излить душу, получив взамен сочувствие и умный совет.

Единственное, что слегка омрачало их союз, — Марта больше не могла иметь детей. Ее последние роды, в результате которых на свет появилась Пэтси, выдались сложными, и врачи вынесли неутешительный вердикт. Что ж, они будут вместе воспитывать детей Марты от первого брака. Малыши сначала робели в присутствии высоченного чужого дяди со строгим лицом, чье появление прерывало шумные игры, веселье и смех, но со временем попривыкли. Вашингтон прикипел душой к маленькой Пэтси, но как держать себя с любимцем матери Джеки, так и не решил. Дело в том, что Джеки, сохранивший фамилию отца, по достижении совершеннолетия должен был вступить во владение всем отцовским наследством — землями и рабами, которыми пока управлял его отчим, ежегодно посылая в Генеральный совет в Уильямсберге подробный отчет. Таким образом, Вашингтон был для него и приемным отцом, и управляющим его имениями…

Распоряжаться по своему усмотрению он мог лишь собственностью Марты. А эта собственность добавляла забот. Например, в конце января, который в тот год выдался морозным, неожиданно скончались четыре раба, причем трое из них принадлежали Кастисам. Нужно было тратиться на врачей и лекарства для оставшихся…

На свой 27-й день рождения Вашингтон впервые принял участие в работе палаты горожан. Четыре дня спустя ему пришлось пережить волнующий момент: коллеги решили принять специальную резолюцию, чтобы выразить ему благодарность за «верную службу Его Величеству и нашей колонии» и «храброе и мужественное поведение». Голосовали вслух; на просьбу высказаться по поводу резолюции по залу прокатилось громкое «да». Вашингтон поднялся с места, чтобы поблагодарить за оказанную честь. Он в самом деле был польщен, смущен, обрадован… Но он был к этому не готов! Что сказать? И все смотрят на него, ждут… Он зарделся как маков цвет, попытался что-то выдавить из себя, но так и не смог и смутился окончательно. «Садитесь, мистер Вашингтон, — сказал председатель, успокоив его улыбкой, — ваша скромность равна вашей доблести, а этого не выразить никакими словами».

Вашингтона назначили в комиссию жалоб и предложений, которая занималась торговыми и управленческими делами. Ему приходилось разбирать и прошения от солдат и маркитантов. В те времена, когда парламент был местом для состязания в ораторском искусстве, Вашингтон резко выделялся на фоне краснобаев, готовых в любой момент вскочить со своего места и часами заливаться соловьем на любую тему. Он никогда не говорил больше десяти минут и всегда — только по делу.

Военное прошлое всё еще довлело над настоящим, тем более что война не закончилась и газеты по-прежнему уделяли ей много внимания (а Джордж и Марта читали уйму периодических изданий). 11 марта скончался генерал Форбс, его похоронили в Филадельфии. Аберкромби отозвали в Лондон и заменили Джеймсом Амхерстом. Но всё это происходило уже где-то далеко, а рядом были более насущные проблемы: Джордж твердо вознамерился посвятить себя хозяйству и занимался обустройством своего гнезда.

Женившись на Марте, он унаследовал торговые связи Даниеля Парка Кастиса с лондонской фирмой «Роберт Кэри и К?», стоявшей рангом выше, чем заведение Ричарда Вашингтона: она не только реализовала табак с виргинских плантаций, но еще и получала за Марту дивиденды со счета ее первого мужа в Банке Англии. Уведомив письмом Роберта Кэри о том, что отныне все дела Даниеля Парка Кастиса, эсквайра, будет вести он (и приложив копию свидетельства о браке), Вашингтон тут же поручил своему новому торговому агенту приобрести в Лондоне спальный гарнитур: кровать с пологом на четырех столбиках, гардины на окна, постельное покрывало и четыре стула с бело-синей обивкой. Помимо этого, молодожены пожелали иметь «модный набор» фужеров, особую подставку для десертов (менажницу), серебряные столовые приборы с рукоятками из слоновой кости. Клиенты требовали, чтобы приобретаемые вещи были модными и пристойно-элегантными, на самый изысканный вкус. Мода уже в те времена менялась быстро, и за морем за ней не поспевали. Заказав «две пары кружевных гофрированных манжет по гинее за пару», Вашингтон добавил: «…если гофрированные манжеты вышли из моды, пришлите те, что модны теперь». Вместе с тем Джордж вовсе не был пижоном и, заказывая штаны из черного шелка и малинового бархата, подчеркнул, что на них не должно иметься никаких кружев или вышивки, а синее пальто с капюшоном должно быть сшито «из такой материи, чтобы не пропускала самый сильный дождь». Марта выписала себе шелковые чулки, белые атласные туфельки, золотые пряжки к ним, касторовую шляпу, два гребня из слоновой кости и два черепаховых, чепцы из газовой ткани и два фунта ароматной пудры. Не нуждаясь в косметике, Джордж поручил купить в аптеке на улице Лудгейт-хилл шесть бутылок особой микстуры для чистки зубов, предотвращавших зубную боль: зубы по-прежнему доставляли ему много хлопот, и один даже пришлось вырвать.

Джордж добросовестно посещал заседания палаты до начала апреля, а после утверждения законопроекта о сохранении Виргинского полка выехал вместе с семьей в Маунт-Вернон.

Марта с детьми и слугами-рабами (ее сопровождала мулатка Анна Дэндридж, при Джеки состоял десятилетний негритенок Джулиус, при Пэтси — двенадцатилетняя Молл) ехала в шикарной карете Кастисов, а Джордж скакал рядом верхом. Молодой муж сильно нервничал: как-то супруге понравится новое жилище? А вдруг там еще ничего не готово, пахнет краской и штукатуркой, намусорено, не убрано? Разумеется, он заранее написал управляющему Джону Алтону, чтобы комнаты чисто вымели и проветрили, а в двух спальнях приготовили постели; «столы и стулья вынесли на улицу и как следует отскоблили и почистили». «Лестница, — наказывал он, — должна быть натерта, чтобы выглядеть как подобает. Раздобудьте яиц и цыплят, разузнайте о них по соседству».

К счастью, все его опасения оказались напрасными — Марте понравилось в Маунт-Верноне. Прекрасная хозяйка, она быстро навела в доме уют, и усадьба стала «приютом радости и веселья». Вашингтон радовался своей новой жизни «в уединении», надеясь отдохнуть от забот «большого суетного мира».

Однако без неприятностей не обошлось: едва устроившись на новом месте, Вашингтон узнал, что на плантации Булскин вспыхнула эпидемия оспы. Он помчался туда и обнаружил, что два раба, Гарри и Кит, уже умерли, а все дела находятся в запустении и беспорядке. Джордж лично съездил в Винчестер, находившийся по соседству, заказал там одеяла и лекарства, нанял сиделку и велел надзирателю поместить заболевших рабов в карантин. Ну всё приходится делать самому! И это в самую горячую пору, когда надо готовить землю под высадку табака!

Знаменитый виргинский табак был главным источником доходов для местных плантаторов, однако выращивание этого капризного растения было делом нелегким, заставляя множество людей трудиться не разгибая спины и не покладая рук.

Семена табака очень мелкие: в одном грамме их насчитывается около 12 тысяч штук, поэтому табак никогда не сеют сразу в грунт, а предварительно проращивают. В марте его высеивают в специальные горшочки, чтобы в мае рассаду можно было высадить на плантации. К тому времени следовало подготовить землю: вспахать деревянной сохой, пройтись по пашне с граблями, разбивая крупные куски земли, потом вспахать поглубже, снова прорыхлить, перемешать почву с остатками старых кустов и корней, чтобы они перегнили и удобрили ее, добавить песочка — табак его любит.

Наконец можно высаживать кустики. Это ювелирная работа: одно неосторожное движение — и корни будут повреждены, а значит, растение погибнет. Важно выдерживать расстояние между саженцами: если посадить их слишком близко, листья получатся маленькими и тонкими, и за такой табак много не дадут. Через три недели принявшиеся растения надо окучить, чтобы корни росли не в стороны, а вниз, а потом регулярно пропалывать, чтобы кустики не заглушило сорняками. Зато поливать табак не надо, разве что в очень засушливую погоду.

Когда растение уже выпустило семь-восемь листьев, нужно отщипнуть верхнюю почку — ногтями, осторожно, чтобы не повредить два верхних листочка. После этой процедуры листья начинают усиленно развиваться. Но успокаиваться нельзя: нужно регулярно уничтожать другие, бесполезные отростки на стебле, которые иначе тоже пойдут в рост.

Но это, как говорится, еще «цветочки»; самая тяжелая работа предстоит, когда пойдут «ягодки», то есть листья. Сбор урожая начинается через два-три месяца после высадки, когда фермер опытным глазом подметит признаки того, что листья созрели: с них опали ворсинки или они начали опускаться. Стебель табака вымахивает в высоту до двух метров, на нем располагаются от восьми до двадцати листьев. Зреют они постепенно: сначала самые нижние, потом те, что повыше, и сбор табака происходит практически непрерывно. Это значит, что в самую жару и духоту чернокожие невольники с рассвета и до заката бродят в поле между высоченных кустов, отрывая от них листья длиной до 60 сантиметров и складывая их в большие плетеные корзины у себя за спиной.

Собранные листья сушат, пока они не приобретут нужный цвет (процесс занимает от пяти до десяти недель), а затем связывают в пучки и укладывают в снопы, где происходит квашение. Как только в середине снопа сильно повысится температура, сноп разбирают и перекладывают пучки в другом порядке — и так пять-шесть раз, пока температура не перестанет повышаться. Тогда уже табак можно упаковывать и отправлять в Англию.

В общем, всё лето и осень Вашингтон был занят — полевые работы требовали хозяйского присмотра. А между тем военное счастье изменило французам, и теперь колокола звонили уже в честь побед британского оружия.

На завоевание Канады бросили более 50 тысяч солдат во главе с генерал-майором Джеймсом Вольфом, которого Питт считал несравненным тактиком и полностью ему доверял. Несмотря на молодость (32 года), Вольф уже страдал от целого букета болезней: камни в почках, ревматизм, туберкулез, — но обладал проницательным умом и цепкой хваткой. В конце июня английская армада встала на рейде Квебека, одновременно другой экспедиционный корпус завладел Гваделупой. 31 июля 1759 года состоялся первый штурм Квебека, а 13 сентября Вольф вынудил Монкальма, возглавлявшего оборону города, принять полевое сражение. Оно продлилось не больше четверти часа; оба полководца были смертельно ранены и скончались; 18-го числа британцы вступили в Квебек, оставленный французами.

Бывший полковник Вашингтон радовался победам соотечественников, но томился в душе: видно, он не вполне расстался с мечтами о воинских лаврах. Он заказал Роберту Кэри шесть бюстов знаменитых полководцев — Александра Македонского, Юлия Цезаря, Карла XII, Фридриха Великого, Евгения Савойского и герцога Мальборо, — чтобы украсить свой кабинет. Однако Кэри не смог их раздобыть и предложил прислать вместо военных писателей — от Гомера до Шекспира и Мильтона. Зачем ему Гомер? Вашингтон отменил заказ.

Каждый его день строился по одинаковому расписанию, но эта монотонность не угнетала его; наоборот, постоянство внушало спокойствие и уверенность. «Система — душа любого дела», — говаривал он.

Как многие бережливые хозяева, Вашингтон вставал до рассвета и успевал переделать кучу дел, пока другие еще спали. Накинув халат и просунув ноги в домашние туфли, он час или два проводил в библиотеке, читая письма и отвечая на них, затем вдумчиво и истово молился. Слуга подавал одежду, причесывал хозяина и стягивал его волосы в хвост. Перед завтраком Вашингтон спускался в конюшни, осматривал лошадей и давал наставления конюхам.

В Виргинии высоко ценились чистокровные верховые лошади гнедой или рыжей масти, выведенные в Англии и очень резвые, а Вашингтон словно родился в седле. Он сам укрощал и объезжал лошадей, прекрасно их чувствовал, легко брал препятствия, даже не приподнимаясь на стременах, и, направляясь куда-то верхом, всегда мчался вскачь, даже если не было особой спешки — просто ради удовольствия.

Завтрак неизменно состоял из кукурузных хлопьев, чая и меда. Подкрепившись, хозяин натягивал высокие черные сапоги, садился в седло и отправлялся осматривать пять ферм, составлявших поместье Маунт-Вернон[13], — 20 миль (чуть больше 32 километров) на круг, — чтобы лично проследить за работой на полях, сооружением заборов, рытьем канав, высаживанием деревьев и множеством других дел. Коллеги по палате горожан или дамы из виргинского высшего света не узнали бы всегда учтивого, выдержанного Вашингтона: при общении с «ленивыми» слугами он легко приходил в ярость и не выбирал выражений, отчитывая их за недочеты.

Он не терпел небрежности ни в чем. Если люди работали кое-как или делали что-то неправильно, Вашингтон спешивался, снимал кафтан и вставал рядом с ними, чтобы показать, как надо. Однажды (дело было в феврале 1760 года) он с неудовольствием узнал, что четыре раба-плотника за день обтесали только 120 футов бревен тополя. Он присел рядом, вынул часы и велел им работать при себе, заметив время. В присутствии хозяина производительность труда повысилась вчетверо.

Порядок, бережливость, красота — вот три кита, на которых зиждется образцовое хозяйство! Вид инструментов, брошенных где попало, ржавеющих под дождем или валяющихся на солнце, причинял Вашингтону просто физическую боль. Many mickles make a muckle (Пушинка к пушинке — и выйдет перинка), — твердил он надсмотрщикам шотландскую поговорку.

Пока он был в отъезде, хлопотливая Марта после часа, отведенного на молитву и раздумья, тоже принималась за работу: давала слугам указания по кухне и уборке дома, отправляла Дженни и Миму стирать и гладить, а сама с Бетти и Молл садилась шить. В ее комнате собирался целый кружок: в одном углу служанка вязала, в центре сидели швеи, обшивавшие весь большой дом (рабы ходили в домотканой одежде), здесь же обучали этому ремеслу чернокожих девочек, а хозяйка раскраивала ткань или тоже вязала, присматривая при этом за остальными. Еще одним ее увлечением (которое она разделяла с мужем) было садоводство, и в хорошую погоду Марта отправлялась в сад, тем более что за пьяницей-садовником нужен был глаз да глаз. (Вашингтон не терпел пьянства среди своих подчиненных, но ради талантов этого садовника сделал исключение. В трудовом договоре, заключенном со свойственной Джорджу дотошностью, значилось, что садовник будет получать «четыре доллара на Рождество, чтобы напиваться четыре дня и четыре ночи; два доллара на Пасху с той же целью; два доллара на Троицу, чтобы напиваться два дня; глоток по утрам и стакан грога к обеду в полдень».)

К обеду Вашингтон возвращался домой — ровно без четверти три, как раз в тот момент, когда первый удар колокола призывал всех на трапезу. По легенде, цокот копыт его коня сливался со звоном колокола. Точность была одним из его «пунктиков»: он требовал ее от других и не давал поблажек себе. В центре лужайки перед домом он устроил солнечные часы, чтобы никто не мог сказать, что не знал, который сейчас час, и неизменно бросал на них взгляд, возвращаясь из поездок. Разумеется, карманные часы у него всегда были при себе, но они не так точны.

Взбежав на крыльцо, Джордж поднимался к себе, умывался, переодевался, пудрил волосы и являлся в столовую, когда часы на каминной доске били три. Марта занимала место во главе стола, а муж садился рядом с ней, по правую руку.

Домашняя прислуга состояла из дюжины рабов в ливреях, заказанных в Лондоне (алый кафтан поверх белого жилета). Повариха Долл и судомойка Бетти готовили еду, а Бричи прислуживала за столом.

На обед Вашингтон предпочитал рыбу, выловленную в Потомаке, и ел с большим аппетитом, запивая еду тремя-четырьмя бокалами янтарной мадеры (на фоне тогдашних питухов он слыл трезвенником). Со стола убирали, и хозяин провозглашал тост «За наших друзей». Потом он возвращался в библиотеку и работал там до ужина.

Одно время он курил табак с собственных плантаций — длинные глиняные трубки, но довольно скоро оставил эту привычку, поскольку она не доставляла ему удовольствия.

Он вел несколько счетных книг, куда аккуратно, до мелочей, записывал все расходы и доходы. В особую книгу он каждый день заносил заметки о том, какая была погода, какие он поставил эксперименты, данные о характере почв, воздействии на плодородие разных видов навоза. Для каждого вида деятельности существовала особая тетрадь, где всё было разложено по полочкам. Все события своей частной жизни за день он заносил в личный дневник.

Вечером вся семья собиралась в гостиной, и Вашингтон читал вслух газеты, а по воскресеньям — проповеди из сборников, или же все вместе играли в карты или триктрак. Перед свадьбой Джордж заказал в Лондоне ломберный столик из красного дерева, две дюжины колод игральных карт и два набора фишек для «кадрили» — популярной тогда карточной игры. Азартные игры были повальным увлечением в Уильямсберге; Джордж тоже отдавал ему дань, играя на деньги в «мушку» и вист, а также на бильярде, но только «по маленькой», записывая в свои книги выигрыш и проигрыш до последнего пенни. В девять часов семейство отправлялось ко сну.

В Маунт-Верноне часто бывали гости — Марта любила окружать себя людьми и заботиться о других. Помимо многочисленной родни — сестер и братьев, племянниц и племянников — приезжали друзья и знакомые. Тогда в доме становилось шумно и весело. Джордж любил играть в крикет. Он обладал недюжинной физической силой, а потому был грозным соперником. (Однажды он забросил камень на Природный мост на Голубом хребте на высоту 215 футов.) Марта хорошо играла на клавикордах, под музыку можно было танцевать, а Джордж обожал танцы и был отличным партнером. Детям он нанял учителя танцев (в приличном обществе полагалось уметь танцевать рил, или виргинскую кадриль, джигу и менуэт); Пэтси училась играть на клавикордах, а Джеки — на скрипке и флейте.

Каждый гость чувствовал себя как дома и получал в свое распоряжение раба для услуг. Вашингтон был прекрасным хозяином: дружелюбным, но не фамильярным, умеющим поддержать разговор. Не пытаясь произвести впечатление, он, однако, следовал принципу Бенджамина Франклина: «Пусть все знают о тебе, но никто не знает тебя насквозь». Он ценил чувство юмора и, хотя сам никогда не рассказывал анекдотов, мог оценить хорошую шутку, придуманную другим. Правда, смеялся он «внутренне», не разжимая губ, но, возможно, причиной тому были скверные зубы, которые он не хотел показывать.

На все праздники — семейные и религиозные — Вашингтоны неизменно отправляли приглашение в Бельвуар и сами часто бывали там по-соседски. Марта подружилась с Салли, и они навещали друг друга запросто, а Джордж Уильям Фэрфакс был постоянным партнером Вашингтона по охоте. Знала ли Марта о том, какие чувства питал в свое время Джордж к красивой соседке?.. Во всяком случае, теперь он не подавал ей ни малейшего повода для ревности. Кроме того, у Салли не было детей, и Марта испытывала к ней жалость — впрочем, не лишенную некоторого ощущения собственного превосходства.

Вашингтоны вовсе не сидели затворниками в своей «деревне»: помимо поездок в столицу на сессии палаты горожан, они часто наведывались в соседнюю Александрию. Джордж ездил туда и один — на собрания масонской ложи. Обязательные собрания проводили на рождество Иоанна Крестителя — 24 июня, День святого Михаила — 29 сентября, День Иоанна Евангелиста — 27 декабря и Благовещение — 25 марта; существовали также праздник ложи и собрания по случаю приема новых членов или посвящения в высшие степени. Вращаясь в «высшем обществе», Джордж, никогда в жизни не бывавший в Англии и вообще в Европе, усвоил хорошие манеры и стал знатоком этикета, так что в чем-то Маунт-Вернон и его хозяин могли дать фору лучшим домам Александрии и Аннаполиса. По крайней мере, там никому не пришло бы в голову за столом использовать носовые платки вместо салфеток или поставить на десертный столик горячий кофейник рядом с маслом (эта возмутительная подробность была подмечена Джорджем на одном балу).

В октябре 1760 года Марта попросила мужа взять ее с собой на сессию палаты горожан, и они отправились туда при полном параде: в карете с гербами, запряженной шестеркой лошадей, и с двумя рабами в ливреях — кучером и форейтором. В столице Вашингтон поселился в самом шикарном квартале — на улице герцога Глостера. Как обычно, он снимал квартиру у вдовы Кристианы Кэмпбелл — маленькой курносой и криворотой старушки четырех футов росту и такой же толщины.

Новый вице-губернатор Фрэнсис Фокье, член Лондонского королевского общества и автор трудов по естественным наукам и экономике, превратил столицу Виргинии в блестящий символ Британского королевства. Ее жители вовсю подражали европейским дворам — в манерах, поведении и одежде. Конечно, аристократу, недавно прибывшему из Версаля или Потсдама, Уильямсберг показался бы заштатным городишкой, однако стройные правительственные здания, Колледж Вильгельма и Марии, театр, регулярные сады и широкие улицы с тротуарами, вымощенными кирпичом, приводили в восторг виргинских плантаторов.

Ко времени приезда Вашингтонов город был объят ликованием: в начале сентября французы сдались британским войскам под Монреалем, и Фокье поспешил объявить, что война закончилась. В Америке — да, но она еще продолжалась в Европе, и исход ее вовсе не был предрешен. К тому же 25 октября 77-летний Георг II неожиданно скончался от разрыва аневризмы аорты, сидя на стульчаке.

Разумеется, эта печальная весть донеслась до Виргинии не скоро, и местные жители были заняты совсем другими делами. Марта была уже сама не рада, что уехала из дома, оставив детей: она вся испереживалась за Джеки и по ночам просыпалась от малейшего шума, стука копыт или лая собак — ей казалось, что это нарочный привез ей страшную новость о сыне. Через три дня она пустилась в обратный путь.

Одиннадцатого февраля 1761 года Фокье торжественно объявил о восшествии на трон Георга III. По такому случаю палату горожан предстояло распустить и объявить новые выборы. Вашингтон был к этому готов: Томас Брайан Мартин собирался уйти в отставку, и его партнером должен был стать его боевой товарищ Джордж Мерсер. Однако у него неожиданно объявился соперник — еще один ветеран Франко-индейской войны подполковник Адам Стивен, немедленно начавший клеветническую кампанию против бывшего собрата по оружию. Джордж мог по-прежнему рассчитывать на поддержку виргинских патрициев, Стивен же взывал к «плебсу», прельщая его новизной и сбивая с толку демагогией.

Выборы состоялись в середине мая. К тому времени Джордж мучился от приступов малярии: его бросало то в жар, то в холод, и он в больших количествах поглощал страшно горький хинный порошок, прописанный докторами. Но всё же голова его была ясной, и он решил прибегнуть к «военной хитрости». Поскольку голосование было открытым, а Вашингтон знал по опыту, что пример заразителен, он попросил шерифа, отвечавшего за проведение выборов, дать возможность его сторонникам проголосовать первыми. Всё прошло по плану: первыми высказались его родные братья Джек и Сэмюэл, а вскоре после них — его зять Филдинг Льюис, друг доктор Крейк и брат Чарлз. Из пятнадцати первых голосующих 14 человек высказались в пользу Вашингтона и 12 — за Мерсера. В результате Вашингтон получил 505 голосов, Мерсер — 400, а их противник Стивен — только 294. Принимая поздравления, Джордж напустил на себя аристократическую отстраненность, уверяя, что «мало занимается политикой».

В самом деле, теперь он гораздо больше занимался экономикой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.