Глава X
Глава X
I. Война в Галилее; описание Сен-Жан-д'Акра. – II. Народы Галилеи покоряются французам. – III. Двенадцать тартан с осадной артиллерией захватываются или рассеиваются; дела в Хайфе. – IV. Рекогносцировка Сен-Жан-д'Акра. – V. Первый период осады Сен-Жан-д'Акра. – VI. Сражение у горы Табор (16 апреля). – VII. Крейсерство контр-адмирала Перрэ. – VIII. Второй период осады Сен-Жан-д'Акра. – IX. Снятие осады Сен-Жан-д'Акра. – X. Марш по Сирии и пустыне. – XI. Вступление армии в Каир (14 июня).
I
Сен-Жан-д'Акр лежит в 30 лье к северо-северо-западу от Иерусалима, в 36 лье к юго-западу от Дамаска и в 10 лье к югу от развалин Тира. Он расположен в северной части бухты Хайфа, в трех лье от этого городка по морю и в четырех – по суше. Он окружен долиной в 8 лье длиной, которая начинается у мыса Белого и горы Сарон и заканчивается у горы Кармель. Ширина этой долины – от берега моря на западе до первых отрогов гор Галилеи на востоке – составляет 2 лье. Эти горы постепенно повышаются на протяжении 6 лье, вплоть до главного хребта, от которого опускаются к Иордану. От Акры до этой реки – 12-15 лье. Долину Акры пересекают шесть речек; главными из них являются: на севере.. [137] которая протекает у подножья горы Сарон, она приводила в действие три мельницы; Белус, который впадает в море, в 1200 туазах южнее; Кейсун, спускающийся с горы Табор и вливающийся в море в 800 туазах к северу от Хайфы; склон горы Турон имеет длину в 3000 туазов, находится в 1200 туазах от города (к северо-востоку) и на таком же расстоянии от моря, в 4000 туазах от первых отрогов горной цепи; он опускается в сторону моря и этой цепи. Слева этот склон переходит в высокий холм, господствующий над городом, морем и всей равниной – его зовут горой Мечети; у подножья этой горы, с южной стороны, находится устье Белуса.
Армия стала лагерем на склоне горы Турон. Она занимала гипотенузу треугольника, в котором город являлся противоположным углом, а море – двумя другими сторонами. Дивизия Ренье составляла левый фланг, Клебера – правый, Ланна и Бона – центр; между ними, напротив большого склада, расположилась главная квартира, имея позади акведук. Интендант Дор устроил в этом складе полевую пекарню. На берегу Белуса, у подножья горы Мечети, стоял большой квадратный дом, в котором он открыл большой перевязочный пункт; госпитали же были созданы в Шафа-Арме, Хайфе, Рамле и Яффе. Все обратные склоны горы Галилеи покрыты оливковыми деревьями, дубами и другими деревьями; артиллеристы, минеры, войска и полевая пекарня снабжались оттуда. На правом берегу Белуса – вверх по течению его, в 400 туазах от горы Мечети, – находится первая слева гора Галилеи, имеющая вид сахарной головы; более высокая, чем гора Мечети, она господствует как над правым, так и над левым берегом Белуса, ее зовут горой Пророка. С восточной стороны она прикрывала левый фланг обширного лагеря площадью в 10 квадратных лье, а с южной – Белус, между горами Мечети и Пророка. Все горные дороги были преграждены рвами и засеками; на Белусе соорудили три моста с флешами. Никто из тех, кто не имел отношения к армии, не мог проникнуть в этот большой лагерь, где находились прекрасные пастбища, ржаные поля, плодовые и другие сады, леса, водные источники, мельницы и все необходимое для осады. Различные выходы находились под контролем боевого охранения кавалерии и пехотных патрулей.
Во время осады Акры христианами (1191 г.), продолжавшейся три года, лагерь крестоносцев также находился на склонах Турона, но левый фланг тянулся до горы Мечети и левого берега Белуса включительно. В то время армии не имели пушек и лагеря можно было расположить ближе к городам. Крестоносцы соорудили две линии ретраншементов – первая непосредственно у подножья Турона, вторая опиралась справа на высоту Пророка, а слева – на Турон; в случае форсирования второй линии ретраншементов, что случалось часто, осаждающие укрывались за первой. Саладин со своей деблокадной армией стоял лагерем перед Шафа-Армой, на высотах Каокоба, в двух лье к юго-востоку от горы Пророка, прикрывая дороги на Иерусалим, Дамаск и Ездрилонскую равнину.
Наполеон не хотел позволить вражеским патрулям проникать за Иордан, а потому сформировал четыре отряда для наблюдения за берегами этой реки; первый, под командованием полковника Ламбера, наблюдал за Кармелем, Ездрилонской равниной, взморьем и дорогами на Набуллус; он держал гарнизоны в Хайфе и Шафа-Арме; второй, под командованием генерала Жюно, занимал форт Назарет, наблюдая за Иорданом ниже Тивериадского озера; третий, под командованием генерала Мюрата, занимал цитадель Сафада, наблюдая за Иорданом выше Тивериадского озера и моста Якова; четвертый, под командованием генерал Виаля, наблюдал за выходами с горы Сарон и выставлял посты в направлении Тира. Эти четыре наблюдательных отряда ослабили армию на 2000 человек, но форты, которые служили им опорными пунктами, требовали лишь небольших гарнизонов. Колонны всегда находились в движении от лагеря к границам и от границ к лагерю, что придавало им видимость многочисленности. Армии снабжались: 1) со складов Хайфы, которые в свою очередь снабжались по суше и по морю со складов в Яффе; 2) со складов в Шафа-Арме, в которых запасы пополнялись за счет местных ресурсов; 3) со складов в Сафаде, о пополнении которых заботился шейх Дахэр. Со времени сражения у горы Табор армия существовала за счет складов, созданных противником в Тиверии, на берегу Тивериадского озера. Фураж имелся в изобилии в долине Акры; в случае надобности можно было заготовить и на Ездрилонской равнине.
II
Шейх Дахэр первым поспешил явиться в лагерь и предложить свои услуги. 19 марта, в 8 часов утра, армия перешла Белус и стала лагерем на склоне Турона. Между дивизией Ренье, имевшей приказ обложить город, и гарнизоном, который, засев в развалинах впереди города, не желал укрыться за стенами, происходила оживленная артиллерийская и ружейная перестрелка; в это время со стороны горы Пророка показалась группа в 300-400 всадников; это был шейх Дахэр, который в течение двух дней дожидался в Шафа-Арме подхода армии к Акре. В 10 часов утра он был представлен на высоте Мечети Наполеону, который пожаловал его ментиком в знак введения его в должность губернатора провинции Сафад. В то время как тот приносил присягу, ядро попало в лошадь, стоявшую в десяти шагах за ним. Этот князь оставался в лагере два дня; он получил обещание, что ему вернут наследство его отца. Несколько недель спустя он подписал конвенцию, в коей обязался выставить 5000 конных и пеших воинов, которые последуют за армией в походе за Иордан, охранять Акру и побережье от горы Белой до Цезареи, и платить дань в размере половины своих доходов с области, которую ему предоставят. Этот шейх сохранил верность; он систематически вел переписку с Дамаском и в точности доносил о том, что там делалось; он примирил с нами бедуинов, которые не стали тревожить Сирийскую армию; он снабжал лагерь всем, что производила страна.
Несколько дней спустя явилась масса метуали [138] – мужчин, женщин, стариков, детей – в количестве 900 человек; из них только 260 были вооружены, причем половина имела коней, а вторая половина – не имела. Главнокомандующий пожаловал ментики трем вождям и возвратил им владения их предков. В прежнее время численность этих метуали достигала 10 000; Джеззар погубил почти всех; это были мусульмане-алиды [139] , очень хорошие люди. Генерал Виаль перешел через гору Сарон и вступил в Сур – древний Тир; это была область алидов. Они взялись разведать побережье до подножья гор; они стали готовиться к военным действиям и обещали к маю выставить 500 хорошо вооруженных всадников для похода на Дамаск.
Монахи ордена Святой земли привели население Назарета – мужчин и женщин в числе нескольких тысяч; христианское население Шафа-Арма, Сафада и др. массами являлось в лагерь. Радость этих христиан невозможно выразить; после стольких веков угнетения они видели единоверцев! Им доставляло удовольствие вести разговор о Библии, которую они знали лучше, чем французские солдаты; они читали прокламации главнокомандующего, в которых он называл себя другом мусульман, и приветствовали эту линию поведения; это нисколько не отразилось на их доверии к нему. Наполеон пожаловал ментики трем из их вождей, которым было больше 90 лет; один из них имел 101 год от роду и представил ему свое потомство до четвертого поколения. Главнокомандующий пригласил его отобедать с ним. Этот старец не мог произнести и трех слов, не сопроводив их цитатой из Священного Писания. Верность этих христиан осталась непоколебимой в период как удач, так и неудач армии; они были ей полезны на всем протяжении осады; большое количество их всегда находилось в лагере. Базар отличался многолюдством и изобилием; они доставляли муку разных сортов, рис, овощи, молоко, сыр, живой скот, фрукты, фиги, сушеный виноград, вино; они заботились о больных так, как могли бы заботиться сами французы.
Мусульмане пашалыка [140] Акры разделяли радости и надежды христиан; они направили в лагерь делегацию; они горько жаловались на свирепость паши; на каждом шагу встречались люди, изуродованные по приказанию этого тирана; множество безносых являло отвратительное зрелище.
Климат Сирии имеет большее сходство с климатом Европы, нежели с климатом Египта. Жители там более любезны, более сердечны; даже мусульмане менее фанатичны. Солдатам там больше нравилось. Во все времена Египет был страной жрецов и богов. В Сирии было довольно много евреев; их волновали смутные надежды; среди них ходил слух, что Наполеон после взятия Акры отправится в Иерусалим и что он хочет восстановить храм Соломона. Эта идея льстила им. В Дамаск, Алеппо и даже в Армению были посланы агенты – христиане, евреи, мусульмане; они донесли, что присутствие в Сирии французской армии возбуждает все умы. Главнокомандующий принял тайных агентов и получил чрезвычайно важные сообщения из нескольких провинций Малой Азии; он отправил доверенных лиц в Персию. С этого времени и начались его сношения с Тегеранским двором.
III
22 марта с горы Мечети были замечены два английских военных корабля; час спустя появились шесть небольших парусников, которые, как определил адмирал Гантом, являлись тартанами Дамиеттской флотилии, на которые были погружены осадные орудия. Впоследствии стало известно, что два английских военных корабля преследовали их в течение 36 часов; шесть же остальных, пойдя по ложному маршруту, прибыли к берегам Франции. Среди этих последних находилось судно командира отряда капитана 2-го ранга Юделэ. Сама по себе эта потеря не имела большого значения, но последствия ее были весьма печальными. Если бы эти суда вошли в Хайфу 19 марта, как они могли и должны были сделать, Акра была бы взята до 1 апреля, Дамаск – до 15-го, Алеппо – до 1 мая; после шести месяцев пользования всеми ресурсами Сирии армия оказалась бы в состоянии предпринять осенью что угодно. Мнения относительно причин дурного поведения капитана Юделэ, командовавшего этим драгоценным конвоем, разделились; одни приписывали его невежеству и малодушию; другие – желанию вернуться во Францию. Два английских линейных корабля располагали близ Хайфы очень плохой стоянкой; «Тезей», якорные канаты которого оказались перерезанными коралловыми рифами [141] , был отнесен в море и в течение четверти часа терпел бедствие; это побуждало сэра Сиднея Смита к захвату Хайфы – единственной сто?ящей стоянки в заливе. Он опасался еще нескольких месяцев плохой погоды. 26 марта на рассвете он посадил на баркасы 400 человек. Командир эскадрона Ламбер, командовавший наблюдательным отрядом в этой крепости… [142] Он дал англичанам спокойно высадиться, построиться, вступить в город; но, когда он увидел, что англичане входят в дома, он встретил их картечью из трех полевых орудий, а также ружейным огнем ста стрелков, засевших в двух домах с бойницами; в то же время два отряда в составе 30 драгун каждый ударили им во фланг и в тыл. Англичане, атакованные со всех сторон, рассеялись; 150 из них были убиты, взяты в плен или ранены. Баркас «Тигр», вооруженный тяжелой 32-фунтовой каронадой, попал в руки победителей. Снаряды и картечь сопутствовали уходившим в море баркасам, не без того, чтобы перебить и поранить на них много народу. 1 апреля до рассвета турецкий фрегат, прибывший из Константинополя, бросил якорь на обычной стоянке, на расстоянии ружейного выстрела от Хайфы. Ламбер немедленно приказал вывесить знамя Оттоманской [143] империи. Когда рассвело, капитан сошел на землю, прибыв на большом баркасе, и был взят в плен с тридцатью гребцами и своим баркасом, вооруженным тяжелой 24-фунтовой каронадой. Эти два орудия пригодились при осаде; их включили в батарею, предназначенную для пробития бреши, где они хорошо послужили.
IV
Генерал Ренье обложил крепость. С этой целью он сражался целый день и к вечеру поставил часовых на расстоянии пистолетного выстрела от стен. Генералы Каффарелли и Доммартен, полковники Сансон и Сонжис использовали ночь с 19-го на 20-е марта и день 20-го для рекогносцировки крепости; в 2 часа утра полковник Сансон провел рекогносцировку рва, причем не обнаружил контрэскарпа; эта рекогносцировка была опасной, и в ходе ее он был тяжело ранен; офицеры инженерных войск и артиллерии льстили себя надеждой, что вступят в Акру так же легко, как в Яффу; полевые 12-фунтовые орудия показались им достаточными, чтобы проделать брешь в стене.
Пространство, занимаемое городом Акра, представляет собой трапецию, две стороны которой омываются морем, а две другие образованы стенами. Восточная сторона имеет протяжение в 300 туазов, ее прикрывали шесть небольших башен. Северная имеет протяжение в 500 туазов, ее прикрывали семь небольших башен, а также дворец паши, являвшийся своего рода цитаделью. Эти две стороны встречаются, образуя прямой угол. В этом углу находится большая и старая башня, которая господствует над городом и всеми стенами. Над нею, в свою очередь, господствует высота Мечети, удаленная от нее на 500 туазов. Старый порт совершенно обмелел; островок, на котором стоял маяк, прикрывал ограду с востока. На расстоянии до 300 туазов от стен местность была усеяна развалинами древнего города и фортификационных сооружений; это были подземелья, башни, кладка стен. С северной стороны, близ большой башни, в город входил акведук. Этот акведук имел протяжение 6000 туазов, пересекал равнину и доставлял в цистерны города воду от подножья гор. Акра была необитаема в течение многих лет; она была восстановлена Дахэром, украшена и расширена Джеззаром, который построил там красивую мечеть и базар.
Генерал инженерных войск Каффарелли предложил атаковать восточный фас: во-первых, потому что над ним господствует, хотя и несколько издалека, гора Мечети; во-вторых, потому что другой фас – северный – находится под обстрелом орудий, стоявших во дворце паши; в-третьих, потому что к нему легче подойти. Если пробить брешь в куртине, то придется либо окопаться между двумя башнями, что сопряжено с большими трудностями и потерями, либо войти в крепость, не окапываясь, что рискованно. Если проделать брешь в башне, то, коль скоро армия овладеет ею, у нее будет обеспеченный выход в город. Он предложил пробить брешь в большой башне: 1) как в наиболее удаленной от моря; 2) как самой большой и высокой, господствующей над всей крепостной оградой и всем городом; 3) как расположенной наиболее близко к акведуку, который должен был послужить плацдармом и параллелью. Верно, говорил он, что проделать брешь в кладке этого древнего сооружения будет более трудно, но 12-фунтовых пушек достаточно, чтобы пробить ее; со взятием же этой башни крепость падет сама собой; задача состоит не в том, чтобы взять Акру, а в том, чтобы взять ее, не потеряв при этом армии; потери очень быстро достигнут 7000-8000 человек, если пойти на риск боев с турками на улицах и в домах.
Осада Сен-Жан-д'Акра продолжалась 62 дня, с 19 марта по 21 мая; она делится на два периода: первый с 19 марта по 25 апреля (36 дней); второй – с 25 апреля по 21 мая (26 дней); всего – 62 дня. В первый период осаждающие взорвали две мины, дважды устраивали ложементы, предприняли один штурм; осажденные сделали десять вылазок – все эти вылазки оказались гибельными для них. Во второй период осаждающие взорвали три мины, устроили семь ложементов, предприняли два больших штурма, проникли в крепость и остались там. Осажденные, используя линии контратаки, сделали двенадцать вылазок, потеряли много людей, но все время получали подкрепления, которые не только восполнили убыль, но даже увеличили их силы. Однако французский главнокомандующий все же взял бы город, несмотря на прибытие дивизии с Родоса, если бы не опустошения, производимые чумой, и не известия из Европы. Против республики составилась вторая коалиция, война возобновилась, и французская армия вступила в Неаполь, что рассматривалось как прискорбное событие: ослабление армии на Адидже заставляло ожидать катастрофы.
V
В первый период осады артиллерия осаждающих состояла из двух каронад – 32-фунтовой и 24-фунтовой, взятых в Хайфе, четырех 6-дюймовых мортир и тридцати шести полевых орудий. Для нужд наблюдательных отрядов оставалось двенадцать орудий. 32-фунтовые и 24-фунтовые каронады не имели лафетов; рабочие парка соорудили их в несколько дней. Артиллерия не имела ядер этого калибра; в траншеях подобрали все валявшиеся там ядра такого калибра, выпущенные с валов крепости, а также тяжелыми орудиями двух английских линейных кораблей. Парк платил по 5 су за ядро; солдаты принялись за поиски и за несколько дней доставили 300 ядер обоих калибров, когда же они не смогли больше находить их, солдаты измыслили другие способы добычи; они обратились к кипучим страстям английского коммодора и прибегли к различным хитростям, чтобы разжечь их: то они высылали всадников гарцевать на взморье; то они тащили на дюны бочки и фашины, принимались копать землю, словно сооружали батарею; иногда они также ставили на рейде, близ берега, баркас, который доставили из Хайфы. Как только сэр Сидней Смит замечал, что противник предпринимает какие-то действия под дулами его орудий, он снимался с якоря, шел на всех парусах к берегу и выпускал ядра, которые подбирались солдатами. Вскоре парк был снабжен ими в изобилии.
21 марта офицеры инженерных войск заложили траншею в 150 туазах от города; она примыкала к акведуку, который являлся естественной параллелью, защищавшей от огня крепости. Артиллерия соорудила восемь батарей – две против островка с маяком, который противник вооружил; три – против трех башен, простреливавших подступы к бреши. Эти пять батарей состояли из шестнадцати 4-фунтовых орудий и четырех 8-фунтовых; шестая батарея имела четыре 6-дюймовые мортиры, направленные против большой башни; седьмая и восьмая батареи получили четыре 12-фунтовых, столько же 8-фунтовых пушек и две гаубицы; эти батареи должны были проделать брешь в восточном фасе большой башни; 22-го, 23-го и 24-го саперы подобрались ко рву на расстояние в 5 туазов по отрытым ими коленам траншеи, а затем развернулись, соорудив большую параллель, которая прикрывала все маневры осаждающих. 23 марта был открыт огонь; за 48 часов оба орудия маяка были приведены к молчанию, равно как и тяжелые орудия, стоявшие на валах с той стороны, откуда предполагалось идти на штурм. 24-го начали действовать батареи, предназначенные для пробития бреши; в первые 48 часов они не произвели видимого действия, что было приписано непригодности 12-фунтовых пушек; офицеров инженерных войск открыто обвиняли в том, что они связались с древней каменной кладкой, которую не пробить и 24-фунтовым пушкам, как вдруг в 4 часа пополудни со страшным грохотом обрушился весь восточный фас большой башни. Вся армия и 30000 зрителей, сбежавшихся со всей окружающей местности и усеявших высоты, издали радостный крик. Один офицер инженерных войск отправился на рекогносцировку бреши, но был атакован несколькими стрелками, расположившимися вдоль стен; тогда было послано 25 человек, чтобы прогнать их, и 25 саперов, чтобы расчистить пространство у бреши. Надеялись, что подобно тому, как это имело место в Яффе, Акра будет взята к вечеру. Но 25 саперов были остановлены контрэскарпом. Это явилось первой неприятностью. Джеззар, который погрузил на суда свои сокровища и своих жен, а затем и сам отправился на корабль, оставался на борту его всю ночь. Жители каждую минуту ожидали штурма и взятия крепости. Однако башни и стены остались усеянными солдатами, которые всю ночь вели беглый ружейный огонь, 26-го вечером паша успокоился, вернулся в свой дворец и предпринял вылазку, которая не удалась. Этот злосчастный контрэскарп парализовал все усилия осаждающих в течение четырех дней, то есть того срока, который потребовался для открытия минной галереи и подготовки мины, которая была заряжена 28-го; она взорвала контрэскарп. Капитан штаба Майи был направлен к башне с пятью рабочими, десятью саперами и 25 гренадерами для устройства ложемента. Помощник майора Ложье с 800 солдатами стал за акведуком, в 15 туазах от бреши, чтобы подняться к ней, как только Майи даст ему сигнал о том, что в нее можно проникнуть. Дивизия Бона, построенная на плацдармах батальонными колоннами, предназначалась для поддержки Ложье и овладения крепостью; батальоны ее должны были двинуться к бреши один за другим. Но для достижения успеха было необходимо, чтобы ни один солдат не остановился в пути, несмотря на ужасающий ружейный огонь со стен.
Майи бросился в минную шахту, а оттуда ринулся в ров, причем его не остановили десять футов контрэскарпа, которые не были разрушены взрывом: минеры недостаточно глубоко ушли в землю. Достигнув подножья башни, он приставил к ней три лестницы и взобрался в первый этаж с 40 солдатами; тогда он дал сигнал Ложье, отряд которого двинулся беглым шагом и достиг края рва, полагая контрэскарп разрушенным; солдаты удивились, найдя его почти целым. Ложье с первым взводом бросился в ров и побежал к бреши… [144] Капитан, командовавший вторым взводом, был убит у края контрэскарпа; взвод остановился и, измерив на глазок глубину рва, бросился налево, чтобы найти менее глубокое место. Преследуемый огнем со стен, батальон развернулся, и солдаты его продолжали действовать рассыпным строем, в качестве стрелков; между тем Майи вскарабкался на платформу и сорвал оттоманский флаг; с ним находилось десятеро отважных, остальные были убиты или ранены. Ложье был убит при переходе рва. Те, кто следовал за ним, направились к лестницам, приставленным к башне; но эти лестницы оказались опрокинутыми; они отошли, чтобы принести другие, оставшиеся у минной шахты. Этот маневр принимают за бегство; солдаты отряда Майи, находившиеся в первом этаже башни, спускаются в ров; на платформе не остается никого, кроме Майи, одного сапера и двух гренадеров. Майи спускается в первый этаж, чтобы позвать на помощь, там его поражает пуля, которая пробивает легкие; он падает, истекая кровью. Гренадеры спускаются, чтобы помочь ему. Между тем главнокомандующий направился к минной шахте, чтобы установить, почему заколебалась колонна Ложье; он понял, как трудно преодолеть препятствие, которым являлся контрэскарп; для этого ничего не было приготовлено; он послал к генералу Бону приказ не выходить из траншеи, так как штурм не удался.
Как только паша увидел оттоманское знамя сорванным с вершины башни, он отправился в порт и погрузился на суда. Весь гарнизон и жители – женщины, дети, старики – покидали город, бросались в барки или укрывались в мечетях. Все казалось потерянным, а город взятым, когда пять мамлюков, трое чернокожих из Дарфура и двое черкесов, храбрецов из личной охраны Джеззара, которые оставались во дворце, чтобы помешать жителям разграбить его, заметили, что на платформе башни находятся только два-три француза, причем количество их не возрастает. Они прокрались вдоль стены, взобрались на платформу, предприняли контратаку и не нашли никого, кроме одного сапера, который спасся бегством. Эти неустрашимые мусульмане спустились с платформы в нижний этаж и нашли там Майи и двух умирающих солдат; они отрубили им головы, снова поднялись на платформу, подняли оттоманский флаг и стали носить головы по городу. Отряд в 500 магрибинцев и арнаутов, поставленных у угла мечети для прикрытия посадки паши на суда, вернулся в башни; город был спасен. Этот штурм обошелся французской армии в 27 человек убитыми и 87 ранеными (в том числе половина из 40 человек, составлявших отряд Майи).
Английская эскадра под предлогом необходимости укрыться от бурь и ветров равноденствия ушла в море и исчезла уже 26 марта; на самом деле сэр Сидней Смит не хотел присутствовать при взятии города, которое он считал неизбежным. Но, узнав, что штурм не удался, он вернулся в ночь с 5-го на 6-е на рейд. Он высадил эмигрантского полковника Филиппе, Дагласа [145] и сотню офицеров и канониров – своих наиболее отважных и опытных моряков. Он использовал артиллерию, захваченную у французов, – 24-фунтовые и 16-фунтовые пушки, наши прекрасные 6-дюймовые мортиры защищали теперь город, для обстрела и покорения которого они предназначались. Все способствовало успокоению гарнизона, который ежедневно получал с Кипра и из Триполи подкрепления, а также продовольствие и боеприпасы.
Генерал Каффарелли, руководивший осадою, приказал подвести новую мину. 1 апреля она обрушила контрэскарп; начальник артиллерии свел в батарею две каронады – 32-фунтовую и 24-фунтовую, огонь которых имел большие результаты. Со своей стороны, осажденные не теряли времени; брешь была сделана непригодной для нового приступа; ее заполнили бомбами, снарядами, заряженными гранатами, бочками с гудроном, фашинами, кусками дерева, покрытыми серой, железными шипами. Однако 25 человек, посланных для подготовки ложемента, выполнили приказ и преодолели все препятствия; но они вскоре оказались, как на костре. Пятеро гренадеров сгорело, несколько человек было ранено, остальные поспешно вернулись в ложемент контрэскарпа. Тогда распространилось убеждение в невозможности взять город с помощью полевых орудий, имеющихся к тому же в столь малом количестве. Османы торжествовали и каждую ночь весело кричали французским канонирам: «Султан Селим бах-бах-бах; Бонапарт пиф-пиф-паф!». Оставалось надеяться только на подземную войну. Каффарелли повел минную галерею подо рвом, направив ее на большую башню. Осажденные прибегли к контрминам, но более искусные французские минеры обезвредили их.
Филиппе заявил, что опасность неотвратима, что каждую минуту можно ждать взятия города. Он побудил пашу предпринять вылазку, чтобы обнаружить минную шахту и уничтожить минеров. 7 апреля ночью три колонны, численностью в 1500 человек каждая, построились: первая – перед дворцом паши, вторая – у ворот, ведущих к морю, третья – вдоль берега моря. С южной стороны 150 англичан и 300 отборных турецких солдат под командой полковника Дагласа и майора [146] разместились за большой башней для прикрытия бреши. На рассвете все три колонны пошли в атаку; ружейный огонь усилился; противник, как и обычно, сначала продвинулся вперед. Английская колонна стремительно спустилась через брешь – ей нужно было пробежать только 15 туазов, чтобы овладеть шахтой. Английский майор уже достиг выхода из нее, мину можно было считать погибшей, но тут резервный батальон охранения двинулся вперед со штыками наперевес, истребил, покалечил или взял в плен почти всех солдат этой колонны, которую он обошел справа и слева; примерно в это же время вступили резервы траншеи; турки были стремительно отброшены в крепость; несколько небольших колонн были отрезаны и взяты в плен. Эта вылазка обошлась осажденным в 800 человек, среди которых было 60 англичан. Раненые, принадлежавшие к этой нации, получали медицинскую помощь наравне с французами, а пленных поместили среди частей армии, словно это были нормандцы или пикардийцы; соперничество между двумя нациями исчезло на таком расстоянии от их отечеств и среди столь варварских народов. Турки выказали большую личную храбрость, напористость, преданность; но никакого искусства, никакого умения действовать сообща, никакого порядка, и это делало вылазки чрезвычайно гибельными для них. Убитый английский майор… был предан земле с воинскими почестями, капитан Райт был тяжело ранен. В этот первый период армия ни разу не имела возможности прийти на помощь солдатам, находившимся в траншее.
Али – чернокожий мамлюк Джеззара, одновременно его доверенное лицо, тайный убийца и палач, был предметом ненависти христиан, требовавших мести. Один из офицеров жандармерии приступил к допросу его. Наполеон пожелал его видеть; этот неустрашимый мусульманин сказал ему: «Всю свою жизнь я повиновался своему господину; позавчера я отрубил голову твоему мамлюку и отнес в спасенный мною город; вот, султан, моя голова, отруби ее, но отруби сам, и тогда я умру довольным; Пророк сказал, что нельзя отвергать последнюю просьбу умирающего». Главнокомандующий протянул ему руку, приказал принести ему поесть. В дальнейшем он проявил благодарность. Он был убит в Абукирском сражении, во время атаки отряда французской кавалерии, который он возглавлял.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.