Последний луч надежды
Последний луч надежды
Казалось, что уже исчерпаны все запасы надежды. И вдруг как электрическим током ударила по всем мускулам и сухожилиям народа весть о кончине Л. И. Брежнева.
Один из моих друзей, офицер управления охраны, рассказал мне, что поутру 10 ноября 1982 г. Брежнев проснулся, как обычно, в 8 часов. Долго лежал в постели, кряхтел, сопел, скрипел суставами. Старый организм разгорался плохо, как изношенный примус. К этому привыкли в доме, стали готовить завтрак, заводить машину, и вдруг домашние обратили внимание, что из спальни не слышны обычные старческие шарканья и хрипловатое покашливание. Жена открыла дверь и увидела остановившиеся глаза покойника. «Леня!» — раздался кинжальный крик, и Виктория Петровна забилась в приступе понятного человеческого горя. Маги и чародеи из 4-го управления Минздрава вроде бы пытались запустить остановившееся сердце, но в 8.30 пришлось констатировать смерть.
Окончилась эпоха, длившаяся 18 лет и один месяц. Официально она была окрещена как «эпоха застоя», но эта характеристика не отражает ее существа.
Это было время разложения всей социально-экономической системы. Сам факт распада был уже осознан верхушкой правящей элиты. Любопытно, что ни один из представителей партийно-государственного руководства не использовал своего влияния для того, чтобы направить своих отпрысков по пути партийно-государственной карьеры. Она им уже представлялась опасной и бесперспективной. Модным и почти поголовным увлечением стало направлять своих детей за рубеж в дипломатические представительства. Сын Брежнева Юрий был торгпредом в Швеции, сын Громыко — советником-посланником в Англии, сын Андропова работал в МИД, а потом был послом в Греции и т. д. Такая же картина наблюдалась и во втором, и третьем эшелонах партгосаппарата. У заместителя заведующего отделом ЦК О. Б. Рахманина, уже упоминавшегося в качестве лидера «ястребов» по китайскому вопросу, сын работал в советском посольстве в Вашингтоне (хотя по образованию и опыту работы был востоковедом-китаистом). Поскольку условия оплаты труда в Вашингтоне лучше, чем в Пекине, то Рахманин стал хлопотать и добился того, чтобы в Вашингтон уехал работать вторым секретарем и его зять Андрей Ефимов, который также был «восточником». Одним словом, наблюдалось повальное бегство с Родины, от ее забот, от ее проблем.
Того, что знала жреческая партийная верхушка, не должен был знать народ. И для него штатные «теоретики» придумывали цветастые декорации вроде «общенародного государства», «общества развитого социализма», «новой исторической общности — советского народа» и пр.
Внешне погребальные процедуры выглядели пышными. О Брежневе говорили в прощальных речах так, будто и впрямь закатилось марксистско-ленинское солнышко, осиротело в очередной раз наше горемычное Отечество. Реакция же народа, общественности, простых людей была откровенно иная. Никаких слез не было и в помине. Друзья на телевидении говорили, что им не удавалось поймать в кадр хлюпающее, страдающее лицо. Лишь один раз при показе траурного митинга из Днепропетровска мы увидели женщину, подносившую платок к глазам. Остальные, как говорит поэт, «глаза слюнили».
В какой мере виновен был человек, лежавший в ворохе венков в Колонном зале, в той опасной заразе, которая прихватила наше общество, и главным образом его администрацию? Ведь все, кто знал его лично, помнили как доброго человека, хорошего парня. Он был до нежности чуток со своими охранниками и прислугой, до слез умилялся, слушая детские песни; в молодости слыл жуиром и бонвиваном. Беда была в том, что он, как никто другой из руководителей СССР, стал игрушкой в руках партийной верхушки, их марионеткой.
Приведенный к власти в 58 лет всемогущим «серым кардиналом» Михаилом Сусловым, он на весь срок остался таким же добряком, связанным к тому же массой обязательств со своими старшими и более хваткими коллегами. Первые провозглашенные им принципы политики внутри страны звучали как «бережное отношение к кадрам» и «создание спокойной обстановки». Под зонтиком этих «принципов» и расцвели зловещие букеты коррупции, деидеологизации, кумовства, подхалимажа. У Брежнева не было ни государственного ума, ни державной воли, он перепоручил практически все управление «боярам». И они дорожили такой вольницей, берегли Брежнева, осыпали его всеми знаками почитания, нередко в нарушение законов и правил. Ему дали два ордена Октябрьской революции, в то время как в статуте ордена написано, что им дважды не награждают. Ему специально изготовили орден Победы, которым награждались только командующие фронтами и более высокие командиры в годы Великой Отечественной войны. Можно и нужно было своевременно уйти в отставку, перестать играть роль ширмы для политических проходимцев и ворья. Но на это не хватило простой человеческой совести. Умел лишь блюсти личные прерогативы, тешить самолюбие.
Смерть Брежнева по-настоящему повергла в смятение только политических клевретов, паразитировавших в его тени. К. У. Черненко поспешил на первом после смерти Брежнева пленуме ЦК от имени политбюро предложить избрать на пост генерального секретаря Ю. В. Андропова. Конечно, теперь были сочтены дни 43-летнего генерал-полковника Чурбанова, первого заместителя министра внутренних дел, зятя Брежнева. Еле держался на ногах его сын Юрий Леонидович, успевший оседлать кресло первого заместителя министра внешней торговли. Все патриархи из политбюро, вроде Пельше, которому было за 80, 77-летнего Тихонова, больного Кириленко и др., понимали, что их срок тоже вышел.
Приход к власти Андропова был воспринят всей страной с облегчением. Угасшие было надежды реанимировались, то обстоятельство, что свою известность Андропов приобрел в КГБ, не стало непреодолимым препятствием. Многие даже записывали ему в плюс доскональное знание проблем страны и возможность с помощью аппарата КГБ победить коррупцию. Наконец-то жуликам, очковтирателям, проходимцам будет поставлен заслон! Как бы отвечая на ожидания народа, в течение всех дней, пока длился официальный траур, по телевидению непрерывно передавали фильмы о героях пятилеток, революции, гражданской войны: «Коммунист», «Мать», «Ленин в 1918 году», «Депутат Балтики», «Мы из Кронштадта», «Фронтовики» и др. Нам, разведчикам, тоже хотелось, чтобы экранная героика стала той реальной духовной средой, в которой приходится жить.
Прошел месяц с небольшим после похорон Брежнева. И пошли кадровые изменения, явно ориентированные на хозяйственную проблематику. Был создан экономический отдел ЦК и во главе его поставлен 53-летний Н. И. Рыжков. Ему дали ранг секретаря ЦК, чтобы повысить авторитет среди партийной иерархии. Теперь руководил промышленностью в качестве партийного куратора тоже молодой секретарь ЦК Долгих, а сельским хозяйством занимался 50-лет-ний Горбачев. «Ну, три витязя, напрягитесь!» — мысленно умоляли мы эту троицу, от успеха работы которой зависело очень многое.
Непосредственно для разведки и Комитета госбезопасности наступили светлые дни. Дело в том, что за полгода до смерти Брежнева, когда Андропов ушел на работу в ЦК, на место председателя КГБ был назначен В. В. Федорчук, прежде занимавший пост председателя КГБ Украины. Эти месяцы стали настоящим испытанием разведки на выживаемость. Федорчук был воплощением солдафонского духа. Ничего не смысля в международных делах и не желая разбираться в них (ни разу не собрал специалистов и не попросил доклада ни по одному вопросу), он буквально терроризировал Первое главное управление. Его любимым был вопрос о сроках прохождения шифртелеграмм разведки с момента дешифровки до доклада председателю КГБ. Если он узнавал, что телеграмма была «в работе» более 8-10 часов, то устраивал разнос по всем правилам чиновничьего мордоворота. Мы получали вот такие указания: «Т. Крючкову В. А., т. Андрееву Н. Н. (нач. управления шифрсвязи). Тов. Федорчук В. В. просил отобрать письменные объяснения от всех причастных к задержке прохождения на доклад ш/т №…» или «Прошу провести расследование и доложить о причинах несвоевременного доклада ш/т №… Федорчук. 29.6.82».
Я писал обстоятельные объяснения, что, мол, телеграммы были полны сомнительных, непроверенных фактов, что они пришли в полночь, когда на работе не было экспертов, детально знающих проблему, что вообще в них не содержалось фактов, требующих принятия срочных мер, а излагалась текущая оценочная информация. Но это еще больше ярило председателя КГБ. Он слал новую резолюцию: «Т. Крючкову В. А. Объяснение явно неудовлетворительное и неубедительное… Прошу исполнить мое указание по существу. Федорчук. 30.6.82». Сама категория экспертов вызывала нарекания. От меня требовалось доложить, «кто такие эксперты, почему в них имеется необходимость, может быть, их совместить с круглосуточной дежурной службой и пр.».
Подобная переписка выматывала душу, и я обратился к начальнику разведки Крючкову с просьбой освободить меня от руководства информационно-аналитическим управлением. Владимир Александрович, читавший деловые бумаги, не поднимая головы, хитро сверкнул на меня глазами из-под очков и сказал: «Ладно, Леонов, потерпи, все уладится!» Мне показалось, что он заранее знал о недолгой карьере новоявленного председателя КГБ СССР.
18 декабря 1982 г. Федорчук был переведен на работу в Министерство внутренних дел СССР. Для нас это был настоящий праздник! В народе шутили: «Слышали, в КГБ случилось ЧП?» — «Да ну, что такое?» — «Федорчука забрали в милицию!» Новым председателем стал В. М. Чебриков, которого мы прежде всего знали как спокойного, уравновешенного, здравомыслящего человека.