Верховная власть и правители

Верховная власть и правители

Власть – манящее и чарующее, грозное и казнелюбивое, великодушное и покровительственное слово. С благоговением мы слышим его, листая книги прошлых царствований:

«Всего отечества состояние на высочайшей власти висит». Или: «По четырех же днях приведоша к нему Игоря, емше его в болоте… и всадиша и в прорубь в монастыри святого Иоанна и приставиша к нему сторожи, и тако скончася власть Игорева». Или: «Закон определяет власть каждого должностного лица, а верховная власть выше закона».

Конечно, время от времени появлялись строптивые вольнодумцы, желавшие по-своему взглянуть на полюбившееся правителям слово «власть». Даже у нас в России! К примеру, бывший статс-секретарь Екатерины II поэт Гаврила Державин:

Увы! вся власть и честь земная

Минует с нами, будто тень…

Да на что же он тут намекает?.. На тщету высшей власти?.. То есть замахивается на незыблемые основы российского престола?.. Да за такие вирши не только местом статс-секретаря, но и головой должно поплатиться…

В стародавние времена землепашцы Киевской Руси, уставшие от печенегов и прочихлю-бителей грабежей, призвали с варяжского севера добрых воинов: княжите, братья, мед наш попивайте, хлебушек наш кушайте, дровишки наши жгите, а взамен, когда вновь разбойники явятся в наши веси, вы сабельки вострите и прочь их гоните. А мы по старинке жить будем: землю пахать да животину растить.

Пришли варяги на Русь, стали исправно военную службу нести, а в мирное время, скуки ради, зачали «ставы и оброки, дани и погосты вводити» среди тех, кто их призвал к себе на военную службу. Понравилось!

Век, другой на исходе. Мужик как пахал землю, так и пашет. Только уже не доблестных воинов хлебушком да медком потчует, а господ, прозвавшихся со временем боярами да дворянами и зорко охраняющих от единения с землепашцами свое родословное викингово древо Рюриковичей.

Их власть была выше закона, выше приличий, выше долга и чести. Ну, как не очуметь от стольких привилегий, не ощутить себя пупом земли, источником благодати?! И пусть ты казнишь, прелюбодействуешь, лжешь, обираешь народ, ты все равно ощущаешь свое величие и полезную необходимость. И лишь на равного тебе, любящего тебе подобных, презирающего, как и ты, мужика, ты надеваешь корону… Так было при Юрии Долгоруком, Иване Калите, Иване Грозном…

Но в конце XVI века прямая династия Рюриковичей прервалась, и Смутное время своей беспощадной рукой накрыло Русскую землю…

Чтобы не оказаться великой стране покоренной иноземцами, Земской Собор выбрал в 1613 году новую царскую династию – худородных бояр Романовых. Думали, эти будут попокладистее, и высшая знать будет управлять государями. Не сбылось! Триста лет Романовы правили Россией по своему усмотрению. И если вначале новые русские правители прислушивались к гласу народу, то бишь к гласу бояр, то со временем стали больше доверять топору, который обрушивали на непокорные головы. Особенно отличился в палаческом искусстве первый российский император Петр I. Как точно подметил о нем поэт Арсений Тарковский:

По лугу волю славить

С косой идет косарь.

Идет Москву кровавить

Московский государь.

После кончины первого императора в течение трех последних четвертей XVIII столетия российским государством неограниченно правили женщины. Императрицы Екатерина I, Анна, Елизавета, Екатерина II и регентша Анна Леопольдовна управляли государством почти без перерывов, если не считать кратких правлений Петра II и Петра III. Так что весь этот период можно назвать «бабьим правлением».

Оппозиция «бабьему правлению» выражалась, главным образом, в «неудобосказуемых поношениях», в «пустошных» и «предерзостных» разговорах и в подметных письмах и пасквилях. Очень многие из «дел» о такой злоязычной болтовне и суесловном фрондерстве только потому сделались достоянием отечественной истории, что их очень уж ревностно сыскивали в те нетерпеливые и скорые на пытки и казни времена неразборчивые блюстители и криминалисты страшной Тайной канцелярии. Для поддержания и развития своей человеконенавистнической практики Тайная канцелярия пустила разгуливать по Руси за добычей грозное «слово и дело», которое, сделавшись орудием травли и возмутительных злоупотреблений, безмерно плодило и растило такого рода «дела», нередко совершенно кляузные, либо не стоившие по своему ничтожеству траты казенных чернил на их производство. А Тайная канцелярия не скупилась проливать не только чернила, но и кровь человеческую.

Наконец с конца 1796 года, когда к власти пришел Павел I, у руля управления Россией вновь встали мужчины, и с тех пор не отдавали его больше в женские руки.

Начался XIX век для России с убийства 11 марта 1801 года императора Павла I и воцарения его сына Александра, взошедшего на оскверненный престол в окружении убийц деда и отца. Население державы уже приближалось к сорока миллионам человек, почти поголовно крестьянского сословия. Но не только в обеих русских газетах («Санкт-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости»), но и в беседах просвещенных вельмож считалось вульгарным упоминать единственного кормильца России – простолюдина. Говорить следовало об Александре I и его красавице жене. Их дети – две девочки – прожили каждая чуть больше года. Наследника императорская чета и вовсе не дождалась, поэтому по смерти государя престол перешел к его брату Николаю. У нового монарха, не в пример предшественнику, от супруги Александры Федоровны рождались почти всегда здоровые дети, отец нежно любил их и сумел поставить на ноги, дал хорошее по тем временам образование и мало-мальски приохотил к труду. К старшему из мальчиков по смерти родителя перешел престол, младшие – Константин, Николай и Михаил – стали опорой Александру II в его самодержавном труде.

Российские подданные, которых насчитывалось уже семьдесят пять миллионов, жили в середине XIX века в своем подавляющем большинстве, как и сто, и двести и триста лет назад. Лишь несколько десятков тысяч русских людей, именовавших себя дворянами, над которыми не тяготело бремя прокормить себя и государство, кое в чем изменились за последнее полвека. Это, прежде всего, относится к их отличительной европейской одежде, подвластной капризам парижской моды. Кроме того, вместо Вольтера стали читать Диккенса и доморощенных сочинителей, ругали уже не столько грязь на дорогах и ухабы, сколько чугунку и неотесанность народа, выучились, кроме французского, с грехом пополам русскому языку.

Европа уже покрылась сетью железных дорог, паровая машина стала идолом, народ требовал равенства сословий и нередко добивался желаемого. А Россия, которую никто и в мыслях не держал назвать частью Европы – только Востоком, бурлила лишь в малочисленных клубах и кружках, то ли не умея, то ли побаиваясь окунуться в эпоху коренных перемен. Тоска, да и только! Ни тебе сознательного пролетариата, как в Англии, ни революционно настроенного среднего сословия, как во Франции, ни буржуазии, страстно занятой техническим прогрессом, как в Америке.

Для России 1878–1881 годы были чрезвычайно тяжелыми из-за последствий русско-турецкой войны, обошедшейся казне более чем в миллиард рублей. Блестящие реформы начала царствования Александра II стремительно шли на убыль (за исключением судебной реформы и закона о всеобщей воинской повинности), многочисленные циркуляры превратили их в насмешку над народными ожиданиями.

«Царю-реформатору, – писал историк В.О. Ключевский, – грозила роль самодержавного провокатора».

Был нанесен и первый ощутимый удар по единству царской семьи. Александр II еще в 1875 году завел себе любовницу княгиню Е.М. Долгорукую и прижил с нею трех детей. Привезенная в январе 1880 года из Канн больная императрица Мария Александровна тихо умирала в печальном уединении в Зимнем дворце, когда муж развлекался с любовницей в Царском Селе. Наследник престола цесаревич Александр Александрович не мог простить отцу подобного предательства и затаил обиду. И уж полный разлад в царской семье наступил, когда б июля 1880 года, через полтора месяца после смерти жены, Александр II тайно вступил в морганатический брак с любовницей, получившей титул княгини Юрьевской, и поселил ее рядом с собой в Зимнем дворце. Престарелый император, по словам военного министра Д.А. Милютина, «был совершенно в руках княгини Юрьевской».

На жизнь Александра II в 1870-х годах было совершено четыре покушения. И государь, и наследник теперь ездили по Петербургу окруженные казаками (два впереди, два по бокам, два сзади) в блиндированной карете. Многие великие князья и министры добились выделения и себе конвоя. Пятое покушение на государя было совершено 5 февраля 1880 года – в Зимнем дворце прогремел сильный взрыв.

Террор был на виду и на устах у всех лиц, приближенных к царю, но, увы, почти никто не замечал более страшное явление, с которым не в силах были справиться самые совершенные полицейские и фискальные службы – общественное озлобление. Даже лояльный к самодержавию крупный чиновник К.П. Победоносцев жалуется в письме от 2 января 1881 года Е.Ф. Тютчевой: «Как тянет это роковое царствование – тянет роковым падением в какую-то бездну. Прости, Боже, этому человеку – он не ведает, что творит, и теперь еще менее ведает. Теперь ничего и не отличишь в нем, кроме Сарданапала. Судьбы Божий послали нам его на беду России. Даже все здравые инстинкты самосохранения иссякли в нем: остались инстинкты тупого властолюбия и чувственности».

Утром 1 марта 1881 года перед разводом Александр II, улыбаясь, заявил, что давно так хорошо себя не чувствовал. Несколькими часами позже на набережной Екатерининского канала брошенная террористом бомба раздробила ему обе ноги, и осколки впились в грудь. Императора отвезли в Зимний дворец, где он спустя несколько часов, не приходя в сознание, умер.

На следующий день после похорон Александра II, 8 марта, собрался Совет Министров, чтобы решить вопрос о конституции, которую, по словам одного из ее составителей графа Лорис-Меликова, Александр II должен был подписать в день убийства. Она была детищем и великого князя Константина Николаевича, давно убеждавшего старшего брата о необходимости привлечь общественные силы к рассмотрению важнейших законодательных дел. Великий князь попытался верховодить и сегодня, тем более, что среди министров было много его сторонников. Но пришло время других людей, и новый государь внял лишь словам К.П. Победоносцева.

– В России хотят ввести конституцию, – возмущался обер-прокурор Святейшего Синода, – и если не сразу, то, по крайней мере, сделать к ней первый шаг. И эту фальшь по иноземному образцу, для нас непригодную, хотят, к нашему несчастью, к нашей погибели, ввести у нас. Что дало освобождение крестьян? Кабаки и лень. Открытие земств? Говорильни негодных людей. Новые судебные учреждения? Наплодили адвокатов, которые оправдывают злодеяния. Свобода печати? Только хулу на власть разносят…

Под ярким впечатлением недавнего цареубийства, эксплуатируя страшную беду, к управлению государства пришли новые люди, неся рутинное мироощущение, основанное на борьбе с инакомыслием и любым недовольством российскими порядками. Зачем лечить государство, ставить точный диагноз болезни, когда можно действовать проще – сделать обезболивающий укол, то есть загнать хворь внутрь, чтобы она не была на виду.

Правление императора Александра III (1 марта 1881 г. – 20 октября 1894 г.) часто называют самыми спокойными годами в России, а сурового и могучего с виду монарха – царем-миротворцем.

Как хочется верить, что Россия в конце XIX века процветала, цари заботились о счастье своих подданных, министры о просвещении и прокормлении народа, великие князья и прочее дворянство – о духовном и телесном здоровье нации, полиция об охранении чести и безопасности каждого гражданина! Но где в великой и честной русской литературе, изображающей русскую жизнь в 1880-е – 1890-е годы, отыскать эти идеалистические картины?.. Роман Льва Толстого «Воскресение» – протест против равнодушия чиновничьей России к судьбам населяющих ее людей. «Гарденины» Александра Эртеля рисуют безрадостную картину русского захолустья. Очерки Глеба Успенского «Власть земли» и «Живые цифры» – это мучительный стон писателя, наглядевшегося на крестьянскую и фабричную жизнь. Безумием было бы утверждать, что землепашец процветает, сравнив его избу с дворянской усадьбой, его зипун с шубой волостного писаря, его похлебку с обедом гвардейского поручика.

Государство как будто нарочно не желало, чтобы большинство его жителей перекочевало из допетровской эпохи в XIX век. Особенно страдали окраины обширной страны, о которых, кажется, вовсе позабыли. «По Амуру живет очень насмешливый народ, – пишет А.С. Суворину 27 июня 1890 года из Благовещенска А.П. Чехов, – все смеются, что Россия хлопочет о Болгарии, которая гроша медного не стоит, и совсем забыла об Амуре. Нерасчетливо и неумно».

«Пермский губернатор, бывший в Петербурге более двух месяцев, – записывает в дневнике 22 декабря 1886 года государственный секретарь А.А. Половцев, – видел министра внутренних дел лишь однажды по приезде на самое короткое время и теперь уезжает, не видев его вторично, а между тем, пермское царство в настоящую минуту представляет много требующих разрешения вопросов».

Если Александр II предпочитал жить в Зимнем дворце или Царском Селе, то Александр III, беря пример с пугливого прадеда Павла I, почти не выезжал из Гатчины, парк и дворец которого окружали несколько рядов часовых, конные разъезды и секретные полицейские агенты. Гатчинский дворец походил на тюремный замок – никто не мог проникнуть сюда без пропуска с фотокарточкой, никто не мог прогуливаться окрест, и мрачные остатки глубоких рвов времен Павла I как бы говорили, что здесь готовятся к долговременной осаде.

Чем мог похвастаться державный Петербург?.. Миролюбивой политикой?.. Еще бы ей не быть, когда бюджет трещит по швам, а единственный верный союзник в мире – нищий черногорский князь.

Народом-богоносцем?.. Но православие обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев использовал не по назначению, требуя от него земных благ – создание политического единства страны.

Просвещением?.. Оно хоть медленно, но развивалось, только не благодаря заботе правительства, а усердием купцов-благотворителей, строивших и содержавших народные школы и профессиональные училища.

Трудом на благо Отечества?.. Да Петербург был просто набит праздными людьми, особенно дворянского сословия.

Именно эпоха Александра III и последовавшая за ней Николая II, который слепо шел по стопам отца, привели Россию к катастрофе 1917 года.

2 марта 1917 года Николай II отрекся от престола «за себя и за сына». Царская династия Романовых перестала существовать. А в кровавом октябре 1917 года к власти на три четверти века пришли социал-демократы, которые называли себя также большевиками и коммунистами…

Высшую власть перестали передавать от отца к сыну. Она стала переходить от первого лица государства после его смерти ко второму: Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев… Каждый из них «рулил» страной по своему, говоря о «светлом будущем» для народа и строя «светлое настоящее» для себя. На Горбачеве в конце 1991 году закончилась история Советского Союза. Но не закончилась концентрация верховной власти в одних руках: Ельцин, Путин, Медведев…