II

Французские власти отказались дать разрешение на похороны Давида во Франции. Его похоронили в Брюсселе. Несколько раз просьбы возобновлялись. Но и Карл X и Луи Филипп отказали. Лишь сердце Давида разрешили похоронить на Пер-Лашез.

Давид оставался монтаньяром для королей. Жизнь живописца в его полотнах. А эти полотна говорили о том, о чем не хотелось помнить монархам. Они говорили о революции, о гордой и сладостной для патриотов борьбе за свободу. Ведь Давид в первый раз за всю историю Франции сделал кисть оружием революционера.

Что говорить, в своей борьбе он не шел до конца, он был человеком своего времени и своего сословия, со всеми слабостями своей эпохи. Но история судит человека за его дела, за то, что он оставляет истории.

О Великой французской революции написаны многие сотни книг. И все же мертвый Марат на картине Давида на все века останется непревзойденным свидетельством времени. Жизнь и смерть за свободу, гибель, перевоплотившаяся в памятник человеческой доблести, горячая кровь на пути великих свершений, наивное и благородное стремление облечь современность в строгие формы древности — все осталось жить в картинах Давида революционных лет. Для своих современников он был пророком, в его картинах звучали мысли будущего. Был он для них и поэтом, воплотившим идеалы эпохи в отточенные и мужественные образы. А для потомков он стал единственным художником, донесшим до них суровое лицо своего времени.

Он умер в изгнании. Даже «Марат» остался в Брюсселе. «Ле Пеллетье» вообще не сохранился, но остались многие картины, остались свидетельства жизни живописца, первого в мире великого живописца, ставшего революционером.

Сердце Давида осталось во Франции.