Глава 6. К морю

Глава 6. К морю

Приазовье – географическая область, расположенная на юге Восточно-Европейской равнины, на территории двух государств: Россия и Украина. Украинскую часть Приазовья представляют города: Мариуполь, Бердянск, Мелитополь, Приморск, восемь районов (Новоазовский, Тельмановский, Володарский, Першотравневый – в Донецкой области; Бердянский, Приморский, Приазовский – в Запорожской; Генический – в Херсонской). В России – юго-западные районы Ростовской области, включающие в себя Азовский район, Аксайский район, Неклиновский район, Матвеево-Курганский район; в Краснодарском крае – Ейский район, Приморско-Ахтарский район, Щербиновский район, Темрюкский район, Каневской район, Славянский район; а также побережье Крыма. Крупнейшие населённые пункты – Таганрог, Ростов-на-Дону, Ейск, Приморско-Ахтарск, Темрюк.

Из Википедии.

Зима установилась морозной.

Вскоре после отъезда Петьки запуржило, а когда двое суток бушевавшая метель прекратилась, окружающий хутор ландшафт неузнаваемо изменился. Буераки и поля оделись волнами сугробов, верхушки деревьев в лесу накрылись снеговыми шапками. Иногда, в лунные ночи, где-то далеко выл волк, а днем на рябине у бани весело прыгали снегири в красных рубашках.

– Як ты насчет охоты? – поинтересовался однажды дед Богдан у Дима, когда, закончив утренние дела, они завтракали молоком и гречаниками[132] на сале.

– Да как-то не доводилось, – пожал плечами Дим. – Я вырос в городе. Хотя попробовать, конечно, можно.

– Так давай попробуемо, – утер рушником усы хозяин. – Пользительно для здоровья и опять же приварок.

После завтрака, когда они убрали со стола, дед Богдан ушел в свою комнату, откуда вернулся с двустволкой в руке и кожаной, звякнувшей металлом сумкой.

– Ось тоби «тулка», а ось знаряддя до нэи, – положил все на стол. – Зараз сходжу за другою.

После чего напялил на себя кожух с шапкою и вышел.

Через некоторое время вернулся с русской «трехлинейкой в руке и пузырьком машинного масла.

– Солидный у вас арсенал, – присвистнул Дим. – А если найдет милиция? – Кивнул на винтовку.

– Цэ вряд ли, – положил ее на лавку хозяин. – Храню у надежном месте з двадцатых.

Затем они тщательно вычистили оружие, проверив боеприпасы (к ружью имелись два десятка снаряженных патронов, а к винтовке три запасных обоймы), вслед за чем дед слазил на горыще[133] и сбросил оттуда две пары самодельных лыж – свои и Петькины.

На следующее утро, задав буренке сена и оставив Черта охранять хутор, оделись потеплей и двинулись в лес. Дед Богдан с ружьем впереди, Дим с винтовкой сзади.

Чем дальше они угодили в глубину, тем больше появлялось следов. Самых разных.

– Оцэ заяць, – указывая палкой на одни, поучал спутника старик. – Цэ – лиса, а ото, стричка пид ясенем – куропатка. Звиря описля вийны у днипровських пущах багато.

Спустя час на кустах шиповника Богдан Захарович сшиб фазана, а на втором – Дим, стреканувшего от лежки зайца.

– Прицельно бьешь, – одобрительно кивнул старик, наблюдая, как тот цепляет добычу на пояс.

– Хорошие учителя были, – сдвинул на затылок шапку Дим. – Ну что, теперь давайте я впереди? Снег глубокий.

К полудню вышли на поросшую хвойными деревьями возвышенность.

– Ну што? – давай пэрэкусымо чим Бог послав? – сказал старый солдат. – Тут гарнэ мисто.

Место действительно было красивым. Вековые, с золотистыми стволами сосны, внизу искрящийся инеем лес, а за ним в серебристом мареве, синевато отливающий льдом Днепр, уснувший на зиму.

Сняв заплечные мешки, быстро соорудили из валежника костерок и, выстругав по шпичке, поджарили на них сала.

– Вкусно, – сказал Дим, заедая его черным сухарем, на который, скворча, капал сок с зарумянившегося кусочка.

– А что, Богдан Захарыч? – расправившись со своей порцией и глотнув холодного чаю из фляжки, кивнул он на прислоненную к сосне винтовку. – Она у вас никак еще с Гражданской? Казенник граненый.

– Бэри бильше, – неспешно жуя, ответил старик. – Прывиз з Импэриалистычнои.

– А на прикладе семь зарубок, это боевой счет?

– Ну да. Двох австрияк вбыв на перший вийни, трьох белогвардийцив на другий. А останни дви – хвашисты.

– Так вы что, воевали и в эту?

– Та ни, – бросил шпичку в костер и потянулся за флягой дед Богдан. – Був звязным у партызан, а потим при обози.

– Ясно, – сказал Дим, проникаясь к нему все большим уважением.

Под Новый год на розвальнях, запряженных буланой лошадкой, снова приехал Петька вместе с матерью. Привезли хуторянам куль муки, корзину яиц и немного картошки.

Надежда Марковна перестирала в бане все белье, а парни доставили из лесу елку. Источавшее аромат праздника деревце украсили гроздьями калины и несколькими нашедшимися в сундуке, разноцветными лентами.

Новый год встретили в тесном семейном кругу, с дедовой грушовкой, украинскими варениками со сметаной и дарами леса: медом и запеченным с сушеными грибами зайцем.

Утром, оставив Надежду Марковну с дедом на хозяйстве, Петька с Димом отправились на рыбалку. С собой взяли «тулку», два рогожных мешка, пешню и… дубовый, наподобие кузнечного, молот с длинной рукояткой.

– А это зачем? – удивился Дим. – Рыбу же ловят удочкой или сетью.

– Там увидишь, – хитро улыбнулся друг, вручая колотушку Диму. – На, тащи, ты поздоровей меня будешь.

Двинулись к тому же взгорью, где однажды Дим был с Богданом Захарычем, а от него на лыжах скатились вниз к днепровской, поросшей камышами и лозняком пойме.

– Тут с весны, после разлива осталось много неглубоких озер, – сказал Петька, воткнув в снег пешню. – А в них зашедшая туда рыба. Мы будем ходить по льду, он сейчас не особо толстый, и как только заметим подходящую, глушить ее сверху, а потом долбить прорубь и вытаскивать.

– Оригинально, – взвесил на руке молот старшина. – Ну что же, веди Сусанин.

– Пошли, – выдернул Петька из снега пешню, и они заскользили к ближайшим камышам, за которыми открылось небольшое, с голубоватым льдом пространство.

– Снимай лыжи и тихо за мной, – вынул из ремней приятель ноги.

Дим проделал то же самое и, водрузив на плечо молот, бесшумно пошагал за другом. Тот шел крадучись и внимательно вглядывался в лед, время от времени наклоняясь.

Минут через пять Петька замер, а затем предупреждающе поднял руку. Дим вгляделся. Чуть слева от них подо льдом темнело что-то вроде полена.

– Бей, – шевельнул губами приятель.

– Хэк! – мелькнул в воздухе молот, вверх взлетели осколки, и лед пошел трещинами.

– Е-есть, – оскалив зубы, заработал пешней приятель.

Потом, зацепив бородкой за бок, он вывернул на лед крупную, желтовато-серую в крапинку рыбу. Та сонно зевала ртом и валко шевелилась.

– Налим, – заблестел глазами Петька. – Кило на шесть потянет.

– Да, – присел на корточки Дим. – Не меньше.

После этого они сунули добычу в мешок и двинулись дальше. Второй оказалась небольшая щука, которую глазастый Морозов углядел в самом центре озерца, рядом с торчащей из-подо льда корягой. На этот раз лед оказался тоньше и пешня не понадобилась.

– Здесь все, – определив хищницу к налиму, заявил Петро. – Двинем к следующему.

Миновав полосу краснотала, друзья вышли к следующему, более обширному водоему, где вскоре добыли почти метрового усатого сома, щуку и еще одного налима. Потом везение прекратилось.

– Больше ничего нет, – сокрушенно вздохнув, сказал спустя пару часов Дим.

– Есть, – не согласился Петро. – Просто все остальные попрятались.

Дед Богдан остался весьма доволен уловом, а Надежда Марковна тут же занялась самой крупной из щук, собираясь ее поджарить. На следующее утро Петька с матерью, прихватив часть улова, уехали, и дни снова потекли спокойно и размеренно.

По утрам Дим помогал Богдану Захаровичу по хозяйству, во второй половине дня ходил на охоту или просто бродил в лесу на лыжах, вечерами они подолгу беседовали, а ночью Дим читал труды Яворницкого, погружаясь в историю козачества.

Как-то, когда они пошли с дедом Богданом на вторую рыбалку, Дим поинтересовался, в какой стороне Синельниково.

– Он бачишь, оти буераки, – показал рукавицей старик в сторону чередующихся, заваленных снегом оврагов. Якщо йты по ным, выйдэш прям на Синельниково. До нього вэрст пять будэ. А навищо цэ тоби?

– Да так, – пожал плечами старшина. – Просто интересно.

Зима пролетела незаметно.

В марте ударила оттепель, и начали таять снега, окружавшие хутор леса потемнели, а одним утром со стороны Днепра донесся едва слышный гул – там начался ледоход.

– Ну, ось и пэрэзымувалы, – перекрестился на него дед Богдан. А Дим с удовольствием принюхался. Пахнуло морем.

Апрель оказался ранним, вокруг все зазеленело, а в небе появились стаи птиц, летящие к речной пойме. В это время в душе старшины возникло смутное беспокойство – что делать дальше? За годы войны подолгу оставаться на одном месте он не привык, а сидеть на шее у Петькиной семьи не собирался. Действия определил случай, а потом все завертелось как в калейдоскопе.

Как-то в полдень, возвращаясь с утренней зорьки с тремя подвешенными к поясу утками, Дим увидел стоящую у дома заседланную лошадь.

– Не Петькина, – насторожился он, входя на усадьбу.

В хате, вместе с дедом Богданом, оказался средних лет бородатый человек, назвавшийся егерем из лесхоза.

– Так значить заихалы погостыть у наши миста? – поинтересовался он, ощупывая Дима глазами.

– Заехал, – ответил тот, сняв с плеча ружье и вешая его на стену.

– А сами звидкыля будете?

– Из Баку.

– Гм, – недоверчиво хмыкнул бородач. – Далэкувато.

– Та чого ты прыстав до людыны, Грыць? – вмешался хозяин. – Я ж тоби казав, цэ фронтовый друг Пэтра. Заихав навестить. Што непонятно?

– Та ни, цэ я так, – нахлобучив шапку, поднялся с лавки егерь. – Прощавайте, поиду дальше.

– Чорты його прынэслы, – проводил взглядом в окошко удаляющегося гостя дед Богдан. – Погана людына.

– В смысле?

– Усю окупацию ховався по хуторам. А колы повэрнулысь наши, занэмиг. И видкрутывся вид фронту.

– Ясно, – нахмурился Дим. – Чувствую, сообщит про меня куда надо.

– А цэ вряд ли, – стал набивать трубку старик. – Вин живэ як бирюк[134]. Тыхо.

После этой встречи Дим принял окончательное решение – уходить. И чем быстрее, тем лучше.

Когда в очередное воскресенье хутор на забрызганном грязью мотоцикле навестил Петька, Дим отвел его в сторону и рассказал все, а тот молча выслушал.

– Не бери в голову, – сжал кулаки. – Я щас съзжу к этому хмырю и поговорю. Будет молчать как рыба.

– Да нет, Петь, не надо, – положив руку другу на плечо, сказал Дим. – Погостил я у вас изрядно, пора и честь знать.

– А я сказал оставайся, – засопел носом Петро. – Если он, гад, что вякнет, шлепну! Ты меня знаешь!

– А ты меня, – наклонившись к нему, сузил глаза Дим. – Один раз по дури влипли, хватит. Так что – ша! Ты меня понял?

Побратим молчал.

– Я спрашиваю, понял?

– Да, – дернул кадыком Петька, повесив голову. – И куда же ты дальше?

– Не пропаду, – криво улыбнулся старшина. – Россия большая.

Потом обо всем сообщили деду (он было тоже стал препираться), но Дим ласково его приобнял:

– Так надо, Богдан Захарович.

Когда шар солнца наполовину скрылся за синеющими у кромки неба лесами, Дим с вещмешком за плечами, а с ним Морозовы и Черт, вышли за хутор. Там старшина крепко пожал руку Петру, деда Богдана расцеловал в обе щеки, а Черта потрепал по загривку. Все трое долго смотрели ему вслед. Пока не скрылся.

К Синельниково, по буеракам, Дим вышел спустя три часа и прислушался. Где-то у окраинных домов в сиреневых сумерках взлаивали собаки, за ними, чуть справа, изредка раздавались паровозные гудки. Поддернув сидор, старшина зашагал на их голос и вскоре вышел к железнодорожному узлу. Он змеился переплетением путей, чернел пакгаузами на платформах и светился фонарями вокзала. Несмотря на поздний час, жизнь там шла полным ходом. На перроне бурлила людская толпа (шла посадка на поезд), на второй путь прибывал второй состав, о чем гнусаво вещал голос из репродуктора.

– Слышь, браток, а куда этот состав? – обратился Дим к проходящему железнодорожнику в замасленной спецовке и с молотком обходчика.

– Известно куда, в Бердянск, – бросил тот на ходу, удаляясь.

«Так, это на Азовском море», – щелкнуло в голове, и старшина принял решение.

Спустя несколько минут он смешался со штурмующими вагоны, работая локтями, пробился к одному и под вопли прижатой к стенке тамбура проводницы был внесен внутрь, в холодный полумрак.

Переругиваясь и толкаясь, счастливцы занимали места на полках, пихали туда узлы с чемоданами, а пассажиры все прибывали.

В самом конце вагона наметанный глаз Дима заметил пустую багажную полку, он сразу же метнул туда вещмешок, а затем, встав на край нижней, ловко забрался в нишу. Потом устроил мешок в головах и с удовольствием вытянул ноги. Между тем гвалт в вагоне понемногу затихал, в воздухе поплыл запах махорки.

– Скориш бы видправлялы, – беспокойно сказал снизу женский голос. – У мэнэ билета нэмае.

– А у кого он есть, тетка? – рассмеялся мужской. – Я у кассы сутки простоял, голый номер.

– Щас уся страна на колесах, – ввязался хриплый бас. – Демобилизация и опять же многие возвращаются с эвакуации.

– Да, Содом и Гоморра, – вздохнул кто-то от противоположного окна.

– А ты нэ выражайся! – тут же осадила его тетка.

Под эти разговоры Дим задремал (сказалась прогулка на свежем воздухе), потом сквозь сон услышал, как паровоз дал гудок и поезд тронулся.

Когда он проснулся, поезд стоял на полустанке. В вагоне была духота, слышались храп и сонное бормотанье, за мутным стеклом в небе висела луна. Желтая и большая.

Потом в начале вагона хлопнула дверь и кто-то, сопя, пробежал в другой, затем где-то раздался крик «Проверка билетов и документов!»

Дим насторожился. Встречаться с контролерами было не резон, и, прихватив мешок, он спрыгнул с полки. Дернув на себя дверь, прошел в тамбур, там у второй открытой двери смолил козью ножку какой-то мужик. Дим оттер того плечом в сторону и соскочил на насыпь. В стороне, метрах в ста, виднелась окраина какого-то села, и старшина споро пошагал туда, удаляясь от состава.

Миновав первые хаты с плетнями и высокими осокорями, Дим оказался перед одноэтажным каменным домом с какой-то вывеской над козырьком двери и остановился.

– Кого шукаешь, хлопче? – вышел из ее тени старик в тулупе и с берданкой на плече, чем-то похожий на деда Передрея.

– Да вот, высадили с поезда, ехал без билета, – махнул в сторону исчезающего вдали состава Дим.

– Бываеть, – сказал, подойдя ближе старик. – А куды ихав?

– В Бердянск. Теперь придется добираться туда ногами.

– А навищо ногами? – зажав пальцем ноздрю, высморкался на траву дед. – Сьогодни нэдиля. Часив у пъять туды на базар поидуть наши селяны.

– И далеко до Бердянска?

– Вэрст двадцять з гаком. Так шо тэбэ довэзуть. Нэ сумливайся. А покы пишлы посыдымо. У ногах правды нету.

– Точно, – ответил Дим, и они направились к стене дома, это было сельпо[135], у которой лежал обрубок ствола дерева.

Старик оказался словоохотливым, время пролетело незаметно, а когда засерел рассвет, в нескольких местах села послышался скрип телег и конское ржанье. Вскоре одна телега показалась у сельпо, и сторож в сопровождении Дима направился к ней, поеживаясь от утренней прохлады.

– Здоров, Мыкола! – сказал приблизившись. – Бог на помощь.

– Здравствуй, дед Илько, – натянул вожжи хозяин. – А это кто с тобою?

– Видстав от поезда, – кивнул на Дима старик. – Фронтовик. Трэба пидвизты до миста.

– Ну, если надо, подвезу, в чем вопрос? Устраивайся рядом.

– Спасибо, – бросил сидор на телегу Дим, после чего опершись ногой на ось, уселся на поперечную доску рядом с возницей.

– Но, родной! – дернул тот вожжами, а Дим на прощание сказал: – Бывай, дедушка. Хорошего тебе здоровья.

Некоторое время ехали молча. Впереди и сзади смутно виднелись еще несколько телег. Потом, как водится, разговорились.

Оказалось, что Николай тоже был на фронте, вернулся домой в 44-м по ранению и теперь работал в колхозе электриком. На его вопрос, зачем Дим едет в Бердянск, тот ответил, что имеет намерение там поселиться и найти работу.

– А кто будешь по профессии?

– На войне шоферил и неплохо разбираюсь в технике.

– Тогда найдешь, – уверенно сказал Николай. – Шофера везде нужды, а тут к тому же и морской порт, работы до черта.

Небо между тем светлело, на востоке заалела заря, где-то в полях зациркала просянка.

– Красивые у вас места, – рассматривая окружающий пейзаж, сказал Дим.

– Ну да, – согласился Николай и подстегнул лошадь.

Город открылся с невысокого плоскогорья. Он располагался в заливе, между двумя выдающимися в море косами, с зелеными окраинами и россыпями частных домов в них, основным жилым массивом, промышленными предприятиями и портом.

На въезде Дим распрощался со спутником, сославшись на то, что ему надо навестить знакомого, а сойдя на землю, попытался вручить тому несколько денежных купюр.

– Обижаешь, – отвел его руку в сторону Николай. – Бывай, удачи. И телега загремела по булыжнику.

Свернув в росистый, с плакучими ивами переулок, старшина миновал его, вышел на длинную, с чередой глинобитных и каменных домов улицу, а с нее на другую, где остановился у колодца.

Пожилая женщина в длинной юбке и плисовой безрукавке переливала из дубовой бадьи в ведро искрящуюся хрусталем воду.

– Утро доброе, – обратился к ней Дим. – Можно напиться?

– Пей, – сказала женщина. – Вода у нас бесплатно.

Он сделал несколько крупных глотков и поставил бадью на сруб.

– Скажите, мамаша, а не сдает ли здесь кто-либо комнату? – утер рукавом губы.

– У нас нет, – последовал ответ. – Спроси на цыганском хуторе.

– А это где?

– В конце улицы, – махнула та рукой, – сразу за оврагом.

Поблагодарив тетку за воду, Дим зашагал в нужном направлении. За последним домом открылся неглубокий овраг с ручьем, который он перешел по кладке, а за ним вразброс пару десятков неказистых хат, окруженных покосившимися заборами. У одной, на грядках, копалась какая-то старуха, и Дим подошел к калитке.

– Бог в помощь, бабуся! Можно вас на два слова?

Бабка приложила ладонь к глазам, разглядывая незнакомца, потом воткнула в землю лопату и зашаркала галошами в его сторону.

– У вас тут комнату никто не сдает? – повторил свой вопрос Дим.

– Кимнату? – задумалась старуха. – Надовго?

– Для начала на месяц. А там поглядим. Как получится.

– А хто будэ жить? Ты сам, чи с ким-то?

– Сам, – улыбнулся Дим. – Я не женатый.

– Ну, тоди проходь. Покажу тоби кимнату.

Та оказалась небольшой пристройкой позади хаты, с печкой, железной кроватью, застеленной солдатским одеялом, колченогим столом с лавкой и отдельным входом.

«Лучше не придумать», – решил Дим и поинтересовался ценою.

Хозяйка запросила немного, и гость согласился, тут же вручив ей несколько червонцев. Затем они прошли в хату, где бабка Одарка (так звали хозяйку) передала ему ключ от пристройки, а заодно выдала краткий инструктаж: «Баб нэ водыть и не пьянствувать, бо выгоню».

– Ни в коем разе, – заверил ее Дим. – Я человек тихий и спокойный. – Кстати, а почему это место называется «цыганский хутор»?

– До вийны тут цыганы жилы, а як тилькы вона почалась, кудысь выихалы.

– Ясно.

Про себя Одарка рассказала, что она вдова, сын погиб на фронте, а на пропитание зарабатывает, убираясь в школе и приторговывая овощами с огорода на местном рынке.

– А он далеко? – спросил постоялец. – Требуется кое-что купить. Для обзаведения.

– Та ни, пидэш по дорижци, понад яром, у сторону цэрквы. Потим будэ вулиця з двухповэрховымы домамы, та площа. А за нэю базар. Нэ заблукаешь.

Спустя полчаса, выложив содержимое вещмешка на стол и прихватив его с собой, Дим входил на базар, по южному шумный и многоголосый. Здесь вперемешку слышалась русская, украинская и молдавская речь, встречались греки, татары, евреи и прочие национальности.

«Прямо Вавилон», – подумал старшина, расхаживая вдоль рядов с видом праздного зеваки.

На базаре было все, что требовалось непритязательному покупателю, за исключением продуктов. Их было явно недостаточно, а цены зашкаливали. Буханка ржаного хлеба стоила от двухсот рублей и выше, кило картофеля – шестьдесят, мясо в пять раз дороже. Имелись и дары моря: знаменитые азовские бычки, кефаль, сушеная тарань и многое другое.

Потолкавшись в толпе, Дим сторговал примус (котелок с миской и ложка у него имелись), пару нового солдатского белья, а еще сменял свою зимнюю шапку на кепку. А потом, сунув все в мешок, ощутил острый приступ голода и зашел в одну из рыночных забегаловок, откуда раздражающе пахло жареной рыбой. Там он заказал порцию барабульки[136] с картошкой, пару соленых огурцов и сто граммов водки.

– Ну, за прибытие, – сказал сам себе, расположившись за стоящим в углу столом, после чего не спеша высосал «московскую».

Подкрепившись, Дим решил сходить в порт, благо тот был недалеко и справиться насчет работы. На постоянную он не претендовал, но нужно было как-то существовать дальше.

Порт работал на полную катушку. У причалов под разгрузкой стояли несколько сухогрузов, на рейд, дымя трубами, входил пароход, два башенных крана, урча моторами, ворочали стрелами.

Оглядев штабеля контейнеров и ящиков на берегу, Дим приметил у крайнего перекуривающую бригаду грузчиков и направился к ним, с удовольствием вдыхая морской воздух.

– Здорово, мужики, – подойдя ближе, обратился он к сидящим на тюках.

В ответ кто-то пробасил:

– И тебе не кашлять.

– Вам в бригаду грузчики не нужны? – спросил Дим, после чего двое из пятерки переглянулись.

– Нужны, – перебросив папироску из одного угла рта в другой, сказал пожилой кряжистый дядя, по виду старший. – Но если пройдешь испытание.

– Понял – согласился Дим. – Давай попробую.

– В каждом из них, – кивнул дядя на высящийся рядом штабель мешков, – шестьдесят кило соли. Донесешь вон до того контейнера, – ткнул пальцем в металлическую клетку метрах в ста, – тогда посмотрим.

– Хорошо, – согласился Дим, после чего снял с плеча сидор, поставил его на причал и подошел к штабелю.

Затем потянул сверху один мешок на правое плечо, а после второй – на левое.

Развернулся и вразвалку пошагал к контейнеру.

– Однако, – переглянулись грузчики, а кто-то присвистнул.

Через несколько минут чуть порозовевший Дим вернулся, стряхнул с бушлата несколько блестящих крошек и вопросительно уставился на бригадира.

– Ничего, – заплевав окурок, сказал тот. – Подходишь. А теперь, чтоб не тянуть вола за хвост, топай в кадры, они вон в том доме, – показал на двухэтажное здание при выходе в город. – Скажи, что от Маркелова. Пусть оформляют и завтра в шесть на работу.

– Ясно, – сказал Дим после чего, прихватив сидор, направился в нужную сторону.

В кадрах его принял инспектор, при упоминании Маркелова согласно качнул головой и попросил паспорт.

– У меня его пока нет, – пожал плечами старшина. – Оформляю в милиции. Недавно демобилизовался.

– Ну, когда оформишь, тогда и приходи, – блеснул очками кадровик. – Всего хорошего.

Когда Дим возвращался обратно, его окликнул бригадир (все остальные уже таскали мешки) и поинтересовался результатами.

– Крыса канцелярская, – сплюнул он, когда Дим передал суть разговора. – Но ничего, как только получишь, приходи. Место за тобою.

Вернувшись на квартиру, Дим попросил у бабки веник, тряпку и ведро воды, после чего навел порядок в комнате, а потом завалился спать, решив вечером наведаться на железнодорожный вокзал в поисках той же работы.

Здесь ему повезло больше. На грузовых путях он нашел бригаду шабашников, в которой кто-то запил, и был принят в нее без всяких проволочек.

– Оплата у нас по факту, – сказал старший, с мятым лицом мужик. – Выполнили наряд – получили.

Домой Дим вернулся утром, зайдя по пути на рынок, где добавив к полученным рублям еще три сотни, купил несколько кило картошки и связку бычков, которыми решил поделиться с хозяйкой, добавив кое-что из своих запасов.

– Вот устроился на работу и получил аванс, – сказал он, вручая все Одарке. – Берите, пригодится.

– Дякую, – прослезилась та. – Дай бог тоби здоровья, сынку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.