"Кровавая меня могила ждет…"
"Кровавая меня могила ждет…"
Что произошло в тот вечер 13 июля 1841 года в доме Верзилиных, точно никто и не знает. Есть классическая версия произошедшего, но не будем забывать, что и классическая версия, как и всякая другая, достаточно условна. Все доказательства ее сомнительны. Историк А. М. Скабичевский еще в царские времена писал: "Совершенно очевидно, что дотошная следственная комиссия пыталась выяснить "…пал ли Лермонтов от изменнической руки убийцы, прикрывающегося одною дуэльною обстановкою, или же был убит на правильном поединке совершенным уравнением дуэльных случайностей…". Возможно, правосудию и удалось бы докопаться до сути, а биографам поэта не пришлось бы на протяжении вот уже ста с лишним лет ломать копья, но дело повелением Николая I было передано в судное отделение штаба отдельного Кавказского корпуса с категорическим предписанием — окончить его немедленно и представить в Петербург на высочайшую конфирмацию".
Неясно даже с вечером у Верзилиных, была ли ссора или не было никакой ссоры. Есть лишь одни сомнительные воспоминания князя Васильчикова и формальное судебное разбирательство.
Но вернемся к классической версии. Бал в доме трех граций Верзилиных. Все танцевали, веселились. Князь Трубецкой играл на рояле. В одном углу зала собрались остряки: Лев Пушкин, Михаил Лермонтов и тут же одна из граций, Эмилия Шан-Гирей. Они заметили Мартынова, любезничавшего с младшей из сестер Верзилиных Надеждой. Мартынов был как обычно после отставки — в черкеске и с большим кинжалом. Лермонтов по привычке стал шутить на его счет, всё в рамках допустимого, мол, "montagnard au grand poignard" [59], к тому же и звучит очень складно. И тут князь Трубецкой перестал играть, и слово "кинжал" разнеслось по всему залу. Мартынов побледнел, подошел к Лермонтову и сказал: "Сколько раз я просил не шутить обо мне при дамах…" Сразу же отошел в сторону. Лермонтов улыбнулся: "Ничего, завтра опять мы будем добрыми друзьями". Продолжили разговор бывшие приятели уже в передней, один на один. Поэтому все споры о том, кто и кому что сказал, кто вызвал на дуэль и почему, остаются недоказанными. Принята версия, рассказанная Мартыновым следствию.
Будто бы Лермонтов сказал Мартынову: "Что же ты меня, на дуэль что ли вызовешь?" На что Николай Мартынов решительно сказал: "Да…" Сразу же назначили день дуэли на 15 июля. Друзья тут же узнали про размолвку, но всерьез ее никто не принял. Лермонтов не скрывал, что собирается стрелять в воздух, а Мартынова как-то всерьез даже не воспринимали. Никто из гостей в доме Верзилиных ни ссоры, ни вызова на дуэль не слышал. О чем на следствии и было сказано. Лермонтов только отшучивался. А вскоре и вовсе уехал в Железноводск.
По другой версии, ссора произошла из-за карикатур на том же вечере у Верзилиных. Лермонтов на ломберном столе нарисовал Мартынова с засученными рукавами и большим кинжалом, потом позвал младшую из Верзилиных, Надежду, за которой ухаживал Мартынов, и показал ей эту карикатуру. При этом спросил: возможно ли, чтобы вы с ним соединились? Девушка вспыхнула и отошла в сторону. Мартынов, наблюдавший за этим, подошел к ломберному столу, но Лермонтов быстро стер всё нарисованное. Впрочем, всё и так было понятно. На улице Мартынов подошел к поэту и вызвал его на дуэль.
Лермонтов всерьез этот вызов не воспринимал. Вернулся к себе в Железноводск. Купил там билеты на целых пять лечебных водяных сеансов. Днем 15 июля все встретились на пикнике в шотландской колонии в Карасе. Лермонтов плотно пообедал, не заботясь о возможном ранении в живот, да и вообще о дуэли, а к вечеру отправился к месту дуэли.
Горец с большим кинжалом (портрет Н. С. Мартынова в черкеске). Акварель Г. Г. Гагарина. 1841 г.
И вот через два дня после бала у Верзилиных, 15 июля к шести часам вечера все участники встречаются под Пятигорском, у подножия горы Машук, у Перкальской скалы. Но кто эти все? Историк и биограф Лермонтова Мартьянов так описывает последнее путешествие поэта к месту дуэли: "Всю дорогу из Шотландки до места дуэли Лермонтов был в хорошем расположении духа. Никаких предсмертных разговоров, никаких посмертных распоряжений от него Глебов не слыхал. Он ехал как будто на званый пир какой-нибудь. Всё, что он высказал за время переезда, это сожаление, что он не мог получить увольнение от службы в Петербурге и что ему в военной службе едва ли удастся осуществить задуманный труд. "Я выработал уже план, — говорил он Глебову, — двух романов: одного — из времен смертельного боя двух великих наций, с завязкой в Петербурге, действиями в сердце России и под Парижем и развязкой в Вене (не напоминает ли этот план "Войну и мир" Льва Толстого? — В. Б.); и другого — из Кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове, его диктатурой и кровавым усмирением Кавказа, Персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране, и вот придется сидеть у моря и ждать погоды, когда можно будет приняться за кладку их фундамента. Недели через две уже нужно будет отправиться в отряд, к осени пойдем в экспедицию, а из экспедиции когда вернемся!"…"
Как можно было человека с такими грандиозными замыслами убивать из-за какой-то дурацкой обиды?! Поневоле подумаешь о каком-нибудь заговоре. С другой стороны, поэт сам знал о себе всё и предвидел всё. Пожалуй, нет более мистического поэта в России:
Никто не дорожит мной на земле,
И сам себе я в тягость, как другим;
Тоска блуждает на моем челе.
Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть дерзко в сердце мне должна?
Зачем ей знать, что в нем заключено?
Огонь иль сумрак там — ей всё равно [60].
Дуэль состоялась в роковой вторник 15 июля 1841 года между шестью и семью часами вечера. Раньше считалось, что она произошла у подножия горы Машук возле Пятигорска, и на месте дуэли в 1915 году был установлен обелиск, созданный скульптором Микешиным, но в советское время было установлено, что на самом деле дуэль была в другом месте — у Перкальской скалы. Это тоже удивительно: сколько бы их ни было, участников дуэли — двое, трое, четверо или шестеро, или даже семеро, они должны были помнить, где произошло убийство поэта. Плюс на место дуэли сразу же после начала следствия ездили все судейские, проверяли, обмеряли. И вот прошло 20–30 лет, Лермонтов уже стал знаменитым поэтом, но где была дуэль, никто ничего не запомнил. Как ни парадоксально для всех нынешних лермонтоведов, ненавидящих советское время, именно тогда ученые установили точно, где происходила дуэль, у Перкальской скалы, где кто стоял, и т. д. Условия дуэли были жестокими: стреляться до трех раз (!) при барьерах в 15 шагов (10,5 метра). На такие условия можно было идти или считая всю дуэль недоразумением, которое решится по-мирному (так считал Лермонтов), или же всерьез желая убить противника (так и задумал Мартынов).
Даже как добирались участники дуэли до места поединка, рассказывается по-разному. Мартынов писал, что Лермонтов и Васильчиков ехали верхом, Глебов — на дрожках, сам он выехал раньше. Глебов писал, что Мартынов, Васильчиков и Лермонтов — ехали верхом, Лермонтов на его, Глебова, лошади, сам Глебов — на беговых дрожках. Васильчиков написал лишь, что Лермонтов и он скакали верхом. Как добирались и добирались ли до места дуэли вообще Столыпин, Трубецкой и Дорохов — неизвестно. Лично меня поражает и задевает больше всех поведение Алексея Столыпина, вроде бы близкого друга и родственника поэта. Вроде бы благородного и порядочного человека. Что бы ни случилось, как бы он ни обмишурился, каких бы ошибок невольных ни наделал, имей мужество признать их, опиши для истории, как было дело. Если он и впрямь не участвовал в дуэли, опиши и это. Если участвовал и скрыл от начальства, спасая свое сытое благополучное положение, напиши для потомков. Ведь Столыпин отлично понимал значимость своего родственника. Не случайно перевел на французский язык, уже живя в Париже, роман "Герой нашего времени". В конце концов, даже доставить имущество убитого родственника на родину к бабушке поэта он должен был. Говорят, Дорохов тоже присутствовал на дуэли и позже всё рассказал Дружинину. Дружинин был поражен признаниями Дорохова… но тоже так ничего и не написал. Трубецкой и Глебов молчали, как заговоренные. Неужели это и есть дворянская честь? Не сказать никому ни слова об убийстве великого поэта.
Лермонтов стрелять отказался, то ли выстрелил в воздух, то ли поднял пистолет вверх. Мартынов, подойдя к барьеру, убил Лермонтова наповал. Было это примерно в 18 часов 30 минут. Как уверяют секунданты на суде, Лермонтов умер сразу. Но верный и многолетний слуга Михаила Лермонтова Христофор Саникидзе, который, собственно, и погрузил брошенное, оставленное всеми тело на подводу спустя три часа после дуэли, сообщил, что Михаил Юрьевич был еще жив и стонал, на половине пути затих.
Я повторюсь, не хочу верить ни в какие заговоры. Увы, русских поэтов само небо карает безжалостно. От Пушкина до Рубцова, от Лермонтова до Есенина. Но почему так много путаницы в показаниях и документах о дуэли Михаила Лермонтова? Откуда взялись подмененные пистолеты? Сначала изъяли пистолеты в доме Лермонтова и Столыпина ("одноствольные с фестонами с серебряными скобами и с серебряною насечкою, из коих один без шомпола и без серебряной трубочки"). Затем узнали, что эти пистолеты по ошибке взяли у Столыпина, и появились другие, вроде бы принадлежащие Лермонтову. Те самые мощные пистолеты системы Кухенройтера. Откуда они у него взялись? И почему Столыпин молчал, когда у него забирали пистолеты, что это не те пистолеты, которые были на дуэли?
Поневоле появляется подозрение, что первыми пистолетами нельзя было пробить тело и подыскали другие. В других известных дуэлях не было же таких накладок. Всё было до мелочей ясно. Может, к двухсотлетию поэта провести новое судебное расследование с привлечением всех достижений криминалистики, чтобы поставить все точки над "?". Кто стрелял, из чего стрелял, с какого места стрелял?
Грядущее тревожит грудь мою.
Как жизнь я кончу, где душа моя
Блуждать осуждена, в каком краю
Любезные предметы встречу я?
Но кто меня любил, кто голос мой
Услышит и узнает? И с тоской
Я вижу, что любить, как я, — порок,
И вижу, я слабей любить не мог.
Я прочитал все показания свидетелей, так и не понял: то Глебов один оставался под дождем с телом Лермонтова, а все остальные уехали, то Васильчиков пишет, что он один оставался с телом убитого. В результате тело поэта осталось брошенным под дождем, и по протоколу его погрузили на подводу слуги дуэлянтов. Почему не увезли на глебовских дрожках, почему просто не перекинули по-кавказски поперек седла? Зачем мертвому телу (или умирающему, по мнению слуги Лермонтова) три часа лежать под проливным дождем? Может быть, все-таки Мартынов с Лермонтовым договорились о дуэли без секундантов, встретились и Мартынов сразу же выстрелил? А затем уже, чтобы не было умышленного убийства, друзья и соорудили наспех дуэль? Может быть, приехала на дуэль и вся компания, не воспринимавшая эту дуэль, так же как и сам Лермонтов, всерьез, а уже потом, после убийства Лермонтова в упор, стали разыгрывать, кому быть секундантом? Присутствие Трубецкого скрыли потому, что он приехал в Пятигорск без отпуска, а присутствие Столыпина — потому, что тот был замешан в дуэли Лермонтова с де Барантом и их обоих ждало бы серьезное наказание? А где же их дворянская честь? Интересно, о чем думали все друзья-секунданты раньше, до дуэли? Как бы ни закончилась дуэль, даже без жертв, все равно Лермонтова ждало бы после этой повторной дуэли куда более суровое наказание. О чем думал тот же Столыпин? О чем думали князья Васильчиков и Трубецкой? О Мартынове я уже и не говорю. Его благородство пусть нынешние академики всех наук доказывают.
Рассмотрение дела в военном суде длилось всего три дня. Формально допросив подсудимых, суд вынес "объективный" приговор, который царь заметно смягчил: секундантов Глебова и Васильчикова освободить от наказания, убийцу поэта — Мартынова содержать под арестом в крепости три месяца, затем подвергнуть церковному покаянию. По действовавшему тогда законодательству максимальным наказанием за дуэль могла быть смертная казнь. Останься Лермонтов жив, он бы получил за дуэль сполна.
Сторонники Мартынова уже в XX веке стараются находить всё новые и новые, на их взгляд, "убедительные доказательства" правоты убийцы поэта. К примеру, в 1939 году в парижской эмигрантской газете "Возрождение" княгиня С. Н. Васильчикова опубликовала выдержку из воспоминаний ее покойного мужа, князя Б. А. Васильчикова, сына секунданта на лермонтовской дуэли. Поразительно, уже не сам стареющий князь Алексей Илларионович, опубликовавший в 70-х годах XIX века в "Русском архиве" свои оправдательные заметки, а его стареющий сын еще через пол века вспомнил, что отец "…щадя память поэта, упустил одно обстоятельство, которое я, однако же, твердо запомнил из одного разговора моего отца… Отец всегда был уверен, что всё кончилось бы обменом выстрелов в воздух, если бы не следующее обстоятельство: подойдя к барьеру, Лермонтов поднял дуло пистолета вверх, обращаясь к моему отцу, громко, так чтобы Мартынов не мог не слышать, сказал: "Я в этого дурака стрелять не буду". Это, думал мой отец, переполнило чашу терпения противника, он прицелился, и последовал выстрел…".
Что на земле прекрасней пирамид
Природы, этих гордых снежных гор?
Не переменит их надменный вид
Ничто: ни слава царств, ни их позор;
О ребра их дробятся темных туч
Толпы, и молний обвивает луч
Вершины скал; ничто не вредно им.
Кто близ небес, тот не сражен земным.
И на самом деле, живя в мире столь высокой неземной поэзии, как можно в жизни опускаться до какого-то дурака Мартынова? Зато в земном современном лермонтоведении уже на этой фразе строятся целые диссертации, доказывающие полную невиновность Николая Мартынова.
Во-первых, не вижу в этой фразе ничего нового в отношениях Мартынова и Лермонтова. Скорее, дается Мартынову намек, что от меня ты выстрела не дождешься, решай, быть ли тебе чистым убийцей. Да и в слове "дурак", промелькнувшем в разговоре между двумя даже поссорившимися, но старыми знакомыми, нет ничего особо оскорбительного. Они привычно обзывали друг друга дураками и дурачинами еще с юнкерской школы. Что из того?
Так зацепились за эту заметку Б. А. Васильчикова из его запомнившихся разговоров отца, что упустили давний некролог Стоюнова на смерть самого князя Васильчикова, где приводилось то же самое высказывание, но на которое никто не обратил внимания. Мол, с самого начала писали, что Лермонтов перед началом дуэли заявил, что стрелять не будет. Тогда защитники Мартынова говорили иное: что Мартынов этих слов не расслышал. В наше время возникла версия, что Мартынов и оскорбился этими словами.
Во-вторых, почему же сам секундант, оправдываясь на суде и в своих поздних заметках, за всю свою жизнь ни разу не упомянул этот эпизод?
И главное, в-третьих, почему слова, которые якобы вспомнила стареющая княгиня в 1939 году, спустя почти 100 лет после дуэли, услышанные ею от своего стареющего мужа в тех же 30-х годах XX века, о том, что он давным-давно был свидетелем разговора своего отца с В. Д. Давыдовым и тот якобы слышал, как Лермонтов сказал эти слова — "я в этого дурака стрелять не буду" — прямо в начале дуэли, могут являться хоть какими-то доказательствами? Чему равны все истины нынешних лермонтоведов, если они покоятся на услышанных где-то и как-то ничем не подтвержденных слухах? Не случайно впервые использовавший этот эпизод в своей книге английский лермонтовед Лоренс Келли деликатно дополнил: "…если только новое свидетельство должно принимать". Он-?? с английской научной дотошностью понимает: слова, услышанные внуками, племянниками, невестками от своих предков и воспроизведенные через полвека, трудно доказуемы. И принимать все такие свидетельства надо с осторожностью. Точно так же защитники Лермонтова могут воспроизвести любые слова, якобы когда-то услышанные от Мартынова и других недругов поэта. Даже сталинские лермонтоведы находили более точные доказательства своих гипотез.
Почему верят свидетельству сына Васильчикова, услышанные им от его старого отца? А не верят Лермонтову, который в 26 лет назвал князя Васильчикова "пустым".
Да и в-четвертых, в горах, на воздухе все-таки, на достаточном расстоянии друг от друга, кто может дать гарантию, что Мартынов слышал эту фразу про дурака, даже если она и звучала? На суде-?? как раз утверждалось обратное, что Мартынов мог и не слышать о нежелании Лермонтова стрелять в него.
Актер и режиссер, постановщик фильма "Лермонтов" Николай Петрович Бурляев, много лет посвятивший изучению жизни и творчества великого русского поэта, считает, что Лермонтов был смертельно ранен не в грудь, а в спину. То есть погиб не от пули на дуэли, а подло убит еще до начала дуэли, после чего секунданты и Мартынов ушли, оставив умирать истекавшего кровью поэта одного, под проливным дождем. Он жил еще около трех часов.
По крайней мере, оснований для такой версии гораздо больше, чем у версии потомков князя Васильчикова. Тут и медицинская экспертиза, и толковое исследование опытного криминалиста Александра Карпенко, и подменные пистолеты, и исчезающие секунданты и свидетели. Ни на одной из всемирно известных дуэлей не было такого нагромождения загадочности. К примеру, убили великого Пушкина. Великая беда. Но предельно ясно, кто, как и когда, при каких обстоятельствах убил. Дантес действовал по всем правилам дуэльного кодекса. С Мартыновым и его секундантами такой ясности нет. Речь не идет о каком-то таинственном заговоре. Всё гораздо хуже: его убили те, кому явно мешал и поэт, и человек Михаил Лермонтов. Даже с убийцей все ясно: Мартынов и убил. Но как убил и зачем убил?
Николай Бурляев считает: "Если бы я создавал свой фильм о Лермонтове сейчас, а не 25 лет тому назад, то я бы более ясно высказался, что это было именно политическое убийство. И быть может, еще в грядущие времена тот факт, что это действительно было самое настоящее убийство, станет неоспорим. На убийство показывает уже тот факт, что пуля попала в тело Лермонтова под углом почти в 40 градусов. Выстрел был снизу. Это лишний раз подтверждает грустную истину, что пророков на Руси убивают… Как убили морально, а потом и из пистолета Пушкина, почти те же люди вытеснили из жизни Лермонтова, убили Есенина и так далее. То, что было раньше — творится и ныне. Но пример жизни и подвига Лермонтова очень важен для нас всех сегодня. Предвидя собственный путь, он прошел путь пророка и подвижника, оставив нам пример…"
15 июля 1841 года на дуэли под Пятигорском был убит Михаил Юрьевич Лермонтов. Прошло уже более 170 лет. До сих пор вырабатываются новые версии произошедшего. Не из-за разгулявшейся фантазии, хотя и этого хватает. Так и не существует канонического варианта случившегося. Но изучая все документы и версии, неизбежно понимаешь, что явно были какие-то внешние силы, заинтересованные в том, чтобы этого вредного вольнодумного поэта не было ни на Кавказе, ни в России. Николай Бурляев и многие его сторонники считают самой темной фигурой в окружении царя министра иностранных дел Карла Роберта Нессельроде, явного масона той поры, подыгрывающего австрийской партии в правительстве. Называют и Бенкендорфа, и Клейнмихеля, и Дубельта, и самого царя, уже не как властителя, а как человека, ненавидящего Лермонтова и даже ревнующего его к жене. Как правило, поэты не такие уж политики, но они пророки, бунтари, национальные символы, и потому во все времена за ними следили и следят спецслужбы всех стран. Следили и за Михаилом Лермонтовым. Ибо среди друзей и врагов России хватало людей с тонким вкусом, понимающих, чего стоят лермонтовские стихи. Только избавились от Александра Пушкина, а тут другой гений сразу же пожаловал, куда более вредный.
О гибельном вторжении чуждых сил, мешающих нашей поэзии да и всей русской культуре, писал незадолго до смерти и талантливейший поэт XX века Юрий Кузнецов в стихотворении с библейским названием "Исполненный завет" (1987):
Поэта больше нет. Убийца потрясен.
Мартынов процедил:
— Да, потрясен, не скрою.
Преставился отец, мой бедный Соломон. —
И топнул в бешенстве ногою.
Отвесил он отцу последний свой поклон
Во тьму, где смрад стоит от мировых помоев:
— Исполнен твой завет,
мой мудрый Соломон, —
Убил я лучшего из гоев…
Эту поддержку от врагов поэта Николай Соломонович Мартынов почувствовал сразу же после убийства с разных сторон. Все — и маленькие, и большие враги Лермонтова, от какого-нибудь офицеришки Арнольди или какого-нибудь мелкого завистливого поэтика до самого главного врага императора Николая I — бросились дружно защищать убийцу. Среди них и все как один — секунданты на дуэли. Я не помню, чтобы на дуэли Пушкина секундант Пушкина защищал Дантеса, а секундант Дантеса защищал Пушкина. Какая-то необычная дуэль случилась под Перкальской скалой. Как хорошо в таком полицейском государстве, как наше, быть убийцей ненужного властям человека. Все будут тебе рады. И здесь уже политика ни при чем, уже без советских канонов мы свободно понимаем, так перечеркнуть всё налаженное гражданское следствие, которое разобралось бы досконально в мелочах убийства и определило бы вину каждого секунданта, как сделала имперская власть по приказу Николая I, передавшее следствие в военный суд и за три дня подписавшее все бумаги, никто не мог. Что нынешнее правосудие, что николаевское — одно и то же.
Уже на следующий день после убийства комендант города Пятигорска полковник Ильяшенков назначил следственную комиссию. Были арестованы сам Мартынов и два заявленных секунданта Васильчиков и Глебов. Осмотрены место происшествия и квартира, составлена опись имущества поэта. Врач Барклай-де-Толли освидетельствовал тело. Опросили слуг стрелявшихся и госпожу Верзилину, в доме которой произошла ссора.
Если бы Столыпин и Трубецкой присутствовали при дуэли, то хотя бы через годы они хоть что-то рассказали бы о ней, имя Лермонтова уже гремело повсюду, детям, внукам, в письмах родным хоть что-то бы оставили. Почему эти высокородные аристократы скрывали правду? Вернемся к дуэли. Ни врача, ни повозки не было, это подтверждение того, что никто драться не собирался. Почему всё было сделано в такой спешке? Почему они спокойно не переждали бурю, в конце концов, не перенесли дуэль на другой день? После убийства Лермонтова Мартынов сразу уехал, вслед за ним уехал Васильчиков за врачом и повозкой. С телом Лермонтова остался один Глебов. Потом начался ливень, ускакал и Глебов тоже вроде бы в поисках повозки. Тело Лермонтова лежало одиноко. Пока не приехали слуги с повозкой.
Все нынешние романтические версии, будто бы Лермонтов сам искал смерти и это было замаскированное самоубийство, не имеют никаких оснований. Если не считать доказательством самоубийства то, что опытнейший стрелок Лермонтов отказался от выстрела. Он не искал смерти, это видно даже в самых мрачных его стихах:
Есть время — леденеет быстрый ум;
Есть сумерки души, когда предмет
Желаний мрачен: усыпленье дум;
Меж радостью и горем полусвет;
Душа сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,
Находишь корень мук в себе самом,
И небо обвинить нельзя ни в чем.
Конечно, лучше бы всем было, если бы он прикончил на дуэли этого Мартышку. И взялся бы за свои романы. Но, во-первых, не таким он был человеком, чтобы стрелять в своих приятелей; во-вторых, тогда бы его привлекли к ответственности судебные власти. Думаю, по распоряжению Николая он получил бы за новую дуэль да еще со смертельным исходом максимальное пожизненное наказание. Вот о чем умалчивают почему-то все исследователи: Лермонтов по решению властей никак не мог участвовать в дуэли после предыдущего наказания. Если бы не эта его смерть, то получил бы каторгу или пожизненно попал бы в солдаты, так что ему в любом случае было бы не до литературы. Вот поэтому я вполне допускаю, что не было никакой дуэли, а произошли убийство Лермонтова Мартыновым и последующая инсценировка мнимой дуэли. А для того чтобы убедиться в смерти поэта, Мартынов подошел к лежащему на земле Лермонтову и вроде бы поцеловал его прощально. Этот поцелуй потом назвали "поцелуем Иуды", так и было. Убийца убедился, что противник мертв, и сразу же ускакал в город.
Потому и молчал Алексей Столыпин, что разоблачать виновников он не хотел, а участвовать во лжи тоже не желал.
Дуэль. Рисунок М. Ю. Лермонтова. 1832–1834 гг.
Городское кладбище в Пятигорске. Справа внизу простой камень на месте захоронения М. Ю. Лермонтова. Рисунок. XIX в.
Вот потому все потом быстро "забыли" место дуэли, что при его выборе тоже произошло явное нарушение дуэльного кодекса. Потому все подыгрывали Мартынову, что и сами чувствовали себя соучастниками убийства. Почему не развели дуэлянтов сразу после счета "три"? Почему кто-то еще позволил себе что-то крикнуть возбуждающее, провоцирующее стрелка? И если это был Столыпин, понятно, почему потом он всю жизнь позорно молчал.
Мне во всей этой истории с убийством понятны только двое. Сам Михаил Лермонтов, считавший это событие мелким происшествием, которое закончится дружеской попойкой. Верящий, что и его вспыльчивый старый приятель Мартынов стрелять тоже не будет или выстрелит в воздух.
Понятен и Николай Мартынов, угрюмо ненавидящий Лермонтова за его легкий талант, за его веселый и незлобный характер, стрелявший сразу в двоих: и в Лермонтова-поэта, и в Лермонтова-человека. Он не мог промахнуться. Слишком велика была его цель.
Все остальные вели себя мелко и позорно. О какой дворянской чести тут можно говорить? Лгали на официальном следствии, лгали друг другу, лгали будущей истории. Особенно когда всем стало ясно, кого они уничтожили.
Стоял ли кто за Мартыновым? Так ли это важно? Он сам хотел убить на его глазах выросший русский талант. Кто бы из каких кругов его ни науськивал на эту дуэль, Мартынов сам с большим желанием сделал свое черное дело.
Спустя годы Мартынов объяснял, что он вызвал Лермонтова на дуэль за то, что поэт в 1837 году оскорбил его семью и сестру, вскрыв и прочитав посланное с ним письмо его сестры Натальи, чтобы узнать ее мнение о нем. Мне кажется, тем самым и подтвердил Мартынов свою лживость. Письмо было послано в 1837 году, после этого Мартынов четыре года общался с Лермонтовым и не вспоминал о письме, в 1840 году он постоянно приходил в Москве к сестрам Мартыновым и дружески общался с ними, о письме было всеми забыто. И вдруг после дуэли опять всплыло это письмо.
В записи П. Дикова так отображен поединок у подножия Машука: "Лермонтов хотел казаться спокойным, но на его лице выражалось болезненное состояние. Он поднял пистолет и опустил его тотчас же: "Господа! Я стрелять не хочу! Вам известно, что я стреляю хорошо; такое ничтожное расстояние не позволит мне дать промах"… Мартынов задрожал, но промолчал. Лермонтов… поднял пистолет и выстрелил вверх над его головой". Затем грянул выстрел Мартынова. Поэт упал… "Мы подбежали, говорили мне бывшие в толпе, он едва дышал; пуля пробила руку и правый бок. По увещеванию секундантов, Мартынов подошел к Лермонтову и сказал: "Прости, Лермонтов!" Последний хотел что-то сказать, повернулся и умер со своей ужасною погубившею его улыбкою".
Может быть, эта поднятая для выстрела рука и привела к необычному углу снизу вверх для пулевого канала?
Русский военный писатель П. А. Швейковский дал определение классической дуэли: "Поединок есть условленный бой между двумя лицами смертоносным оружием для удовлетворения поруганной чести, с соблюдением известных установленных обычаем условий относительно места, времени, оружия и вообще обстановки выполнения боя".
В 1787 году Екатерина II издала "Манифест о поединках", в котором за бескровную дуэль обидчику грозила пожизненная ссылка в Сибирь, а раны и убийство на дуэли приравнивались к уголовным преступлениям. Николай I, надо отдать ему должное, относился к дуэлям с отвращением. Но никакие законы не помогали! Более того, дуэли в России отличались исключительной жестокостью условий: дистанция между барьерами обычно составляла 10–15 шагов (примерно 7-10 метров), были даже дуэли без секундантов и врачей, один на один. Так это и случилось с Лермонтовым.
За правилами поединка всегда строго следили, иначе чем этот поединок чести отличается от обычного убийства? В этом поединке, по мнению самых опытных специалистов дуэлей, были нарушены все условия — и выбора места, и выбора секундантов, и условий стрельбы.
Думаю, в условиях обычного гражданского уголовного суда все эти нелепости обнаружились бы, но, как мы знаем, срочно дело взял на рассмотрение военный суд и решил его за три дня.
Как трагична смерть Лермонтова и как она литературна. Будто какой-то небесный режиссер повторяет сцены из "Героя нашего времени". Если сам автор незримо присутствует в образе Печорина, то он не случайно наделил образ Грушницкого некоторыми чертами характера и внешности Мартынова. Мартынов узнал себя в романе и впервые решил сам изменить действие художественного романа. Решил переписать его. Эта дуэль для него была событием шекспировского масштаба. Он следил за действием романа, следил за действием событий в жизни. Ведь именно к нему, Мартынову, были обращены слова из дневника Печорина: "Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны были торжествовать" (версия Д. Алексеева, Б. Пискарева). Не мог Мартынов не понимать, "на что он руку поднимал". Отсюда и патологическое стремление выстрелить и попасть. Да, можно поставить обидчика под огонь, но почему непременно нарезного "Кухенройтера", смертельно опасного на близком расстоянии? Да, Мартынов мог не слышать слов о нежелании стрелять в него, сказанных Лермонтовым секунданту Глебову. Но он не мог с десяти шагов не видеть, что Лермонтов поднял руку с пистолетом стволом вверх.
Еще одна глобальная загадка, о которой никто не пишет. Почему о нем лет тридцать — до смерти Николая I и некоторое время спустя — писать было строжайше запрещено? "Лермонтов умер в 1841 году, не имея и тридцати лет от роду. Биография его до сих пор никем не написана, а потому и обстоятельства его жизни нам очень мало известны" — так писали уже в конце XIX века. Избранные стихотворения Лермонтова и отрывки из "Героя нашего времени" помещались в хрестоматиях с начала 1840-х годов, сочинения его все время переиздавались. В любом учебнике русской словесности Лермонтову уделялось значительное место. Поэма "Демон" "обошла всю Россию в неисчислимом множестве списков". Стихи Лермонтова, так же как Пушкина и Гоголя, стали уже пародироваться, — а никто не мог указать, в каком году поэт родился и когда умер!
За все время царствования Николая I в русской печати появилось только несколько скупых упоминаний о личности Лермонтова. В 1853 году в газете "Кавказ" что-то было сказано о его службе, сразу же перепечатано в "Московских ведомостях" и в том же году использовано в "Справочном энциклопедическом словаре". Русский читатель должен был довольствоваться пошлым сравнением внешности Лермонтова с портретом Печорина и отголосками ходячих анекдотов о поэте. Впрочем, поэт и это предвидел:
Я предузнал мой жребий, мой конец,
И грусти ранняя на мне печать;
И как я мучусь, знает лишь творец;
Но равнодушный мир не должен знать.
И не забыт умру я. Смерть моя
Ужасна будет; чуждые края
Ей удивятся, а в родной стране
Все проклянут и память обо мне.
Для того чтобы сказать что-либо о жизни Лермонтова, журналисты прибегали к уловкам, как и в советские времена, когда упоминали Набокова или Гумилева. Перепечатывали письма жителей Тархан: "Село Тарханы в последние годы приобрело известность, и часто бывает убрана свежими цветами гробница поэта… Грустно на безвременной его могиле, но отрадно внимание, которое оказывают его памяти и высокому дарованию… даже безграмотные крестьяне смутно понимают, что их барин был чем-то, писал что-то хорошее…"
Пожалуй, среди литераторов 1850-х годов один Александр Викторович Дружинин осторожно намекал в печати, что ему хорошо известны подробности последнего года жизни Лермонтова на Кавказе, следовательно, и его гибели. В 1852 году в январской книжке "Библиотеки для чтения" он так же незаметно вставил в свое очередное "Письмо иногороднего подписчика о русской журналистике" набросок психологического портрета Лермонтова.
"Во время моей последней поездки, — писал он, — я познакомился с одним человеком, который коротко знал и любил покойного Лермонтова, странствовал и сражался вместе с ним, следил за всеми событиями его жизни и хранит о нем самое поэтическое, нежное воспоминание. Характер знаменитого нашего поэта хорошо известен, но немногие из русских читателей знают, что Лермонтов, при всей своей раздражительности и резкости, был истинно предан малому числу своих друзей, а в обращении с ними был полон женской деликатности и юношеской горячности. Оттого-то до сих пор в отдаленных краях России вы еще встретите людей, которые говорят о нем со слезами на глазах и хранят вещи, ему принадлежавшие, более чем драгоценность. С одним из таких людей меня свела судьба на короткое время, и я провел много приятных часов, слушая подробности о жизни, делах и понятиях человека, о котором я имел во многих отношениях самое превратное понятие… Преданность моего знакомца памяти Лермонтова была беспредельна". Критик рассказывает, что этот человек, сохранявший в 1851 году "всю молодость духа и всю гибкость воображения… понимал произведения Лермонтова так, как немногие их понимают: он мог рассказать происхождение почти каждого из стихотворений, событие, подавшее к нему повод, расположение духа, с которым автор "Пророка" брался за перо…".
Нам уже ясно, что Дружинин встречался с Руфином Дороховым, может быть, и все тайны дуэли исчезли бы, появись точная запись воспоминаний о прошедшей дуэли. Но заявленная Дружининым книга о Лермонтове так и не появилась. Еще одна загадка. Какая-то детективная история.
А ведь как ценна была бы эта книга. Это был бы увесистый камень правды на все нагромождения лжи. Я обратил внимание, что не только защитники поэта, но и его недруги постоянно употребляют сочетание: лермонтовский отряд, лермонтовская банда, лермонтовская компания. Он всегда объединял людей, был окружен друзьями. Он был всегда в центре событий. Не мог злобный и высокомерный человечишко, плюгавый, никому не известный поручик быть всегда в центре. У лидера всегда другие качества. А уж когда его обзывают дуэлянтом, меня зло берет.
Ни разу в жизни он никого не вызывал на дуэль. Другое дело, что не отказывался, когда ему делали вызов. Но и в этом случае он, меткий стрелок, опытный воин, прошедший кровь, который всаживал пулю в пулю, который бы запросто мог пристрелить и молодого Баранта, как бы мстя за Пушкина, и пошлого выскочку Мартынова, дважды стреляет в воздух.
Пять соучастников дуэли, как подтверждает тот же Васильчиков, дали "…друг другу слово молчать и не говорить никому ничего другого, кроме того, что… показано на формальном следствии". Это уже не на дворянский кодекс чести похоже, а на бандитскую клятву. И ведь так и молчали, пока не остался в живых один князь Васильчиков, который и рассказал удобную для себя версию. Спасибо и на этом.
Да и как им было говорить, если по законам дуэльного кодекса все они стали соучастниками убийства.
Вот так петербургский высший бомонд проучил "ядовитую гадину".
Поэт и на самом деле как будто предвидел свою раннюю смерть, написав еще в 1831 году:
Кровавая меня могила ждет,
Могила без молитв и без креста,
На диком берегу ревущих вод
И под туманным небом; пустота
Кругом. Лишь чужестранец молодой,
Невольным сожаленьем и молвой,
И любопытством приведен сюда,
Сидеть на камне станет иногда
И скажет: отчего не понял свет
Великого, и как он не нашел
Себе друзей, и как любви привет
К нему надежду снова не привел?
Он был ее достоин. И печаль
Его встревожит, он посмотрит вдаль,
Увидит облака с лазурью волн,
И белый парус, и бегучий челн.
Была и могила без молитв и без креста в Пятигорске, был и чужестранец молодой, но было и пусть не всеми понятое и принятое величие нашего национального гения. Вот он смотрит в нашу даль, видит и белый парус одинокий, видит и "бегучий челн"…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.