Проза Галича

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Проза Галича

1

Однажды, уже живя на Западе, Галич позвонил на Малую Бронную и в разговоре со своей дочерью Аленой с удовольствием сообщил, что занялся прозой, и добавил: по-видимому, это и есть его самое главное призвание[1684]. «Всё, я понял — надо писать прозу» — такое решение принял Галич в последний год своей жизни[1685].

Первой серьезной пробой пера стала книга воспоминаний «Генеральная репетиция», написанная Галичем за год до вынужденного отъезда. В эмиграции же он успел написать только два прозаических произведения: «Блошиный рынок» и «Еще раз о чёрте», которые сохранились лишь частично. В интервью газете «Русская мысль» Галич скажет: «Начал писать большую прозаическую вещь, но она перебилась другой работой, тоже прозаической, которая будет называться, как одна моя песня, “Еще раз о чёрте”. Пишу ее с поспешностью и с большим увлечением, к Новому году надеюсь закончить»[1686].

Все персонажи и место действия в обоих романах взяты из его прошлой, доэмигрантской жизни. Галич никак не мог (и не хотел) писать про Запад — на эту тему известна лишь одна его песня («Песенка о диком Западе»), — поскольку по-прежнему ощущал прочную связь с российской почвой.

Оба романа можно назвать автобиографическими. Хотя они и написаны в художественной форме, но слишком уж много перекличек между ними и реальной жизнью Галича. Поэтому идея автобиографичности напрашивается сама собой. О романе «Еще раз о черте» мы уже говорили, поэтому остановимся вкратце на «Блошином рынке», который автор называл плутовским романом об Одессе и массовой еврейской эмиграции[1687].

2

Главный герой романа — Семен Янович Таратута — типичный еврейский интеллигент, но с поправкой на одесский колорит, и поэтому выведен он с явной иронией. Более того, в образе Таратуты нетрудно заметить черты самого автора, а в его высказываниях — авторские мысли, поэтому справедливее будет сказать, что этот герой выведен с самоиронией. Галич щедро наделил Таратуту своим собственным ироничным и даже легкомысленным отношением к жизни и событиям вокруг себя[1688], а также некоторыми увлечениями. Например, Таратута с детства любил играть в шахматы, а повзрослев, стал преподавать их во Дворце пионеров — здесь очевидна параллель с шахматными увлечениями Галича.

Многие сцены в романе построены по принципу пародии, причем один раз встречается даже прямая автопародия, для которой Галич выбрал одну из своих лучших песен: «Чаще всего по очереди читали “Дневники” Ренана и хохотали до слез, когда Таратута патетически восклицал: “Граждане! Если мои сведения точны, то отечество в опасности!..”»[1689] Здесь очевидна реминисценция из песни «Бессмертный Кузьмин»: «Граждане! Отечество в опасности! / Граждане! Гражданская война!», которая в свою очередь пародирует название ленинского декрета «Социалистическое отечество в опасности!» (21 февраля 1918).

Одним из наиболее ярких фрагментов романа является сцена на барахолке, где Таратута стоит перед толпой с плакатом: «Свободу Лапидусу!», что явно пародирует выступления самого Галича в защиту диссидентов, поскольку Лапидус занимался разведением и продажей клюквенного киселя, в который добавлял сахар…

В той же сцене, где Таратута рассказывает толпе про Лапидуса, Галич в полной мере продемонстрировал свое знание одесского юмора. «Но, — снова слегка повысил голос Таратута, — но, между прочим, таким кисельным порошком торговали по всей Одессе. И на Садовой, и на Фонтане, и на Дерибасовской, всюду! Только у Лапидуса покупали, а у других не покупали! Вы спросите — почему? Вы думаете, тут была какая-нибудь махинация?! Так вот, представьте себе, никакой махинации не было! Лапидус имел удостоверение на право торговли, с печатью на бланке, которое ему выдала наша родная советская власть… — Таратута оглянулся и на всякий случай добавил: — Пусть она еще живет сто лет по крайней мере!..»

Однако главным местом действия в романе является одесский ОВИР, начальник которого, подполковник Захарченко, явно списан с заместителя начальника Московского ОВИРа, полковника Золотухина, о своей встрече с которым Галич подробно рассказывал на радиостанции «Свобода».

На личном деле Захарченко начальник 4-го управления МВД УССР генерал-лейтенант Ильин начертал свой вердикт: «Глуп, но надежен». (Фамилию Ильина, надо полагать, Галич тоже избрал вполне сознательно, так как не в силах был забыть генерала КГБ Виктора Ильина, приложившего руку к его исключению из Союза писателей.) Характеристику «глуп, но надежен» рассказчик сопровождает своим саркастическим комментарием: «И написал он это, между прочим, явно несправедливо. Василий Иванович Захарченко был отнюдь не глуп. Просто ему по занимаемой должности никакого ума не требовалось. А не требовалось, так и не надо».

По своей должности этот человек должен был объявлять просителям (в основном — евреям) об отказах: «Сказать “да” — это всякий дурак может! — объяснял Василий Иванович любящей жене Марине. — А вот сказать “нет” — это, милая моя, дело тонкое!»

Случалось так, что какой-нибудь не в меру ретивый еврей продолжал у него допытываться: «А могу я обжаловать ваше решение?» В ответ Захарченко дружелюбно улыбался и говорил: «Можете. Вы можете послать вашу жалобу в Президиум Верховного Совета, но там — должен вас предупредить откровенно — читать ее не будут, перешлют нам. Так что сами понимаете!»

Весь этот диалог Галич также писал со своей жизни, а точнее — со своего общения с замначальника ОВИРа Золотухиным, и не в меру ретивым евреем был, в первую очередь, он сам: «Золотухин сказал, что мне отказано, мне не дано разрешения на выезд. Я сказал: “Спасибо” — и задал тоже довольно обычный вопрос: “Кому я могу на вас пожаловаться?” Он с обычной улыбкой ответил мне: “На нас жаловаться бесполезно, но можете писать в Президиум Верховного Совета”»[1690].

Сцена перед дверями кабинета начальника ОВИРа, к которому по повестке явился Таратута, во многом повторяет описание Галичем своего похода в ОВИР, когда ему во второй раз было отказано в поездке в Норвегию. Однако если «человек со стертым лицом» только говорил Галичу о возможности подать заявление на выезд в Израиль и что это заявление, скорее всего, будет удовлетворено, то Захарченко выгонял Таратуту чуть ли не насильно и в течение пяти дней. В противном случае, как победоносно объявил Захарченко, «вы будете задержаны как лицо без подданства, нелегально находящееся на территории Советского Союза, со всеми вытекающими последствиями!» (именно так будет происходить с Галичем в июне 1974-го, когда ему велят убраться из страны в течение недели).

Однако тут же выяснилось, что денежных сбережений у Таратуты хватает лишь на билет до Вены, а ведь надо еще заплатить четыреста рублей за визу и пятьсот — за выход из гражданства. Далее последовала длительная перепалка, в ходе которой Захарченко чуть ли не умолял Таратуту одолжить недостающую сумму у своих родственников, которых у него, естественно, не было. И тогда Таратуту осенила шальная мысль: «Вот что мне сейчас пришло в голову: а может быть, вы мне одолжите эти деньги?» — «Я?! — шепотом от удивления спросил Захарченко». — «Ну, не вы непосредственно, а организация, ведомство, министерство, которое вы представляете. Если вам зачем-то нужно, чтоб я уехал, — вы и платите!»

Начальник Одесского ОВИРа совершенно обалдел от такого предложения, но всё же, покричав какое-то время и увидев непреклонность Таратуты, вынужден был согласиться на его условия… А ведь именно так все и происходило в жизни Галича: сначала он должен был перед отъездом выплатить внушительную сумму за свою кооперативную квартиру в писательском доме, но когда власти вызвали его «на ковер» 17 июня и предъявили ультиматум «эмиграция — лагерь», то сами же и внесли за него требуемую сумму, только чтобы Галич поскорее убрался из страны…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.