Первые дни на Западе

Первые дни на Западе

Хотя Галич эмигрировал по израильской визе, но в Израиль, естественно, не полетел. На аэродроме в Вене, через которую тогда осуществлялись авиарейсы из СССР в Израиль, Галичей встретил норвежский посол в Вене, с которым заранее связался Виктор Спарре. Спарре договорился, что, когда Александр и Ангелина приедут, их выведут из зала, в котором эмигранты ожидают свой самолет в Израиль, привезут в норвежское посольство, вручат нансеновские паспорта (удостоверения, которые выдавались всем беженцам и давали право на въезд в любую страну) и отправят в Норвегию. Так все и произошло. Впоследствии Галич рассказывал об этом: «…три дня в Вене мы провели в резиденции норвежского посла — господина Лунде, который был чрезвычайно любезен и говорил, между прочим, превосходно по-русски, что как бы облегчило и сделало постепенным наш переход к иноязычию»[1506]. Однако от гражданства, которое предложил ему норвежский король, Галич отказался, сказав, что надеется когда-нибудь вернуться на родину и поэтому предпочитает остаться политическим эмигрантом[1507].

Как сообщила редакция журнала «Грани», «первой заботой Галича еще в Венском аэропорту было связаться с израильским консулом, чтобы лично поблагодарить представителя Израиля за предоставленную визу. И он это сделал при первой же возможности»[1508].

Еще до эмиграции Галича с ним установили контакт члены НТС. Они договорились с норвежскими общественными организациями (в том числе, вероятно, и с Виктором Спарре), что Галича приглашает и принимает Норвегия. Поэтому встретить Галича на Венском аэродроме пришел и Владимир Поремский, один из лидеров-основателей Народно-трудового союза (НТС)[1509] — старейшей антисоветской организации, которая при финансовой поддержке ЦРУ издавала политический журнал «Посев» и литературно-художественный журнал «Грани». Галич растерялся от такой неожиданной встречи, а тот его спросил: «Что же вы смутились? Представьте, что вы приезжаете в СССР и вас встречает Андропов». После чего оба рассмеялись, и Поремский пригласил Галича приехать во Франкфурт на конференцию журнала «Посев», которая должна была состояться через несколько дней. Поэтому перед тем, как отправиться в Норвегию, утром 29 июня Галич вместе с женой и с Поремским прилетел во Франкфурт, где находились центральное отделение НТС и издательство «Посев», выпустившее к приезду Галича второе, дополненное издание сборника стихов «Поколение обреченных» (в том же году «Посев» опубликует книгу его воспоминаний «Генеральная репетиция»[1510]). Прилетев во Франкфурт, Галич дал интервью специальным корреспондентам журнала «Посев», где объяснил, почему местом своего проживания избрал именно Норвегию: «Последние полтора года норвежцы проявляли ко мне очень большое внимание — звонили, навещали… Когда я был однажды в этой стране, она мне очень понравилась. Мне нравятся ее культурные, литературные традиции.

И я должен честно признаться — я просто очень устал. И мне сейчас, вероятно, какой-то период времени было бы трудно жить в странах типа Англии, Франции. Мне сейчас какое-то время нужен покой, который, по-видимому, можно найти в Норвегии»[1511].

Когда Галич прибыл в издательство, возникла трагикомическая ситуация, которую описал Григорий Свирский, приехавший туда в тот же день: «…едва я переступил порог “Посева”, ощутил необычную напряженность. Словно редакторам “Посева” что-то угрожало. Они шептались, молча выглядывали из своих кабинетов, провожая меня глазами. А меня тянули куда-то в конец коридора. А там, в пустой комнате, вот так раз! — Александр Аркадьевич!

Чего же у всех были замороженные лица? Позднее объяснили: во Франкфурте находилось и руководство НТС (Народно-трудового союза), много лет враждовавшего с советской Москвой. Они хотели проверить: “советский”, выдававший себя за Галича, — действительно Галич. У них были основания не сразу верить новичкам “оттуда”. Российские гэбисты выкрали в Париже и убили генералов, руководителей Белого движения. У НТС не раз пропадали руководители. Одних выкрадывали и доставляли в Москву, на смерть. Других травили ядами. Дважды появлялась и агентура, выдававшая себя за диссидентов — беглецов от ГБ. Насторожились НТСовцы. “Очень похож на свой портрет, но…”

Но стоило нам расцеловаться, напряженность как рукой сняло. Начался общий праздник. Карнавал»[1512].

Тогда же Галич подарил Свирскому экземпляр своего только что вышедшего (переизданного) сборника стихов и написал на нем: «Дорогому моему Грише Свирскому, на память об этой фантастической встрече во Франкфурте на Майне, а не на Одере! Александр Галич. 29 июня 1974 года. Франкфурт-на-Майне».

В честь приезда Галича в «Посеве» был устроен торжественный обед, после которого он в двух отделениях пел свои песни, причем во втором отделении исполнил две свои самые длинные и трагические поэмы: «Кадиш» и «Поэму о Сталине». По окончании вечера в редакции издательства состоялась встреча в узком кругу, на которой присутствовало всего четыре человека: сам Галич, поэт Василий Бетаки и еще два сотрудника журнала «Посев», после чего Галич с Бетаки зашли в пивную и там уже продолжили разговор с глазу на глаз[1513].

Была и отдельная трехчасовая беседа с председателем исполнительного бюро НТС Евгением Романовым, который здесь же, во Франкфурте, и познакомился с Галичем. Произошло это на квартире специального корреспондента журнала «Посев» Александра Югова. Помимо Галичей присутствовали еще несколько членов НТС[1514]: «Приехал он во Франкфурт через несколько дней после прилета из Москвы в Вену, — вспоминает Романов. — Мы сидели с ним вдвоем в комнате небольшого пансиончика, и я, по его просьбе, рассказывал ему о политическом положении на Западе. Он задавал вопросы. Его прежде всего интересовало отношение тех или иных западных сил к России. Я старался быть максимально объективным. И он несколько раз сам давал характеристики, четкие и правильные. “Вы хорошо информированы”, — сказал я по поводу одной из его характеристик. “Нет. Но я так чувствую”.

Говорили мы, разумеется, и об эмиграции. И тут он впервые высказал мысль, к которой еще не раз возвращался во время наших последующих встреч: “Советская власть стала плохой не с того дня, когда я или кто-либо другой начал считать ее плохой, — сказал он. — Советская власть была плохой с первого дня своего существования. И борьба против нее началась с того же дня. И никогда не прекращалась. Тех, кто боролся, можно во многом обвинять, но в одном, основном, они были всегда правы: против советской власти надо было бороться. Поэтому должна существовать преемственность борьбы”»[1515].

То, что это были не пустые слова, Галич вскоре доказал своим собственным примером.

А тем временем пришла пора прощаться — 1 июля Галич с женой должен был лететь в Норвегию по приглашению Виктора Спарре.

Вскоре после отлета Галича из Франкфурта в журнале «Посев» появилось сообщение: «25 июня из СССР выехал Александр Галич, талантливый поэт и драматург, один из самых любимых бардов советской демократической интеллигенции, мужественный борец за права человека, друг А. Д. Сахарова. <…> 29 июня состоялась встреча поэта с работниками издательства, редакций журналов “Посев” и “Грани”, с местным активом НТС и многочисленными гостями. Встреченный бурной овацией присутствующих, Александр Галич исполнил под аккомпанемент гитары ряд своих новых произведений. <…> Слушатели долго не отпускали поэта-певца. До скорой встречи, Александр Аркадьевич!»[1516]’

И сам Галич вспоминал об этом визите с удовольствием: «Потом — Франкфурт. Знакомство и встреча с новыми и старыми друзьями, концерт в редакции “Посева”, бесконечные разговоры, интервью…»[1517]