Глава 1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1

Оперативная сводка особого отдела Киевского Особого военного округа с грифом «Совершенно секретно» на имя начальника управления контрразведки Красной Армия А. Н. Михеева сообщала:

«9 апреля, в среду, в 23 часа 05 минут оператор службы пеленгации зафиксировал работу неизвестного радиопередатчика. Квадрат места сеанса связи определен в лесном районе за поселком Бровцы, что в двадцати километрах восточнее Киева. Дешифровка перехваченной цифровой передачи установила донесение следующего содержания:

«Распоряжением штаба округа двадцать седьмой танковый полк 6-й армии передислоцируется из-под Броды в Рава-Русский укрепрайон. Срок до 30 апреля 1941 г. Задержка связи доложена главному. Осложнений нет. Впредь выход установленном режиме. 673».

Для выявления подпольного радиста приняты первоначальные меры:

1. Усилена служба пеленгации.

2. Созданы две опергруппы из восьми человек под общим руководством лейтенанта госбезопасности Стышко, взявшего под контроль Бровцы и северо-восточный край леса с двумя полевыми дорогами — вероятный участок работы агента-радиста.

3. Устанавливаются лица, осевшие в Бровцах и в трех прилегающих селах за последнее время.

Содержание перехваченной шифровки указывало на утечку секретной информации из штаба округа или 6-й армии либо непосредственно из штаба танкового полка. После проведенной проверки третий предполагаемый объект отпал.

Особым отделом разработаны мероприятия по выявлению агента иностранной разведки как в штабе округа, так и в 6-й армии, изучаются возможности внедрения чуждых элементов под должностным прикрытием в аппарат указанных штабов.

В полночь с пятницы на субботу 11 апреля подпольный радист снова вышел на связь. Почерк его опознал оператор-чекист. Передача велась из района предполья за Бровцами, в стороне от массива леса, находившегося под контролем опергрупп особого отдела. Взять под наблюдение радиста не удалось. Поиск его в целях скрытности был запрещен.

Дешифрованный текст второй радиограммы:

«Приказано передислоцировать 89-ю стрелковую дивизию 6-й армии из-под Львова в район южнее Ровно. Срок до 10 мая. Место штаба дивизии уточняется. Связь режиме. 673».

Следует отметить, передислокация указанных танкового полка и стрелковой дивизии санкционирована штабом округа в одностраничном документе под пунктами 1-м и 2-м. Однако агент-информатор сразу не передал полный текст, составив две отдельные шифровки по содержанию каждого из пунктов. Полагаем, сделанная разбивка преследовала цель ввести в заблуждение органы советской контрразведки в случае перехвата радиошифровок, чтобы навлечь подозрение на источник информации непосредственно в передислоцируемых воинских частях. Поэтому, должно быть, не случайно первое донесение агентом «673» передано после издания приказа командующего 6-й армией на передислокацию танкового полка. Аналогичный приказ командиру 89-й стрелковой дивизии подписан лишь 10 апреля и на следующий день, еще не поступив по назначению, появился в радиошифровке.

Вывод: агент иностранной разведки имеет доступ к документам оперативного характера в штабе КОВО или 6-й армии. Есть основания считать, что агент недостаточно подготовлен как разведчик, иначе бы он не допустил заметных просчетов: избежал бы в первой шифровке ссылки на указание штаба округа и повременил бы со вторым донесением но крайней мере до того, как приказ о передислокации стрелковой дивизии поступит по назначению. Тогда бы сфера наших поисков значительно расширилась.

Кроме того, определенные выводы можно сделать из текста шифровки. Очевидно, радиосвязь только что наладилась. В группе есть руководитель, названный «главным». Видимо, контакт с ним у агента «673» ограничен.

Учитывая, что прежде работа упомянутого радиопередатчика не фиксировалась и почерк радиста операторам-чекистам неизвестен, что ранее утечки оперативных сведений из штабов обнаружено не было, заключаем: действует недавно созданная группа (резидентура) иностранной разведки, выдвинутая на важный канал штабной информации.

Мероприятия по разоблачению шпионской группы условно названы «Выдвиженцы».

Особым отделом округа ведется работа по двум направлениям: выявлению радиста и агента «673».

16 апреля, в среду, предполагается очередной сеанс связи подпольного радиста. Приняты все меры к его негласному обнаружению. При этом учитывается возможность неожиданного выхода агента-радиста в эфир, в связи с чем оперработники, одетые в гражданское, контролируют свои участки в поселке Бровцы и прилегающей окрестности начиная с темноты и до рассвета.

Начальник 3-го отдела[1] КОВО бригадный комиссар

Н. Ярунчиков».

В четвертом часу ночи Никита Алексеевич Ярунчиков, не уходивший домой, получил из управления контрразведки Наркомата обороны шифровку. В ней говорилось:

«Принятые меры по группе «Выдвиженцы» санкционирую. Подключите к работе опытных чекистов Плетнева и Грачева. Не дожидаясь понедельника, проинформируйте по делу командующего округом Кирпоноса, предложите издать фиктивный приказ о передислокации какого-либо соединения из глубины 6-й армии к границе, создайте возможность ознакомиться с ним необходимому кругу лиц как в штабе округа, так и в 6-й армии, проследите прохождение приказа, не давая ему выхода по назначению.

Установите контроль за прибывающими в Бровцы, выявляя вероятную явку связного к радисту. Для выполнения этой задачи срочно свяжитесь с начальником управления НКГБ по Киевской области, скоординируйте совместные действия.

Отработайте план мероприятий с начальником особого отдела 6-й армии Моклецовым, окажите ему необходимую помощь.

Задержание подозрительных лиц запрещаю. Первейшая задача состоит в том, чтобы с бесспорной очевидностью скрытно выявить агентуру иностранной разведки, ее связи.

О результатах докладывайте немедленно.

А. Михеев».

Держа в руках бланк, Ярунчиков долго курил, щурясь и шевеля лохматыми бровями, снова и снова просматривая текст шифровки, выхватывая глазами только что подчеркнутые красным карандашом настойчивые слова: «требую», «запрещаю», «докладывайте немедленно». До той минуты, пока Никита Алексеевич не прочитал указания Михеева, ему казалось, что все необходимое по группе «Выдвиженцы» им учтено в оперативных мероприятиях, осуществление которых, считал он, достаточно обеспечено чекистскими силами. И вдруг во всем этом начальник нашел изъян, лишивший Ярунчикова уверенности в успехе начатого оперативного расследования.

«В самом деле, — думал он, — что за нужда была взваливать на одного старшего оперуполномоченного Стышко всю тяжесть серьезнейшего дела, пусть даже под моим руководством? Потому что Василий Макарович ночи просиживает в Бровцах, ожидая с опергруппами выхода радиста на связь? Спит два-три часа, а днем вместе с оперуполномоченным Ништой продолжает заниматься своим делом в штабе округа? И как я мог забыть про таких опытных контрразведчиков, как Плетнев и Грачев?.. Нужно перестраиваться. В Бровцах необходимо круглосуточное наблюдение».

Ярунчиков крупно написал слева на чистом листе: «Бровцы. Д. Д. Плетнев», но, поразмыслив, зачеркнул фамилию и вместо нее проставил: «М. П. Грачев».

«Больно уж горяч Дмитрий Дмитриевич, — решил бригадный комиссар, — как бы ненароком не спугнул радиста. А Мирон Петрович в самый раз там будет, человек с выдержкой, осмотрительный, да и опыта не меньше, чем у Плетнева. А Плетневу надо поручить руководство чекистской работой в штабе, вместе со Стышко и Ништой. — Он размашисто вывел в правой стороне листа: «Киев», а под ним — три фамилии и подкрыжил написанное ровной чертой, заключив: — Так-то получится надежнее».

Взглянув на часы — было около шести утра, — Ярунчиков воспрянул духом. Еще оставалось время, чтобы вызвать сотрудников, заново расставляемых для работы по группе «Выдвиженцы», поговорить с ними еще до встречи с командующим округом. А позвонить генералу и попросить у него приема Никита Алексеевич раньше десяти утра не мог: все-таки выходной день, да и вопрос о «липовом» приказе решать надо было в понедельник, сегодня штаб округа не работал.

Ярунчиков позвонил дежурному по особому отделу, распорядился послать машину на квартиры к Плетневу, Стышко, Грачеву и Ниште, доставить их к нему в отдел.

— Если Стышко еще не вернулся из Бровцов, — добавил он, — пусть ему туда передадут, чтобы срочно явился.

Положив трубку, поднялся, высокий, худощавый, подошел к окну, раздвинул шторы. Но не на дворника, подметавшего безлюдную улицу, не на пробившуюся возле деревьев нежно-зеленую траву, необычайно желанную после зимы и грязной слякоти, посмотрел Ярунчиков прежде всего. По давней летной привычке он сразу скользнул взглядом по небу, порадовавшись его светлой бездонности.

Ярунчиков хорошо знал, сердцем чувствовал небо: летал в нем и над Крымскими горами, когда учился в Качинской школе военных пилотов; и над заволжской неоглядной степью, работая инструктором-летчиком; и над Черным морем близ Одессы, водя звено боевых машин. Он привык ощущать рассветную прохладу мускулами своего тренированного тела.

Казалось, давно это было! И вроде недавно — пять лет не прошло, как он перестал летать, став слушателем Военно-воздушной академии имени Жуковского. Но перед окончанием третьего курса авиационная судьба Ярунчикова в одночасье сделала неожиданно крутой вираж: приземлился он на двухнедельных курсах руководящих работников НКВД. Тридцатипятилетнего капитана Ярунчикова по специальному партийному набору направили работать в армейскую контрразведку. Так он два года назад оказался в Киеве, сначала заместителем, а с прошлой осени — начальником особого отдела КОВО, сменив на этой должности двадцатидевятилетнего Анатолия Николаевича Михеева, нынешнего начальника управления контрразведки Красной Армии.

За два года в петлицах Ярунчикова шпала сменилась ромбом, а его грудь месяц назад украсил орден «Знак Почета» — за отличное выполнение контрразведывательных задач в частях округа. Нельзя сказать, чтобы Никита Алексеевич тосковал по авиации — некогда было даже мысленно заглянуть в заоблачную высь, но, когда ему случалось оказаться возле авиационной части, он обязательно заглядывал на летное поле, отрешенно и молчаливо смотрел на боевые машины с грустинкой в глазах.

Сейчас он смотрел на небо не из ностальгических чувств. Синоптики обещали нежданный в эту пору снегопад, а он плохой помощник для выслеживания врага в лесу или поле. Преследователи тоже оставляют следы.

«И откуда взяли синоптики этот прогноз? Но и они, как та бабушка, часто говорят надвое. Может, пронесет», — понадеялся Ярунчиков. Размышляя так, он снова вспомнил требовательные слова шифровки. В них ему слышался басовитый, напористый голос Михеева, виделся рубящий жест его широкой ладони и цепкий взгляд, который, однако, удивительно смягчала нежная голубизна глаз.

Бывало, в самом начале совместной работы в КОВО Ярунчиков болезненно воспринимал непреклонную волевую распорядительность Михеева, особенно если она касалась непосредственно заместителя. Все-таки как-никак они в один год пришли на работу в органы госбезопасности и даже сидели за одним столом на курсах руководящих работников НКВД. Капитана Михеева направили работать в армейскую контрразведку тоже по спецнабору накануне окончания Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева, и он уже позже, являясь начальником особого отдела Орловского военного округа, осилил выпускные экзамены. А через полгода Анатолия Николаевича перевели в КОВО.

«Повезло человеку», — ревниво подумал тогда Ярунчиков, убедившись при встрече в Киеве, что Михеев обошел его не только по должности, но и по званию — два ромба имел в петлицах, да еще орден Красной Звезды отхватил.

В начале совместной службы — теперь уже Ярунчиков в точности и не помнил, по какому поводу, — у них состоялся первый и, надо сказать, единственный колкий разговор.

— Ну, гонорочек-то у тебя, скажу прямо, есть, — откровенно и по-простецки высказал Михеев, не ожидая, должно быть, как вспыхнет от этих слов его заместитель.

— Если сравнивать мой, как вы говорите, гонорочек с вашим, не смягчая, то мой всего лишь выражение обыкновенного человеческого достоинства, — запальчиво отпарировал Ярунчиков.

— Почему такой обидчивый тон? — искренне удивился Михеев. — Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего особенного, — сдержался Ярунчиков, но, чувствуя, что ответ следует уточнить, намекнул: — Как говорится, «в своем глазу не видят и бревна».

— Бревна? — повторил Михеев. — Знакомое дело. У нас сплавщики на Двине говаривали: «Бревна-толкунцы[2] в плоту что гулливый лоцман на борту: плыли-плясали, челена[3] растеряли, руками замахали». Я это к тому вспомнил, что не грех нам уметь кое-что примечать в себе вовремя и поправлять. Без толкунца в душе работать. А то, знаешь ли, все у нас вразброд пойдет.

Понял тогда Ярунчиков и присказку, и особенно последние слова начальника о том, что вразброд их отношения никак идти не должны. Надо поступиться личным, теснее сработаться, понимать друг друга. Никита Алексеевич вскоре убедился в незаурядной чекистской смекалке Михеева, в его оперативной смелости, умении без оглядки брать на себя ответственность, завидной простоте в обращении как с начальниками, так и с подчиненными.

Представился случай убедиться Ярунчикову и в отчаянной храбрости Михеева, когда тот сам взялся возглавить опергруппу по захвату одного из видных руководителей ОУНа[4], прибывшего из-за кордона. Операция проходила на заброшенном хуторе возле леса. Плотный ружейный огонь остановил было оперработников, заставил их укрыться. И тут Михеев бросился вперед, к крайнему дому, из-за которого стреляли, начиная отходить к лесу, пятеро оуновцев.

— Вперед! — загремел голос Анатолия Николаевича, жестами показывающего, чтобы чекисты стремились в обход дома, перекрыли выход к лесу.

Трое оуновцев были убиты, двоих обезоружили, в том числе и функционера, пришедшего из-за кордона. Ярунчиков в той операции не участвовал, а когда узнал подробности, заявил Михееву:

— Какая нужда была вам лезть под пули? Никуда бы они не скрылись.

— А если бы воспользовались замешательством и смылись? В любом деле, особенно в нашем, знаешь ли, важно не упустить момент. Вот я и постарался не упустить…

Так Ярунчиков наглядно убеждался в том, что Михеев как чекист и человек обладает способностями, которые заметно превосходят его собственные, хотя тот моложе почти на шесть лет. Потому Ярунчикова и не очень удивило, когда Михеева перевели в Москву на главную должность в армейской контрразведке.

Вот и теперь, прочитав указания Михеева, Ярунчиков в очередной раз почувствовал разницу аналитического мышления. И не щепетильную ревность от волевых слов «требую», «запрещаю» испытал он, а, наоборот, уважительное почтение, представляя себя в рабочем кабинете начальника управления, где был последний раз совсем недавно — ездил в Москву получать награду. Михеев первым поздравил бывшего своего заместителя с орденом «Знак Почета».

И вот теперь предстояло оправдать эту награду делом чрезвычайной важности.

…Вызванные Ярунчиковым оперработники в полном составе прибыли на машине в особый отдел. Стышко и Ништа догадывались о том, зачем потребовались они начальнику — по группе «Выдвиженцы». Плетнев же с Грачевым пока лишь недоумевали, что за нужда была вызывать их спозаранку, да еще в выходной день. В одном все четверо были единодушны: вызвали, — значит, что-то важное, неотложное.

Ярунчиков оглядел вошедших в кабинет, случайно выстроившихся по ранжиру. Высоченный, добродушного вида Грачев оказался крайним справа; рядом с ним, на голову ниже, — сухопарый, с решительным лицом и бойким взглядом Плетнев; возле него — Стышко, одетый в гражданский костюм, простенький, сутуловатый, больше похожий на конторского служащего, чем на кадрового военного. Несколько на отшибе от остальных — разделял приставной столик — держал руки по швам оперуполномоченный Ништа — паренек, да и только, плотненький, с нежной округлостью лица и с мальчишеским чубчиком. Сведя построже жиденькие брови, он не сводил глаз с начальника отдела.

— Рассаживайтесь, товарищи, — предложил Ярунчиков и спросил Стышко: — Из Бровцов вернулись?

— Да. На улице перехватили, сказали, вызываете, — неспешно ответил Василий Макарович.

— Пришлось… Что нового?

— На связь радист не выходил. В Бровцах выявили четверых новоселов. Электрика с подстанции — парень из соседнего села; шофера — женился, переехал к супруге из Лохвицы; учителя физики — перевели из Сенчи…

Ярунчиков заинтересовался:

— Из Сенчи? По какой причине?

— Устанавливаю. Прибыл в ноябре, преподает со второй четверти. Живет одиноко — ему под пятьдесят, снимает полдома у конюха.

— Кто еще? — напомнил о четвертом Ярунчиков.

— Художник, на этюды приехал из Киева. Серьезный интеллигент, степенный, ни с кем не общается, работает. На рассвете уходит к берегу речки и до вечера… — Стышко сделал на узу и особо подчеркнул: — Вторую неделю усердно малюет.

— Вас-то он там поутру, когда уходите, не зарисовал? — спросил Ярунчиков, настороженно сощурив глаза.

— Исключено, — коротко ответил Стышко, добавив: — Хотя не нравится мне этот художник…

— Ну а мне еще и учитель физики. Перевели из Сенчи. Странно, село из другой области. Веские причины должны быть, скажем престарелые родители или невеста. А он один как перст. Тут надо посмотреть. Но об этом потом, — взял в руки два скрепленных документа Ярунчиков. — Я пригласил вас по очень важному делу, над которым мы начали работать со среды при участии Стышко и Ништы. Чтобы вам все сразу стало ясно, познакомлю с двумя документами…

И он зачитал оперативную сводку особого отдела КОВО на имя начальника управления контрразведки Михеева, а также ответное указание из Москвы. Вопросов не возникло. Изложенное в документах было исчерпывающим. И Ярунчиков высказал свои соображения насчет новой расстановки сил. Четверо оперработников, слушая, мысленно прикидывали каждый свою роль в предстоящем деле.

— Мне думается, — мягко, ни на кого не глядя, заговорил Грачев, — Стышко надо продолжать работу в Бровцах, так сказать, по линии радиста, который, как подчеркнуто, на сегодня самая уязвимая фигура в смысле обнаружения и так далее. Василий Макарович уже освоился там, у него есть кое-какие наметки. А время дорого. Для пользы дела я подключусь…

Ярунчиков взглянул на Плетнева, но тот не заметил проявленного к нему внимания, сидел, облокотись на стол и уперев другую руку в колено, всем своим видом показывая, что готов тут же встать и приняться за дело, которое ему поручат.

— Так и поступим, — наконец согласился Ярунчиков. И добавил без промедления: — Вам, Грачев, прежде всего надо связаться с начальником УНКГБ по Киевской области и решить все вопросы, на которые нацелил товарищ Михеев. Начинайте круглосуточную работу… Стышко, вы отдохните до обеда и отправляйтесь в Бровцы. Постоянно держите меня в курсе… А вы, Плетнев, — обратился он к Дмитрию Дмитриевичу, — сейчас же ознакомьтесь с материалами по штабу округа, которые собрали Стышко с Ништой, обмозгуйте их. Я до полудня должен встретиться с командующим округом. Вернусь, поконкретнее обсудим дополнительные меры по штабу шестой армии. Вероятно, завтра-послезавтра вам придется подъехать во Львов к Моклецову. Посмотрите, что и как у них делается на этот счет, скоординируйте работу. Службой пеленгации и связи я займусь сам. Звоните мне в любое время суток, — Ярунчиков положил руку на телефонный аппарат, — буду на месте. Вопросы есть?.. Все свободны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.