XXII Барон д’Анштетт[272]

XXII Барон д’Анштетт[272]

Принц Нассау-Зигенский, будучи послан императрицей к графу Артуа, который тогда находился в Нимвегене, просил меня рекомендовать ему надежного секретаря. Я вспомнил молодого эльзасца, состоявшего первым приказчиком и бывшего на содержании у старой француженки-интриганки, превратившейся, после разных приключений, в содержательницу модного магазина, которая просила меня как-нибудь его строить. Принц, не колеблясь, принял его и нашел в нем массу талантов. Но их отношения отличались от других подобных же: обыкновенно начальник составляет черновые, а секретарь переписывает их дословно; в этом же случае напротив, принц диктовал, секретарь исправлял импровизированную редакцию, и тогда уж принц, с большим трудом, переписывал черновой, который он часто даже не умел прочесть. Секретарь, взятый из-за прилавка и казавшийся мне не более, как толстым немцем, почти еще мальчиком, сделался г. д’Арштетт, уполномоченным посланником императора Александра I в самых важных случаях[273], кавалером ордена св. Анны 1-й степени, наконец, во всех отношениях «особой», которого Бонапарт смертельно ненавидел и требовал его выдачи, как своего подданного. У него был лишь тот недостаток, что он любил выпивать, и это однажды обнаружилось при довольно необыкновенных обстоятельствах. Будучи пьян и присутствуя на церемонии передачи императору Александру I лордом Абердином ордена Подвязки, он позволил себе, в момент благочестивого молчания, сказать громко: «Какая… комедия!» Император, который в душе, может быть, был того же мнения, ограничил свой гнев тем, что велел поместить в приказе, чтобы с тайным советником д’Анштетт не долго говорили о делах после обеда. Тогда любили выскочек. Вельможа за подобную выходку потерял бы свое место.