Глава 5 РОДИТЕЛЬСКИЕ ЗАБОТЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

РОДИТЕЛЬСКИЕ ЗАБОТЫ

Переезжая в Россию, принцесса Дагмар понимала, что среди ее обязанностей будет одна, самая важная — стать матерью. Девушка впечатлительная и романтическая, она боялась этого, сознавая, что должна произвести на свет здоровое потомство, умножающее царский род. Об этой страшной ответственности она много раз говорила с мужем, который и сам переживал, однако всецело полагался на милость Господа. Она тоже усердно молилась, но ее тревожила мысль, что человек, изменивший один раз своей вере, — грешник, и он заслуживает кары небесной.

Близкие уверяли, что ее переход в православие — угодное Богу дело. Однако тревога оставалась, и мысль о собственной греховности невольно возвращалась снова и снова. Тем более что долго не удавалось забеременеть. Несколько раз казалось, что наконец случилось, но выяснялось, что это ошибка. Порой, просыпаясь ночью, тихо плакала, а Саша, который спал очень чутко, тут же пробуждался, начинал утешать. Он был такой милый, такой «душка», и Марии больше всего хотелось доставить ему радость. Лишь только в конце 1867 года врачи определенно заявили, что она действительно беременна.

К весне 1868 года уже все окружающие знали, что цесаревна к началу лета будет матерью. Новость была «горячей», и в свете внимательно наблюдали и оценивали поведение Марии Федоровны, ее вид. Интерес подогревался слухами о том, что цесаревна не может стать матерью, что у нее все время открываются болезненные кровотечения. Беременность действительно протекала сложно, ей нередко приходилось проводить по нескольку дней в постели, но все же она появлялась на публике и держалась при этом безукоризненно. Действительных поводов для злословия молодая великая княгиня не давала. Как и раньше, аккуратно выполняла свои обязанности: посещала свекровь, бывала на вечерах, в театрах, на приемах. Внешне она мало изменилась. Только при внимательном взгляде можно было различить некоторую деформацию фигуры, да те, кто достаточно знал, не могли не заметить, что фасоны платьев стали более свободными.

Об истинном состоянии цесаревны были осведомлены лишь единицы, но и этого хватало, чтобы все стало секретом полишинеля. Аристократический мир не умеет хранить тайны. Все так или иначе становилось известно, обрастая попутно немыслимыми подробностями. Достаточно было императрице Марии Александровне за утренним туалетом лишь выразить сочувствие состоянию здоровья невестки. Дальше шло обычным порядком: ближайшая фрейлина сказала об этом сестре, матери или подруге, та — другой, а затем пошло — поехало. Некоторые светские дамы целый день тем и занимались, что объезжали дома людей своего круга, чтобы поделиться последними новостями. В числе главных — здоровье цесаревны.

Как только Мария Федоровна появлялась на публике, сотни внимательных глаз буквально впивались к ее невысокую фигуру. А тем же вечером и на следующий день начинали обсуждать. Вы видели, как она бледна? Вы заметили, с каким трудом она ходит, как она неулыбчива, какие у нее появились странные пятна на лице? Некоторые так увлекались нагнетанием страстей, что приходили к выводу: «Цесаревна угасает».

Подобные предположения были совершенно беспочвенными. Несмотря на приступы болезненной слабости, Мария Федоровна сохраняла крепость духа. Она была счастлива. Счастлив был и Александр. Оба знали, что, если появится сын, его назовут Николаем, в память о дорогом Никсе, который «там, на небесах», молится за них…

С конца апреля 1868 года семья цесаревича жила в Александровском дворце Царского Села, а рядом, в Большом дворце, обосновались царь с царицей. С начала мая важного события можно было ждать в любую минуту. Александр в эти дни почти не отлучался (лишь в самом крайнем случае), находясь все время или вместе с женой, или поблизости. 6 мая, в начале пятого утра, Мария Федоровна проснулась, ощущая сильную боль в нижней части живота. Она тут же разбудила мужа, но тот не знал, что делать. Позвал акушерку, которая сказала: «Начинается»…

Цесаревич отправил записку матери: «Милая душка, Ma! Сегодня утром, около 4-х часов, Минни почувствовала снова боли, но сильнее, чем вчера, и почти вовсе не спала. Теперь боли продолжаются, и приходила м-ль Михайлова, которая говорит, что это уже решительно начало родов. Минни порядочно страдает по временам, но теперь одевается, и я ей позволил даже ходить по комнате. Я хотел приехать сам к Тебе и Папа, но Минни умоляет меня не выходить от нее. Дай Бог, чтобы все прошло благополучно, как до сих пор, и тогда-то будет радость и счастье». Но прошло еще порядочно времени, пока все окончательно определилось.

Дальнейший ход событий запечатлен в дневнике цесаревича: «Мама с Папа приехали около 10 часов и Мама осталась, а Папа уехал домой. Минни уже начинала страдать порядочно сильно и даже кричала по временам. Около 12? жена перешла в спальню и легла уже на кушетку, где все было приготовлено. Боли были все сильнее и сильнее, и Минни очень страдала. Папа вернулся и помогал мне держать мою душку все время. Наконец, в ? 3 час. пришла последняя минута и все страдания прекратились разом. Бог послал нам сына, которого мы нарекли Николаем. Что за радость была — это нельзя себе представить. Я бросился обнимать мою душку-жену, которая разом повеселела и была счастлива ужасно. Я плакал, как дитя, и так легко было на душе и приятно».

Чувства были естественны и понятны. У них — сын! Они дождались наконец благословения Господня! И палили пушки, и гремели салюты, и сыпались высочайшие милости. У императора Александра II появился первый внук. Родился последний русский царь, человек, которому уготована была небывалая судьба…

Через две недели были крестины. Великий князь Николай Александрович впервые покинул отчий кров. В золотой царской карете его отвезли в Большой дворец. Воспреемниками были: царь, великая княгиня Елена Павловна, датский наследный принц Фредерик, датская королева Луиза и русская царица Мария Александровна. Датские бабушка и дядя специально ради этого случая приехали в Россию. Почти через тринадцать лет Николай Александрович станет цесаревичем, а через двадцать шесть лет — императором. С того времени 6 (18) мая будет государственным праздником России вплоть до последнего, 1917 года. А затем эта дата превратится в день памяти последнего русского царя. (Порой неверно датируют это событие 19 мая по Григорианскому календарю, хотя разница между новым и старым стилем для XIX века составляла 12 дней.)

Ребенок был здоровым и жизнерадостным. Он редко плакал; няньки и кормилицы поражались его спокойному нраву. Но больше всех радовались родители. Минни после родов сразу как-то заново ожила, а Александр испытывал чувство блаженства. Он каждый день, как только вставал, направлялся к сыну, и душа радовалась глядеть на улыбчивого малыша, который почти всегда «был в духе». Вскоре после появления сына цесаревич записал: «Да будет Воля Твоя, Господи! Не оставь нас в будущем, как Ты не оставлял нас троих в прошлом, Аминь». Их теперь уже было трое, и цесаревич молился за всех.

Императрица Мария Александровна находила, что мальчик очень похож на отца. Сейчас трудно установить, насколько подобное утверждение справедливо (младенческих изображений Александра III просто нет), но фотографии юного Николая Александровича, несомненно, свидетельствуют, что он очень походил на мать. Датская принцесса не только наградила сына правильными чертами лица, выражением и цветом глаз, но и передала ему то, чем всегда владела, — очарованием натуры. Это был тот ребенок, который неизменно всем нравился, и многие любили его искренне.

В июне царь с царицей переехали в Петергоф, куда последовали и цесаревич с цесаревной. Они разместились во дворце «Коттедж», в том самом, где много времени в раннем возрасте проводил Александр Александрович. Лето было спокойным и радостным. Спал с души груз затаенных страхов и опасений. Мария Федоровна была умиротворена сознанием того, что смогла произвести на свет здорового сына, а то уж, в какой-то момент, начала разувериваться в возможности стать матерью. Цесаревич тоже все время находился в ровно-спокойном настроении. У них теперь был сын, и, что бы ни случилось, продолжение рода обеспечено. И не надо больше ничего объяснять, и не надо бояться снисходительно-сочувственных взглядов родных и придворных. Они веселились, как молодожены. Сами давали балы, ездили на праздники к другим. Благо в Петергофе в тот год собралось блестящее общество. Почти все родственники и «родственники родственников»: Лейхтенбергские, Ольденбургские, Мекленбург-Стрелицкие. Цесаревича каскад балов и гуляний впервые не раздражал. Сам усердно танцевал и с удовольствием наблюдал за женой, которая танцевала почти без перерыва, часами.

Прошел еще год, и 20 мая 1869 года Мария Федоровна разрешилась от бремени сыном, которому дали имя Александр. В роду Романовых было много Александров, и вот одним стало больше. Двое детей — какое это счастье, какое богатство, какая отрада родительскому глазу. Мария Федоровна проводила с ними каждую свободную минуту.

А в апреле 1870 года случилось большое горе: второй сын Александра Александровича и Марии Федоровны малютка Александр заболел. Он простудился. Первое время не было никаких опасений, но через пару дней состояние одиннадцатимесячного великого князя резко стало ухудшаться. Пригласили лучших врачей: Шмидта, Раухфуса, Гирша. Мария Федоровна не отходила ни днем ни ночью от ребенка. И Александр был рядом. Он отменил (впервые в жизни) прочие дела и находился возле малютки. Ездили в соборы, молились там, молились и в своей церкви. 17 апреля — день рождения Александра II, царю исполнилось 52 года. Радости не было. В Аничковом впервые царила тягостная атмосфера.

Наступило 20 апреля. В половине четвертого дня маленький Александр Александрович умер на руках у Марии Федоровны. Родители были убиты горем. «Боже, что за день Ты нам послал и что за испытание, которое мы никогда не забудем до конца, нашей жизни, но «Да будет Воля Твоя, Господи», и мы смиряемся пред Тобой и Твоею волей. Господи, упокой душу младенца нашего, ангела Александра», — записал цесаревич. Художник Иван Крамской сделал карандашный рисунок умершего. На следующий день рассказали старшему сыну Николаю, что его братик умер. Двухлетний Николай воспринял все спокойно и, когда повели прощаться с Александром, совсем не боялся, поцеловал мертвого в лоб и положил на него красную розу, как ему было сказано.

Тяжелей же всех переживала мать. На Марию Федоровну было жалко смотреть. Она за несколько дней осунулась, почернела и постарела. Опять смерть вслед за радостью, снова слезы, горе, когда казалось, что все вокруг так светло и безоблачно. Неисповедимы пути Господа и замысел Его смертным не ведан. Надо смириться, надо жить.

Господь послал Марии Федоровне и Александру Александровичу еще четверых детей. 27 апреля 1871 года родился Георгий, 25 марта 1875 года — Ксения, 22 октября 1878 года — Михаил. Младшенькая Ольга появилась на свет 1 июня 1882 года. Она — единственный порфирородный ребенок, так как к тому времени отец уже находился на троне.

«Дорогая Мама» являлась для детей непререкаемым авторитетом, как и отец, но с последним им видеться доводилось меньше, хотя Александр III был даже более склонен баловать детей и смотреть сквозь пальцы на их шалости и забавы. Мария Федоровна, напротив, наследовала принципы воспитания, проверенные на ней самой при датском дворе. Она не занималась мелкой опекой, никогда не сюсюкала с сыновьями и дочерьми, но всегда требовала выполнения ими своих обязанностей и безусловного подчинения. Еще требовала правдивости, честности и открытости.

Со стороны семья Александра III производила впечатление патриархальной русской семьи. Признанным главой являлся отец, которому все подчинялись. Повседневный уклад и духовные ценности тоже были традиционными: почитание старших, вера в Бога, соблюдение всех церковных обрядов и бытовых норм. Но внешнее восприятие фиксировало лишь формальную сторону. На деле все было не совсем так. Муж, оставаясь безусловным хозяином, передал Марии Федоровне все права по управлению семейной жизнью. Как воспитывать детей, каких учителей к ним приглашать, куда ехать отдыхать, какие книги им читать, кому писать письма, когда читать молитвы — за это, как и за многое другое отвечала именно мать. Конечно, она согласовывала свои действия и решения с мужем, но тот почти никогда не менял ничего по существу, а порой только вносил некоторые коррективы.

Мать, не уставая, все время повторяла детям: никогда не забывайте о своем происхождении и предназначении, ни на минуту не позволяйте себе забыть, что на вас всегда обращено множество глаз и вы не имеете права своим поведением бросить тень на высокий общественный статус семьи, на роль и престиж своего отца. Ноша царскородного происхождения была трудна, порой непереносима, и не все дети Александра III достойно прожили свою жизнь. Случалось всякое. Лучше всех следовать наставлениям родителей с детства удавалось именно Николаю Александровичу.

Дети делились на «старших» (Николай, Георгий, Ксения) и «младших» (Михаил, Ольга). Родители любили всех, но некоторые нюансы этого чувства все-таки можно уловить по сохранившимся документам. Мария Федоровна отдавала предпочтение старшим. Нельзя сказать, чтобы она их больше любила. Нет. Просто им больше уделяла внимания именно в силу того, что с ними были сопряжены более серьезные в семейном и важные в общественном отношениях проблемы. Николай — первенец, будущее рода, наследник престола. Все, что его касалось — первостепенный вопрос. Георгий — «Милый Джорджи» — нежный и ласковый, отрада матери. Когда стал взрослеть, обнаружилась его болезненность. А затем этот кошмар — чахотка. И почти десять лет борьба за жизнь сына, и слезы, и молитвы. И ужас преждевременной кончины, и материнская душевная рана навсегда.

Ксения же была любимицей. Она так походила на мать: тот же овал лица, взгляд, походка, манера поведения. Старшая дочь не копировала мать; она просто унаследовала от нее многое. Ей не хватало лишь очарования Марии Федоровны, душевного магнетизма, рождавшего симпатию. В великой княжне было то, что начисто отсутствовало у родительницы: желчность, пренебрежение к людям. После того, как стала в 1894 года женой великого князя Александра Михайловича («Сандро»), эти качества, которые ранее только просматривались, под покровительством красавца-мужа расцвели с невероятной пышностью. Ксения Александровна, беспредельно любя и восхищаясь своим Сандро, сделалась его вторым «я». Она мыслила, как он, оценивала все и всех, как он, видела мир, как «ненаглядный Сандро». Невольно напрашивается сравнение с чеховской «Душечкой», но в Ксении было слишком много амбициозной фанаберии. К матери она относилась с ровной симпатией, которая со временем стала лишь данью традиции.

Младшие же дети, Михаил и Ольга, так на всю жизнь для матери и остались «маленькими». Ольгу она вообще до самых последних лет и называла по привычке «беби». Покорность младшей дочери слову «дорогой Мама» стала причиной ее семейного несчастья. Она безропотно вышла в августе 1901 года замуж за болезненного и индифферентного принца Петра Ольденбургского. Принц был всего на четырнадцать лет старше Ольги Александровны, но был уже почти рамоликом. Мария Федоровна, настояв на этом браке, потом не хотела себе признаться, что совершила ошибку. Ей долго казалось, что Ольга сама виновата в неудачной семейной жизни. Прозрение давалось с большим трудом.

Михаил же много лет был неотлучно при матери. Мария Федоровна оставалась с ним, когда другие дети обзавелись семьями, у них появились свои заботы, и они отдалились от матери. Миша же был рядом, с ним она ездила навещать Георгия на Кавказ, отдыхала в Ливадии, посещала родных в Копенгагене и Лондоне. И только когда в 1899 году, после смерти Георгия, Михаил Александрович сделался наследником престола, мать поняла, что ее «душке Мише» может выпасть великая и тяжелая судьба. Но согласиться с тем, что он взрослый, не могла и продолжала относиться к нему как к ребенку, со снисходительной любовью. Уже когда сыну было за тридцать, мать писала ему: «Ты должен подавать всем хороший пример и никогда не забывать, что ты сын своего Отца. И это только из-за любви к тебе, мой дорогой Миша, я пишу эти слова, а не для того, чтобы огорчить тебя. Но иногда я так беспокоюсь за твое будущее и боюсь, что по причине твоего доброго сердца ты позволяешь себе втягиваться в какие-то истории, и тогда ты кажешься не таким, какой ты есть на самом деле. Я прошу у Бога, чтобы Он сохранил тебя и управлял тобой и чтобы Он сохранил в тебе веру в Него».

Много лет мать беспокоило устройство семейной жизни младшего сына, но долго из этого ничего не получалось. Михаил Александрович все время увлекался дамами, которые ни при каких обстоятельствах не могли стать женами. Значительная часть мужского состава императорской фамилии отличалась страстностью натур, и Михаил был в их числе. Его увлечения, бурные и эмоциональные, беспокоили Марию Федоровну. Несколько раз брала с сына слово, что он не совершит недопустимого и не вступит в разнородный брак. Он давал обещания. Долго крепился. Но осенью 1912 года все рухнуло. Великий князь Михаил Александрович в возрасте 34 лет тайно, за границей, обвенчался с дочерью присяжного поверенного (адвоката) из Москвы Натальей Сергеевной Шереметьевской (по первому браку Мамонтовой, по второму — Вульферт).

Это известие стало для матери потрясением. 4 ноября 1912 года она писала из Дании императору Николаю II: «Теперь я должна тебе сказать о новом ужасно жестоком ударе! Я только что получила письмо от Миши, в котором он сообщает о своей женитьбе! Даже не верится и не понимаю, что я пишу, так это невыразимо отвратительно и меня совершенно убивает! Я только об одном прошу, чтобы это осталось в секрете… Я думаю, что это единственное, что можно сделать, иначе я уже больше не покажусь, такой позор и срам! Бог ему простит, я только о нем могу сожалеть».

Но скрыть скандальный брак брата царя не было никакой возможности. Император уволил Михаила Александровича со службы, ему был воспрещен въезд в Россию. Лишь с началом мировой войны великий князь был прощен, восстановлен в званиях. Его жене была пожалована фамилия Брасова (по названию имения Михаила Александровича), а их сыну Георгию присвоен титул графа Брасова. Мария Федоровна, сохранив нежные отношения с сыном, так и не смогла преодолеть себя и ни разу не встретилась с женой Михаила. Даже в изгнании, где Брасова очень бедствовала, императрица не изменила к ней своего отношения.

Но центром внимания и забот матери всегда был старший сын, «милый Ники». Он рос крепким, здоровым и с ранних пор совершал с родителями дальние поездки и прогулки. Первый раз он отправился за пределы России в 1870 году. Семья цесаревича тем летом гостила в Дании. В следующий свой приезд, через два года, в возрасте четырех лет он заметно превосходил даже более старших детей по своей физической крепости. Александр Александрович сообщал матери, что старший сын «делает огромные прогулки и никогда не устает».

Мальчик был живым, любознательным и с ранних пор отличался воспитанностью и учтивостью. Он, как и другие, шалил и проказил, но всегда беспрекословно подчинялся воле отца и матери. Он их любил искренней и неизбывной любовью, а когда отец умер, сохранил о нем самые светлые воспоминания. С матерью же был всегда нежен, неизменно проявлял в отношениях с ней деликатность, внимательность. И уж после крушения, находясь в заточении, переживал, что разлучен «с дорогой Мама». В свой последний земной час, на пороге небытия, поверженный царь горевал о том, что лишен общения с родным, навсегда близким человеком, с которым связан неразрывными узами душевной близости.

Мария Федоровна с малолетства приучала Николая к неукоснительному выполнению своих обязанностей, и под ее постоянным контролем сын вырос аккуратным, даже педантичным человеком, редко позволявшим себе расслабиться и отложить исполнение «того, что надо». И взрослого мать не оставляла без внимания. Когда Николай уже служил офицером в лейб-гвардии Преображенском полку (самом престижном подразделении императорской гвардии), наставляла: «Никогда не забывай, что все глаза обращены на тебя, ожидая, каковы будут твои первые самостоятельные шаги в жизни. Всегда будь воспитанным и вежливым с каждым, так, чтобы у тебя были хорошие отношения со всеми товарищами без исключения, и в то же время без налета фамильярности или интимности, и никогда не слушай сплетников».

Когда цесаревич находился в Индии в 1891 году, Мария Федоровна писала: «Я хочу думать, что ты очень вежлив со всеми англичанами, которые стараются оказать тебе лучшие, по мере возможности, прием, охоту и т. д. Я хорошо знаю, что балы и другие официальные дела не очень занимательны, особенно в такую жару, но ты должен понять, что твое положение тебя обязывает к этому. Отставь свой личный комфорт в сторону, будь вдвойне вежлив и дружелюбен и, более того, никогда не показывай, что тебе скучно. Будешь ли ты так делать, мой Ники? На балах ты должен считать своим долгом больше танцевать и меньше курить в саду с офицерами, хотя это и более приятно. Иначе просто нельзя, мой милый, но я знаю, ты понимаешь все это прекрасно, и ты знаешь только одно мое желание, чтобы ничего нельзя было сказать против тебя, и чтобы ты оставил о себе самое лучшее впечатление у всех и всюду».

Будучи цельной и честной натурой, Мария Федоровна учила тому, в чем не сомневалась, призывала к тому, чему сама всю жизнь следовала. Она, как никто, знала, что это очень нелегко. Став императрицей, не сомневалась и в другом: умение держать себя в руках, мастерство самообладания, не только показывает воспитание, такт. Эти качества позволяют преодолевать жизненные невзгоды, не дают совершить под влиянием минутного настроения опрометчивого поступка, сказать резкость и этим нанести кому-то душевную рану. В их положении обидеть человека, сокрушить его можно походя. Общественный статус семьи обязывал быть великодушным. Этому мать учила детей, и сын Николай сумел усвоить подобные истины. Он, как и мать, не сомневался в том, что если иметь доброе сердце, открытую перед Богом душу, тебе воздастся по заслугам. И, подвергая тяжелейшим, порой просто немыслимым испытаниям, Господь никогда тебя не оставит. То была школа воспитания смирения. Императрица Мария Федоровна и ее сын император Николай II всей своей жизнью показали, что этой великой добродетелью они овладели в полной мере.

Порой же возникали ситуации, когда мать ничего толком своему сыну объяснить не могла. Так случилось осенью 1880 года, когда семья цесаревича по просьбе Александра II приехала отдыхать в Ливадию. Николай с детства любил бывать в Крыму, но то, с чем он, двенадцатилетний, столкнулся здесь тогда, озадачило, удивило. Мать и отец не знали, как рассказать об ужасном происшествии, потрясшем династию.

Император Александр II, похоронив в мае 1880 года свою супругу императрицу Марию Александровну, уже в июле женился на княгине Екатерине Михайловне Юрьевской, с которой более десяти лет был в связи и которая к тому времени имела от императора уже троих детей. Этот эпатирующий брак держался в секрете, но тайна императора всех интересует и всем принадлежит. Придворные и родственники монарха прекрасно обо всем знали, но молча склонялись перед волей самодержца, хотя и понимали, что переступил канон, нарушил законы и традиции тот, кто первым должен был их охранять. Царь сам сообщил наследнику о браке, сказав об этом таким тоном, что возразить было нельзя.

Цесаревич Александр и Мария Федоровна, отправляясь со всеми детьми в Крым (о чем особо просил Александр II), тешили себя надеждой, что государь сдержит обещание и не будет навязывать им общество своей новой семьи. Они знали, что в прошлые годы, во время пребывания в Крыму императора, Юрьевская тоже бывала там, но жила уединенно и при дворе не показывалась. Как-то будет теперь? Дорога была длинной: от Петербурга до главной военно-морской базы русского флота на Черном море Севастополя ехали в поезде почти двое суток. Затем еще надо было плыть на пароходе. Но лишь одна тема волновала, хотя вслух ничего не говорили.

Ситуация сразу же стала проясняться по прибытии на рейд Ялты. Их встретил Александр II. После первых приветствий и поцелуев он огорошил заявлением, что княгиня нездорова и не могла приехать на встречу. Мария Федоровна не знала, как реагировать, а лишь спросила: «Как же я могу с ней видеться, если ваш брак содержится в тайне?» Императора вопрос не смутил, и с видом беспечного ребенка он заявил: «О, здесь так трудно что-либо скрыть, моя свита не может ничего не знать». «Но моя-то совершенно ничего не знает, потому что я верно хранила доверенную мне тайну», — возразила цесаревна и разрыдалась к неудовольствию императора.

Цесаревич сохранял самообладание, но для цесаревны все походило на непрекращающийся кошмар. Войдя в Ливадийский дворец, прибывшие были встречены Юрьевской и ее детьми, и сразу стало ясно, что она здесь — полноправная хозяйка. И это в доме, который так долго, любовно и заботливо создавался покойной императрицей, где все было пронизано воспоминаниями о Марии Александровне, где кругом были ее портреты и личные вещи! Мария Федоровна находилась в состоянии глубокого потрясения. (За что нам такое наказание, чем мы провинились перед Тобой, Господи, получив эту страшную душевную муку!) Цесаревна испытывала стыд перед слугами, и ей казалось, что все они возмущены и опечалены происходившим. Беззаботна была лишь новая хозяйка. Да и император не чувствовал неловкости и двусмысленности сложившейся ситуации.

Александр II, несомненно, не только любил эту женщину, но и находился под сильным ее влиянием, не замечая даже бестактностей по своему адресу, которые всем остальным бросались в глаза. Она на людях говорила ему «ты», могла, без стеснения, прервать его на полуслове, и тот принимал все как должное! Однажды Александр II пригласил цесаревича и цесаревну с собой на прогулку в коляске и не нашел ничего лучше, как привести их к тайному домику, где он встречался раньше с Юрьевской, заставил их пить там чай, и «ублажал» рассказом о том, как ему здесь было хорошо вдвоем с княгиней! Во время этой интермедии Марии Федоровне все время казалось, что она вот-вот упадет в обморок!

Александр держался как мог, а Минни плакала чуть не каждую ночь, и однажды «эта женщина» позволила ей, цесаревне, сделать замечание, что у нее почему-то по утрам красные глаза! Поводы для слез возникали постоянно. Как можно было сдержаться, когда видишь собак, лежащих в кресле покойной царицы; как можно было сохранять самообладание, когда за семейным обедом княгиня по любому поводу начинала учить и давать советы. И эта брошка на ее груди, с выложенной бриллиантами датой тайного брака: 6 июля. Она ее почти не снимала, хотя у нее имелось вдоволь других украшений, и Мария Федоровна, понимая в этом толк, не могла не заметить, что все драгоценности Юрьевской — высокого качества и очень дорогие. Уже позже, комментируя это обстоятельство, она язвительно заметила, что «у императора, несомненно, был вкус».

А эти ужасные дети, эти «бастарды»! Они совершенно не воспитанны и ведут себя, «как в конюшне». Особенно досаждал старший, Георгий, «их Гого». Редкий день он не выделывал что-нибудь такое, от чего хотелось встать и выйти. Он все время приставал то к императору, то к матери, то к ее Ники. И никакой управы на него не было.

Мария Федоровна не могла не заметить, что император с такой нежностью и лаской относился к нему, с какой никогда не относился к своим законным внукам. И невольно возникали в душе смутные опасения и всплывали в памяти, как казалось, совершенно абсурдные слухи о том, что император со временем намерен короновать Юрьевскую и сделать этого самого Гого наследником. Конечно, подобный шаг мог совершить лишь безумец. Это привело бы к катастрофе, к распаду всех основ, к трагическому расколу не только династии, но и всей империи. Об этом страшно подумать, и самодержец не сможет подобного допустить. Но, с другой стороны, то, что казалось абсурдным в Петербурге, здесь, при каждодневном общении, не виделось столь уж нереальным. Царь, несомненно, полностью закабален, почти лишен воли, и «эта дама» может заставить его сделать что угодно.

Особенно нестерпимым было то, что все это неприличие разворачивалось на глазах ее детей, и она горько сожалела, что послушала мужа и привезла их в Ливадию. Какое воздействие подобное зрелище окажет на них, в первую очередь на старшего, Николая, которому исполнилось двенадцать лет, и он уже многое видит и понимает. Мария Федоровна воспитывала его честным и правдивым человеком. Теперь же ей самой приходилось лукавить, а иногда и просто лгать, объясняя происходящее.

Уже на первом семейном обеде Юрьевская так амикошонски вела себя с императором, что мальчик спросил: «Эта дама нам родственница?» Мария Федоровна обомлела и рассказала сыну сочиненную наскоро историю о том, что император женился на вдове и усыновил ее детей. Матери показалось, что Ники ей не поверил, так как тут же последовал новый вопрос: «Как он мог это сделать, мама? Ты ведь сама знаешь, что в кашей семье нельзя жениться так, чтобы об этом не узнали все». Позднее он сказал своему гувернеру: «Нет, тут что-то неясно, и мне нужно хорошенько поразмыслить, чтобы понять». У Марии Федоровны разрывалось сердце от горечи и досады.

Александр II забыл об обещании «не навязывать общество княгини» и всячески старался сблизить родственников. Тут проявила характер цесаревна. Она мирилась, когда их ставили в оскорбительные ситуации, но интересы детей — выше собственных амбиций. При молчаливо-отстраненном поведении мужа она одна встала за защиту своего потомства и выиграла это тяжелое сражение. Уже вернувшись в столицу, поделилась с одной доброй знакомой «незабываемыми» впечатлениями «от отдыха» в Крыму.

«Я плакала непрерывно, даже ночью. Великий князь меня бранил, но я не могла ничего с собой поделать. Чтобы избежать этого отвратительного общества, мы часто уходили в горы на охоту, но по возвращении нас ожидало прежнее существование, глубоко оскорбительное для меня. Мне удалось добиться свободы хотя бы по вечерам. Как только заканчивалось вечернее чаепитие и государь усаживался за игорный столик, я тотчас же уходила к себе, где могла вольно вздохнуть. Так или иначе я переносила ежедневные унижения, пока они касались лично меня, но, как только речь зашла о моих детях, я поняла, что это выше моих сил. У меня их крали как бы между прочим, пытаясь сблизить их с ужасными маленькими незаконнорожденными отпрысками. И тогда я поднялась, как настоящая львица, защищающая своих детенышей. Между мной и императором разыгрались тяжелые сцены, вызванные моим отказом отдавать ему детей помимо тех часов, когда они, по обыкновению, приходили к дедушке поздороваться. Однажды в воскресенье перед обедней, в присутствии всего общества, он жестоко упрекнул меня, но все же победа оказалась на моей стороне. Совместные прогулки с новой семьей прекратились, и княгиня крайне раздраженно заметила мне, что не понимает, почему я отношусь к ее детям, как к зачумленным».

Николай видел, что родители расстроены, что вокруг происходит много непонятного, но вопросами не досаждал. Он уже в том юном возрасте понимал, что ему надо знать лишь то, что надо, и не более.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.