21 Золотое десятилетие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

21

Золотое десятилетие

В одном из писем, написанных Агатой в 1930 году своему приятелю Алену Лейну, племяннику ее прежнего издателя, сказано, что этот год был для нее просто замечательным. Она была бесконечно счастлива, потому что в марте в Уре, на месте археологических раскопок, ее познакомили с будущим мужем.

В свой прежний приезд, когда она познакомилась с супругами Вулли, с Максом Моллоуэном Агата не встретилась — у него был аппендицит. Но когда Катерин Вулли попросила тихого и спокойного двадцатипятилетнего помощника своего мужа показать тридцатидевятилетней писательнице городские достопримечательности, это было сигналом к началу их романа.

Макс был брюнетом с тонкими, словно нарисованными карандашом усиками. Его внешнее спокойствие скорее говорило о склонности к идеализму и решительности характера. Он вырос в Англии, и его воспитанием занимались отец-австриец, тиран и агностик, и мать-француженка, одержимая страстью к сентиментальным романам и живописи. Неутихающие шторма в отношениях между родителями породили в его душе желание пребывать в мире и покое. Постоянная атмосфера травли, царившая в привилегированной частной школе, оставила глубокую отметину в его психике, и позже, в Оксфорде, он был счастлив, чувствуя товарищеское отношение к себе и гордясь тем, что его воспринимают как джентльмена.

Когда они встретились, Макс был подающим надежды ученым, а Агата унаследовала от Клариссы неутолимый аппетит к наукам, и особенно к истории, это и связало их в интеллектуальном, эстетическом и художественном смысле, чего у Агаты никогда не было с Арчи. Она все еще была очень привлекательной женщиной, а растущая слава и финансовая обеспеченность делали Агату небезынтересной особой для мужчин.

По возвращении в Англию Макс сделал Агате предложение. Неожиданно для себя она отнеслась к этому с радостью, хотя и несколько настороженно, поскольку горький опыт первого брака еще не истерся из ее памяти. Она призналась Максу, что боится снова испытать боль и разочарование. Но он не хотел ничего слушать и в конце концов убедил принять его предложение. Агата, учитывая уроки прошлого, согласилась стать его женой, но при соблюдении двух условий.

Во-первых, она потребовала, чтобы их деньги и собственность были строго разделены, что ее — то ее, а что его — то его. Если принять во внимание то, что Агата в финансовом отношении была более состоятельной, чем Макс, и учесть ее прежние ошибки в подобных делах с Арчи, смысл этого условия был более чем понятен. Во-вторых, она потребовала от него клятвенного обещания никогда не играть в гольф. Второе условие вызвало у него легкую оторопь, но он безо всяких усилий над собой согласился с ним — из всех спортивных игр ему больше всего нравился крикет.

Дочь Нэн, Юдифь, вспоминает, что Мадж, которую в семье за глаза называли «забавным хитрым дьяволом», буквально рвала и метала, узнав о решении Агаты выйти замуж, опасаясь, что Макс может причинить боль сестре, и изо всех сил старалась воспрепятствовать этому браку. А Катерин, которой ее темпераментная натура не мешала хорошо разбираться в людях, посоветовала Агате заставить Макса подождать с женитьбой два года — по ее мнению, такое скоропалительное согласие испортит его характер: он решит, что ему любое дело по силам, а ведь он еще так молод. Может быть, Агата и поступила не совсем разумно, но к их советам она не прислушалась.

Сомнения в отношении предстоящего замужества приходили в голову Агаты только тогда, когда Макса не было рядом. А когда они были вместе, вспоминает Агата, она была счастлива и чувствовала себя под его защитой. Она настоятельно просила Макса быть терпеливым в отношениях с ней, поскольку она еще не изжила в себе недоверия к жизни и к людям и ей требуется время на то, чтобы свыкнуться с мыслью о повторном замужестве.

Были и другие проблемы: Кларисса воспитывала Агату в духе англиканской церкви, в то время как Макс был приверженцем римско-католической религии. Она не имела ничего против перехода в лоно Римско-католической церкви, но, поскольку законы религии, которую исповедовал Макс, запрещали браки с разведенными, он расстался с католицизмом. А между тем особа, чье мнение было для Агаты самым важным, дала ей свое благословение: Розалинд, считавшая затею матери с повторным браком чем-то вроде гомерической шутки, тем не менее одобрила ее выбор.

Помня шумиху, поднятую в связи с ее исчезновением, Агата очень опасалась того, что пресса, прознав о ее свадебных планах, растопчет все ее мечты о счастье. В автобиографии она рассказывает, что их с Максом бракосочетание произошло в «маленькой часовне» Святого Колумба в Эдинбурге (в действительности существует собор Святого Колумба). Супруги дали обет верности спустя семь месяцев после первой встречи, и произошло это 11 сентября в Эдинбурге в церкви Святого Катберта. Поездка в Шотландию позволила им удачно отделаться от журналистов. Для того чтобы уменьшить четырнадцатилетнюю разницу в возрасте, Агата в свидетельстве о браке сделала себя тридцатисемилетней, а Макс стал тридцатиоднолетним. В действительности же Агате через четыре дня должно было исполниться сорок, а Максу было двадцать шесть.

Перед отъездом в Европу Агата кратким, торопливо написанным письмом известила Алена Лейна о том, что они с мужем едут в Венецию, а потом в Грецию. Ниже она писала, что не вполне понимает, как такое могло случиться, ведь она твердо решила не совершать такой глупости, как повторный брак. И сейчас она все еще считала принцип безопасности любой ценой чем-то вроде «опостылевшего догмата».

Их медовый месяц закончился в Афинах в октябре, когда Максу надлежало вернуться на раскопки в Ур. Он очень не хотел оставлять Агату одну, тем более что она плохо себя чувствовала из-за пищевого отравления, но она настоятельно внушала ему, что работа прежде всего. Супруги Вулли еще раньше дали ему понять, что в жилом помещении на раскопках есть комната только для одной женщины — и этой женщиной была Катерин. Работодатели Макса считали, что присутствие его жены на раскопках будет создавать помехи в работе. Сами же супруги Вулли вернулись из летнего отпуска на неделю позже, и Макс, взбешенный преждевременным расставанием с Агатой, отомстил им тем, что соорудил новую боковую пристройку к дому, стоявшему рядом с местом раскопок, в котором специально настолько уменьшил ванную комнату Катерин, что после возвращения супругов Вулли ее пришлось ломать и строить заново.

Возвращаясь после медового месяца в Англию, Агата вдруг неожиданно для себя не почувствовала знакомый страх, все еще гнездившийся в ее сознании после исчезновения. Она писала Максу, что впервые за несколько лет воспринимает Лондон, даже в дождь, как очень приятное место, а все потому, добавляла она, что Макс снял с ее плеч громадный груз, отчего ее раны хотя и медленно, но заживали. Но понимала она и то, что при минимальном воздействии эти раны откроются вновь, однако в глубине души была твердо убеждена, что они зажили навсегда.

К 1930 году объем продаж ее последнего детективного романа «Убийство в доме викария» достиг почти 5500 экземпляров, хотя время, когда продажа ее книг считалась прибыльным делом, инспирированным ее исчезновением, закончилось. Роман «Хлеб великанов» вышел в свет в том же году под псевдонимом Мэри Уэстмакотт, однако Нэн тут же узнала настоящего автора. Однажды, когда подруги сидели за обеденным столом в Эбни-Холле, Нэн вдруг сказала, что из книжного клуба журнала «Таймс» ей прислали для ознакомительного прочтения интересную книгу: «Как же она называется? А вспомнила, "Булочка карлика", как мне кажется». Агата сразу поняла, что ее тайна раскрыта, отчего золовки дружно расхохотались. Нэн хорошо знала и саму Агату, и стиль ее письма, она помнила и стихотворение, и случаи из детства, описанные в романе, — все это не оставило у нее никаких сомнений в том, что он принадлежит Агате. Позже, когда Агата дарила Нэн эту книгу, она написала на форзаце: «Нэн от Мэри Уэстмакотт с любовью. "Булочка карлика", ха-ха!»

Агата была счастлива в новом браке, однако на ранних стадиях ее жизни с Максом появился один аспект, который создавал проблемы: продолжительность времени, которое Макс проводил с Розалинд. Иметь такого внимательного и заботливого отчима пожелал бы любой ребенок, так что ревность Агаты была беспричинной и необоснованной. И несмотря на это, когда Розалинд была в пансионе, Агата очень скучала по дочери. Юдифь вспоминает, что из-за проявляемого Агатой собственнического инстинкта первые несколько лет жизни во втором браке омрачались скрытой ревностью.

Тем не менее спокойная, не бросающаяся в глаза преданность Макса и их общие интересы помогли Агате пройти долгий путь до полного исцеления от ран, оставшихся после предыдущего брака, причем до такой степени, что она начала пересматривать свое отношение к Богу, пошатнувшееся после крушения ее первой семьи.

Пробуждение религиозных верований объяснялось в первую очередь ее увлечением временем с обеих точек зрения: физической и философской. Книга сэра Джона Джина «Таинственный мир» заставила ее задуматься о Божественном промысле, о будущем, и в этих мыслях было место Богу. «Как странно было бы, если бы Бог существовал в будущем, — обращалась она к Максу в одном из писем, — это было бы нечто, чего мы никогда не создавали и даже не рисовали в своем воображении, но пока это время не пришло, пусть Он будет не Причиной, а Следствием. Создания Бога — вот кем мы стремимся стать, и это единственное наше предназначение — цель и предназначение эволюции».

Отголоском общественной шумихи, вызванной исчезновением Агаты, были появившиеся в 1931 году киноверсии ее пьес «Алиби» и «Черный кофе» с Остином Тревором в роли Эркюля Пуаро. Этот актер сыграл ту же роль и в фильме «Смерть лорда Эджвара», вышедшего спустя три года.

Наряду с вновь обретенным чувством удовлетворенности жизнью, у Агаты бывали и моменты отчаяния. В 1931 году у нее случился выкидыш, после чего они с Максом решили больше не повторять попытки завести ребенка. Ее очень взволновала опухоль на плечевом суставе Питера, и она, в предчувствии самого худшего, с грустью сказала Максу, что ему, в отличие от нее, никогда не доводилось переживать таких тяжелых минут, когда рядом с тобой нет никого, кроме собаки. Питер, к счастью, поправился.

В отличие от Арчи, Макс постоянно поддерживал Агату в работе, особенно когда, застряв на середине книги, она начинала паниковать, боясь не дописать ее до конца. Перед тем как начать писать вышедший в 1931 году роман «Тайна Ситтафорда», она рассказала Максу его сюжет, в котором героиня использует журналиста, проявляющего к ней романтический интерес, для спасения своего жениха от виселицы. У Агаты вошло в привычку: начиная работу над новой книгой, описывать Максу ее сюжет, затем писать первую и заключительную главы и только после этого переходить к написанию основного текста. Это позволяло ей строго оставаться в рамках сюжета. В 1930-е годы из-под ее пера вышло двадцать пять книг.

Сборник рассказов «Тринадцать загадочных случаев», вышедший в 1932 году, Агата посвятила Леонарду и Катерин Вулли. Воспоминания о спокойной жизни в пустыне на Среднем Востоке побудили ее написать в 1933 году в Ниневии роман «Смерть лорда Эджвара». В 1934 году, кроме ставшего классическим романа «Убийство в Восточном экспрессе», вышел сборник рассказов «Расследует Паркер Пайн». Предположение Джанет Морган, признанного литературоведами биографа Агаты Кристи, что она исходит из собственного опыта, описывая «несказанную свободу, которую дает потеря памяти», в «Случае с богатой дамой», не может иметь достаточных оснований. В рассказе описывается, как похитители, в руках которых оказалась богатая женщина, безуспешно пытаются путем «промывки мозгов» заставить ее почувствовать себя другим человеком. В предисловии к сборнику рассказов «Расследует Паркер Пайн», напечатанному в «Пенгуинс миллион», Агата вспоминает, что замысел этого рассказа возник, когда она увидела женщину долго смотревшую на магазинную витрину и жаловавшуюся на то, что у нее слишком много денег.

Агата была счастлива с Максом, но все-таки тосковала по Арчи, и это привело ее к пересмотру прошлого, чему посвящен ее второй роман, напечатанный под псевдонимом Мэри Уэстмакотт. Роман «Незаконченный портрет» во многих смыслах является автобиографическим повествованием, описывающим жизнь Агаты с раннего детства до ее замужества с Арчи и их болезненного расставания. Силия и Дермот, герои повествования, являются прототипами супругов Кристи, а само повествование проникнуто такой открытой, близкой к натурализму чувственностью, которая дает ясно понять, насколько незначительна разница между описанным в романе и тем, что ей пришлось испытать в реальной жизни.

Хотя начальный период семейной жизни Силии и омрачен бедностью, она страстно любит Дермота, а красота жены буквально сводит его с ума, и он просит Силию дать обещание, что она всегда будет такой же красивой. Когда Силия оказывается беременной Джуди (это первое появление Розалинд в ее произведениях), Дермот переживает, ведь Силия утратила прежнюю фигуру. По мере того как Джуди подрастает и все больше становится похожей на своего отца, Силия чувствует, что ни супруг, ни дочь не могут дать той любви, которая ей нужна. Она глубоко переживает смерть матери и чувствует себя связанной семьей, домом, имуществом, а ей хочется путешествовать к экзотическим, далеким местам, таким как «дебри Белуджистана».

В романе дано практически точное описание и осмысление всей жизни Агаты, прожитой до апреля 1926 года, когда их с Арчи брак рухнул. Она не копается в подробностях восемнадцатимесячного романа ее мужа с Нэнси, она как бы увязывает все в аккуратный узел: смерть матери Силии становится чем-то вроде стимулятора романа Дермота. Подсознательно Силия желает расстаться с мужем, но когда приходит время действовать, ее охватывает ужас и она отказывается дать ему развод.

Хотя в «Незаконченном портрете» не рассматриваются причины, вызвавшие крушение брака героев, в нем описывается реакция Агаты на требование Арчи о разводе, подействовавшее на нее, как разорвавшаяся бомба. Боль и крушение веры в любимого человека, переживаемые Силией после двенадцати лет, прожитых в счастливом браке, неподдельны. Поначалу ей, еще не оправившейся после смерти матери, кажется, что она всегда любила Дермота и делала все, что он хотел, а он, когда она действительно нуждалась в нем, нанес ей смертельный удар в спину. В романе нет упоминаний ни о скандалах из-за денег, которые происходили между Арчи и Агатой, ни о том, как ее успехи в литературе создали трещину в их отношениях.

Агата пытается убедить читателей, что любовница Дермота, Марджори, прототипом образа которой послужила Нэнси Нил, абсолютно не интересует Силию. В «Незаконченном портрете», в отличие от рассказа «На грани», нет подтверждения того жгучего чувства ревности, которое Агата испытывала к Нэнси. Просто было слишком болезненно вновь переживать эти моменты жизни, возвращаясь к ним в произведениях.

Силия приходит в ужас от требования Дермота не упоминать имя его любовницы на бракоразводном суде, иными словами, совершить противозаконное действие. Религиозная вера ею тоже утрачена — в этом у читателя не остается сомнений, когда Силия говорит Дермоту, что верила в него, как в Бога, сейчас понимая: это «было законченной глупостью». Происходит неприятное и болезненное противоборство воли Силии и воли Дермота. Дермот превращается в «человека с оружием».

Не помня себя от горя и обрушившихся на нее несчастий, Силия начинает бояться мужа и запирает в садовом сарае гербицид для борьбы с сорняками. Но ей мерещится, что Дермот собирается ее отравить, хотя днем осознает, что это просто иллюзии и галлюцинации, нелепые «ночные фантазии». Но ночные кошмары преследуют ее постоянно, и она решает отнести фотографию матери в полицию в надежде, что они ее найдут. Некоторые литературоведы размышляли, в каком из этих двух аспектов сюжета содержится побудительный мотив к действиям, предпринятым самой Агатой в ночь исчезновения. Но фактически эти инциденты лишь иллюстрации щемящего одиночества Силии и утраты ею чувства собственного достоинства.

В романе описан нелегкий период попытки примирения мужа с женой, в котором Силия, пытаясь любой ценой сохранить брак, использовала Джуди как пешку. Но Дермот не может сдержать обещания не видеть больше Марджори.

В «Незаконченном портрете» воссозданы некоторые эпизоды, имевшие место в день исчезновения Агаты. После того как мисс Худ (ее образ списан с Шарлотты Фишер) уезжает на один день в Лондон, Дермот объясняется с Силией и признается, что не может заставить себя прекратить встречаться с Марджори. Он не признается, что собирается провести с Марджори уик-энд, а говорит, что должен на два дня уехать, и Силия отвечает ему, что, вернувшись, он ее не найдет. Ей видится промелькнувшая в глазах Дермота «искра надежды», отражающая пришедшую в его голову мысль о том, что к его возвращению она совершит самоубийство. Подобная мысль увлекает и саму Силию: он горько пожалеет и будет мучиться от угрызений совести, если она лишит себя жизни, но потом понимает: все будет совсем не так — он наверняка заставит себя поверить в то, что он тут ни при чем. Подобным поступком она лишь облегчит ему женитьбу на Марджори. Этим вечером, выйдя из комнаты Джуди, Силия спускается вниз и гладит свою собаку, прощаясь с ней, перед тем как покинуть дом.

С этого места тон романа меняется, утрачивая эмоциональную напряженность. Силия бросается вниз с моста, но случайный прохожий вытаскивает ее из воды; ее задерживают, после чего привозят в суд, обвиняя в попытке совершить самоубийство. В своем творчестве Агата постоянно перерабатывает и вновь использует идеи, появлявшиеся в ее ранее созданных произведениях. Так появились в этом романе некоторые ее, не совсем теоретически обоснованные, объяснения причин исчезновения, высказанные в интервью «Дейли мейл».

Глубину своей любви к Арчи она описывает, показывая отношение Силии к Дермоту — любовь к нему была у Силии «в крови», и жить без него она не могла. Как это ни печально, но когда Силия наконец поняла Дермота и нашла в себе силы постоять за себя, было уже слишком поздно.

Работа над «Незаконченным портретом» была для Агаты чем-то вроде болезненного реквиема по ее первому браку. Спокойная жизнь и прочные семейные отношения во втором браке помогли Агате более осмысленно описать прошлое. В ее душе все еще не зажили раны, о чем свидетельствует то, что свой прообраз в романе она показала невинной жертвой распавшегося брака, не вспомнив при этом, как именно она сама способствовала его крушению: упрямством и несговорчивостью в денежных делах и попытками заставить Арчи делать то, чего он не хотел.

Последовательность событий в романе иногда нарушается с целью опустить некоторые печальные подробности; в разговоре с дочерью Нэн, Юдифью, Агата как-то сказала: «Если хочешь узнать, кто я на самом деле, прочитай "Незаконченный портрет"». Агата всегда называла ее Джуди, ведь она была как бы второй ее дочерью. Показателем тесных отношений, которые их связывали, может служить то, что Агата назвала дочь несчастливых героев романа именем, созвучным с именем Юдифь.

Для сохранения тайны псевдонима Мэри Уэстмакотт издательство «Коллинз» оформило контракт на «Незаконченный портрет» на имя Натаниэля Миллера (покойного деда Агаты) и в момент подписания изменило это имя на Даниэля Миллера. На этот раз на форзаце дарственного экземпляра романа Нэн прочитала: «Дорогой миссис Кон от М. У. 1934 год». Когда Агате случалось дарить Нэн свои книги, вышедшие под псевдонимом Мэри Уэстмакотт, она всегда надписывала их измененным почерком и никогда не упоминала в дарственных надписях своего настоящего имени.

В том же году второй брак самой Нэн приказал долго жить. Джордж прознал, что Нэн изменяет ему, и ушел из семьи. Нэн с дочерью сняли квартиру в доме на Чейн-Корт в Челси, куда Агата регулярно приходила, чтобы поддержать подругу в этот тяжелый для нее период душевного разброда. Джордж никогда не любил детей, и Юдифь с радостью бросила прощальный взгляд на удаляющуюся спину отчима. Отношения Нэн с любовником, к несчастью, закончились ничем — она решила не выходить за него замуж.

В первые десять лет второго супружества финансовые обязательства Агаты и Макса стали довольно значительными, но, к счастью, ее литературных заработков хватало для их покрытия. Кроме оплаты содержания и учебы дочери в пансионе и субсидирования археологических экспедиций Макса, Агата разработала программу ежегодного ремонта и внутренней отделки Эшфилда, а также приобрела для Макса дом в небольшой деревушке Уинтербрук близ Уоллингфорда[72], чтобы ему по рабочим делам было более удобно посещать Оксфорд.

Рождество в Эбни-Холле не обошлось без неприятностей. Макса после его женитьбы на Агате радушно принимали и Мадж, и Джимми, и их друзья, но лишь один человек из семейства Уоттсов относился к нему с неприязнью — это был их сын Джек. Они с Максом учились в одно время в Оксфорде и с тех пор невзлюбили друг друга. Причиной этого было классовое различие: Джек презирал Макса за то, что тот строил из себя джентльмена. По этой причине Макс не мог вместе с Агатой и Розалинд встретить Рождество с Нэн, Юдифью и другими членами их семьи в Эбни-Холле. Агата обожала эти праздники и даже ради Макса не могла пропустить такого удовольствия.

Ревность, которую прежде вызывали у Агаты литературные успехи Мадж, была забыта, поскольку она сама стала заметной фигурой среди писателей. Иногда ей приходилось одергивать не в меру словоохотливую сестру, которая подобно океанскому лайнеру стремилась потопить маленькие суденышки, плывущие в ее кильватере. Однажды вечером Мадж, заявившись в освещенную свечами столовую в Эшфилде, включила электрическое освещение. Агата, которой пришлось немало потрудиться, готовя ужин, разозлилась. «Сейчас же выключи свет! — закричала она. — Это мой дом». С годами Мадж становилась все более эгоистичной, Джимми не дозволялось ни единым словом выразить свое несогласие с ней. Желая сэкономить на услугах парикмахера, она обрила голову наголо и стала носить парик. В конечном счете Агата стала относиться к Мадж так: «хотя и потешная, но милая».

Как все матери, Агата и Нэн иногда испытывали неловкость в отношениях со своими дочерьми. Этим и можно объяснить прочувствованную дарственную надпись, сделанную Агатой в 1935 году на книге «Трагедия в трех актах»: «От одной матери другой матери с глубокой симпатией!» Розалинд превратилась в прелестную, непосредственную и до ужаса честную девушку-подростка. Агата, опасаясь, что развод отдалил их друг от друга, сочла за лучшее предоставить дочери определенную свободу и независимость, а не ограничивать ее системой жестких правил.

Дочери Нэн, Юдифи, наскучила школа, которую она бросила в возрасте пятнадцати лет. Проведя полгода в Париже и закончив там школьное образование, она вернулась в Лондон, где стала заниматься в студии по подготовке преподавателей танцев. Однако сломанная лодыжка заставила ее проститься с первоначальными планами. Она поехала в Австрию, где влюбилась в не совсем подходящего парня, и через два года вернулась домой. Юдифь превратилась в привлекательную, общительную, жизнерадостную молодую женщину, неуклонно следовавшую моде. Ее мать приводили в шоковое состояние «причудливо выщипанные» брови и ярко-красные ногти дочери. Юдифь обожала ночные клубы, особенно любила бывать в «Шим-Шаме», пользующемся дурной славой, где, к великому ужасу Нэн, часто оставалась до двух, а то и до трех часов ночи. Юдифь была намного более благоразумной, чем ее считала взвинченная донельзя мать. Однажды встревоженная Нэн призналась Агате: «Она совсем вышла из колеи». Сочувствуя подруге, Агата положила отношения между Нэн и Юдифью в основу единственной пьесы «Дочь есть дочь», написанной под псевдонимом Мэри Уэстмакотт. Несмотря на тягу Юдифи к ночным клубам, она была любящей дочерью, и Агата с Максом часто брали ее с собой на отдых, в том числе в поездки по дворцам и замкам в долине Луары.

А Розалинд, по возрасту младшая из девочек, закончила полный курс школы, получила аттестат, провела недолгий период времени за границей и вернулась домой к началу лондонского сезона. Она была успешной дебютанткой, но, к сожалению Агаты, ее статус разведенной женщины служил препятствием к тому, чтобы дочь была представлена в Букингемском дворце. Вместо этого Розалинд проводила время с друзьями. Она объявила, что решила заняться фотографией, однако Агата была категорически против, поскольку узнала об истинных намерениях Розалинд — сделать карьеру в модельном бизнесе, начав с рекламы купальных костюмов.

Несмотря на растущую известность, Агата оставалась невидимой для глаз любопытных читателей. Стена молчания, воздвигнутая писательницей после ее исчезновения и отгородившая ее от общества, стала еще более непроницаемой. Ее литературные консультанты решили, что единственно возможным способом обуздать смакование пресловутого инцидента может стать требование ко всем газетам и журналам, конкурирующим за право сериальных публикаций ее произведений, не упоминать о событиях 1926 года ни в каких печатных материалах о ней и ее творчестве.

Но те, кто ее знал и понимал, что она практически всю себя отдает творчеству, воспринимали это как «ничто не возникает из ничего». Агата включала незначительные события и эпизоды из собственной жизни в свои детективные произведения, а создание миссис Ариадны Оливер, писательницы, автора детективных романов, прикидывающейся глупой и рассеянной, стало спасительной дымовой завесой, скрывающей ее от читающей публики. Эта героиня стала выразительницей ее литературных воззрений, а при отсутствии каких-либо сведений о ее личной жизни многие читатели ошибочно полагали, что хорошо знают ее, считая миссис Оливер двойником Агаты.

Единственным мимолетным упоминанием Харрогита в творчестве Агаты является эпизод в романе «Карты на столе», вышедшем в 1936 году. В нем миссис Оливер как бы мимоходом вспоминает о своей няне-валлийке, которая взяла ее с собой в однодневную поездку в Харрогит, а домой поехала одна, позабыв девочку в Харрогите.

Посвященные, такие как Нэн, усматривали здесь некую случайную параллель между детективными произведениями Агаты и другими аспектами ее исчезновения. Например, подробное описание того, как газеты освещают происходящие событие, приводимое в романе «Убийство по алфавиту», вышедшем в 1936 году, целиком основано на ее собственном опыте общения с прессой в 1926 году.

В 1936 году у Нэн обнаружили рак прямой кишки. Операция прошла успешно, и Агата упомянула этот эпизод в дарственной надписи на вышедшей в том же году книге «Убийство в Месопотамии»: «Нэн, прекрасной матери, перенесшей тяжелое заболевание!» Роман «Безмолвный свидетель» Агата официально посвятила своей любимой собаке Питеру. Нэн получила этот роман от Агаты с дарственной надписью: «Моей не такой уж безмолвной подружке, Нэн, пахучей копченой селедке, — от ее давней подруги Звездные глазки(?)». Это было воспоминание о том, как две маленькие шалуньи прибили гвоздями две копченые селедки под сиденья стульев в столовой Эбни-Холла перед тем, как взрослые вышли к обеду. К великой радости девочек, резкий, непонятно откуда возникший запах сильно озадачил взрослых.

Литературная работа, проделанная Агатой в 1930-е годы, дала все основания к тому, чтобы считать это десятилетие золотым веком детективной литературы: в своих произведениях писательница не касается ни религиозных, ни политических, ни социально-экономических проблем той поры, а это позволяет утверждать, что ее книги существуют как бы вне времени, они являются интересными и современными для каждого поколения людей, в отличие от книг многих авторов детективных сочинений того времени.

Держа публику после 1926 года на расстоянии, Агата, тем не менее, позволяла себе выразить в книгах собственное отношение к супружеской неверности. В 1937 году вышел роман «Смерть на Ниле», в котором выведен романтический треугольник, и здесь, как и в большинстве других своих романов, Агата относится с симпатией к «другой женщине», даже и в тех случаях, когда именно «другая женщина» виновна в убийстве. К мужчинам — разрушителям домашнего очага писательница относится совсем иначе. Она считает мужчин блюстителями общественных отношений, в том числе и брачных, и не колеблясь называет того, кто уводит чужую жену, альфонсом или жиголо.

К 1938 году ненасытное желание публики читать о новых приключениях Эркюля Пуаро становится Агате в тягость. Написав первую книгу о нем, она конечно же не подозревала, что когда-нибудь он станет камнем у нее на шее. Она колебалась между привязанностью к этому образу и раздражением, а результатом такого раздвоения чувств было то, что в этом году «Дейли мейл» приступила к сериальной публикации «Свидание со смертью».

К сентябрю 1938 года Агата завершила последнее повествование об Эркюле Пуаро «Грустный кипарис», персонажи которого были списаны с нее самой, Арчи и Макса. Спокойно-уравновешенная и внешне привлекательная Элинор Карлайл не может сказать своему жениху Роди Уэлману, как сильно она его любит, потому что разговоры о чувствах вызывают у него непреодолимую антипатию, а когда у других людей случаются несчастья или заболевания, его собственное самочувствие сильно ухудшается. Она не добивается успехов в любовных делах с ним, зато обретает желанное душевное спокойствие в объятиях своего доктора. Агата как бы суммирует свои чувства к Арчи и Максу, когда говорит про Элинор, что Роди она любит без взаимности, но очень сильно, однако и с Питером могла бы быть счастлива.

Примерно в это время Розалинд и ее отчим Макс взяли в привычку подолгу обедать вдвоем в «Савое». Агата чувствовала, что в этих близких отношениях, возникших между ними, ей нет места, и это вызывало ее негодование. «Ты должна найти способ отвлечь от этого Розалинд», — поучала ее Нэн. Агата, как писательница, считала живое воображение ценным качеством в профессиональном деле, но в обыденной жизни оно могло довести и до нервного состояния, для которого не во всех случаях имеются основания. Обида и негодование были невыносимы, когда Макса не было рядом, но стоило ему появиться, как нервирующие ее чувства медленно остывали — и ей снова казалось, что ее волнения и ревность безосновательны. В последний раз, когда Агата разговаривала на эту тему с Нэн, золовка внушила ей, что лучший способ разлучить Розалинд и Макса — это «выдать ее замуж».

День рождения Юдифи был 16 сентября, на следующий день после дня рождения Агаты, и у них вошло в обычай отмечать оба дня рождения одновременно всей семьей и с близкими друзьями. Последний такой день рождения они отмечали в Эшфилде в 1938 году: Юдифи исполнился двадцать один, а Агате сорок девять. Агата украсила цветами стулья в столовой, и в назначенный день та, чей день рождения отмечался, занимала место во главе стола. «Агата всегда отмечала наши дни рождения торжественным образом», — вспоминает Юдифь.

Расширение городской зоны нарушило спокойствие Эшфилда, и Агата, поддавшись уговорам Макса, продала дом в 1938 году за шесть тысяч фунтов, которых хватило на покупку Гринуэя, белого дома в георгианском стиле[73] с земельным участком в тридцать три акра, примыкающим к реке Дарт в Девоне. Почти сразу после переезда Агаты и Макса в новый дом умер Питер, его закопали в земле позади дома. Агату сильно опечалила потеря этого многолетнего спутника, морально поддерживавшего ее в периоды многочисленных трудностей, особенно во времена, предшествовавшие ее исчезновению и последовавшие за ним. Агате сразу же предложили новую собаку, но сама мысль о замене Питера кем-то была ей невыносима.

Дружба с Нэн была для нее опорой. Она не придавала значения недавней болезни золовки — это видно из дарственной надписи, сделанной Агатой в 1939 году на книге «Убийство — это легко»: «Моей давней подруге с разрезанной задницей, от Агаты».

Конец этому золотому десятилетию, принесшего писательнице и личное счастье, и творческие успехи, положило начало Второй мировой войны. Оно также послужило косвенной причиной еще одного ее исчезновения и последовавших за ним поисков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.