Глава 21. Писатель, философ Александр Зиновьев: «В сороковом году я пустил шутку: Гитлер – это такой бандит сталинской эпохи…»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 21. Писатель, философ Александр Зиновьев: «В сороковом году я пустил шутку: Гитлер – это такой бандит сталинской эпохи…»

Представляю фрагменты из интервью с писателем, философом Александром Зиновьевым, одним из самых ярких мыслителей ХХ века, которое проходило в Мюнхене в конце 1980-х годов. В беседе принимали участие супруга мюнхенского «сидельца» Ольга Зиновьева и писатель Эдуард Кузнецов, организовавший мне встречу с Александром Александровичем.

– Я слышал, в войну вы были летчиком?

– Начал войну танкистом, но в танке воевать не пришлось. Хотя мы знали, что войны не миновать, однако по чьему-то приказу законсервировали танки, в результате чего наш полк бежал пешим порядком. Нелепость! Потом я попал в авиационное училище, некоторое время участвовал в наземных войсках неопределенного рода – сброд из разных воинских частей. Потом попал уже в другое авиационное училище, служил в авиационных частях.

– Как вы тогда воспринимали Сталина?

– Антисталинистом я стал уже в 1938 году, а через год – членом небольшой антисталинистской группки, собиравшейся убить «вождя народов». И в том же году меня арестовали. За что? За выступления против культа Сталина. Однажды с Лубянки меня перевозили на квартиру КГБ, чтобы там я раскрыл своих сообщников. По дороге произошло замешательство, и я сбежал. Год странствовал по стране без документов, был в Сибири, на Севере. В сороковом попал в армию. Но антисталинистской пропагандой занимался вплоть до смерти Сталина, до хрущевского доклада. Причем занимался почти открыто. Удивительно? Вроде бы, да. Любопытный пример. О том, что я арестовывался, о том, что скрывался, в 1939-м знали многие. Однако я поступил в университет, и на меня никто не донес.

– Случайность…

– Почему случайность? Мой близкий друг в то время был парторгом факультета, а я беспартийным. Он знал все мои «грехи». И вместе с тем благодаря ему я остался в аспирантуре. На третьем курсе меня собирались исключить за нехорошие разговорчики. Спас секретарь парткома университета, который также многое обо мне знал.

Дело в том, что уже во время войны сформировались сильные антисталинистские настроения в стране, среди бывших фронтовиков на этот счет появилась какая-то солидарность. Но после смерти великого вождя мой антисталинизм утратил смысл. Сталина уже многие клеймили открыто. И я стал относиться к нему как к явлению истории, отстраненно и взвешенно. Я вообще не против ни Сталина, ни Ленина, ни коммунизма… Не против и не за. Я принимаю все это как реальность и вижу свою задачу в одном: изучить эту реальность как можно лучше и построить теорию, которая даст возможность делать прогнозы. Я никогда не ставил перед собой задачу свержения коммунизма. Если бы я сейчас был в Советском Союзе, я не принимал бы участия ни в каких оппозициях, ни в каких движениях, это не мое дело.

…Я русский человек, я не хочу отрекаться от русской истории. Даже когда меня выгнали из Союза, и я приехал на Запад, тут решили, что я сразу начну играть роль антисоветчика. А я был единственный из приехавших, кто сказал: «Я советский человек». И я все время подчеркивал это. Я не собираюсь свергать режим, это не моя задача. А то, что я пострадал от этого режима, я считаю реальностью, которую надо проанализировать и которой надо дать оценку, не более того…

Кандидатскую диссертацию я писал о «Капитале» Маркса в 1954 году. Эта диссертация была запрещена тогда, находилась в секретном фонде, циркулировала в машинописных копиях, это был предшественник самиздата 1960-х, 70-х годов. С ней у меня случилась забавная ситуация. Ее не выпустили на защиту, потому что я отказался ссылаться на Сталина. И вы знаете, кто мне помог вытащить диссертацию на защиту? Был такой Александров, заведующий отделом ЦК. Он дружил с Марком Донским. А я знал Марка Донского через своих друзей Григория Чухрая и Карла Кантора. Так моя история дошла до Александрова, и он, не читая, приказал выпустить работу. Так что в моей судьбе случались странные переплетения.

…В Германии у меня вышла книга «Нашей юности полет», в которой я подхожу к Сталину с объективно-социологической точки зрения. Сталин совершил огромные злодеяния. Но вместе с тем, на мой взгляд, он является величайшим политическим деятелем XX века. Великий не значит хороший. Наполеон – мерзавец, но XIX век – это век Наполеона. XX век я считаю веком Ленина и Сталина, самых крупных политических фигур. Когда у нас говорят «великий», подразумевают «добрый», «хороший»… Чепуха. Чингисхан – великий исторический деятель, но о нем не скажешь, что он добрый, хороший. А сколько было добрых и хороших, но ничтожеств!

В книге я даю свое понимание сталинской эпохи и мое отношение к ней.

– И себя вы тоже считаете ее продуктом?

– Несомненно… Я считаю себя продуктом, прежде всего, той эпохи. Но это не значит, что я сталинист. Ничего подобного. Сталинская эпоха породила много людей, к которым я отношусь с величайшим уважением. Собственно, мое поколение спасло страну от гитлеризма, я имею в виду людей, родившихся в восемнадцатом, девятнадцатом, двадцатом, двадцать втором годах, то есть в сталинские годы достигших зрелости. И моему поколению не повезло больше всех, это оно вынесло самые большие тяготы советской истории. К моему поколению принадлежат такие люди, как Солженицын, Окуджава, Галич, Сахаров.

– Скажите, вам приходила мысль сравнить Сталина с Гитлером?

– Я всегда протестовал против такого сравнения. В свое время была в ходу такая шутка: «Кто такой Гитлер? Это мелкий бандит сталинской эпохи». Эту шутку я пустил в оборот еще в сороковом, когда появились тенденции такого сравнения. Сталин и Гитлер – это качественно различные явления. Другое дело, они уподоблялись друг другу. Но это же естественно, в истории так бывает, когда соприкасаются враги, они уподобляются друг другу во многом. Но эти двое – принципиально различны. Гитлер – явление западной демократии. Сталин – явление коммунистической системы. Гитлера надо было судить как преступника. Сталин не был преступником. При нем совершалось много злодейств, но Сталин – явление нового качества, Сталин – явление коммунистической революции.

– Но как же миллионы уничтоженных им людей? Десятки миллионов! Разве вы отрицаете это?

– Чингисхан тоже уничтожал людей. Он занимал какой-то район и десятки или сотни тысяч людей вырезал. Вы будете сравнивать Чингисхана с Гитлером? Мало ли кто кого вырезал! По приказу президента США на японцев сбросили две атомные бомбы. Будем сравнивать? А что тогда выбирать в качестве критерия? Если коварство, уничтожение людей без суда и следствия, то пропадут все основания для серьезного отношения к истории. Сравнивать вы можете кого угодно с кем угодно. Черчилль был подлец, да и еще какой, а его считают на Западе великим политическим деятелем, хотя в сравнении с Гитлером и Сталиным он – червяк. Все зависит от того, с какой стороны подойти: с моральной, юридической, социологической или исторической.

– А не говорит ли в вас сейчас холодный логик?

– В данном случае я подхожу к проблеме как социолог. Я не политик, никогда им не был. На короткий промежуток времени я попал в группку, которая хотела убить Сталина, но мы не имели политических целей, у нас не было задачи преобразования мира. Лично мной двигал протест: тяжелое положение, разорение деревни, голод и так далее. Кроме того, меня раздражал сам путь Сталина и то, как его возвеличивают. Я сейчас написал много критических статей о Горбачеве не потому, что я питаю к нему какие-то положительные или отрицательные эмоции, а потому, что здесь, на Западе, его стали раздувать до размеров величайшего политического деятеля XX века. Чепуха это! Такие вещи у меня всегда вызывали протест. У меня к Сталину было особое отношение, он символизировал для меня мир зла. И, хотя я знал, что мы погибнем и ничего из нашей затеи не выйдет, моими настроениями владели демонические начала, был враг – огромный, масштабный, и борьба с этим врагом для меня была адекватной ему…

– Вы были членом партии?

– Я вступил в партию после смерти Сталина как антисталинист и меня принимали как антисталиниста. Здесь, на Западе, не знают, что антисталинское движение началось еще при жизни Сталина. После его смерти борьба против сталинизма шла прежде всего в партийных организациях. И я вступил в партию с намерением бороться против сталинизма уже на открытом профессиональном уровне. Вскоре выяснилось, что все это чепуха, все стали антисталинистами, и мое пребывание в партии – чистая формальность… А потом, это было еще до публикации «Зияющих высот», я пришел в партбюро и сказал: «Исключайте». Не потому, что я считал партию плохой, а потому, что я стал совершать поступки, несовместимые по тем временам с пребыванием в партии.

– Но при этом вы говорите, что остаетесь коммунистом?

– Я был воспитан как идеальный коммунист. В моем окружении были такие «настоящие коммунисты». Это мой дядя, брат. Таких верных идее людей было много, и я считаю, что наша страна победила Гитлера потому, что были такие люди, которые бросались на амбразуры, под танки. Сейчас из Александра Матросова сделали анекдотическую фигуру, а на фронте видел таких людей, которые, услышав: «Коммунисты, вперед!», шли в бой первыми и погибали. Я не хочу все это вычеркивать из нашей истории. Я согласен с тем, что на Западе меня считают острым критиком коммунизма, но я не антикоммунист. И я считаю, что хоронить коммунистическое общество не стоит.

Для справки:

Сын рабочего и крестьянки, А. Зиновьев в 1939 году поступил на философский факультет МИФЛИ. За выступления против культа личности Сталина исключен из комсомола и института. В годы Великой Отечественной войны был танкистом, летчиком, награжден орденом Красной Звезды, медалями. Окончил философский факультет МГУ, защитил кандидатскую и докторскую диссертации.

За опубликование на Западе романа «Зияющие высоты» (1976) был уволен с работы, лишен степеней, званий и наград. После того как в 1978 году на Западе вышел его сатирический роман «Светлое будущее», в котором подвергся критике Л. И. Брежнев, Зиновьева вынудили покинуть СССР, иначе ему грозила тюрьма, а семье – высылка в Сибирь. Лишен гражданства.

Опубликовал на Западе более 20 книг. В 1988 году в Мюнхене вышла его сатирическая повесть «Катастройка», в которой даны анализ и резкая критика горбачевской перестройки.

В 1990-х годах Зиновьева стали активно приглашать в Москву читать лекции, в которых он с той же страстью, с какой бичевал советских вождей, бичевал новую номенклатуру. В 1999 году вернулся на родину.

Скончался в 2006 году в Москве.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.