Глава 6 Остатки 276-го Гренадерского Теперь – часть 1-го батальона 79-го панцергренадерского полка
Глава 6 Остатки 276-го Гренадерского Теперь – часть 1-го батальона 79-го панцергренадерского полка
1 января 1943 г.
Бредя по снегу, я вспотел. Без ветра холод почти не воспринимался. Когда температура падает ниже минус двадцати, уже трудно понять: минус двадцать сейчас или минус сорок. Чувствуешь лишь то, что вокруг чертовски холодно.
Мне нужно было дойти до командного пункта «кампфгруппы Краузе», который был где-то в Орловской балке к югу от высоты 147,6. Все остатки бывшего 276-го гренадерского полка находились под командованием гауптмана Краузе. Нашим командиром был оберст Райниш из 79-го панцергренадерского.
Дойдя до балки, мне пришлось несколько раз спрашивать, где я могу найти гауптмана Краузе. В этой узости, которую тысячи лет углубляла непогода и у которой было несколько боковых ответвлений, как ласточкины гнезда, теснились блиндажи. В зависимости от склона эти бункеры стояли то выше, то ниже. Некоторые стояли прямо у тропы, к другим вели земляные ступени. На скользком грунте приходилось ступать с осторожностью. Узкая полоска, по которой много ходили в последние дни, стала гладкой, как стекло.
Гауптману Краузе уже доложили о моем прибытии. Прием, оказанный им и лейтенантом Герлахом, был серьезным, но очень теплым. Мы с Краузе хорошо ладили с тех самых пор, как познакомились после Польской кампании, когда нас обоих отправили из 21-й пехотной дивизии в 94-ю, в Кёнигсбрюк под Дрезденом, в место формирования новой части на тамошнем полигоне.
– Ну, вот вы и пришли. Как самочувствие, герр Холль?
– Вполне, герр гауптман, в зависимости от обстоятельств. Я бы предпочел сказать «хорошо».
– Ну, здесь не лучше. Постоянные потери, чрезвычайно скудный паек, мало патронов, их приходится экономить. И этот чертов холод!
– И это тоже дает мне повод для беспокойства, герр гауптман. Посмотрите на мою форму. В таком виде на передовой я буду заманчивой мишенью для противника.
– Вы правы. К счастью, у нас еще осталось зимнее обмундирование, переданное нам 16-й танковой дивизией. Герр Герлах, не могли бы вы снабдить герра Холля всем необходимым? Давайте посмотрим на карту. Мы образуем правый фланг 79-го панцергренадерского полка. Слева от нас старый первый батальон полка под командованием майора Вота, к которому мы сейчас относимся. Но, в соответствии с приказами, до дальнейших распоряжений как кампфгруппа мы подчиняемся непосредственно полку. Это означает, что наши люди остаются с нами, поскольку мы их лучше знаем. Справа от нас – левый фланг 24-й танковой дивизии. Наш непосредственный сосед – батальон Люфтваффе гауптмана Мато. (Стрелковый батальон, сформированный из личного состава Люфтваффе, состоял из пяти рот: 1, 2 и 3-я роты были стрелковыми ротами, 4-я рота содержала тяжелое оружие и 5-я была – по ошибке – 4-й ротой 7-го десантного батальона зенитных пулеметов. 5-я рота была уникальной и существовала в единственном числе. Она была сформирована из молодых элитных парашютистов и делилась на четыре взвода: два, вооруженные 5-см противотанковыми пушками, два – 2-см зенитными пушками. Ее первоначальная численность составляла 5 офицеров и 250 унтер-офицеров и рядовых. С первого боя под Сталинградом в середине сентября она несла тяжелые потери, включая потерю 5 офицеров, но действовала хорошо. Гауптман Мато первоначально командовал 1-й ротой, но принял командование батальоном 14 сентября, после ранения предыдущего командира, гауптмана Шервица. Мато командовал батальоном вплоть до пленения 2 февраля 1943 г. Мато умер в лагере для военнопленный в Орадах в марте 1943 г. – Прим. зарубежного издателя .) Затем наши товарищи из 267-го гренадерского полка, переданные 24-й танковой дивизии. Здесь тоже не было подвижек личного состава. Кстати, люди из Люфтваффе – надежные товарищи, в последние дни сильно занятые в обороне. Когда солдат вечером покормят, можете пойти с лейтенантом Аугстом снова принять свою роту. Аугст даст вам более развернутый отчет о положении на передовой. У него и его людей был сегодня тяжелый день. С утра пораньше «Иван» еще раз атаковал высоту 147,6, которая сейчас находится под непрерывным артиллерийским обстрелом. Однако солдаты из батальона Воты отбили атаку. Мы хорошо готовы к неотложным действиям.
– Я понял, что на передовой что-то происходит, еще по пути. Ветер доносил звуки боя на западе. Он не показался мне серьезным.
– Скоро вы сами поймете, что глубокий снег гасит звук разрывов. Звуковая волна поглощается снегом и не производит обычного шума.
Тем временем лейтенант Герлах принес мне камуфлированное обмундирование и пару войлочных сапог. Несколько минут спустя я влез в форму. Лишний объем внутри сапог (я носил 39-й размер) заполнили две пары портянок. Теперь я был неотличим от моих товарищей.
– Герр гауптман, до того как я пойду к своим, я бы хотел увидеть гауптфельдфебеля 1-й роты 79-го панцергренадерского полка Бигге. Я с ним незнаком, но мне нужно знать своего нового шписа.
– Да, так и сделайте. Я уже познакомился с ним, он человек методичный.
Я перекинулся несколькими словами с лейтенантом Герлахом и дал отвести себя туда, где я мог найти нового гауптфельдфебеля. Выйдя из блиндажа, я еще слышал разрывы снарядов. Они доносились с северо-запада.
«Комната», где обитал гауптфельдфебель Бигге и еще несколько человек, не очень отличалась от прочих блиндажей. Большая их часть была два на три метра, редко больше. Их выкапывали в глинистых склонах балки. Таким образом экономился материал, учитывая, что дерева не хватало. Потолок, служивший также и крышей блиндажа, был сделан из железнодорожных шпал. Поверх него лежал грунт, вынутый при строительстве. Передняя стена была дощатой, а боковые и задняя стены были из того материала, из которого состояла балка, – а именно земляные или глиняные. Вдоль стен стояли двухъярусные нары для сна и нечто странное, служившее, очевидно, печью. Здесь невозможно было жить без отопления. А нужда заставит быть изворотливым.
Я приветствовал Бигге и представился как новый командир роты. Будучи 169 сантиметров роста, рядом со шписом я оказался ниже: он был выше на голову. Судя по акценту, проявившемуся, пока он мне отвечал, он был саарец.
– Сколько у нас человек боевого состава?
– Лейтенант Аугст и 48 унтер-офицеров и рядовых.
– Приходили ли пополнения в последние дни?
– Герр обер-лейтенант, люди постоянно приходят и уходят. Легкими ранениями занимается батальонный врач и как можно скорее отправляет их обратно в роту. Позвольте вас попросить, если вы собираетесь отвести меня к ширмейстеру (унтер-офицеру, ответственному за ремонт техники). Мне нужно кое-что с ним обсудить. Заодно и познакомитесь с ним.
Я согласился. Мы пошли туда вместе. Обиталище ширмейстера – его звали Шульц – выглядело точно так же. Комната была в лучшем случае два на три метра. Считая Шульца, нас было четверо, мы заполнили землянку до отказа. Железная печь цилиндрической формы гудела на пределе мощности. Здесь было почти слишком жарко.
Пока Бигге обсуждал с товарищами официальные дела, а я стоял и слушал, раздалось неожиданное «уфф»… и мы оказались в огне. Я был потрясен – единственный выход загораживала стена огня! Мы были сами себе злейшими врагами. Жар был невыносим. Хотя прошло всего несколько секунд, они показались нам вечностью!
Ширмейстеру это оказалось не в новинку: он сгреб одеяло с нар и набросил его на полную канистру бензина, стоящую у входа. Затем он взял свою тяжелую шинель и набросил поверх. Чудо – за несколько секунд огонь погас. Однако теперь мы не могли дышать от дыма, заполнившего эту небольшую коробку. Я выскочил наружу и глубоко вдохнул свежий холодный воздух. Остальные тоже вышли.
Бигге был в ярости и набросился на ширмейстера: «Черт бы вас побрал, вы что, не знаете, что канистры с бензином запрещено хранить в натопленной комнате! Поставьте ее куда-нибудь, где она не может взорваться!»
Бигге и Шульц извинились передо мной.
Тем временем я отошел от потрясения, поняв, что случилось.
Мы, пехота, еще как-то разбирались в овсе и торбах, но ничего не понимали в горючем. Я должен был это признать. Я командовал ротой в моторизованной части, но у меня не было водительских прав – не говоря уже о малейшем понятии о том, как работает мотор. Но сейчас это было неважно. Нам нужно было лишь держаться и продержаться любыми средствами. Нас всегда будет меньше, а противника – больше. Мы все были настроены решительно и хотели держаться до последнего.
Я пошел в роту с подносчиками продуктов. Несколькими неделями раньше мой гауптфельдфебель мог просто приехать на передний край с вместе поваром и привезти пищу в полевой кухне. Теперь шестеро несли три канистры, в которых, увы, плескалась лишь «теплая пища». Бигге нес в мешке несколько кусков хлеба и сало. Мы шли гуськом по утоптанной тропе. Я замыкал цепочку. Каждый отчаянно пытался не упасть. Никто не разговаривал. Минут через десять мы дошли до ротного командного пункта. Это была яма метров двух в поперечнике.
Вышел мой второй по старшинству лейтенант Аугст и шепотом заговорил с гауптфельдфебелем. Тем временем я вошел в так называемый блиндаж. Помещение освещала грубая лампа. От железной канистры, превращенной в печь, шло слабое тепло.
На ноги поднялись трое. Это были Павеллек, Неметц и Грюнд – наш ротный брадобрей. Я был счастлив снова видеть их надежные лица. Очень важно знать солдат, с которыми ты служишь, особенно во время испытаний. Солдат, которые годами вместе, которые знают друг друга в радости и в беде. Ты знаешь их сильные стороны и слабости. Ваша уверенность друг в друге сильнее, чем с новыми пополнениями. Это не значит, что можно принижать тех, кого не знаешь. Это просто факт, который знают все.
Я пожал руки всем троим и спросил Павеллека:
– Юшко, что ты здесь делаешь? Я думал, ты уже дома, как счастливый супруг!
Старый армейский «конь» мрачно ответил:
– Было бы прекрасно, но не судьба. Я доехал до Калача; оттуда надо было ехать домой на поезде. И тут началось: русские явно прорвались через румын. Ходу им до моста через Дон всего ничего. Идиоты, они действовали, как тыловики – один сказал «ой», и остальные сказали «ах!». Если бы там были регулярные части вроде нас… Все было бы по-другому. Герр обер-лейтенант, мы с нашими могли бы там закрепиться и организовать оборону!
Я хотел его успокоить:
– Ну, сомневаюсь, что мы справились бы лучше.
– Но меня блевать тянет от того, что вышло! Когда русские наконец появились на берегу Дона – лишь день спустя, – настал конец моему отпуску. Тогда я поспешил добраться обратно в свою роту.
– Господи, Юшко, и ты не подумал об аэропорте, ты, старый проныра?
– Нет, как-то не подумал.
Меня тронуло его невезение; но я был рад, что он снова со мной.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.