«Я из народа вышел поутру…»

«Я из народа вышел поутру…»

В октябре 1973 года (6-25-го) на Ближнем Востоке вновь разразилась война, которая стала прологом к поистине тектоническим сдвигам в мировой политике. Египет и Сирия совершили вооруженное нападение на Израиль, но после первоначальных успехов вынуждены были отступить. Во многом это случилось из-за позиции США, которые вынудили мировое сообщество осудить действия арабов. В ответ те предприняли ответные шаги: страны ОПЕК объявили эмбарго на поставки нефти в США и приняли решение о сокращении добычи нефти на 25 %. Так они пытались надавить на США и Западную Европу, а также заставить Израиль вывести свои войска с оккупированных арабских территорий.

Самое интересное, что СССР в этой ситуации поддержал не арабов, а… Запад. Еще во время войны он отказался возобновлять поставки оружия арабам (а США, наоборот, свое оружие Израилю усиленно поставляли), зато протянул руку помощи Западу, согласившись продавать ему сырую нефть по весьма щадящим ценам. Сделано это было, конечно же, не случайно. Дружба с арабами подразумевала под собой поступление куда меньших денег, чем ориентация на Запад. Ведь советская корпоратократия все сильнее брала крен в сторону чистого бизнеса, оставив идеологию лишь в качестве ширмы.

Такая ситуация складывалась во всех советских госструктурах, включая КГБ. В качестве ширмы Комитет все еще выставлял на авансцену своей работы все ту же идеологию, но на самом деле это уже было скорее бизнес-учреждение, где прагматизм стал доминировать над идеологией. Вот и возможный агент влияния Владимир Высоцкий тоже работал не столько ради идеи (хотя и она у него была — помочь таким деятелям как Андропов прийти к власти), сколько ради денег и красивой жизни. Профессиональные актерские навыки позволяли ему играть перед рядовыми гражданами роль «своего парня», хотя на самом деле ему были ближе миллионеры по-советски типа золотодобытчика Вадима Туманова, с которым он подружился в апреле 73-го. Как пел сам Высоцкий:

Я из народа вышел поутру —

И не вернусь, хоть мне и предлагали…

Пока многомиллионный советский народ продолжает относить Высоцкого к рангу несгибаемых сопротивленцев, власть продолжает… делать реверансы в его сторону. Так, в начале 1974 года на фирме грамзаписи «Мелодия» выходят сразу два твердых миньона Высоцкого. Кроме этого, он приглашен писать песни количеством более трех десятков (!) в фильмы двух центральных киностудий — «Мосфильм» («Бегство мистера Мак-Кинли») и имени Горького («Иван да Марья»), а также одной периферийной — Рижской («Стрелы Робин Гуда»). Более того: высшие инстанции разрешают Высоцкому и Марине Влади записать на «Мелодии» их первый диск-гигант в СССР. Подчеркнем, что все это происходит в разгар кампании по высылке из страны Александра Солженицына, который решился опубликовать на Западе свой главный труд — «Архипелаг ГУЛАГ». В итоге в феврале 1974 года писателя выслал из страны.

Кстати, в эти же самые дни по советскому ТВ снова показали фильм «Сюжет для небольшого рассказа» с Мариной Влади в главной роли. Как мы помним, эту ленту по ЦТ крутят постоянно: в 1972 году ее показали два раза, в 1973-м — один, в 1974-м — еще раз. Все это ясно указывало на то, что кто-то из больших советских начальников так сильно влюблен в эту ленту (или в Марину Влади), что требовал показывать ее вновь и вновь.

Тем временем, пока все советские СМИ продолжают бурно клеймить «отщепенца Солженицына», Высоцкий занят другим — ждет очередного приезда жены из Франции. Причем за несколько часов до этого, 8 апреля, он отправляется в Ждановский райком КПСС, чтобы пройти собеседование на предмет своего поведения за границей: Высоцкий в скором времени должен был отбыть с женой во Францию. Рандеву длилось час с лишним: суровый инструктор на полном серьезе наставлял актера «что там можно, что нельзя» и как нужно себя вести, чтобы не угодить в сети коварных западных спецслужб. Чуть позже Высоцкий напишет об этом одну из лучших своих песен — «Инструкция перед поездкой за рубеж».

Зная о том, как вел себя Высоцкий год назад во время своего первого заграничного турне — выехал туда как фигурант административно-уголовного дела, да еще и задержался на неделю, можно предположить, что эта встреча была чистой фикцией. Наставлять Высоцкого можно было сколько угодно, однако вести он себя за границей мог так, как ему заблагорассудится, поскольку люди, которые его «крышевали» в любом случае гарантировали ему надежное прикрытие от любых неприятностей на родине.

Сразу после посещения райкома Высоцкий отправился в Шереметьево, чтобы встретить там свою супругу, прилетавшую из Парижа. Вечером Высоцкий был в театре, где играл в «Добром человеке из Сезуана».

Утром следующего дня, 9 апреля, Высоцкий и Влади отправились в студию звукозаписи на улицу Качалова, чтобы записать там свои песни. Поводом к этому событию послужила фантастическая раскупаемость двух последних миньонов с песнями Высоцкого, которые вышли в свет в марте. На волне этого успеха фирма «Мелодия» и решила дать Высоцкому возможность записать сразу диск-гигант, да еще не одному, а со своей женой-француженкой. О том, как проходила запись, вспоминает сама М. Влади: «Мы записываем пластинку в большой аудитории. В противоположность кино здесь времени даром не теряют. В три захода дело сделано. Записывают целиком, без монтажа. Это очень тяжело, и ты срываешься, когда я ошибаюсь. Но мне правда трудно: во-первых, петь по-русски, во-вторых, без остановок, и к тому же я очень волнуюсь, когда пою твои песни у тебя на глазах.

Мы понимаем, что, если пластинка выйдет, это будет своего рода официальное признание твоего статуса автора-композитора. И потом — мы довольно скромно живем на твою актерскую зарплату, так что лишние деньги не помешают. Но самое главное — это то, что мы впервые работаем вместе. И все наши мечты могут осуществиться, если пластинка выйдет: гастроли, концерты, спектакли, фильмы. Да все, что угодно!..

Охрипшая, измотанная, на последнем нервном пределе, я все-таки записываю все песни в положенное время. Я этим здорово горжусь, особенно после того, как музыканты стали аплодировать мне, стуча смычками по скрипкам, как это принято на концертах классической музыки. Ты доволен и записываешь свою сторону с ходу и в отличном настроении. Наша пластинка наконец готова. Звукооператоры тут же микшируют звук, нас фотографируют на конверт. И все-таки, несмотря на предпринятые меры, пленка тайком переписывается и моментально расходится по рукам. И поэтому задолго до предполагаемого выхода пластинки мы уже знаем, что песни страшно понравились публике…».

В тот день были записаны следующие песни: в исполнении Марины Влади — «О двух автомобилях», «Так дымно», «Я несла свою беду», «Марьюшка», «Так случилось, мужчины ушли», «Как по Волге-матушке»; в исполнении Владимира Высоцкого — «Цыганская», «Белое безмолвие», «Лирическая», «Ноль семь», «Дом хрустальный», «Еще не вечер», «Москва — Одесса», «Скалолазка», «Она была в Париже», «Кони привередливые» и другие: всего он спел 26 песен. К сожалению, только четыре последние песни увидят свет в ближайшее время — через год — на пластинке-миньоне, а остальные пролежат в архивах «Мелодии» еще несколько лет. И свой первый диск-гигант, выпущенный на родине, Высоцкий так никогда и не увидит — он выйдет только после его смерти.

В приведенном выше отрывке из мемуаров Влади обратим внимание на слова «мы довольно скромно живем на твою актерскую зарплату». На самом деле Высоцкий зарабатывал по несколько тысяч рублей в месяц, ч то по советским меркам считалось более чем хорошо. Эти деньги складывались из разных форм заработка: 1) зарплата в театре — 150 рублей; 2) гонорары за кинороли и написание песен и музыки к фильмам — несколько тысяч рублей); 3) отчисления от пластинок, а таковых в 1973–1974 годах у него вышло две, причем миллионными тиражами — несколько сотен рублей; 4) гонорары за концерты — сумма переваливала за тысячу рублей, учитывая, что за одно часовое выступление Высоцкий установил себе тогда таксу в 150 рублей. Так что Влади здесь лукавит, пытаясь представить своего супруга этаким бессребреником. Впрочем, подобные мифы ходили о нем тогда, в 70-е; обильно тиражируются они и сегодня с одной единственной целью — спрятать правду о подлинном житье-бытье Высоцкого.

В этом житье-бытье «шансонье Всея Руси» появляется очередной приятель-миллионер: как говорится, деньги к деньгам. Речь идет о ценном агенте ПГУ, разведчике и бизнесмене иранского происхождения Бабеке Серуше, с которым Высоцкий знакомится в начале 1974 года благодаря своему приятелю — композитору Анатолию Бальчеву: он играл в оркестре элитного ресторана в Архангельском.

Бабек Серуш, курд по национальности, был гражданином Ирана, сыном одного из лидеров иранской компартии ТУДЭ. В конце 30-х партия была разгромлена, и отец Бабека эмигрировал в СССР. Чуть позже следом за ним в Москву приехали и жена с маленьким Бабеком. Мальчика отдали учиться в интернат в городе Иваново, где воспитывались дети иностранных коммунистов. Закончив его, Бабек поступил в МГУ, на физический факультет. Именно там, скорее всего, его и завербовал КГБ (Первое Главное Управление — разведка) с целью в ближайшем будущем сделать из него преуспевающего западного бизнесмена. Тем более, что к тому времени родители Бабека переехали на постоянное место жительство в ФРГ — то есть место для легализации у Бабека уже было.

Приехав в ФРГ в самом начале 70-х, Серуш открывает в Кельне компанию International Processing Systems (IPS), которая занимается поставками технологического оборудования в СССР в обход эмбарго КОКОМ (Международного координационного комитета по экспортному контролю). Эта организация возникла в 1949 году в Париже (участники — США, почти все страны НАТО, а также Япония) для того, чтобы предотвратить экспорт военных устройств и новейших военных технологий в социалистические страны. Однако меры, предпринимаемые КОКОМ в этом направлении, были малоэффективны: многие западные страны закрывали глаза на экспорт военных технологий со своих территорий, поскольку это приносило колоссальные прибыли их бюджетам. Особенно активно международный «шлюз» технологий действовал на территории ФРГ: из общего объема нелегального импорта технологий 65 % приходило из США, 10,5 % — из ФРГ, 8 % — из Франции, 7,5 % — из Великобритании, 3 % — из Японии. Фирма Серуша имела одну особенность: если большинство германских компаний не были шпионскими, то его IPS была создана непосредственно ПГУ КГБ (Управлением «Т» — научно-технической разведкой). Отметим, что до уровня управления это подразделение выросло в 1974 году, а до этого это был 10-й отдел ПГУ под руководством М. Липатова. В Управлении «Т» работало 1 000 человек, причем в Москве было сосредоточено только 300 сотрудников, а остальные трудились за рубежом.

Из аналитического отчета ЦРУ, составленного в середине 70-х: «Западное оборудование и технологии сыграли очень важную, если не решающую роль в прогрессе советской микроэлектронной промышленности. Иными словами, этот процесс можно рассматривать как результат более чем десятилетней успешной деятельности по приобретению в странах Запада сотен единиц оборудования общей стоимостью несколько миллионов долларов, ориентированных на военные нужды. Приобретение оборудования осуществляется незаконными методами, в том числе и тайно…».

К середине 70-х более 300 предприятий в трех десятках стран специализировались на импорте в СССР иностранных секретных технологий и оборудования. Этот бизнес считался сверхприбыльным. И дело было не только в сумме услуг за посредничество, порой превышающих 50 %, но и в том, что с этих доходов не нужно было платить налоги. Деньги поступали наличными или переводились на номерные счета в швейцарских банках.

Фирма Серуша действовала следующим образом. Она закупала вычислительную технику в разных странах мира (у Серуша было еще 14 дочерних компаний в разных частях света, открытых, естественно, на деньги КГБ), после чего доставляла ее в ФРГ. Оттуда эта техника, снабженная поддельными фрахтовыми документами и накладными, переправлялась сначала в ГДР, а затем в СССР. Фирма Серуша извлекала баснословные прибыли из этого бизнеса, и эти деньги шли на разные цели: одна часть покрывала расходы ПГУ, другая шла непосредственно самому Серушу и его людям.

На деньги, вырученные на этих операциях, Серуш приобрел себе жилплощадь и на своей второй родине — в СССР. Он купил квартиру на Фестивальной улице у Речного вокзала, а также выкупил у знаменитой певицы Людмилы Зыкиной дачу в Опалихе, на 26-м километре Волоколамского шоссе. Именно там чаще всего он и будет встречаться с Высоцким, когда их пути будут пересекаться в Союзе.

Но вернемся к событиям весны 1974 года.

29 апреля Высоцкий и Влади выезжают на «железном коне» в Париж. Во время этого вояжа Высоцкий познакомился сразу с двумя своими соотечественниками: артистом балета Михаилом Барышниковым, который в те дни находился с гастролями в Париже, и художником Михаилом Шемякиным, выдворенным в 1971-м из СССР, который до этого проживал в Ленинграде. Отметим, что всего через полтора месяца Барышников тоже станет отщепенцем — сбежит на Запад. Однако это не станет для Высоцкого поводом прекратить с ним общение, когда он будет приезжать за границу. И советские власти ни словом не упрекнут в этом барда, хотя всем остальным советским гражданам общаться с отщепенцами было категорически запрещено под угрозой суровых санкций.

Вспоминает М. Шемякин: «Я прослушал несколько песен Высоцкого — и меня прежде всего потрясла «Охота на волков». Одной этой песни было достаточно для меня, чтобы понять: Володя — гений! Все, баста! В этой песне было сочетание всего. Как говорят художники: есть композиция, рисунок, ритм, цвет — перед тобой шедевр. Тоже самое было в этой песне — ни единой фальшивой интонации…».

Мы прекрасно помним эту песню 1968 года. Помним мы и строчку из нее: «Обложили меня, обложили, но остались ни с чем егеря». Действительно, «егеря», мечтавшие «сожрать» Высоцкого, ничего не могли с ним поделать ввиду мощной крыши над его головой, воздвигнутой его покровителями в советских верхах. Он мог себе позволить все, что захочет как у себя на родине, так и за рубежом, будучи в полной уверенности, что эти покровители его не сдадут.

На родину Высоцкий возвратился в начале июня 1974 года на новом «железном коне» — бежевой «БМВ-2500», которая заняла место старенького «Рено», отправленного на заслуженный покой. Точнее будет сказать, что Высоцкий купил не одну, а целых две «бээмвухи» — бежевую и серую: последнюю доставили чуть позже. Спрашивается, на какие такие шиши наш герой приобрел себе сразу две иномарки, если сама Марина Влади некоторое время назад уверяла нас, что зарплата у ее супруга была более чем скромная? А ведь госпошлина только за одну иномарку в СССР тогда достигала 8 тысяч рублей! А тут сразу две — значит, надо было заплатить 16 тысяч!

Но мы же отмечали, что французская кинодива лукавит — деньги у Высоцкого были, причем деньги немалые. Правда, мог быть и другой вариант — советские власти разрешили Высоцкому не выплачивать госпошлину по каким-то высшим соображениям — так, например, произошло тогда же с нашим великим вратарем Владиславом Третьяком. Послушаем его рассказ:

«Желтую двухместную «Тойоту» я получил в 1976 году как приз лучшему игроку на Кубке Канады. Сидел тогда у телевизора, и вдруг объявляют: по решению жюри Третьяку — «Тойота». Представляете? Я чуть с ума не сошел. Ее прислали сюда и сначала обложили пошлиной 8 тысяч рублей. Я сказал, что не смогу. Ведь огромные деньги. Но потом Министерство внешней торговли разрешило мне взять беспошлинно с условием, что пять лет не буду продавать…».

Нечто подобное могло случиться и с Высоцким. Однако здесь возникает другой вопрос: за какие такие заслуги? С Третьяком понятно — он был знаменитым игроком, офицером Советской Армии, членом ЦК ВЛКСМ, его любил и ценил сам Брежнев, обожавший хоккей. Но Высоцкий-то был полудиссидентом, за которым к тому же тянулся длинный алкогольный шлейф. У него даже никакого официального звания не было. За что ему могли простить госпошлину на два автомобиля? Может быть, за то, что он прекрасно справлялся с деятельностью агента советского влияния за рубежом, что не могло не быть оценено либералами во власти?

Кстати, с бежевой «БМВ» потом произошла весьма неприятная история. Она окажется среди… угнанных, и Высоцкого обяжут пользоваться только одной — законной. Но наш герой, вновь следуя смыслу своей песни «Охота на волков», что называется, «забьет» на «егерей». Он будет гонять на обеих иномарках, переставляя с них номера. В итоге краденую машину все-таки отследит Интерпол и потребует вернуть ее обратно в Германию. А с Интерполом связываться Высоцкий не станет, что понятно: КГБ хоть и мощная организация, но зачем так открыто подставляться?

Пока Высоцкий рассекает по Москве и окрестностям на двух иномарках, из страны выдворяется его коллега по песенному жанру Александр Галич. Как мы помним, давление властей на него началось еще в конце 1971 года, когда он был исключен из всех творческих Союзов (писательского и кинематографического) и остался практически без работы. После этих событий положение Галича стало катастрофическим. Еще совсем недавно он считался одним из самых преуспевающих авторов в стране, получал приличные деньги через ВААП, которые от души тратил в дорогих ресторанах и заграничных вояжах. Теперь все это в одночасье исчезло. Автоматически прекратились все репетиции, были сняты с репертуара спектакли, заморожено производство начатых фильмов.

Оставшемуся без средств к существованию Галичу приходится пуститься во все тяжкие — он потихоньку распродает свою богатую библиотеку, подрабатывает литературным «негром» (пишет за кого-то сценарии), дает платные домашние концерты (по 3–5 рублей за вход). Но денег — учитывая, что Галичу приходилось кормить не только себя и жену, но и двух мам, а также сына Гришу, который родился в 1967 году от связи с художницей по костюмам Киностудии имени Горького Софьей Войтенко, — все равно не хватало. Все эти передряги, естественно, сказываются на здоровье Галича. В апреле 72-го у него случается третий инфаркт. Так как от литфондовской больницы его отлучили, друзья пристраивают его в какую-то захудалую клинику. Врачи ставят ему инвалидность второй группы, которая обеспечивала его пенсией… в 60 рублей.

Власти не спускали глаз с Галича, причем помогали им это делать… некоторые друзья барда, о которых мы уже говорили в первой главе нашего повествования. Когда в 1974 году за рубежом вышла вторая книга песен Галича под названием «Поколение обреченных», это послужило новым сигналом для атаки на барда со стороны властей. Когда в том же году его пригласили в Норвегию на семинар по творчеству Станиславского, ОВИР отказал ему в визе. Ему заявили: «Зачем вам виза? Езжайте насовсем». При этом КГБ пообещал оперативно оформить все документы для отъезда. И Галич сдался, прекрасно понимая, что властям не угоден ни он сам, ни его песни — в отличие от того же Высоцкого, песнями которого заслушиваются все, в том числе и многие из власть предержащих. 25 июня Галич навсегда покинул Советский Союз.

Высылка из страны певца четко укладывалась в стратегию кремлевских либералов, которые, влияя на Брежнева, убедили его в том, что опасность для идеологии представляют лишь «радикальные подрывные элементы», в то время как остальные безопасны, а иные из них, как тот же Высоцкий, даже полезны.

На момент высылки Галича Высоцкий вместе с «Таганкой» был на гастролях в Набережных Челнах. И там в один из дней — 1 июля — он подбил своих коллег заехать в Елабугу, причем лично выбил катер у городского начальства, чтобы посетить дом, где в августе 1941 года свела счеты с жизнью поэтесса Марина Цветаева. Как мы помним, Цветаева была женой Сергея Эфрона — сотрудника НКВД, который выполнял секретные задания чекистов в Париже и Берлине. Учитывая, что Цветаева знала о деятельности своего супруга и даже выгораживала его перед французской полицией, можно сказать, что они были агентурной парой — почти такой же, как Владимир Высоцкий и Марина Влади. Не этим ли обстоятельством можно было объяснить и желание нашего героя съездить в Елабугу?

Тем летом Высоцкий как актер был задействован сразу в двух фильмах — «Бегство мистера Мак-Кинли» и «Единственная дорога». Роли у него там небольшие: в «Мак-Кинли» это певец Билл Сигер, в «Дороге» — советский военнопленный Солодов. Обе ленты снимались на «Мосфильме» летом 74-го. Причем в первом фильме был один характерный эпизод, о котором вспоминал режиссер Михаил Швейцер: «Во время съемок «Бегства мистера Мак-Кинли» прибежала Соня (второй режиссер и жена Швейцера Софья Милькина) и сказала: «Сейчас звонили из КГБ и просили отпустить ровно на один час Высоцкого»».

Кстати, наш герой имел шанс в том году сняться еще в одной мосфильмовской картине — комедии Георгия Данелии «Афоня», в роли главного героя сантехника Афони Борщева. Но Данелия предпочел ему Леонида Куравлева. Почему? По словам режиссера, «Остановились на Куравлеве. И не ошиблись! Есть в Куравлеве какой-то секрет. Афоне в его исполнении прощают то, чего никогда бы не простили ни Афоне Ольбрыхского, ни Афоне Высоцкого. А этого мы и добивались. Нам хотелось, чтобы зрители в конце фильма не возненавидели нашего Афоню, а пожалели…».

Натурные съемки «Мак-Кинли» и «Дороги» проходили на Балканах: в Венгрии («Мак-Кинли») и Югославии («Единственная дорога»). Вообще в те годы Высоцкого часто будет тянуть на Балканы. И вообще складывается такое впечатление, что его и пригласили в оба фильма только ради того, чтобы он посетил эти края. Ведь роли у него не только маленькие, но и бессловесные — он только песни поет. Вот и сам Высоцкий говорит об этом же: «Роль у меня (в «Единственной дороге». — Ф. Р.) без слов, без единого слова, но зато с песнями… Роль со смертью, чтобы так дней за пять отсняться, умереть, спеть и закончить. Я под это дело съездил в Югославию…».

Кстати, тем летом Высоцкий пытался пробить через ОВИР возможность для себя ездить за границу с помощью многократной визы, и посол СССР во Франции Червоненко вызвался быть ходатаем певца в этом деле. Однако московские власти не стали делать для Высоцкого исключения, поскольку практика многократных виз в СССР еще не была внедрена: это случится во второй половине 70-х, чем Высоцкий в итоге и воспользуется. А пока он многократно отправляется за границу под благовидным предлогом — под видом артиста, который снимается в фильмах, где есть загранпоездки.

В Венгрии, где Высоцкий помимо съемок дал серию концертов в советских воинских частях (17–25 июля 1974 года) с ним произошла любопытная история. Она случилась в городе Матиаш Фельде. Вот как его описывает высоцковед М. Цыбульский, ссылаясь на слова заведующего постановочной частью Народного театра Южной группы войск Л. Орлянского:

«Зал Дома офицеров был довольно большим, но все равно не смог вместить всех желающих, многие зрители стояли. Что Высоцкий пел, я не помню, но запомнил зато такой эпизод: начальник политотдела генерал Ищенко, его жена и несколько человек из «свиты» демонстративно встали со своих мест в первом ряду и покинули зал. Произошло это в самом начале концерта. Высоцкий вроде как и не заметил их ухода, а может не показал вида».

Далее М. Цыбульский размышляет об этом эпизоде следующим образом: «Довольна странная история, причем странно не то, что генерал ушел с концерта, а то, что он, явно будучи недоброжелателем Высоцкого, разрешил провести его выступление. Ведь начальник Дома офицеров был непосредственно подчинен начальнику политотдела и просто не мог организовать его выступление без его ведома. В Советской армии у начальства испрашивали разрешения и по куда менее значительным поводам…».

Попытаемся продолжить мысль высоцковеда. Судя по всему, о том, что Высоцкого «крышует» ведомство Андропова, фронтовик генерал Ищенко прекрасно знал. И решил выразить Высоцкому демонстративное презрение как креатуре чекистов. Ведь генерал мог вовсе не приходить на тот концерт в Доме офицеров. Однако он специально туда пришел, дождался, когда в зал набилось побольше народу, после чего покинул его на глазах у изумленной публики. Конечно же, большинство собравшихся не поняли истинного смысла этого жеста или поняли его слишком прямолинейно — дескать, политруку не нравится творчество Высоцкого, зато те, кто был посвящен, в том числе и сам Высоцкий, прекрасно во всем разобрались.

Завершив съемки и гастроли в Венгрии, Высоцкий 26 июля уже был в соседней балканской стране — Югославии, чтобы уже отсняться в фильме «Единственная дорога» режиссера Владо Павловича. Фильм рассказывал о том, как в годы войны группа советских военнопленных, которых фашисты заставили вести колонну машин с горючим, подняла восстание. Высоцкому в ленте досталась самая короткая роль (10 съемочных дней) — роль военнопленного Солодова, который погибает в самом начале похода. Но перед этим его герой успевает спеть песню «Мы не умрем мучительною жизнью…», которая была не столько о войне, сколько подразумевала современную действительность. Высоцкий был филигранным мастером подтекста и ловко клеймил советскую реальность, надев на себя форму времен войны:

Нас обрекли на медленную жизнь —

Мы к ней для верности прикованы цепями…

Или:

Но разве это жизнь — когда в цепях,

Но разве это выбор — если скован!..

Причем в кадре Высоцкий пел эту песню, обливаясь кровью после многочисленных ударов прикладом автомата от фашистского конвоира. В подтексте этой сцены читалось следующее: вот таким же образом и советские коммунисты вроде Михаила Суслова избивают Высоцкого за его свободолюбивые песни. Судя по всему, именно ради этого нашего героя и пригласили на эту роль: чтобы он пропел с экрана о своей — и таких же как он либералов — нелегкой доле в СССР.

В Югославии Высоцкий и Влади пробыли больше месяца. Причем всего 9 дней наш герой снимался в «Единственной дороге», а съемки проходили в крупнейшем порту Черногории Баре на Адриатическом побережье — кстати, самый деловой город в этой небольшой республике. И если вся съемочная группа жила на берегу, то Высоцкий и Влади поселились отдельно — на небольшом острове, который соединяла с сушей длинная дамба, в бывшем рыбачьем становище, теперь превращенном в фешенебельную гостиницу для туристов. Высоцкий приезжал на съемки на своем автомобиле, быстро снимался (вне очереди), после чего уезжал в неизвестном направлении. То есть времени на то, чтобы заниматься агентурно-шпионскими делами, у него было более чем достаточно.

Как вспоминает актер Г. Юхтин, «Я играл немецкого капеллана. Нас собирали отдельно от военнопленных, и поэтому с Высоцким я почти не общался. Только однажды, когда он приехал с Мариной на остров Цветов, где была последняя остановка перед отлетом на родину, у нас оказалось время для разговоров. Собралась почти вся группа. Нас фотографировали. Потом я видел некоторые снимки. Наши актеры выглядели импозантно, как иностранцы, а Высоцкий и Влади, наоборот, были одеты и очень просто и вели себя естественно…».

Во время пребывания в Югославии Влади застает врасплох неприятное известие: позвонила ее родная сестра — неизвестные воры обокрали ее парижскую квартиру. Причем украли почти все подчистую: драгоценности, серебро, меха, кинокамеры, радиоаппаратуру. Это известие вызвало у Влади… приступ смеха, в то время как Высоцкий встретил его без особой радости. По словам Влади, «Я сообщаю тебе эту новость весело, будто забавную историю. Ты же страшно расстроен. В твоих глазах все эти вещи — бесценные сокровища. Мне приходится тебя утешать…».

Расстройство Высоцкого понять можно. Он ведь наполовину был евреем, а это люди более чем прагматичные. Поэтому он и был озадачен: теперь надо снова трудиться в поте лица, чтобы побыстрее восполнить похищенное.

Отдыхая на острове, супруги находят время и для выездов на материк. Так, они приезжали в Белград, где дали два концерта: один — у приятеля Высоцкого В. Терехова (22 августа), другой — в советском посольстве в Белграде (23 августа). Оба концерта, судя по всему, были ширмой: они должны были обеспечить прикрытие суперпаре для того, чтобы встретиться с агентурой КГБ в Югославии.

Послом СССР в этой стране в ту пору был В. Степаков, который когда-то заведовал отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС и приложил руку к гонениям на Высоцкого в конце 60-х: речь идет о статьях в газетах «Советская Россия» и «Комсомольская правда» летом 1968 года; кстати, и свое письмо в ЦК КПСС наш герой направлял на имя Степакова. В иных обстоятельствах Высоцкий вряд ли бы принял предложение своего недоброжелателя выступить перед ним с концертом, но теперь ситуация была иной — Высоцкий уже был вхож в «большие кабинеты» и, видимо, хотел показать это послу.

Вообще, та поездка отняла у Высоцкого много нервов. Несмотря на то, что внешне все выглядело чинно и благородно — несложные съемки в фильме, отдых на острове, — на самом деле эта поездка почему-то негативно сказалась на самочувствии нашего героя. Как будто он не отдыхать ездил на остров, а ходил там чуть ли не по лезвию ножа. В итоге, когда в начале сентября 1974 года он отправился с «Таганкой» на гастроли в Вильнюс, там у него случился психологический срыв. А предшествовал ему следующий эпизод, датированный 10 сентября.

В тот день актриса Театра на Таганке Алла Демидова должна была выехать из Вильнюса в Москву, чтобы там отсняться в ряде эпизодов фильмов «Бегство мистера Мак-Кинли» (в небольшой роли певца Билла Сигера в нем снимался и Высоцкий, да еще и написал к фильму целых 9 баллад) и «Выбор цели». Но, приехав на вокзал, внезапно обнаружила, что забыла в гостинице парик. Пришлось сломя голову лететь обратно. Запихнув парик в чемодан, Демидова выскочила на площадь перед гостиницей, но ни одного свободного «такси» там уже не было. А время поджимает, да и дождь хлещет вовсю. В этот миг на своем собственном новеньком «БМВ» к гостинице подруливает Высоцкий. Он только что выступал с концертами сразу в двух учреждениях — ВНИИРИПе и клубе «Заря», в руках у него охапка цветов. Демидова, естественно, к нему: «Подвези, Володя!». А он, такой безотказный до этого, на этот раз отказывает, сославшись на усталость и заверив коллегу, что такси сейчас непременно подъедет. Такси действительно подъехало, но на душе у Демидовой долго оставался муторный осадок.

Высоцкий действительно мог тогда устать после двух концертов. Но может быть и другое: у него в тот вечер могло быть назначено важное свидание, которое он никак не мог пропустить. А сказать Демидовой правду он не мог, потому и сослался на усталость. Встреча же эта ввергла Высоцкого в такую депрессию, что спустя три дня он и сорвался в «пике». Ему даже пришлось лечь в больницу, правда, пробыл он там всего лишь день, после чего попросту сбежал. Бывший при нем почти постоянно его коллега по театру Иван Дыховичный рассказывал следующее:

«Володя сидел в одной комнате гостиничного номера, я — в другой. Он что-то писал, вдруг вскочил, промчался мимо меня на балкон, я физиологически почувствовал, что будет нечто страшное. Еле успел выскочить за ним — он уже стоял по ту сторону балкона. На нем была кожаная куртка — я ухватился за нее, она выскальзывала, и тут он посмотрел мне в глаза. Конечно, я не удержал бы его силой. Я удержал его мольбой — он посмотрел на меня и из чистого человеколюбия ухватился за перила…».

Вполне вероятно, в срывах Высоцкого была виновата Марина Влади. Не случайно Валерий Золотухин в те дни записал в своем дневнике следующие строчки: «А мне сдается, он (Высоцкий. — Ф. Р.) рвать с ней хочет. Что-то про свободу он толковал. Раньше, дескать, она именно давала ее. А теперь вот именно она и забирает ее…».

Впрочем, по версии самой Влади порвать с мужем хотела именно она, а не наоборот. Марина в те дни жаловалась Давиду Карапетяну: «Еще одна такая реклама в журнале — и ни один уважающий себя режиссер не захочет иметь со мной дела (Влади снималась в рекламе, чтобы обеспечить им с Высоцким достойную жизнь. — Ф. Р.). Все. Он меня постоянно предает, причем в самые неподходящие моменты. Я сделала все, что смогла. Пора спасать свою шкуру».

Напомним, все эти события происходят спустя две недели после того, как Высоцкий и Влади вернулись из поездки по Югославии. Внешне — феерической поездки. И вдруг — такие срывы и такие заявления! Здесь явно крылась какая-то тайна, объяснить которую звездная чета никому была не в состоянии. Однако обратим внимание на следующий факт. Вскоре после этих заявлений обоих супругов к ним начинают поступать весьма заманчивые творческие предложения — например, им пообещают выпустить диски сразу на двух звукозаписывающих фирмах — одной советской («Мелодия») и одной французской («Шан дю Монд»), которую тоже можно назвать просоветской, поскольку она была на балансе Французской компартии. Как будто кто-то свыше помогал не развалиться их браку посредством новых заманчивых предложений. Впрочем, не будем забегать вперед и вернемся к событиям октября 74-го.

Видя, в каком самочувствии находится Высоцкий, Любимов принимает решение временно отстранить его от работы в театре; вполне возможно, что кто-то свыше посоветовал режиссеру дать актеру необходимый для него отдых.

Устранившись от работы на сцене, Высоцкий не бросил концертировать — дал несколько выступлений не только в Риге, но даже одно в Москве, где он пробыл несколько дней. После этой поездки певец вернулся другим человеком — заметно повеселевшим. И даже рассказал своим коллегам по театру о том, как этим летом ездил в Югославию на съемки фильма «Единственная дорога». С гордостью сообщил, что приобрел там дорогую обновку для… своей супруги Марины Влади — дубленку.

Однако уже очень скоро настроение Высоцкого вновь подверглось перемене. Но на этот раз причина была трагическая: 2 октября, на съемках фильма «Они сражались за Родину», внезапно скончался Василий Шукшин. Было ему всего 45 лет. Большинство его коллег восприняли эту кончину как личную трагедию. Говорят, Андрей Тарковский, едва ему об этом сообщили, упал в обморок. А Владимир Высоцкий впервые в жизни… заплакал. Позднее он сам признается в этом: «Я никогда не плакал. Вообще. Даже маленький когда был, у меня слез не было — наверное, не работали железы. Меня даже в театре просили — я играл Достоевского, и режиссер сказал: «Ну, тут, Володь, нужно, чтобы слезы были». И у меня комок в горле, я говорить не могу — а слез нету. Но когда мне сказали, что Вася Шукшин умер, у меня первый раз брызнули слезы из глаз…».

На похороны Шукшина Высоцкий специально примчался из Ленинграда (там теперь гастролировала «Таганка») в Москву, выжимая из своей «бээмвухи» предельную скорость. Гнал так, что протекторы кипели.

Случилась в те дни еще одна смерть, которая отразилась на Высоцком. Речь идет об уходе из жизни министра культуры СССР Екатерины Фурцевой (24 октября). Причем уже тогда в обществе широко обсуждалась версия о том, что смерть эта последовала не от естественных причин, а в результате суицида — якобы министр покончила с собой на почве личных и служебных переживаний. Для нашего героя эта смерть в какой-то мере стала благом, поскольку сдвинула с мертвой точки вопрос выхода в свет его первого диска-гиганта. Дело в том, что на тот момент на его счету было только три пластинки, причем все — миньоны. Как мы помним, в апреле этого года Высоцкий и Влади напели на «Мелодии» два десятка песен под клятвенное обещание руководителей фирмы грамзаписи, что большая часть этих произведений войдет в диск-гигант. Однако затем на пути этого диска возникли трудности — выход его стал торпедироваться. И одной из активных участниц этого процесса была именно Фурцева.

Когда бывший помощник Андропова Георгий Шахназаров (он тогда работал в должности заместителя заведующего Международным отделом ЦК КПСС, а последний, как мы помним, имел непосредственное отношение к международным делам агента влияния Высоцкого) взял на себя хлопоты по «пробиванию» диска-гиганта певца, осадила его, причем достаточно резко, именно Екатерина Алексеевна. Она лично позвонила Шахназарову и спросила. «Зачем вы проталкиваете пластинку Высоцкого?». «Международник» объяснил: дескать, это талантливый человек, надо дать ему дорогу. На что Фурцева изрекла: «Не вмешивайтесь не в свои дела — вылетите!».

В итоге с должности Шахназаров не вылетел, но свои попытки помочь Высоцкому тогда оставил. Вопрос о выходе диска повис в воздухе и висел до тех пор, пока была жива Фурцева. А едва она ушла из жизни, как эта проблема легла на плечи ее преемника — нового министра культуры СССР Петра Демичева. Но о том, как будут развиваться события в этой истории дальше, разговор впереди, а пока еще пару слов о работниках Международного отдела ЦК КПСС.

Вспоминает Р. Косолапов (в 1966–1974 годах — лектор, консультант, руководитель группы консультантов, заместитель заведующего в отделе пропаганды ЦК КПСС, в 1974–1976 годах — первый заместитель главного редактора газеты «Правда»): «В отношении ребят из Международного отдела ЦК КПСС ходили легенды. Даже частушка была такая: «А там все мальчики, румяные и левые. А в глазах у них Тольятти и Торез, и здоровый сексуальный интерес». Левыми назывались тогда, понятное дело, не левые совсем, а правые. И ориентации те проявлялись, конечно, слегка, но зоркий наблюдатель видел это хорошо. Эта тенденция сквозила во многом. Скажем, в стремлении выезжать за рубеж, на Запад по возможности, и в нелюбви к поездкам куда-то в третий мир. Резко сказывалась в отношении к войне во Вьетнаме: «Они хотят поссорить белых людей», — это нас с американцами. Такие суждения имели место. Я помню, я сам дважды ездил во Вьетнам, участвовал в войне. Естественно, был полон уважения к этому, по-настоящему серьезному, какому-то милому народу, трудолюбивому и ласковому в общении. И мне непонятно было это желание от него отмежеваться, которое шло от атмосферы в международных отделах. Не было, конечно, разделения на партии, но тенденции, настроения — протольяттинские, скажем так, в духе известного доклада Хрущева на ХХ съезде, там с поправками, с окультуриванием некоторых моментов, пассажей. Было сочувствие чехословацким событиям. Отдельные личности допускали известный бойкот даже намечавшимся мероприятиям. И сказать о монолитности настроений было очень сложно…».

И вновь продолжим знакомство с событиями конца 1974 года.

В дни, когда умерла Фурцева, в Москву приехала Марина Влади. Супруг встретил ее как ни в чем не бывало, даже не заикнувшись о том, что совсем недавно жаловался друзьям на свои «несвободные отношения» с женой-иностранкой. А все потому, что должен был прекрасно понимать, как может отразиться на его дальнейшем благополучии его разрыв с Влади — распад такой агентурной суперпары был чреват отрицательными последствиями по всем направлениям: как по бытовым, так и по творческим. Да и пример Александра Галича незримо маячил перед глазами: оказаться без средств к существованию, да еще и выброшенным за кордон, где его мало кто ждал, Высоцкому явно не улыбалось.

Пробыв в Москве пару недель, Влади улетела в Париж, чтобы к Новому году снова быть в Москве. Здесь она частый гость и ни в чем не знает отказа; напомним, что в 70-е ОВИР выдаст ей 72 въездные визы в СССР — в среднем по 6 раз в год!. Кстати, прилетела Влади в роскошной норковой шубе стоимостью не в одну тысячу советских рублей. А ведь совсем недавно, летом 1974 года, ее, как мы помним, обокрали подчистую, вынеся из парижской квартиры не только драгоценности, но и меха. Однако почти все украденное быстро оказалось возмещено новыми покупками и подарками, которые ей, видимо, преподносили состоятельные люди из ближайшего окружения, вроде того же Бабека Серуша.

21 января 1975 года Высоцкий и Влади отправились на прием к новому министру культуры СССР Петру Демичеву — как мы помним, он сел в это кресло после того, как в конце октября прошлого года покончила с собой прежняя хозяйка Минкульта Екатерина Фурцева. Цель у визитеров была одна: сдвинуть с мертвой точки вопрос о выходе первого диска-гиганта Высоцкого, который должен был выйти еще в прошлом году: весной 74-го Высоцкий и Влади напели на «Мелодии» более двух десятков песен для этого «гиганта». Демичев принял гостей весьма радушно: усадил за стол и приказал своему секретарю принести чай и сушки — исконное угощение тех времен в начальственных кабинетах. Под этот чаек и полилась беседа, которая длилась около получаса. Говорили, естественно, об искусстве. Высоцкий, как бы между делом, стал сокрушаться о несчастливой судьбе спектакля Театра на Таганке «Живой»: дескать, в бытность министром культуры покойной Фурцевой ему никак не удавалось выйти в свет. Демичев спросил: «А кто играет Кузькина?». «Золотухин», — ответил Высоцкий. «Это хороший актер», — улыбнулся в ответ министр и пообещал лично посодействовать в выпуске спектакля на сцену; поскольку слово свое он не сдержит, можно сделать вывод, что ответ министра был продиктован лишь его желанием заболтать проблему.

Впрочем, лукавили тогда обе стороны. Например, со стороны Высоцкого лукавство заключалось в том, что он в те дни активно выступал с концертами, где пел песню «Старый дом» («Что за дом притих…»), где Россия-матушка, как в современном, советском, варианте, так и в дореволюционном изображалась в весьма неприглядном свете. Для представителя «русской партии», к которой принадлежал Демичев, подобный взгляд был неприемлем. А то, что Демичев слышал эту песню, сомневаться не приходилось: он внимательнейшим образом следил за творчеством Высоцкого.

Известен случай, который произойдет чуть позже, когда диск-гигант выйдет у певца во Франции. Принимая артиста у себя, Демичев спросит: «Что же вы не привезли мне из Франции ваш диск?». Певец ответит: «А что вам стоит выпустить его здесь?». На что министр откроет сейф и продемонстрирует… ту самую французскую пластинку Высоцкого. Кое-кто из высоцковедов на этом примере делает вывод о двуличии министра: дескать, с одной стороны, он запрещает Высоцкого, а с другой — собирает его пластинки. Хотя дело может быть в ином: диски певца Демичев собирал чисто из служебных надобностей — чтобы быть в курсе того, о чем поет Высоцкий.

Диски с песнями нашего героя были и у Андропова. Впрочем, не только диски — иногда его подчиненные приносили ему и концертные выступления Высоцкого, где звучали песни, интересные шефу КГБ с точки зрения текущей политики. Так что поэтическое творчество барда председателю КГБ было хорошо известно, что вполне объяснимо: артист, который так виртуозно манипулировал миллионами людей с помощью в общем-то нехитрых приемов в виде поэтических откровений под гитару, был достоин того, чтобы им заинтересовался главный чекист страны. Андропов, будучи человеком умным и любящим поэзию, легко разгадывал большинство подтекстовых намеков в поэзии Высоцкого.

Спустя пять дней после визита Высоцкого и Влади в «Мелодию», 26 января 1975 года, из жизни ушла звезда советского кинематографа Любовь Орлова. Почему вспомнилось это событие? Дело в том, что покойная была долгие годы замужем за кинорежиссером Григорием Александровым, и их тандем воспринимался в том же контексте, что и тандем Высоцкий — Влади: он был очень популярен в народе, причем не только внутри СССР, но и далеко за его пределами. Более того, некоторые люди подозревали их в… сотрудничестве с советскими спецслужбами, в том, что этот тандем служил прикрытием для некоторых международных операций КГБ, вроде «атомного проекта» в конце 40-х. Вот как об этом писал в своих мемуарах влиятельный чекист П. Судоплатов:

«…В Западной Европе Василевский (сотрудник внешней разведки, начальник II отдела. — Ф. Р.) выгодно использовал очарование Любови Орловой, знаменитой киноактрисы, и ее мужа, Григория Александрова, режиссера, в качестве прикрытия для встреч с Бруно Понтекорво, Фредериком Жолио-Кюри и другими известными западными учеными…».

Поэтому, видимо, не случайно, что первые зарубежные поездки Орловой, сначала одной, затем с Александровым, в страны Западной Европы совпали с детективной охотой советских спецслужб за секретами атомной бомбы. При этом ни один из биографов этой звездной четы почти никогда не упоминает о подобных встречах, хотя все эти биографы подробно перечисляют имена известных западных деятелей литературы и искусства, с которыми Орлова и Александров были знакомы. Весьма похожая история присутствует и в нашем случае — с Высоцким и Влади.