Собраться с силами, не поддаваться панике
Собраться с силами, не поддаваться панике
А по нашей земле грохотала война.
Сталин выступил с обращением к народу только 3 июля, когда наши войска катились назад, сдавая врагу город за городом.
В голосе Сталина, глуховатом от природы, сейчас появились новые нотки. И новые слова. «Братья и сестры» – так еще никто из наших руководителей не называл наших людей, а вождь именно так назвал рабочих и крестьян, ученых и домохозяек, студентов и солдат. И по мере того, как Сталин заканчивал свое выступление, Яковлев чувствовал, что уверенность и сила возвращаются к нему.
Сталин, похоже, сбросил некоторое оцепенение, и все почувствовали, что у руля снова встал уверенный в себе рулевой.
«Наше дело правое. Враг будет разбит! Победа будет за нами!» – эти слова, которые произнес еще Молотов в своем выступлении 22 июня, сегодня вдруг наполнились уверенностью, и Яковлев всем сердцем поверил, что на капитанском мостике вновь уверенный в себе рулевой – враг будет разбит.
«Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, все подчинив интересам фронта и задачам организации разгрома врага. Народы Советского Союза видят теперь, что германский фашизм неукротим в своей бешеной злобе и ненависти к нашей Родине, обеспечившей всем трудящимся свободный труд и благосостояние. Народы Советского Союза должны подняться на защиту своих прав, своей земли против врага.
Мы должны организовать всестороннюю помощь Красной Армии, обеспечить усиленное пополнение ее рядов, обеспечить ее снабжение всем необходимым, организовать быстрое продвижение транспортов с войсками и военными грузами, широкую помощь раненым.
Мы должны организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов, оказывая во всем этом быстрое содействие нашим истребительным батальонам. Нужно иметь в виду, что враг коварен, хитер, опытен в обмане и распространении ложных слухов. Нужно учитывать все это и не поддаваться на провокации. Нужно немедленно предавать суду Военного Трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешают делу обороны, невзирая на лица».
Из речи И.В. Сталина 3 июля 1941 г.
Яковлев еще в первые дни войны, не дожидаясь приказа по НКАП, отдал распоряжение о подготовке заводов, расположенных в западных районах страны, на которых делались его самолеты, к эвакуации. Собственно, это был 47-й завод в Ленинграде, да бывший немецкий завод в Каунасе, где Антонов только налаживал производство.
С запада шли тревожные телеграммы о сбоях в снабжении, о приближении фронта, но, похоже, там не верили, что придется срываться с места.
За исключением Литвы. Там ситуация обострилась в первый же день войны. Только с последней машиной из Каунаса, где только налаживалось производство, успел выскочить Олег Константинович Антонов. Он вообще рассказывал ужасные слухи о том, что литовцы встречают немцев цветами, а над советскими специалистами творят самосуд.
Вернулись с 47-го завода из Ленинграда, который уже осаждали немцы, яковлевские работники Евгений Адлер и Александр Синицын. Немцы были у пригородов Ленинграда.
– Как прут немцы! – говорил, сокрушенно качая головой, Синицын. – А над полем боя только их самолеты. Наших совсем нет.
«Откуда быть нашим, – с тоской подумал Яковлев, но вслух этого не сказал, поскольку данные эти были совершенно секретными. – В первые дни войны на аэродромах и в неравных боях была уничтожена большая часть Военно-воздушных сил. Только за первый день – 1200, если верить сообщениям немецкого радио».
Красивую ворошиловскую доктрину «Воевать малой кровью и только на чужой территории», похоже, перехватили немцы.
В коридорах наркомата все чаще стало звучать слово «Эвакуация». В список первоочередной эвакуации заводов попали те, что были расположены в Ленинграде, Минске, Прибалтике, Запорожье. «Неужели и до Запорожья допустим?» – это не умещалось в голове Яковлева, да и не только его.
Похоже, так думал не только он, поскольку в самой Москве стали приниматься усиленные меры маскировки, которые, порой, принимали самые причудливые формы. Для маскировки Центрального аэродрома решили засыпать подъездные пути к нему отходами бесчисленных мелких котельных. Теперь по Ленинградскому шоссе машины шли в облаке золы из размолотого шлака, и лучшего ориентира для самолетов врага придумать было бы трудно. Несуразицу эту устранили быстро, а вот с маскировочной раскраской самолетов дело обстояло труднее. На одном из совещаний нарком Шахурин обратил внимание руководителей главков на то, что, судя по кинохронике, немецкие самолеты расписаны какими-то пятнами, делающими их малозаметными, а наша двухцветная раскраска – сверху зеленый цвет, снизу голубой – хороша, наверное, для парадов. Тут тотчас заговорили про ГОСТы, про номенклатуру красок, но Алексей Иванович только и сказал: «Сейчас война. У нее свои ГОСТы. Товарищ Яковлев, в недельный срок мне, пожалуйста, предложения».
По мере приближения фронта к Москве, в Ставке была проведена военно-стратегическая игра по отражению возможных налетов на Москву. От наркомата авиапромышленности были приглашены Шахурин и его заместители – Дементьев и Яковлев.
Военные деловито переставляли на макете Москвы кубики, обозначающие заводы, правительственные здания, зенитные батареи, базы аэростатов заграждения. Сталин молчал, хмурился.
– Не знаю. Может быть, так и надо… Людей не хватает, – пробормотал вождь, закрывая совещание.
И тут, как вспоминает Яковлев, «когда Сталин заговорил о людях. Дементьев шепнул мне:
– Давай попросим за Баландина.
Василий Петрович Баландин работал заместителем наркома до прихода в наркомат и Яковлева, и Дементьева, но они хорошо знали этого замечательного руководителя. Он был специалистом моторного производства, а с моторами у нас в стране было крайне напряженное положение, каждый инженер был на счету, а тут заместителя наркома сажают в тюрьму по нелепому доносу.
– Товарищ Сталин, вот уже больше месяца как арестовали Баландина, честного и преданного работника. Мы не знаем, за что его взяли, но уверены, что произошло недоразумение.
– Где он?
– У меня, – подал голос Берия.
– Ну, и что?
– Пока никаких показаний не дает.
– Вот видишь. Отпусти его. А если выяснится, что он враг, то вместе с ними вернется к тебе, – и ткнул пальцем в Дементьева».
На следующий день Василий Петрович Баландин, остриженный наголо, бледный, с припудренными кровоподтеками на лице вошел в кабинет Шахурина. Там были оба его заместителя, которые взяли на себя смелость и протянули руку помощи ни в чем не повинному товарищу. Это было редкостью тогда…
Нарком тут же подписал приказ о назначении Баландина директором Рыбинского моторного завода и отправил подальше от бдительных глаз недремлющих Органов.
У победы много отцов…
В мемуарах Шахурина ясно написано, что именно он был инициатором освобождения Баландина.
В изложении И.Ф. Петрова этот эпизод звучит несколько по-другому, и там за Баландина вступается именно он, Петров. Это все к тому, что к воспоминаниям ветеранов, авторам мемуаров следует относиться с большой осторожностью…
Петров Иван Федорович (1897–1994) – советский военный и научный деятель, генерал-лейтенант авиации, кандидат технических наук.
Родился в д. Щипцово Ярославской губ. Окончил три класса церковно-приходской школы, работал в переплетной мастерской, рабочим на частном свинцово-белильном заводе. После этого – в речном пароходстве (1911 г.).
С 1916 г. – в армии. Матрос во Втором Балтийском флотском экипаже. В 1917 году принимает участие в штурме Зимнего дворца, а с 27 октября в составе 1-го красногвардейского отряда под командованием П. Дыбенко – в боях с казаками под Пулковом, Гатчиной, Александровском.
В декабре 1917 года оканчивает Машинную школу БФ с дипломом авиамеханика и направляется под Петроград в Красное Село в школу воздушного боя.
В 1920 году окончил военную школу морских летчиков в Самаре. В 1929 г. окончил Военно-воздушную инженерную академию. В 1923–1925 гг. – летчик-инструктор 1-го класса Севастопольской школы морской авиации. В 1929–1940 гг. работал летчиком-испытателем в НИИ ВВС, заместителем начальника института. Проводил государственные испытания самолетов Н.Н. Поликарпова и А.Н. Туполева, летал на 137 типах самолетов. В 1940–1941 гг. начальник ЦАГИ. В 1941 г. – заместитель командующего ВВС РККА. В 1942–1947 гг. – начальник НИИ ГВФ, в 1947 г. начальник ЛИИ. С 1952 по 1963 г. был ректором Московского физико-технического института, в создании которого принял самое деятельное участие.
Немцы ничего не знали о военно-стратегической игре по обороне Москвы от воздушных налетов и уже 22 июля 1941 года осуществили первую бомбардировку нашей столицы.
Наша поступь тверда,
И врагу никогда
Не гулять по республикам нашим.
Из популярной песни 30-х годов
В тот день 22 июля несколько сотен немецких самолетов отправились на бомбардировку Москвы. Но эффект от налета оказался несоизмерим с замахом. Только единицы немецких бомбардировщиков достигли цели, остальных на подступах к столице встретили истребители ПВО. Немцы во второй раз в этой войне обожглись о радары. Впервые это произошло во время так называемой «воздушной битвы за Англию». В 1940 году, когда фашисты разгромили англо-французские войска на континенте и тем пришлось срочно эвакуироваться на Британские острова, Гитлер решил, что воздушными налетами он «выбомбит» Великобританию из войны. Но легкой победы не случилось. Раз за разом английские самолеты встречали врага над Ла-Маншем и навязывали им невыгодный бой вдали от цели. Дело было в том, что англичане первыми тогда освоили технику радиолокации и научились распознавать цели задолго до их появления в небе над английскими городами. Это был тщательно охраняемый секрет, но ученые многих стран, в том числе и советские, уже работали в области радиолокации. Коллектив московских ученых во главе с В. Тихомировым весной 1941 года разработал установку «Пегматит», дающую возможность обнаруживать самолеты задолго до их приближения к объектам бомбардировки. Именно 21 июля, накануне первой массированной «показательной» бомбежки нашей столицы Тихомиров приехал со своей установкой в подмосковный полк ПВО для того, чтобы поучить личный состав службы ВНОС (воздушное наблюдение, обнаружение, связь) работе со своим прибором. Лейтенанты и сержанты, морща лбы, следили за зеленым лучом, с трудом постигая мудреные термины. Наконец все вроде поняли, и Тихомиров засобирался в Москву. Едва он сел в машину, чтобы ехать домой, как из зеленого кузова кунга, в котором помещался секретный «Пегматит», вывалился сержант и закричал: «Товарищ ученый, ваша установка испортилась, все мерцает и сверкает». Тихомиров вернулся в будку трехтонки, именуемую в армии кунгом, сел к экрану и обомлел: он весь светился «целями» – на Москву шло невиданное количество самолетов. Теперь уже Тихомиров вывалился из трехтонки и помчался к телефону. Он добрался-таки до высшего руководства ПВО и потребовал немедленно поднимать в воздух истребители. Ему поначалу популярно объяснили, куда надо идти с такими указаниями, но, слава богу, он сумел втолковать…
«Пегматит» тоже был пока опытным образцом, и нужно было время, чтобы наделать их, внедрить в войска, обучить персонал, но времени уже не было.
«За пять месяцев войны вражеской авиацией было совершено 90 налетов. Самолетами противника сброшено на город 1521 фугасная и 65 620 зажигательных авиабомб. В результате бомбардировок пострадали 6380 человек, из них: убито 1327, тяжело ранено 1931, легко ранено – 3122. От сброшенных зажигательных и фугасных бомб в городе возникло 1539 пожаров, в том числе наиболее крупных – 671. В результате уничтожено 402 жилых дома и частично повреждены 858 домов. Из этого количества 245 жилых домов сгорели и частично пострадали от огня 110 домов. На промышленных объектах возникло 130 пожаров, из них в 40 случаях заводским и фабричным цехам и сооружениям причинены значительные повреждения. Бомбардировкой разрушены 22 промышленных объекта, из них 3 завода, 12 фабрик, 7 предприятий городского и железнодорожного транспорта… Разрушены плодоовощной комбинат «Красная Пресня», заводы – Пресненский машиностроительный, авиазаводы № 28 и 39, имени революции 1905 года, «Красная Пресня», хлебозавод им. Хрущева. Фабрики: «Трехгорная мануфактура», макаронная, ТЭЦ, Краснопресненское трамвайное депо, издательство «Правда», холодильник № 7, склад трикотажных изделий на 1-й ул. Ямского поля, детская больница, большое количество автобаз и складов в районе Магистральных улиц».
Из доклада начальника УНКВД М. Журавлева на имя Л. Берии. (Цитируется по книге А. Демина «Ходынка от Дмитрия Донского до наших дней». Из рапорта М. Журавлева автор выбрал только те потери и разрушения, которым подверглись районы, примыкающие к Ходынскому полю).
Бомбардировки Москвы со всей остротой поставили вопрос об эвакуации из Москвы и из других городов авиационных заводов, над которыми нависла угроза захвата или уничтожения их бомбардировками.
Из Прибалтики, Белоруссии, Ленинграда, с Украины десятки эшелонов уже потянулись на восток – в зиму, в бесквартирье, в чисто поле.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.