Радости и горести в круговерти предвоенных дней
Радости и горести в круговерти предвоенных дней
Все предвоенные недели и месяцы слились в какой-то неостановимый калейдоскоп дел, которые нужно сделать сегодня, сейчас, сию минуту.
Конец 40-го года запомнился напряжением всех сил: авиапром перешел на режим военного времени – на семидневную рабочую неделю без выходных и отгулов. В кабинетах у начальников всегда была свернутая постель – домой, бывало, просто некогда было ездить, а вождь работал по ночам, и в ожидании возможного ночного звонка Хозяина руководители наркоматов, воинских частей, крупных предприятий продляли свой рабочий день едва ли не до рассвета.
Но и в этом калейдоскопе день 28 октября выделился особо. В этот день А.С. Яковлеву была вручена Золотая Звезда Героя Социалистического Труда. На обороте ее значился номер семь. Это был великий триумф молодого (попробуйте теперь приставить к нему слово «безвестного»!) конструктора, это была неслыханно высокая оценка его труда, и счастью его не было предела. Но надо отдать должное нашему герою: здравый смысл подсказывал Александру Сергеевичу, что это аванс на будущее, и его он должен отрабатывать долго. И некой долей выплаты в счет этого аванса был бы первый полет его нового высотного истребителя И-28, который, по мнению новоиспеченного Героя, должен был состояться непременно в том же 1940 году. Созданием этой машины Яковлев как бы прокладывал дорогу в будущее – его машины будут штурмовать и высоту, а не только скорость.
Мы даже не будем говорить о той спешке, в которой готовился рекордный (а полет мыслился непременно с рекордом!) взлет – в то достославное время безумные темпы были нормой.
В морозный день 1 декабря 1940 года часть аванса Яковлев выплатил. Летчик-испытатель П.Я. Федрови достиг самой высокой скорости в СССР – 665 км/час. Здесь скорость – конек Яковлева – была продемонстрирована в полном блеске.
«Полет – это всегда необъяснимое чувство свершения чего-то необычного, к чему человек всегда стремился, а, достигнув, так им и не овладел».
В. Тищенко. Изменчивый цвет неба. Киев, 2005
Скорость была. Не было истребителя. Экспериментальная рекордная машина, которая шла под очередным номером И-28, вряд ли даже предполагалась для запуска в серию. Она была, скорее, демонстрацией возможностей молодого конструктора, который, по сути, не создал еще ни одного «серьезного» (не умаляем ни в коем случае качеств прекрасных спортивных и учебно-тренировочных машин ОКБ) самолета, который обогатил бы ВВС своими боевыми характеристиками – ведь даже И-26 еще не был принят на вооружение. Вот почему Яковлеву так нужен был настоящий успех с истребителем И-26, который был уже на финишной прямой – на государственных испытаниях. Главное, чтобы эта прямая не была слишком длинной, как и у всякой новой машины. Яковлев знал лучше других, что недостатков будет предостаточно, тем более что самолет делался в страшной спешке. Как, впрочем, и у других конструкторов, кто вступил в погоню за скоростью. Сейчас главному конструктору надо бы быть целый день среди своих ребят, доводить, доводить машину, вносить необходимые коррективы, поддерживать дух в коллективе. Успешное прохождение государственных испытаний было бы, по мнению Яковлева, отработкой аванса. Но на все это теперь – только утренние часы. Пришлось подлаживаться к «вечернему» графику наркомата (да и чиновников всей страны, ожидавших появления в Кремле Хозяина). Отныне у Яковлева после обеда была работа в наркомате – совещания, заседания, поездки в ЦАГИ, на аэродромы, вызовы в Кремль, бумаги, документы, приказы…
И уж совсем некстати была эта – третья – поездка в Берлин в составе делегации В.М. Молотова. Конечно, почетно, конечно важно, ничто не заменит того опыта работы в команде правительственной делегации (а как же, тоже команда!) в зарубежной командировке. Но впервые, наверное, Яковлев был не рад поездке за рубеж. Ему нужен был его истребитель! Наверное, поэтому этой поездке в мемуарах А.С. Яковлева уделено мало внимания: его сердце было в Москве.
Его команда старалась! Ах, какие замечательные ребята! Как они старались, как они любили свой истребитель! И уж точно – они знали, что это их труд ведет шефа от триумфа к триумфу.
Но триумфальное шествие молодого конструктора в этом году продолжалось: Александр Сергеевич и сам немного испугался, когда увидел свою фамилию в списке первых лауреатов Сталинской премии – «за разработку новой конструкции самолета». Какой обильный урожай наград за неполные два года! Сталинская премия было только что учреждена, и поэтому понятно было внимание общественности к ней. Именная награда (имени самого товарища Сталина – шутка ли!) означала признание им, вождем, особых заслуг человека в той области деятельности, в которой он трудился – на ниве науки, в литературе, в театре, машиностроении. Из авиаконструкторов в списке был еще и С.В. Ильюшин. Сергей Владимирович был, однако, отмечен премией второй степени…
Как бы то ни было, общественности сигнал был дан, кто есть кто в авиастроительном сообществе. (Правда, в этом же году, но уже после начала войны, когда выяснилось, что штурмовики оказались едва ли не самой востребованной машиной на фронте, Сталин, словно запамятовав, кто есть кто, спросил у Ильюшина, какой степени Сталинскую премию он получил за свой Ил-2? Тот ответил, что второй степени. Нужно дать первую премию, поправил себя вождь).
Вручение новых наград происходило в Кремле 21 апреля, накануне дня рождения Ленина. Но радость Яковлева была недолгой. В коллективе КБ Яковлева произошел случай, который надолго выбил его из колеи.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.