Леонид Гайдай
Леонид Гайдай
Леонид Иович Гайдай родился 30 января 1923 года. Его отец — Иов Гайдай — был родом с Полтавщины и до революции отбывал срок на каторге (он взял на себя вину другого человека). Там он познакомился с девушкой, сестрой другого ссыльного, и женился на ней. У них появились на свет трое детей, и последним ребёнком (и как показало будущее, самым талантливым) был Леонид. Хотя поначалу его биография складывалась вполне обычно. В 1941 году он пошёл служить в армию и попал в Монголию. Но вскоре началась война, и его отправили на Калининский фронт. Так как в школе он учил немецкий язык, его определили в разведку. Совершив несколько рейдов по фашистским тылам, сержант Гайдай во время одного из них подорвался на мине. Ему дали вторую группу инвалидности и комиссовали подчистую. Так завершилась, едва начавшись, военная карьера будущего комедиографа.
После войны Гайдай решил пойти в артисты, хотя с детства не выговаривал буквы «р» и «л». Однако его приняли в театральную студию при Иркутском областном драмтеатре, которую он в 1947 году благополучно закончил. Затем в течение нескольких лет он играл в местном театре, причём роли ему доверяли отнюдь не эпизодические. Он, например, играл Солёного в «Трёх сёстрах», Ивана Земнухова в «Молодой гвардии», Винченцио в «Укрощении строптивой», Якова Яссе в «Заговоре обречённых». Но Иркутск, видимо, был слишком мал для таланта Гайдая, и в 1949 году он приехал в Москву и поступил во ВГИК на режиссёрский факультет. По словам его бывших сокурсников, Гайдай уже тогда выделялся своими хохмами.
Однако приколы Гайдая не очень нравились его преподавателям, и уже после первого полугодия будущий классик кинокомедии был отчислен из института за профнепригодность. Другой бы в такой ситуации опустил руки, но Гайдай был не таким человеком. Он стал ходить по высоким кабинетам и доказывать, что его отчислили несправедливо. В конце концов ему поверили и приняли вновь с испытательным сроком.
На одном курсе с Гайдаем училась молодая студентка Нина Гребешкова. Вот что она вспоминает: «Лёня меня очень долго провожал из института. Я жила на Арбате, а институт находился у ВДНХ, и мы ходили пешком. Мне с ним было безумно интересно, потому что он много знал. И однажды он мне говорит: „Ну что, давай поженимся?“ Я говорю: „Поженимся? Да ты такой длинный, я такая маленькая. Мы с тобой вообще не пара“». Однако Гайдай оказался настойчивым, и 1 ноября 1953 года они поженились.
Ещё будучи студентом, Гайдай приглянулся тогдашнему мэтру советского кино Ивану Пырьеву (жена Гайдая снялась у него в своей первой картине «Испытание верности»), поэтому, когда учёба во ВГИКе закончилась, мэтр предложил молодому режиссёру два варианта: пойти помощником к Э. Рязанову (тот готовился снимать «Карнавальную ночь») или к театральному режиссёру А. Гончарову. И Гайдай выбрал второго. С ним они приступили к съёмкам фильма по драме Короленко «Долгий путь». Однако во время работы режиссёры вдруг начали конфликтовать, и съёмки остановились. И тогда в дело вмешалось руководство студии. В итоге Гончарова со съёмочной площадки убрали, и фильм доснимал Гайдай в паре с другим режиссёром — В. Невзоровым. Таким образом, он стал первым из выпускников своего курса, кто получил самостоятельную работу, да ещё на «Мосфильме»! Правда, это была не комедия.
Гайдая заметили. Более того, его взял под своё крыло ещё один мэтр — Михаил Ромм. Именно он разглядел в начинающем режиссёре талант комедиографа. В те годы Ромму разрешили создать на «Мосфильме» собственную мастерскую, и именно в ней мэтр советской режиссуры и предложил Гайдаю снять свою первую комедию. Называлась она «Жених с того света», и в главных ролях в ней снялись Ростислав Плятт и Георгий Вицин. Однако, несмотря на то что фильм появился в так называемые оттепельные времена (в 1957 году), судьба его оказалась печальной. Фильм был сатирическим, едко и зло высмеивал бюрократов. Именно эта сатира и не понравилась министру культуры Михайлову. Вызвав к себе Ромма, он с нескрываемым раздражением заявил: «Теперь-то мы знаем, чем вы занимаетесь в своей мастерской!» После этого разговора фильм приказано было сократить вдвое, и Гайдай, чуть ли не рыдая, взял в руки ножницы. Мастерскую Ромма закрыли, и он какое-то время вообще перестал приходить на «Мосфильм».
Фильм «Жених с того света» на экраны страны всё-таки вышел, однако начальство распорядилось сделать всего 20 копий картины, поэтому видели её ограниченное число зрителей. Всё это не могло не сказаться на здоровье самого режиссёра. По словам И. Фролова: «Я тогда встретил Лёню совершенно измотанного и больного. И без того длинный и тощий, он высох ещё больше. Одежда болталась, как на жерди. Жаловался на приступы боли в желудке. Открылась язва. Надо было лечиться. И Гайдай решил поехать на минеральные воды. На прощание заявил: „За комедию больше не возьмусь“».
И действительно, в 1959 году он поставил фильм «Трижды воскресший», который рассказывал о судьбе волжского буксира «Орлёнок». Фильм с треском провалился, несмотря на то что в главной роли в нём снялась первая красавица экрана тех лет Алла Ларионова.
Этот провал удручил Гайдая, но не настолько, чтобы из-за него бросить кинематограф. И тут в его судьбу вновь вмешался Пырьев. В 1960 году он прочитал в «Правде» стихотворный фельетон С. Олейника «Пёс Барбос» и тут же предложил Гайдаю снять по нему короткометражный фильм. Он же посоветовал ему взять на роль Бывалого вместо Михаила Жарова актёра Евгения Моргунова. (Клички своим героям Гайдай придумал сам: в фельетоне действовали безликие два Николы и Гаврила.) Вторым стал Георгий Вицин, а третьим был намечен Сергей Филиппов. Однако того тогда в Москве не оказалось, и тогда Вицин заявил: «Я вчера был в цирке и видел клоуна — потрясающий парень, как глиста, изумительно одетый». Этим человеком был Юрий Никулин. Вот что он вспоминает: «Гайдай не произвёл на меня впечатления комедийного режиссёра. Мне тогда казалось, что если человек снимает комедию, то должен непременно и сам быть весельчаком… А передо мной стоял совершенно серьёзный человек».
Фильм «Пёс Барбос и необычный кросс» вошёл в киносборник «Совершенно серьёзно» вместе с короткометражкой Э. Рязанова «Как создавался Робинзон». Однако, в отличие от рязановского фильма, «Пёс Барбос» имел оглушительный успех у зрителей (его купили более 100 стран).
Стоит отметить, что у Е. Моргунова есть особый взгляд на этот фильм, который я здесь и приведу. Вот его слова:
«Это не Леонид Гайдай сделал эту картину. Её сделал величайший кинорежиссёр Иван Александрович Пырьев… Он посмотрел отснятый материал и сказал: „Лёнечка, милый мой, хороший, будущий комедийный режиссёр! Для того чтоб снимать комедию, надо иметь чувство меры. У тебя его, к сожалению, нет. Давай весь материал на монтажный стол, я тебе склею из него фильм“. И Пырьев выкинул пять частей в корзину — все наши усилия, все наши страдания, муки, переживания — всю эту беготню. Вот как был создан „Пёс Барбос“».
Между тем на волне успеха от этой картины Гайдай вскоре снял её продолжение — «Самогонщики». Идею этого фильма ему подбросил Ю. Никулин, который в цирке играл подобную интермедию вместе с М. Шуйдиным. И хотя этот фильм в СССР имел меньший успех, чем «Пёс Барбос», но его закупили 68 стран, что принесло государству около 70 миллионов рублей.
В 1963 году на экраны страны вышел новый фильм Гайдая «Деловые люди» по рассказам О. Генри. Третья новелла фильма «Вождь краснокожих» стала настоящим шедевром советского комедийного кино. В роли «вождя» снялся начинающий актёр Серёжа Тихонов, судьба которого, к сожалению, сложилась трагически: в начале 70-х годов он погиб в автокатастрофе.
В прокате 1963 года «Деловые люди» посмотрели 23,1 млн. зрителей. Однако через два года на экранах страны появился очередной фильм Гайдая — «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика», который мгновенно стал лидером проката — 1-е место, 69,6 млн. зрителей. С этого момента и начался отсчёт «золотого десятилетия Гайдая», когда каждый его новый фильм занимал первые строчки в списке самых кассовых картин года.
В последней новелле «Операции „Ы“» вновь появилась знаменитая тройка, однако сам Гайдай после съёмок внезапно заявил: «Больше отдельных фильмов с этой тройкой снимать не буду. Тройка себя изживает». Но это заявление не оправдалось. В 1966 году Гайдай приступил к съёмкам «Кавказской пленницы» и вновь задействовал тройку. Хотя Никулин сниматься в этом фильме не хотел и в успех его не верил. Но фильм получился отменный. Однако именно он поставил крест на судьбе тройки. По словам самого режиссёра, виной всему был Моргунов, с которым у него не заладились отношения ещё с «Самогонщиков». Моргунов тогда вообще отказался сниматься, но Пырьев его уговорил вернуться. А на «Пленнице» эта неприязнь между режиссёром и актёром ещё более усугубилась. Как-то Моргунов привёл с собой знакомую девицу, но Гайдай потребовал убрать со съёмочной площадки посторонних, в результате чего дело едва не дошло до драки. После этого Гайдай вычеркнул из сценария все эпизоды с участием Моргунова, и тот уехал в Москву. Тройка распалась.
А вот что по этому поводу говорит сам Е. Моргунов:
«Я разрушил эту троицу сам, и произошло это случайно. Дело в том, что у нас с Вициным появилось какое-то предвзятое мнение, что Гайдай уделяет очень много времени в кадре Юрию Никулину. И даёт ему трюки. Никулина снимает и Никулина обхаживает. А мы с Вициным находимся в стороне. Я сказал: „Лёня, или мы работаем втроём, или я буду считать себя выбывшим“. Он ответил: „Ну коли ты хочешь уйти — уходи. Я найду другого“. Другого он не нашёл…
Но наши дружеские отношения от этого не пострадали. Мы с ним очень хорошо дружили. Он был очень смирный человек, в полном смысле слова. Покладистый и очень симпатичный. Но так уж получилось — я человек принципиальный, и для меня не существует никаких авторитетов. Когда мы делали „Пёс Барбос“ или „Кавказскую пленницу“, мы ведь всё придумывали сами. Никулин очень много говорит о том, что он придумал один. А там придумывали все. Оператор Константин Бровин придумал историю с почёсыванием ноги. Гайдай нам за каждый трюк платил по бутылке шампанского. И все стремились заработать эту бутылку, потому что это была особая благодарность с его стороны».
«Кавказская пленница» принесла её создателю ещё больший успех, чем все предыдущие работы: в прокате она заняла 1-е место, собрав рекордное количество зрителей — 76,54 млн. человек. До этого ни одному советскому режиссёру не удавалось привлечь в кинотеатры столько народа.
После «Кавказской пленницы» Гайдай внезапно решил «изменить» комедии и захотел экранизировать «Бег» М. Булгакова. Но эта идея была встречена в Госкино прохладно, и тогда режиссёр обратил свой взор к другой книге — «Двенадцать стульев». Однако и эта задумка тогда не осуществилась — на экраны страны только что вышел «Золотой телёнок» М. Швейцера, и киношное начальство с интересом ожидало первых откликов на него в прокате. И тогда, чтобы не простаивать, Гайдай снял «Бриллиантовую руку». Этот фильм принёс режиссёру новый триумф: 1-е место в прокате и 76,7 млн. зрителей на его просмотрах. По опросу журнала «Советский экран» фильм «Бриллиантовая рука» опередил такие картины, как «Новые приключения неуловимых» и «Угрюм-река».
Рассказывает Н. Гребешкова:
«Лёня был большим ребёнком. Ему нравилось, когда его хвалили, но чтобы он когда-нибудь пальцем о палец ударил, чтобы как-то организовать почести, — никогда… Лёня был профессионалом до мозга костей. Он прекрасно чувствовал ритм картины, знал, где нужно сократить, а где чуть-чуть затянуть. Он говорил: „Здесь будут смеяться, надо прибавить пятнадцать кадров, а то зрители не услышат реплики“. Сцены проходил с хронометром. „Это длинно, затянуто, — говорил он, — надо сократить“…
Бывало, на площадке всё готово, остаётся только крикнуть „Мотор!“, а Лёня ходит, чем-то недоволен. Уже второй режиссёр его торопит — давайте снимать! Лёня говорит: „Как?“ — „Просто: вот тут он это сделал, сказал — и вышел из кадра!“ Гайдай вздыхает: „Какой вы счастливый! Вы всё знаете. А я вот ничего не знаю“. У него артист всегда не просто выходил из кадра. Обаяние его картин держалось на деталях…»
В 1970 году Гайдай наконец начал снимать «Двенадцать стульев», перехватив эту инициативу у Г. Данелия. Как это произошло, рассказывает сам Гайдай: «Я долго добивался экранизации „Двенадцати стульев“. А потом вдруг узнал, что этот роман собирается ставить Гия Данелия. Там уже всё на мази. Я, конечно, расстроился. Но ничего не поделаешь — пришлось распрощаться со своей мечтой. И вот однажды подходит ко мне Данелия и спрашивает: „Лёня, хочешь ставить "Двенадцать стульев"?“ Я отвечаю: „Это мечта моей жизни“. — „Бери и начинай“, — говорит Гия. „А ты?“ — спрашиваю. „Пока готовился, у меня всё перегорело, — говорит Гия. — Я уже не знаю, как этот роман ставить“. Ну, я сразу за дело…»
На роль Остапа Бендера пробовались более ста актёров, прошли 23, но сам Гайдай в конце концов остановился на кандидатуре Владимира Высоцкого. Но накануне съёмок тот внезапно сорвался в очередной загул, и его кандидатуру сняли. Бендером стал Александр Белявский. В первый съёмочный день, по давно установившейся традиции, ассистент режиссёра должен был разбить тарелку. Однако та не разбилась. Гайдай устроил грандиозный скандал и буквально причитал: «Всё! Везенья не будет». И действительно, вскоре Белявского сняли со съёмок, но уже по иной причине — его манера игры не понравилась киноруководству. После этого пришлось искать нового актёра (его нашли в лице 44-летнего артиста русского театра имени А. Грибоедова Арчила Гомиашвили) и в третий раз снимать всё сначала.
«Двенадцать стульев» вышли на экраны страны в 1971 году и пользовались меньшей популярностью, чем три предыдущих фильма Гайдая. В прокате фильм занял 6-е место, собрав на своих сеансах 39,3 млн. зрителей. Да и критика восприняла его неоднозначно. Даже коллеги Гайдая считали фильм неудачной экранизацией. Дальше всех в своём неприятии «Двенадцати стульев» пошёл Г. Козинцев, который после просмотра картины написал в своём дневнике следующие строки: «„Двенадцать стульев“. Хам, прочитавший сочинение двух интеллигентных писателей. Хамский гогот. Всё передёр в расчёте на гогот, на ржание…»
Однако, несмотря на неприятие работ Гайдая в среде его коллег, среди зрителей он продолжал оставаться самым любимым режиссёром. Даже его прежние картины, демонстрировавшиеся в кинотеатрах страны, собирали полные залы. За каждую новую картину он получал 6 тысяч рублей постановочных плюс 300 рублей зарплаты. Тогда же впервые съездил в Америку. В 1972 году мог съездить и в Италию, когда Э. Рязанов предложил ему снять «Невероятные приключения итальянцев в России». Но Гайдай отказался, так как в то время работал над очередной картиной — «Иван Васильевич меняет профессию».
Этот фильм вышел на широкий экран в 1973 году и занял в прокате 3-е место (60,7 млн. зрителей). Постановщику фильма он принёс приличный гонорар в размере 18 тысяч рублей. К слову, именно из-за этого было закрыто Экспериментальное Творческое Объединение, где снимался фильм: верха посчитали столь высокие гонорары его режиссёров вопиющим фактом буржуазного разложения.
В 1974 году Л. Гайдаю было присвоено звание народного артиста РСФСР. Весть о присуждении этого высокого звания застала режиссёра на съёмочной площадке — он снимал свою очередную комедию по произведениям М. Зощенко, которая называлась «Не может быть!». Фильм вышел на экраны в 1975 году и занял в прокате 6-е место (50,9 млн. зрителей). После этого фильма «машина» Гайдая стала буксовать. Собственно, это стало заметно ещё в начале 70-х, когда Гайдай расстался с двумя своими соавторами — сценаристами Я. Костюковским и М. Слободским, придумавшими «Операцию „Ы“», «Кавказскую пленницу» и «Бриллиантовую руку». «Золотое десятилетие» (1965–1975) Гайдая завершилось. Например, фильм «Инкогнито из Петербурга» (1979) получил лишь третью категорию и имел слабую посещаемость (до этого почти все картины Гайдая собирали в кинотеатрах до 80 миллионов зрителей). Этот фильм Гайдай снял, устав от эксцентрики, хотел осовременить его, но большинство задумок режиссёра начальство приказало вырезать. Сам он вспоминал об этом с горечью: «В „Инкогнито“ у меня было много по-современному острых сцен. Например, эпизод „Показуха“, потом эпизод — дети встречают Хлестакова и торжественно преподносят ему цветы. И много других. Но всё вычистили! Все сцены, которые я не механически переносил из пьесы, а творчески обогащал, осовременивал, полетели в корзину. А в заключение, на последней инстанции, уже сам Ермаш попросил убрать знамёнитые гоголевские слова: „На зеркало неча пенять, коли рожа крива“».
Все свои неудачи Гайдай переживал тяжело. По словам Н. Гребешковой: «Он всегда болезненно следил, идут его картины или не идут, часто подходил к стендам, смотрел репертуар кинотеатров». Однако в 80-е годы картины Гайдая уже не собирали таких залов, как несколько лет назад. Но Гайдай продолжал снимать, стараясь вписаться в новую действительность. В те годы из-под его режиссёрской руки вышли фильмы: «За спичками» (1980; 11-е место, 34,3 млн. зрителей), «Спортлото-82» (1982; 1-е место, 55,2 млн.), «Опасно для жизни» (1985; 16-е место, 20,5 млн.), «Частный детектив, или Операция „Кооперация“» (1990), «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» (1994).
В конце 80-х Л. Гайдаю было присвоено звание народного артиста СССР.
Каким великий режиссёр был в обычной жизни? Рассказывает Н. Гребешкова:
«Было такое время, когда лук пропал. Очередь огромная стоит к машине с луком. А Леонид Иович имел книжку инвалида войны. Я пришла домой, говорю: „Лёня, там такая очередь! Пожалуйста, сходи, купи хотя бы килограммчик“. Он пошёл и исчез на четыре часа. Возвращается — в руках авоська с килограммом лука. Оказывается, он отстоял всю очередь, потому что стеснялся лезть вперёд. „Почему ты купил один килограмм, ведь там давали три?!“ — воскликнула я. „Но ты же сказала килограмм!“ — ответил Гайдай…
В гости к нам заходили только по делу и по обстоятельствам. У нас не было шумных многолюдных застолий. Лёня весь свой юмор воплощал в фильмах. А дома он был тихий, милый, большой ребёнок. Всё время занят мыслями о работе. Отношения с артистами у него тоже сложились спокойные. В жизни мы соблюдали дистанцию…
Он занимался с дочкой Оксаной, но мы никогда не сюсюкали. Она в восемнадцать лет вышла замуж. Отец спросил: „Где вы будете жить? На что?“ И вот так они с мужем стали справляться сами. Она училась и работала. Никогда не просила денег. Лёня иногда скажет: „Может, им денег дать?“ А я в ответ: „Дадим, когда попросит“. Но она не просила…
Я вам больше хочу сказать: он меня воспитал. Он никогда не делал замечаний, никогда не учил, но он всегда выражал своё отношение. Например, он терпеть не мог кого-то за глаза обсуждать. Если я, например, говорила о ком-нибудь, что вот он такой-сякой, поступает непорядочно, Лёня всегда останавливал меня: „Ну хорошо, что ты предлагаешь? Убить его ты не можешь, изменить тоже. Ну вот он — такой. Все разные. Он — такой“. Он как-то любил людей со всеми их недостатками…
Я никогда не ревновала Лёню, никогда. А Лёня очень любил красивых женщин. Не то чтобы он бросался на них, но он любовался ими…
У него на столе могла перегореть лампочка, а он говорил: „Слушай, Нинок, там у тебя лампочка перегорела“. Он прекрасно водил машину, но когда с ней что-то случалось, мог прийти и сказать: „Нинок, у тебя там что-то капает“. Я спрашиваю: где, что? „Ну не знаю, — говорит он, — я посмотрел, а там внизу что-то мокрое“. А что капает — антифриз или масло, — его это не интересовало…
Конфликты у нас бывали. Всему виной мелочи. Представляете, человек, собираясь по делам, первым делом надевает ботинки. И потом: „Ой, Нинок! Я папку забыл! Извини, я очки в комнате оставил. Будь любезна, принеси записную книжку…“ И так до бесконечности! И каждый день!».
После распада СССР и разъединения «Мосфильма» Гайдай мог возглавить какое-нибудь собственное объединение, как это сделали его коллеги — Р. Быков, В. Наумов. Но он этого не сделал. Говорил: «Зачем я буду заниматься тем, чего я не умею».
В ноябре 1993 года Гайдай угодил в больницу. И домой оттуда уже не вернулся. Вот как об этом вспоминает Н. Гребешкова:
«У Лёни было воспаление лёгких — они наполнялись жидкостью, ему делали откачку. Я ночевала в больнице. Раз в три-четыре дня уезжала домой, ночью стирала пижамы — Лёня очень потел — и утром ехала к нему. Постепенно он стал поправляться. В один из вечеров (19 ноября. — Ф.Р.) говорит: „Ты сегодня поедешь домой?“ — „Да, только накормлю тебя ужином“. Было шесть часов, а ужин в половине седьмого. Лёня читал газету, потом спрашивает: „Какая у нас почва на даче?“ — „Там, где растёт трава, кислая. А где грядки, — отличная земля“. — „Знаешь, я посадил вот такие чесночины. Но в этом году снега не было, они же вымерзнут“. Понимаете… ничто не предвещало беды. И вдруг он закашлялся. А у Лёни была аритмия сердечная. И я всё время боялась, как бы не случился инфаркт. Я подбежала к нему: „Не напрягайся, откашляйся“. И вдруг он у меня на руках обмяк. Я: „Лёнич, Лёнич, ну что такое?“. Побежала за врачами. Это оказалась тромбоэмболия лёгочной артерии — иными словами, тромб заклинил артерию. Я потом врача спрашивала: „А можно было спасти?“ — „Нет, это произошло в одно мгновение. Даже если бы он разрезанный лежал на операционном столе, мы всё равно не смогли бы увидеть, в каком именно месте этот тромб“.
Я была рада, что Лёня не мучился. И ещё хорошо, что всё произошло на моих глазах. Иначе бы я думала: „Он звал на помощь, а ему не помогли“. А ещё, когда Лёня ушёл из жизни, я подумала: „Как хорошо, что я смогла его похоронить. Если бы я была первая, то что бы он делал?“.
Потом я поняла: надо радоваться, что он прожил хотя бы до 70 лет. Был раненый (на фронте Гайдай подорвался на мине. — Ф.Р.), перенёс туберкулёз лёгких… Весь больной, начиная от макушки и заканчивая пятками…»
Гайдай не дожил совсем немного до того времени, когда его фильмы стали вновь чуть ли не еженедельно демонстрироваться по Центральному телевидению. Правда, доживи он до этого, то ничего, кроме морального удовлетворения, он бы не получал. В одном из интервью Н. Гребешкова заявила: «Фильмы моего мужа показывают по телевидению, они выходят на видеокассетах, но я ничего не получаю ни от телевидения, ни от кино, ни от продажи кассет. Мне кажется, что это несправедливо. И я ходила выяснять. Но мне сказали, что платят только живым, а нам ничего не положено, хотя все документы по наследованию авторских прав у меня на руках».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.