Узда пленительного счастья

Узда пленительного счастья

А на Чукотке, где на зиму вялят или квасят в ямах лососину, называемую юколой, где вечная мерзлота надежно хранит нетленную оленину и пурга укрывает до большого солнца сверкающие залежи пустых бутылок - дивный сон континентального бомжа - на Чукотке вскипали внесезонные страсти.

Дело не в «Кристалле» норильского розлива, который самоотверженно потребляли аборигены, после чего славили Большого Ворона, давшего им возможность закусывать не одной юколой - героя современного чукотского эпоса, в равной мере близкого сердцу «берегового» юкагира и «оленного» чукчи, а также тысячам бессердечных фанатов лондонского «Челси».

Нет, не в «Кристалле» дело, и чукчи нынче не славят Большого Ворона. Горюют, однако. Их идол, по слухам с Большой земли, разводится. То ли с женой, что еще пережить можно, то ли с Чукоткой, что уже ни в какую ярангу. Было это в году 2006-м. Понимать надо, какое нахлынуло горе. В Анадыре и его окрестностях Роман Аркадьевич Абрамович являлся не просто губернатором, он был языческим полубогом. Вся Чукотка -его стойбище, все чукчи - его паства, и еще не нашелся тот Юрий Рытхэу, который создаст в его честь новую «Чукотскую сагу». Олово, вольфрам, золото и нефть, кажется, нашлись, а вот отечественного художника слова, способного запечатлеть глянцевый образ олигарха-передвижника, пока не нашлось.

Возможно, причиной тому сам Роман Абрамович, человек не публичный, отчасти застенчивый, замысливший вдруг бегство из собственной биографии. Прежняя жизнь ушла на заслуженный отдых. Выдохся фарт? Не стало куражу? Скандал, однако.

Что чукче хорошо, то ему же потом и плохо. Что Абрамовичу хорошо, то ему хорошо всегда. Вот и непонятно чукчам, откуда пургу погнали: Роман Аркадьевич разводится. Пятеро детей, три виллы, два поместья, один автономный округ под названием Чукотка, роскошный пентхаус в Кенсингтоне, хорошая жена, которая держит в своих руках все движимое и недвижимое имущество, курирует морские и воздушные суда мужа, воспитывает детей и топменеджеров двух десятков компаний и холдингов, помнит наизусть десятки банковских счетов, периодически ходит на матчи «Челси» и летает в Анадырь, никогда ничего не обдумывает, но сообразить успевает - что во всем этом стало нехорошо для Романа?

Может, наоборот - нехорошо стало Ирине Маландиной, которую злорадно просветили касательно 23-летней красавицы-модели Дарьи Жуковой, якобы пленившей застенчивого миллиардера и ради него разорвавшей помолвку с беззастенчивым теннисистом Маратом Сафиным?..

Во всяком случае Ирина наняла самых именитых и дорогих адвокатов Британии, специализирующихся на семейных и бракоразводных процессах. Их прозвища говорят сами за бя: одного зовут Челюсти, это Раймонд Сирс, другого - Мистер Выплата, это Николас Мостин. Оба берутся только за те дела, где на кону стоят миллионы. Оба умеют отнять и поделить искомое между бывшими супругами и адвокатской конторой «Сирс Тут». Оба не имеют понятия о том, что «Отелло» Шекспира - это трагедия обманутого доверия, а не ревности.

Ирина Маландина не ревнива. Давнишние слухи о связи Романа с Татьяной Дьяченко пропускала мимо ушей. Еще когда работала на международных авиалиниях, насмотрелась всякого и относилась к этому всякому философски. С высоты примерно 10 тысяч метров над уровнем житейского моря. В июле 1991 года высмотрела в салоне бизнес-класса невзрачного, улыбчивого душку Абрамовича. По оценке подруг, душка выглядел «зачуханным, непромытым козлом». Таким, видимо, и был он тогда, не имея за душой ни даже миллиона. Владел кооперативом «Уют», продавал кукол, плюшевых мишек и заек, столь же непрезентабельных. Но ведь не воровал же? Не воровал. Более или менее пристойное плутовство не в счет. Существует, правда, и другой ответ: красть было нечего.

«Козлов по осени считают, - сказала подругам Ира Маландина. - Я его отмою, а очухается он уже сам».

Не золотой самородок с чукотского рудника «Майское» разглядела она сквозь плюшевую небритость будущего олигарха, но что-то неординарное увиделось ей, несомненно.

Ему, кстати, тоже было на что посмотреть. Он и смотрел, как завороженный. 8 октября они поженились. Люди, сорвавшись с идеологической цепи, продавали за рубеж все, что имело там какую-то ценность, а Роман с Ириной мечтали о несбыточном. Так им в ту пору казалось, что оно несбыточное, это человеческое счастье среди мнимых прав и свобод, свалившихся на страну с наступлением демократического помрачения.

Тогда же Ирина сказала Роману: «Никогда мои дети не испытают в жизни того, что довелось испытать мне». Он вспомнил свои детство, отрочество, юность и согласился: никогда. И покраснел «удушливой волной, слегка соприкоснувшись», и т. д. В прошлой жизни у них оказалось немало трагических совпадений. Роман родился 24 октября 1966 года в Саратове. Как-то так вышло, что мать, которую тоже звали Ириной, скоро опять оказалась в положении. Не раздумывая, решилась на аборт. Следствием этого безрассудства стало заражение крови и смерть. Было ей всего 28 лет. А в 1969 году нелепо погиб отец Романа.

Он возглавлял отдел снабжения крупного строительного управления. Во время посещения одного из объектов произошел несчастный случай - просто рок какой-то. Ни с того ни с сего обрушилась вдруг стрела башенного крана и размозжила ноги Аркадия Абрамовича. Через несколько дней он умер. Врачи говорили о крайне редком стечении противопоказанных обстоятельств: частички костного мозга закупорили артерии, и все.

Так в возрасте двух с половиной лет Роман стал круглым сиротой. Однако у евреев такого понятия не существует, и вопрос о детском доме у них никогда не рассматривается. Романа усыновил дядя Лейба, тоже начальник снабжения по роду своему, только иного профиля - на предприятии «Ухталес». В тогдашней Коми АССР все вокруг города, включая нерестовые речки Ухта и Чибь, пропахло нефтью. Зато от дяди Лейбы пахло лесом - дело благородное и прибыльное даже по тем временам.

Роман ни в чем не нуждался. Хорошо одевался, у него первого среди сверстников появился магнитофон «Грюндиг», в доме всегда было обилие продуктов, каких не сыскать и в столичных магазинах, о чем Роман узнал только в 1974 году, когда переехал на жительство к другому дяде, Абраму, жившему в Москве на Цветном бульваре. Это произошло после того, как дядю Лейбу посадили - слишком вызывающе пропах круглым лесом и лимбургским сыром.

А в роковом для Романа 1969 году, когда погиб его отец, в Москве приключилась еще более нелепая смерть. Отец Ирины Вячеслав Маландин работал официантом в ресторане «Метелица» на Новом Арбате. По молодости лет и по ресторанному досугу любил иногда крепко поддать после смены и покуражиться. Не злостно, а так - потехи ради. Ночью шли с друзьями мимо какой-то гигантской стройки пятилетки, и Слава вздумал на спор показать свою трезвость - пройти, сохраняя равновесие, по узкой металлической балке, возвышавшейся над котлованом. Он бы прошёл и выиграл пари на очередную бутылку, но в темноте зацепился за армаатурину и улетел с высоты на бетонное основание. «Скорую» ждали минут сорок. Столько же времени понадобилось, чтобы вытащить Славу из котлована. Его увезли в «Склиф», где врачи констатировали чудовищную травму головного мозга и что-то еще, что уже не имело значения. Скончался на четвертые сутки, не приходя в сознание.

Ресторанные чаевые не приносили сколько-нибудь ощутимого достатка в семью. Все необходимое как бы откладывалось на потом - покупка приличной одежды, обуви и прочего, что Слава по пьянке поставил на кон и проиграл, расплатившись жизнью. Первые выходные туфли появились у Ирины только к выпускному балу. А первый раз она поела досыта, когда родная тетя Люся устроила ее бортпроводницей в «Аэрофлот». До

ВИП-рейсов за границу с будущими олигархами она карабкалась уже самостоятельно.

Именно тогда Ирина решила для себя то, что спустя несколько лет высказала Роману - про жизнь детей, которая ни с какой стороны не будет похожа на ее собственную, и он проникся, пообещав, что жизнь выстроит такую, какая не снилась ни дяде Лейбе, которого посадили, ни дяде Абраму, которого посадить не успели, поскольку уже грянул август 1991-го, и все пороки советского общества возвели в категорию достоинств общества демократического.