Двадцать четвертый год

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Двадцать четвертый год

Грядущий день расскажет то,

Чего не слушал бы никто…

Но в этом нет опасно рокового,

Со временем изменится оно:

Как гроздный сок ни бродит бестолково, —

Все выйдет под конец вино…

Что было дном — теперь вершина…

Гете, «Фауст», ч. 2

5/18 марта. Вот как долго не писал! Но это для того, чтобы окончательно отвыкнуть от записывания всего замечательного, что творится на земле с 19-го июля 1914 г. Слишком грандиозны эти события, чтобы мое перо увековечило их; я, как говорил Анатоль Франс, только лишь «обращаю минувшие беды в развлечение» для тех дней, когда мои внуки (если они будут) достигнут моего настоящего возраста.

Зима подходит к концу. Ее будут помнить как особенно студеную и многоснежную. Морозы доходили до 28° (в самой Москве), и в последние мартовские дни были еще по утрам 10-15-градусные морозы.

В Японии землетрясения без конца: 18-го января газеты сообщили, что опять было 50 подземных толчков, и оттого разрушено в Йокогаме 2.716 зданий, а в предместьях Токио — 10.000 зданий; погиб крейсер «Газа» водоизмещением 11.000 тонн, и, в общем, пострадали 22 города.

«Госпромцветмет» — это значит «государственная промышленность цветных металлов», и означает, что русский язык все более и более расцветает.

Сей високосный год принес советской России — сразу, в начале его — и ликования, и огорчения. Первые — по поводу признания Союза советских социалистических республик со стороны Англии, Греции, Италии, Швеции и множества других мелких стран. В Москву наехали послы, посланники разных «их величеств» — Калинин делает им в Кремле приемы, говорит приветственные речи, как какой-нибудь президент Французской республики, а наши «товарищи» заграничные послы перебираются в европейские посольские русские дворцы и, в свою очередь, представляются королям и правителям, уверяя их в советской дружбе и сморкаясь уже в платки, а не между пальцами, как в то время, когда у нас процветал «военный коммунизм».

† А огорчение вот какое: и даже не огорчение, а гигантское ошеломление, которое встряхнуло, как видится, «весь мир»: 8/21 января 1923 года умер Ленин. По поводу его жизни, деяний, смерти, исторического значения и вечной славы сказаны все великие слова, которые только существуют. В результате приказано знать, что это — самый гениальнейший человек во все бытие человечества. Сам Христос, Магомет, Карл Маркс, Лев Толстой, Наполеон, Кромвель, Бисмарк, Гладстон, Петр Великий — мелочь в сравнении с ним.

Ленин (Владимир Ильич Ульянов) родился 10/23 апреля 1870 г. в Симбирске. Скончался 21-го января сего года в Горках (в 50 верстах от Москвы по Павелецкой дороге, в бывшем имении З. Г. Рейнбот) скоропостижно, при явлениях паралича дыхательных центров. Вскрытие тела, как засвидетельствовали профессоры Ферстер, Осипов, Абрикосов, Дешин, Бунак и доктора Гетье, Елистратов, Розанов, Обух, Вейсброд и Семашко, — обнаружило резкие изменения кровеносных сосудов кровяного мозга и свежее кровоизлияние из сосудов мягкой мозговой оболочки в области четверохолмия, что послужило ближайшей причиной смерти.

По постановлению 11-го всероссийского съезда советов день 21 января объявлен днем траура.

23-го января тело Ленина привезли в Москву и поместили в Колонной зале бывшего Благородного собрания. С этого дня до самого дня похорон, т. е. до 27-го января, происходило «поклонение» его праху. В течение этого времени прошло мимо его гроба до миллиона людей, большей частью направленных туда партийной, профсоюзной или служебной дисциплиной; но много было и его искренних почитателей, а также и любопытствующих. Шли днем и ночью. Морозы в те дни стояли 25-27-градусные, и это не остановило такого движения. В зале гроб стоял в пышной обстановке, среди живых цветов, роскошных драпировок, гигантских пальм, и под непрерывную сурдинку театральных и военных оркестров, игравших похоронные марши и траурные симфонии.

Рестораны, увеселения и все подобное всю неделю были закрыты.

Утром 27-го Ленина перенесли на Красную площадь и в 4 часа дня опустили в могилу, устроенную в центре революционного кладбища, но отступя от Кремлевской стены и свердловской (центральной) могилы немного на площадь, как раз против памятника Минину и Пожарскому.

К моменту опускания в могилу было дано распоряжение на всю Россию в 4 ч. дня прекратить всякое движение (железнодорожное, конное, пароходное), а на заводах и фабриках произвести свистки или гудки в течение пяти минут (на этот же срок прекращено и движение). После, в серии разных анекдотов, сочиненных по поводу этих небывалых похорон, был такой: когда жил Ленин, ему аплодировали, а когда умер — вся Россия свистала без перерыва 5 минут.

Кроме того, из центральных пунктов по всем передающим радио и по всем телеграфным аппаратам СССР был передан сигнал: «Встаньте, товарищи, Ильича опускают в могилу!» — и везде работа резко обрывалась. Наступала торжественная тишина, но через 4 минуты давался новый сигнал: «Ленин умер, — ленинизм живет!» — и работа опять началась.

Все эти штуки устраивала особая комиссия по устройству его похорон под председательством Дзержинского, обычного председателя всяких чрезвычайных комиссий.

В будущем памятники Ленину поставят, вероятно, не только в городах, но и в каждой деревушке. Пока же — бесчисленные переименования населенных мест, улиц, фабрик, училищ — в ленинские, в «Ильича», и т. п., а самое главное и самое нелепое — это переименование Петрограда в Ленинград, состоявшееся по постановлению ВЦИКа на другой или третий день после кончины Ильича. По этому поводу уже успели сложить легенду, что Ленин прислал с того света депешу, чтобы переименование это отменили, а то, — говорит, — Петр Великий покоя мне не дает, бегает за мной «с дубинкой» и кричит: «Ты у меня город украл».

Насчет памятника в Москве, на самой могиле теперь уже воздвигают что-то необыкновенное. Проекты один другого грандиознее. Сам Наркомвнешторга Красин выступил в «Известиях» со своим проектом, причем предваряет, что «это будет место, которое по своему значению превзойдет для человечества Мекку и Иерусалим». Могила Ленина представляет собой склеп, входом в который служит временный деревянный сарай с надписью «Ленин». Впрочем, ему придают архитектурные формы по рисунку Щусева. Самый гроб имеет стеклянное отверстие, через которое посетители склепа могут видеть забальзамированный труп великого Ильича. И таких любопытных до сих дней — по нескольку тысяч человек на каждый день. Ввиду близости канализационных труб поспешили придумать, что этот склеп на неделю превратился, вследствие неисправности трубы, в нечто непристойное. Действительно, целый месяц допуска туда не было, но это, вероятно, объяснялось необходимостью сделать удобства в этом подземелье как для сохранения трупа в показном виде, так и для входа и выхода посетителей.

Заграничная печать, что полевее, тоже славила Ленина как величайшего человека, но и всякая другая — устами поэтов, писателей и государственных и общественных деятелей воздала должное его необыкновенной энергии, мужеству, уму и работоспособности.

На посту Председателя Совнаркома Ленина заменяет со 2-го февраля Алексей Иванович Рыков, бывший председатель ВСНХ. Составилось несколько обновленное правительство. Председатели ВЦИК СССР — М. И. Калинин, Г. И. Петровский, Н. Н. Нариманов и А. Г. Червяков, секретарь А. С. Енукидзе, председатель совета труда и обороны Л. Б. Каменев, председатель Госплана А. Д. Цюрупа, нарком иностранных дел — В. Г. Чичерин, военный — Л. Д. Троцкий, внешней торговли Л. Б. Красин, путей сообщения Я. Э. Рудзутак, почт и телеграфов И. Н. Смирнов, рабочей и крестьянской инспекции В. В. Куйбышев, труда В. В. Шмидт, продовольствия Н. П. Брюханов, финансов Г. Я. Сокольников, ВСНХ председатель Ф. Э. Дзержинский.

К 10-му марта цена одного червонца достигла 500.000 р. ден. знак. 1923 г. (т. е. 500.000.000.000), и с того числа начался выкуп ден. знаков, и мало-помалу внедряется твердая валюта. Эмиссия советских денег прекращается, и в обращении помимо червонцев остаются казначейские билеты в 5, 3 и 1 р. золотом, и выпущено серебро в 10, 15, 20 и 50 коп., а также — боны на мелкую монету в 1, 3, 5 коп. Сами же оставшиеся в обращении ден. знаки 1923 г. тоже превращены в твердую валюту, т. е. 500 р. равны одной коп., 1.000 р. — 2 коп., 5.000 — гривеннику, 25.000 — полтиннику, 50.000 — рублю, и т. д. Проводится в жизнь и «снижение цен», ибо впереди не будут присчитывать на разницу курса.

Посмотрим, что будет дальше, а пока стало похоже на «довоенное», если забыть о том, что все-таки и при золотом исчислении заработок служащего вдвое меньше довоенного, а цены на продукты вдвое дороже. Переходы со знаков 22-го г. на знаки 23-го г., потом на товарный рубль, затем на червонный, и сокращения, — все это, говорят, отняло у служащих как-то автоматически 30 % их заработка, и я почувствовал это на себе, получая в последнее время 58 р. червонных. Пришлось поискать службы более сложной, зато позволяющей проживать без нищенской нужды. Оно тем более нужно было, что сынок мой «разделил свои права на два, а заботы помножил на столько же», т. е. женился на барышне, из города Звенигорода Евгении Сергеевне Лебедевой-Лесиной (регистрирую в свои семейные списки). Дай Бог им совет да любовь!

Завтра иду на новую службу в «Заволжское госпароходство» в качестве заместителя управляющего Московской транспортной конторой. Посулили 20 червонцев (т. е. 200 р. в месяц, недавно можно было сказать, что я получаю теперь 10 триллионов р.).

Пока пошла тенденция на снижение цен, но кто там знает, что «будет впереди»! Запишем «нынешние» цены, чтобы потом не поспорить с кем-нибудь: масло русское 90 к. ф., сало 60 к. ф., хлеб белый 13–20 к. ф., ржаной 5–6 к., картофель 5 к., мясо от 40 до 50 к., мука крупчатая 14 к., ржаная 5 к., подсолнечное масло 20–25 к., десяток яиц 50 к., икра паюсная 2 р. 50 к., 1 б. спирта 10 р., песок сахарный 27 к., сахар-рафинад 35 к., номер газеты 5 к., 25 шт. папирос второго сорта 16 к., коробка спичек 2 к., трамвайная станция 8 к.

Самое скверное в настоящей жизни — это поругание церквей и их служителей, а наисквернейшее — свара между ними самими, благодаря таким выскочкам, как Евдоким и Антонин, хотевшим, быть может, своими обновленческими стараниями и контактом с коммунистической властью поправить расстроенные церковные дела, а в самом деле — еще более расстроившие их и отвадившие многое множество верующих от своих приходов. Большинство еще идет за Патриархом, но сам-то он не может идти за большинством. Так урезали и опошлили его духовную власть и сан, что сами попы не знают, кого им слушать, и, кажется, никого уже не слушают, а их авторитет все падает и падает. На этом фронте большевики тоже побеждают, ибо такого малодушия в вере, как мы настоящие (по времени, а не по духу) «православные», в истории христианства еще не бывало.

Скверно еще жительственное обстояние. Наши уплотнители так расплодились, что нам самим плодиться негде. Вот мои «потомки»: сын — хоть врозь живи с молодой женой — негде спать вдвоем.

9-го ноября напечатаны телеграммы о занятии Тюрингии имперскими войсками и о разгроме рабочего правительства Тюрингии. В то же время много писано о беспорядках в Берлине, Мюнхене и Кракове. Это называлось «борьбой в Германии», «волнениями в Польше», но так как позднее все это угомонилось, то я и не останавливаюсь на таких известиях, не отмечая даже смены правительств, происходящих в этих странах. Несомненно, что там коммунисты тоже действуют, но пока без особого успеха, и по-прежнему царствует капитал, а не рабочий.

Убийцы Воровского Конради и Полунин признаны судом в Лозанне виновными лишь пятью голосами присяжных против четырех, а так как по швейцарскому кодексу для осуждения за совершение убийства большинства в один голос недостаточно, то Конради и Полунин освобождены от наказания. Проще сказать, они как бы оправданы, и это дало повод обвинить швейцарское правительство, их юстицию и прессу в «неслыханном злодействе». Была после этого нота Чичерина, предающая всю Швейцарию бойкоту и презрению со стороны России.

Бывший германский Кронпринц приезжал в одно из своих немецких имений, его встречали там очень почетно.

В Греции будто бы провозглашена республика. Но король не подписал отречения, а только уехал в Бухарест.

Махно после бегства из Украины повоевал еще в Галиции и в конце концов оказался «белогвардейцем Польши», за что и был судим в Варшаве вместе со своими приближенными. Однако ему удалось доказать, что он шел не против поляков, а против русской советской власти, и вот, чтобы сохранить его дарования на случай войны с Россией, польский суд его оправдал, и 27-го декабря его освободили из концентрационного лагеря и позволили поселиться в Познани. Наши газеты и тут пошумели, как после процесса Конради.

Страшные японские стихийные бедствия как бы перевернули спокойное состояние земного шара. То и дело телеграммы о небывалых явлениях природы. 24–26 декабря в Черном море свирепствовал страшнейший шторм. Тонули и разбивались пароходы, портовые строения, баржи, у берегов моря опрокидывались в него целые поезда (в Анапе). Утонуло много народа, погибла масса имущества, грузов. В черноморских курортах ураганом вырваны с корнем экземпляры чудных и столетних редких деревьев; обезображены пляжи, парки, бульвары и т. д.

Во Франции несколько дней назад свирепствовала у берегов Атлантического океана исключительной силы буря. Погибло много судов и людей. В Париже разбушевалась Сена. Подъем воды необыкновенный; бедствие очень чувствительное и для такого богатейшего города.

И у нас в России (собственно, в центре, с Москвой включительно) тоже какая-то ненормальность. После длинной, скверной, плаксивой осени в ночь да 1-е декабря н. ст. выпал хороший снег, сразу давший санный легкий путь, продержавшийся с неделю; потом простояли две недели мокроватые, но перед Рождеством нового стиля подули ветры с холодной стороны и нанесли сугробы снега и открыли длинную серию морозов, не кончающихся до сего дня (канун Нового года по ст. ст.). Следовательно, и новые и старые святки прошли и проходят при одинаковой рождественской погоде. Снежные метели даже, как будто, преждевременны. Если не будет оттепели, и в январе и в феврале обычные снегопады «не отменяются», то по обилию снега это будет зима, которой не запомнят самые глубокие старцы. Вчера морозу было (в Москве) 18° по Реомюру, сегодня немного помягче, и без метели.

По официальному сообщению ГПУ, подписанному самим Дзержинским, в декабре месяце арестовано около тысячи человек «нэпманов», т. е. биржевых дельцов, игроков в карты; рулетку, лото, тотализатор, рестораторов, аферистов, содержателей притонов и «тому подобных». Все они подвергнуты административной ссылке в отдаленные края «с отобранием имущества». Их квартиры со всей обстановкой отданы в пользование «рабочих». И этим дело не ограничилось. Аресты продолжаются. Одних жуликов убирают, а на их место готовятся другие. «Все это было, было!» В связи с этим поговаривают, что в правящей партии восторжествовала левая с Дзержинским и Бухариным во главе. И что оппозиция, т. е. коммунисты поправее, лишается своих прерогатив. Даже сам Троцкий не удержался. Был выпущен бюллетень о состоянии его здоровья, подписанный всеми «лейб-медиками». По бюллетеню выходит, что у него непроходимая лихорадка, «побледнение», «похудение» и «понижение работоспособности», так что мы, мол, воспрещаем ему в течение двух месяцев заниматься какими-либо делами и предписываем немедленное климатическое лечение. Разве это не ссылка? Посмотрим на «деяния» 11-й Московской губернской конференции РКП(б), законченной вчера. Принята резолюция по докладу тов. Каменева, в которой, между прочим, выражается «сожаление, что тов. Троцкий допустил явно политическую ошибку, выступив со статьей, которая обозначала срыв единогласного решения ЦК и ЦКК. Это выступление, помимо неправильных положений (о партаппарате и молодежи), содержало в себе попытку опорочить работу руководящих учреждений партии.» Поэтому конференция выражает уверенность, «что признание тов. Троцким сделанной им ошибки было бы лучшим способом наиболее безболезненно ликвидировать неслыханно обостренную этим выступлением тов. Троцкого борьбу в партии». Эта резолюция принята большинством 325 голосов, против 61-го голоса, стоявших за резолюцию Преображенского, одного из сторонников Троцкого. Как-никак, а чувствуется в ядре большевиков трещина довольно заметная.

В декабре месяце поговорили мы и с Америкой. 16-го Чичерин послал телеграмму самому Кулиджу, Президенту Соединенных Штатов. Мы, дескать, вполне готовы обсудить с вашим правительством установление прочной дружбы с Америкой, мы готовы вступить в переговоры об улаживании вопроса о денежных претензиях Америки к России. Сам Кулидж ничего не ответил Чичерину, но американский министр иностранных дел передал по телеграфу американскому консулу в Ревеле для передачи Чичерину текст его заявления, сделанного с одобрения Кулиджа в сенате. А в этом заявлении говорилось: сейчас не может быть речи о переговорах, так как американское правительство, как и Президент в своем послании конгрессу заявили, что они не намерены менять своих принципов. Если советское правительство изъявляет готовность вернуть американским гражданам конфискованное имущество или дать соответствующую компенсацию за него, то пусть оно это совершит. Если советское правительство готово отменить декреты о непризнании русских долгов и признать их, то пусть оно это сделает. Для этого не нужны ни конференции, ни переговоры. Все эти намерения могут и должны быть выполнены в Москве как доказательство искренности желаний советского правительства. Чрезвычайно серьезен также факт все продолжающейся пропаганды за ниспровержение существующего у нас строя. Американское правительство не может входить ни в какие переговоры до тех пор, пока Москва не перестанет быть центром этой пропаганды.

Я тут везде пишу «новое Рождество, старое Рождество», как будто Христос дважды родился. Но пришлось праздновать два раза. Занятий не было по новому стилю, зато церковные службы Рождеству состоялись тогда только в «обновленческих» церквях, куда пошла какая-нибудь тысяча отколовшихся или любопытных москвичей. В старое же исконное Рождество, т. е. 7-го января н. ст., все церкви были переполнены и во Всенощную, и в заутреню, и за ранней обедней, и за поздней. На занятия шли безропотно, но помолившись и истинно «разговевшись». Говорят, большинство заводов и фабрик работало, но частные магазины, рынки, заводы и мастерские положительно не действовали. В деревнях безусловно праздновалось старое Рождество. После стали разбираться в этом явлении, и, как пишут, 5.500 торговцев подверглись штрафу от 50 до 300 червонных рублей за неоткрытие «седьмого января своих лавок». В связи с этим пошли придирки к Патриарху. Наркомюст за подписью Крыленко разослал всем губернским и областным прокурорам циркуляр, в котором разъясняется, что «публичное чествование лиц, осужденных и находящихся под судом, в частности, в отношении гр. Белавина (Тихона), чествование, выражающееся в упоминании имени лица в молитвах, прошениях и т. п., с присоединением к этому звания, по состоянию в коем это лицо совершило вменяемое ему преступное деяние, является деянием уголовно наказуемым». Дальше смутно как-то, но определенно рекомендуется не заключать договора с группой верующих, «взявших в пользование храм», нелояльно относящихся к постановлениям судебной власти республики. Последний абзац я понимаю так, что если мы сторонники Тихона, не признающие самозванного синода, возглавляемого Евдокимом, то «в наше пользование» не дадут ни одного храма.

Евдокиму, конечно, нестерпимо обидно, что «на него» не идут, а на Тихона валом валят, и вот он доносит власти о нашем якобы контрреволюционном праздновании по старому стилю. Однако сам Тихон — за новый стиль, еще 10-го декабря он подтверждает своему духовенству и мирянам, что его воззвание от 1-го октября 1923 г. остается в силе для всех верующих. И лишь в зависимости от местных условий благословляет в некоторых приходах или епархиях празднование Рождества справлять и по старому стилю. А «местные условия» — это как вот сказалась в этот раз у нас в Москве чисто народная, родовая приверженность к старому календарю. Никаких заговоров между «верующими» ни перед старым, ни перед новым Рождеством не было, но все «точно сговорившись» 25-го декабря в церковь не ходили, а 7-го января валом повалили.

Про старое Рождество в газетах намекнули только циркуляром Крыленко да оштрафованием праздновавшей Сухаревки, а про новое писали так: «Комсомольское рождество прошло в этом году в Москве весьма оживленно, при массовом участии рабочих, работниц и красноармейцев. В аудитории имени Д. Бедного (бывш. Пименовской церкви) собралось около 2.000 человек молодежи и беспартийных рабочих. С большим вниманием был заслушан антирелигиозный доклад тов. Захарова», и т. д. Далее подробное же описание других клубских «всенощных». И в общем, говорят «Известия», по Москве было проведено около ста собраний. Инсценировки, игры, пляски и пение происходили до 7–8 ч. утра. По приблизительному подсчету, в рождественских торжествах молодежи участвовало не менее 70.000 человек, причем тысячи народа лишены были возможности участвовать из-за тесноты помещений.

Кстати о храме в Пименовском переулке, превращенном в «комсомольскую аудиторию имени Демьяна Бедного». Вот какая теперь там обстановка (выписываю из тех же «Известий»): Расписанные живописью своды и стены, с крестами, «агницами», распростертыми крыльями «святых», ниже, в рамах и окладах, на месте икон, — портреты вождей революции, — плакаты с изречениями: «Религия — опиум для народа», и т. п. В зимнем храме направо и налево от входа — ряды щитов со стенными газетами фабрик, заводов и организаций. Они любопытны и разнообразны. На правом и левом алтарях, — внутренность их пуста, — плакаты паука-крестовика, портрет лейтенанта Шмидта, изречения. В летнем, более просторном храме, в открытых царских вратах — бюст Карла Маркса; в позолоте иконостаса — портреты Ленина, Троцкого, Либкнехта. Северные врата закрыты красным знаменем. В алтаре пусто. На иконе против царских врат надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».

Вообще гонения на церковь, обряды и христианские традиции обостряются с каждым днем. На 1924-й год нет ни одного календаря с воспроизведением хотя бы в скобках церковных памяток. Вот, например, передо мной отрывной календарь государственного издательства: «13 января, воскресенье. Петр, Иаков, Иринарх, Камилл, Фронда, Вероника, Сейя, Беата, Аркадия», — и все. Что это? Святые, христиане, магометане? Ничего не пояснено. Заглянуть в другие числа, — там и Ундина, и Грация, и Атланта, и Амур, и т. д, и т. д. Все вперемешку — и православное, и вымышленное, до «Октябрины» и «Маркса» включительно. Видимо, хотят развести младенцев с интернационалом от материна молока. Да так оно и повелось. Вот вам одно из последних «придворных известий»: «Октябрины в Кремле: вчера вечером состоялись в Свердловском зале (кажется, это бывший тронный зал, Андреевский, в Большом кремлевском дворце) при весьма торжественной обстановке первые в Кремле «октябрины», устроенные ком. ячейкой Кремля, при участии клуба имени Свердлова. Акт октябрин был совершен над младенцем, привезенным в Москву его родителями Грачевыми, беспартийными крестьянами из села Троицы Калининской волости Тверской губ. Грачевы — земляки «всероссийского старосты», М. И. Калинина. Приемным отцом был сам Михаил Иванович, приемной матерью тов. Горчакова.»

Затем идет верноподданническое описание всей этой комедии, заменившей Св. Крещение. Младенцу дали имя Владимир, но, конечно, не в честь святого Владимира, а в честь «Ильича». Говорилось много речей, в которых не преминули поглумиться над «старинными церковными обрядами, сковывавшими человека с момента его рождения до самой смерти». Были и «подношения»: какая-то юная «пионерка» передала младенцу «значок и форму», комиссар военной школы ВЦИК — «красную звезду», а родителям этого принца «представитель рабочих и служащих ВЦИКа» поднес на пеленки (это, должно быть, нечто «цивильное»).

Наряду с этим «со всей России» летят донесения по радио и телеграфу об «октябринах», проделанных то там, то тут над новорожденными ребятами.

Все еще тешимся. Все еще не сделаемся взрослыми!

Заодно уж прославлю митрополита «господствующей» церкви, Евдокима, именующего себя председателем святейшего синода. На днях, как сообщают «Известия», Евдоким обратился к главнейшим американским газетам с телеграммой, в которой, между прочим, говорится, что «у нас нет ни «советской» церкви, ни «красной» церкви, ни «живой» церкви. У нас есть только «Единая» совершенно свободная от прежнего гражданского засилия при царях «Святая Соборная Апостольская Церковь». Управляется наша Церковь святейшим синодом, состоящим из двенадцати старейших и ученейших иерархов, двадцати лучших пресвитеров и мирян. В своих рядах мы насчитываем свыше 250 епископов. Все 100 русских епархий с нами. Последователи бывшего Патриарха Тихона, обманутые несбыточными политическими надеждами, возвращаются к нам ежедневно массами», и т. д.

Достаточно прочитать 2–3 предыдущих страницы, чтобы понять, свободна ли церковь теперь «от гражданского засилья» и какие «массы» с Евдокимом (вероятно, только вышеперечисленные «старейшие и ученейшие иерархи» да «лучшие 20 пресвитеров и мирян»).

Говорят, что в храме Христа Спасителя в самое Рождество, отпразднованное там, конечно, по новому стилю, было не более 300 человек, а вот я был на престольном празднике в храме Василия Кессарийского на Тверской, где служил всенощную Патриарх (1 ян. ст. ст. память св. Василия), так там было не менее 5.000 человек, да столько же не вошло в храм за переполнением его. И что примечательно: трещал морозище, градусов 16, а ведь не все же 10.000 живут поблизости от храма. Многие, значит, пришли или приехали издалека. Теперь попусту не разъездишься. Сегодня одна трамвайная станция стоит 350 млн., полторы — 500, а две — 650. Не испугал «обманутых несбывшимися политическими надеждами мирян» и циркуляр Крыленко, согласно с которым такое почитание находящегося под судом «гражданина Белавина» является «деянием, уголовно наказуемым». И благодаря Бога, сего «гражданина» священнослужители и поющие величали «Великим господином нашим, Святейшим Патриархом Московским и всея России».

Кому пошлет еще свою ноту ученейший иерарх Евдоким, прослышавши, что те «массы», которых он улавливает себе с помощью советских прокуроров, по-прежнему льнут к разжалованному им и Антонином Патриарху!?

Кстати об Антонине. Этот и себя разжаловал, то именовался «Митрополитом Московским», а теперь подписывается и называется только «епископом». Но при этом он считает себя главой выдуманной им самим «церкви возрождения», а тот храм, в котором он «представляет», зовет «кафедральным собором» (это нижний храм бывшего Заиконоспасского монастыря, что на Никольской улице). Там, говорят, собирается в торжественных случаях человек по 200, и это, конечно, вся его паства. Так что зачем ему свой синод, свои викарные, а между тем, в его организации все это тоже имеется.

На фронтоне университетского храма, превращенного, конечно, в клуб, была всем давно известная и симпатичнейшая надпись «Свет Христов просвещает всех». Как это подходило именно к университетской церкви! А теперь там написаны только два слова: «Наука — трудящимся». Хоть и на ученом здании, а довольно глупо. Божественная-то наука была для всех, и особенно она нужна для «нетрудящихся», ибо она сама по себе — призыв к труду, к труду неустанному, не только для себя, но и для други своя!

К концу года я совсем было забросил свои «мемуары». Для чего, думаю, портить бумагу и терять время. Прославить себя этим писанием мне «не дано». Нет таланта и умения. Комплект газет за эти годы куда интереснее моих кустарных записок. Сотни, а может и тысячи людей теперь только тем и занимаются, что заносят в свои дневники творящуюся метаморфозу нашей жизни. Пишут изгнанники, пишут «белогвардейцы», пишут и озлобленные, пишут и осчастливленные новой жизнью. Мое же потомство в «юбилейные» годы будет читать все, что я записал тут, — в действительно талантливом и ловком изложении. А может, и того читать не будет, потому что оно уже взрослое и само уже участвует в этом злосчастном десятилетии. Наконец, у меня нет еще своих внуков, которые могли бы лет через 50 позабавиться, почитать, что там полуграмотно нацарапал их дедушка про «великое» время. Есть у меня внучата двоюродные и троюродные, да для них я не родной близкий человек, а «дальний родственник». Однако решил дотянуть еще до 19-го июля 1924 года (если сам «дотяну» до этого дня в добром здоровьи). Тогда как раз исполняется десятилетие агонии старой (великой) России, или десятилетие трудных, бесконечных родов новой (загадочной) России.

Последние годы я, живя в самой Москве, как видите, безвыездно, — все-таки плохой наблюдатель новой жизни. Она, как почитаешь и послушаешь, уже достаточно отражена в литературе, на сцене, в живописи и скульптуре (и даже в музыке); но я нигде не бываю: на уличных торжествах — по несочувствию, в театре — по недостатку средств (случается — сходишь в электрический, и когда там требуют за самое дешевое место 2–3 млрд., знаешь, что в «настоящий» театр надо нести 10, а то и больше миллиардов. Впрочем, это только 50 к., или 2–3 р., так как золотой рубль по вчерашней котировке стоит 4.600.000.000 р., или 4.600 р. ден. знаками 1923 г.).

Все стонут, жалуются, а живут. И правда, должно быть, как кто-то сказал, что надо всем жить, чтобы несчастному примириться, а счастливому поучиться. Дай Бог и нам прожить хотя бы только для «примирения»!

(Конец рукописи, страница 1372-я.)