XXIX

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XXIX

Под объединенным натиском троих сыновей Петр Степанович заколебался и обещал подумать о переезде к одному из них. Но сомнения у братьев оставались, особенно у младшего, вообще склонного к поспешному скептицизму.

Младший брат должен был возвращаться домой через Москву, у него уже были билеты на самолет из Москвы до Новосибирска, но он беспокоился, что будут проблемы с билетами на поезд до Москвы. Беспокоился, надо сказать, не зря. Через Харьков пролегали все пути в Крым и на Кавказ, и в августе это было самое загруженное пассажирское направление. Билетов в кассе, конечно, не было, но все-таки ему удалось уехать, правда, как следует из его письма старшему брату, так и не купив билета.

Уехал я из Харькова без билета. С самого вечера и до 2 ночи на поезда в Москву было продано всего лишь около 5 билетов в кассе для пассажиров с детьми. Люди же, тем не менее, уезжали. Я вышел на перрон и с первого же захода был приглашен в купейный вагон ереванского поезда. Ехали в купе, в котором на таких же правах, как и мы, ехали летчик и завлаб какого-то НИИ, они сели в поезд еще в Ростове. Обошлось это нам даже дешевле, чем если бы мы купили билеты. Удивляться этому, конечно, не стоит, наши государственные поезда – давно уже частная собственность проводников.

Я разговорился с летчиком, и он мне рассказал свою историю, похожую на нашу. У него мать живет в деревне одна, и вообще в этой деревне мало кто остался, но перебираться к нему в город (он живет в Барнауле) не хочет, иногда только приезжает погостить. Держится за свой дом и огород, хотя, случись с ней что в деревне, там никакой медицинской помощи не дождешься. Но она только смеется. Вот и я боюсь, как бы отец не посмеялся над нами…

Скептицизм – скептицизмом, а все же на этот раз Петр Степанович задумался о переезде всерьез. Об этом мы узнаем из дневника старшего сына за тот год.

Из дневника старшего сына. 7 сентября 1981.

Отец, кажется, сдался. Когда мы вернулись с Волги, нас уже ждало его письмо. Он дает согласие на переезд и сейчас обдумывает, как лучше это сделать. И он еще не решил, к кому переезжать.

От Волги осталось довольно много впечатлений. Рыба ловилась очень хорошо. Насмотрелись на тамошний быт: пьянка непробудная, водка – тамошняя валюта. Наш «Луч», после 26 лет верной службы, пришлось оставить в Заволжске на пристани. Было очень жаль расставаться с ним. Странно вспоминать, что когда я его купил, то первым делом сплавился в Задонецк и там катал отца и маму Любу, а она визжала, потому что боялась перевернуться. В будущем году придется покупать новую байдарку.

Партийцам читали письмо на закрытых собраниях по поводу тяжелого положения нашей страны. Анатолий Максимович сообщил, что СССР должен будет закупить заграницей около 40–50 млн. тонн зерна.

В Польше происходят любопытнейшие события. Наша пресса молчит и пишет о грандиозных манёврах, которые происходят вокруг Польши, а о том, что там сейчас происходит работа съезда «Солидарности», – ни слова.

Студентов почему-то послали в этом году на промышленные предприятия. Никита работает на ХТЗ грузчиком. Сейчас он беспокоится, что если дедушка переедет к нам, то он останется без своей комнаты. Но мне кажется, что отец склоняется к переезду в Краматорск.

Из дневника старшего сына. 3 октября 1981.

Пришел на работу: у двери стоит Овечкина. – «Я к вам. Я же не могу ездить в колхоз, – я беременная, у меня токсикоз». Что я мог ей предложить? – Возьмите справку об этом. Мы должны были выделить одного человека на сельхозработы – на месяц в колхоз им. Жданова. С большим трудом удалось организовать, спасибо, ребята взяли это на себя. Первым поехал Петренко, с сегодняшнего дня его сменит Фельдман, а кто поедет через неделю? Овечкина не может, у Игнатова запланирована командировка в Дубну… Придется отменять командировку. И еще на следующий вторник требуют одного человека на кагаты, к 8 утра.

Днем выяснилось, что собрать кворум на совете 9 октября, вероятно, не удастся: командировки, колхозы, больные. Нечитайло опять в запое, Света, его жена, бедненькая, плакала в телефон.

Пастера бы в этот храм науки!

Надо узнать насчет стройки нашего дома. На заседании дирекции в начале сентября Шевченко клятвенно заверял, что к весне закончат, схожу-ка я сам посмотрю, до какого этажа они добрались. Если отец надумает переезжать, то лучше бы уже в новую квартиру.

Из дневника старшего сына. 19 декабря 1981.

На днях из-за бугра передавали обращение психиатра к мировой общественности по поводу использования психиатрии в политических целях (он наш земляк, из Харькова, сейчас где-то в лагере, в Пермской области, куда его посадили на 7 лет). А.Д. Сахаров со своей женой Еленой Боннер около месяца тому назад объявили голодовку из-за отказа властей выпустить их невестку к ее мужу. Сахарова и его жену в Горьком поместили в больницу, где якобы их насильственно кормят. Можно ли этому верить? Но Польша – это же несомненные факты. В воскресенье Ярузельский объявил военное положение, пересажал всех неугодных (за одну ночь, как я понял), прервал связь Польши со всеми странами и внутри Польши прекратил телефонную и прочие связи. Сотни раненых, есть убитые… Очень оперативно все сделано, и ахнуть не успели… Наша информация ничего этого не замечает, полностью поглощена 40-летием разгрома немцев под Москвой в 1941 году. Остального как будто бы и нет в мире. Снова вспоминают Сталина.

Сегодня нашему великому ленинцу стукнуло 75. В Кремль по этому поводу съехались все начальники социалистических стран, и все упражнялись, как в Большой Орде, в славословии. За неисчислимые заслуги ему навесили дополнительную звезду Героя Советского Союза. На этом фоне наш 85-летний отец выглядит, пожалуй, вполне нормальным, он, по крайней мере, не падок на побрякушки и заблуждается бескорыстно. Во всяком случае, он не буйный. Хотя я все же не знаю, как мы уживемся, если он переедет к нам, и немного этого опасаюсь. Отец написал, что примет решение весной.

Лида с Никитой сегодня поехали в Белгород за харчами. Не знаю, с чем они вернутся, у нас за всем почти очереди. Просвета не видно. Многие считают, что близки и у нас какие-то изменения. Но власти о деле не говорят, а заняты только политическим обрабатыванием народа.

В своей дневниковой записи от 7 сентября старший сын Петра Степановича, видимо, имеет в виду следующее письмо отца.

Я решил весной посетить тебя с твоей семьей и твоего среднего брата, который готовит для меня жилье во флигеле (вернее – в летней кухне). Я ему даже переслал деньги на расход по постилу полов, по ремонту потолка, окон и топки. Поэтому давай сделаем так: я весной приеду к вам, от вас наведаюсь в Краматорск, и за этими «оглядинами» будет видно, куда мне лучше приехать, – к вам или к нему. Вероятно, лучше всего поехать мне в это турне в конце марта или в начале апреля.

Почему я так ставлю вопрос о моем переезде? Конечно, в Краматорске мне бы можно было жить в отдельной постройке (рядом с козой), и я бы своей персоной меньше мозолил глаза. Но дело в том, что там уже живет один иждивенец – Мария Алексеевна, Оксанина мама, она уже в летах, чувствует себя плохо, а тут еще и меня принесет. Конечно, в нынешнюю вашу квартиру я приехать не могу, но ты писал, что тебе могут дать новую квартиру. Может быть, к весне и дадут?

Вот весной и будет видно, как мне поступить: переехать ли мне к вам лучше или к ним.

Петру Степановичу всегда казалось, что если он переедет к среднему сыну, то в его жизни мало что изменится: первый этаж, огород под окнами, коза в сарае… Он так всегда жил. Он дал деньги среднему сыну на подготовку «флигеля» к зиме и считал дело решенным. Но чем ближе подходило время переезда, тем чаще он задумывался. И, если честно сказать, дело было не только в Марии Алексеевне.

Средний сын Петра Степановича был рядовой инженер, ну, может, небольшой начальник. Заработок инженера – сами знаете какой, а работа ответственная, восемью часами не ограниченная, иной раз и в выходные приходится вкалывать. Да еще хозяйство. Девочки хоть и не живут дома, а помогать надо, на стипендию не проживешь. Средний сын Петра Степановича был человек недюжинных сил, но и они стали исчерпываться, Петр Степанович чувствовал это по тону писем, которые он продолжал регулярно получать. Одно особенно его огорчило.

Прийшла весна, і ми почина?мо довбатись на городах. І осточортіло мені уже оце все. Хочеться зупиниться і подумати якщо не про Бога, так хоч про себе.

3 нутріямими дуже заплутувалися. Їх розвелось багато (все більше малеча), і всі вони живуть в одній загороді. Великі чудові самки знову ходять брюхаті. Обідрати їх нема глузду, бо хутро в них зараз погане, та й мораль моя не дозволя? зробити це. А продати їх у нас нема хисту и часу. Обдумую шляхи, щоб припинити свій невдатний «бізнес», і не знаходжу їх. Так ми і тягнемо цей тягар зі страхом: а що же буде завтра?

Кожен день в половині шостої ранку я повинен іти до болота по очерет. Повернувшись з роботи, я товчусь, добуваючи їм корм, до заходу сонця. Кожен день я несу на плечах, піднімаючись вгору, тягар до 30 кг кілометрів за три, не зважаючи на погоду. В дощ я одягаю резинові чоботи і плащ і йду. Я так стомлююсь іноді, що сплю потім без сновидінь.

Кілька разів я продавав кітних самок на базарі, пересилюючи забобон, що продавати соромно. Кожен раз я продавав цих самок дешевше їх вартості. Якщо кітних самок не продавати, то наплодиться стільки звірят, що наша фірма зможе луснути.

Дуже хочу, щобу мене уже не було нутрій, але як це зробити, ще не розумію.

З місяць назад у Оксани був приступ. Щось трапилось з вестибулярним апаратом. Вона падала з ніг, вертілось в голові, була блювота. Її довелось привезти з городу, де ми працювали. Були в лікарні. Виявилосъ, що у неї дуже низький гемоглобін і високий тиск крові. Через тиждень Оксана стала знову в центрі нашего побуту. Я молив Богу, щоб приступ не повторювався, але він повторю?ться, і вмоїй душі повіяло холодом.[24]

Когда Петр Степанович прочел это письмо, он как-то пригнулся даже, как будто это у него на спине лежал тридцати килограммовый груз. Поселись он сейчас у среднего сына, он бы еще больше увеличил бремя, давившее и на сына, и на невестку, – он это ясно понял, поменял свое решение, и написал то письмо. Якобы он еще ничего не решил, а хочет поехать и посмотреть. А на самом деле, он уже все решил: пусть и придется ему жить в городской многоэтажке, но хоть материальным бременем он своему старшему сыну-профессору не будет, тем более у него и своя пенсия есть. А сам-то он уж к непривычным условиям как-то приспособится.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.