Отец

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Отец

Будущему отцу М.С. Горбачёва Сергею Андреевичу удалось получить образование в пределах четырёх классов. Впоследствии же при содействии деда Пантелея, в бытность его председателем колхоза, он выучился на механизатора и затем стал знатным в районе трактористом и комбайнёром.

Свидетельствует Г. Горлов:

— Я хорошо знал родителей Михаила Сергеевича, отца Сергея Андреевича — бригадира тракторной бригады, умного человека, скромного трудягу, честного вояку, прошедшего горнило Великой Отечественной, награждённого боевыми и трудовыми орденами и медалями. Он долгое время был членом бюро райкома партии. Часто приходилось бывать у них дома.

Люди любили его. Это был спокойный и добрый человек. К нему приходили советоваться. Он говорил мало, но взвешивал каждое своё слово. Он не любил речей.

Слово — М. Шугуеву, возглавлявшему кафедру философии в институте, где в течение 16 лет преподавала Раиса Максимовна:

— Если у Михаила маленький рост и мимика от матери, то манера размышлять, выражать мысли — от отца, хорошо продуманная, немного медленная манера оценивать ситуацию.

Г. Старшиков, товарищ М. Горбачёва по Ставрополью:

— Он говорил об отце с необычайной гордостью.

Бывший министр обороны СССР, последний Маршал Советского Союза, член ГКЧП в августе 1991 года Д. Язов:

— Отец Горбачёва, Сергей Андреевич, служил в сапёрном подразделении в стрелковой бригаде, затем бригаду переформировали в 161-ю стрелковую дивизию, и в сапёрном батальоне сержант С.А. Горбачёв прошёл до самого конца войны. Был дважды ранен, награждён двумя орденами Красной Звезды, несколькими медалями за освобождение европейских столиц. В партию Сергей Андреевич вступил после войны, в 36 лет, добросовестно трудился рядовым механизатором.

Очень важное свидетельство. Запомним его. Ибо о времени вступления в партию своего отца Михаил Сергеевич будет говорить нечто совсем иное. Но об этом — в другой главе.

Из воспоминаний М.С. Горбачёва (1995 г.):

«Когда война началась, мне уже исполнилось десять лет. Помню, за считанные недели опустело село — не стало мужчин.

Отцу, как и другим механизаторам, дали временную отсрочку — шла уборка хлеба, но в августе призвали в армию и его. Вечером повестка, ночью сборы. Утром сложили вещи на повозки и отправились за 20 километров в райцентр. Шли целыми семьями, всю дорогу — нескончаемые слёзы и напутствия. В райцентре распрощались. Бились в рыданиях женщины и дети, старики, всё слилось в общий, рвущий сердце стон. Последний раз купил мне отец мороженое и балалайку на память.

К осени кончилась мобилизация, и остались в нашем селе женщины, дети, старики да кое-кто из мужчин — больные и инвалиды. И уже не повестки, а первые похоронки стали приходить в Привольное.

В конце лета 1944 года с фронта пришло какое-то загадочное письмо. Открыли конверт, а там документы, семейные фотографии, которые отец, уходя на фронт, взял с собой, и короткое сообщение, что погиб старшина Сергей Горбачёв смертью храбрых в Карпатах на горе Магуре…

До этого времени отец уже прошёл долгий путь по дорогам войны. Когда я стал Президентом СССР, министр обороны Д.Т. Язов сделал мне уникальный подарок — книгу об истории войсковых частей, в которых в годы войны служил отец. С огромным волнением читал я одну из военных историй и ещё яснее и глубже понял, каким трудным был путь к победе и какую цену наш народ заплатил за неё.

Многое о том, где воевал отец, я знал по его рассказам — теперь передо мной документ. После мобилизации отец попал в Краснодар, где при пехотном училище была сформирована отдельная бригада под командованием подполковника Колесникова. Первое боевое крещение получила она уже в ноябре — декабре 1941 года в боях под Ростовом в составе 56-й армии Закавказского фронта. Потери бригады были огромны: убито 440, ранено 120, пропал без вести 651 человек. Отец остался жив. Затем до марта 1942 года держали оборону по реке Миас. И опять большие потери. Бригаду отправили в Мичуринск для переформирования в 161-ю стрелковую дивизию, после чего — на Воронежский фронт в 60-ю армию.

И тут его могли убить десятки раз. Дивизия участвовала в битве на Курской дуге, в Острогожско-Россошанской и Харьковской операциях, в форсировании Днепра в районе Переяслава-Хмельницкого и удержании известного Букринского плацдарма.

Отец рассказывал потом, как под непрерывными бомбёжками и ураганным артогнём переправлялись они через Днепр на рыбачьих лодчонках, «подручных средствах», самодельных плотах и паромах. Отец командовал отделением сапёров, обеспечивающим переправу миномётов на одном из таких паромов. Среди разрывов бомб и снарядов плыли они на огонёк, мерцавший на правом берегу. И хотя это было ночью, казалось ему, что вода в Днепре красная от крови.

За форсирование Днепра получил отец медаль «За отвагу» и очень гордился ею, хотя были потом и другие награды, в том числе два ордена Красной Звезды. В ноябре — декабре 1943 года их дивизия участвовала в Киевской операции. В апреле 1944 года — в Проскуровско-Черновицкой. В июле — августе — в Львовско-Сандомирской, в освобождении города Станислава. Потеряла дивизия в Карпатах 461 человека убитыми, более полутора тысяч ранеными. И надо же было пройти через такую кровавую мясорубку, чтобы найти погибель свою на этой проклятой горе Магуре…

Три дня плач стоял в семье. А потом… приходит письмо от отца, мол, жив и здоров.

Оба письма помечены 27 августа 1944 года. Может, написал нам, а потом пошёл в бой и погиб? Но через четыре дня получили от отца ещё одно письмо, уже от 31 августа. Значит, отец жив и продолжает бить фашистов! Я написал письмо отцу и высказал своё негодование в адрес тех, кто прислал письмо с сообщением о его смерти. В ответном письме отец взял под защиту фронтовиков: «Нет, сын, ты напрасно ругаешь солдат — на фронте всё бывает». Я это запомнил на всю жизнь.

Уже после окончания войны он рассказал нам, что же произошло в августе 1944-го. Накануне очередного наступления получили приказ: ночью оборудовать на горе Магуре командный пункт. Гора покрыта лесом, и только макушка была лысой с хорошим обзором западного склона. Тут и решили ставить КП. Разведчики ушли вперёд, а отец со своим отделением сапёров начал работать. Сумку с документами и фотографиями он положил на бруствер вырытого окопа. Внезапно внизу из-за деревьев раздался какой-то шум, выстрел. Отец решил, что это возвращаются свои — разведчики. Он пошёл им навстречу и крикнул: «Вы что? Куда стреляете?» В ответ шквальный автоматный огонь… По звуку ясно — немцы. Сапёры бросились врассыпную. Спасла темнота. И ни одного человека не потеряли. Просто чудо какое-то. Отец шутил: «Второе рождение». На радостях и написал письмо домой: мол, жив и здоров, без подробностей.

А утром, когда началось наступление, пехотинцы отцову сумку на высоте обнаружили. Решили, что погиб при штурме горы Магуры, и послали часть документов и фотографии семье.

И всё-таки война оставила старшине Горбачёву свою отметину на всю жизнь… Как-то после трудного и опасного рейда в тыл противника, разминирования и подрыва коммуникаций, после нескольких бессонных ночей группе дали недельный отдых. Отошли от линии фронта на несколько километров и первые сутки просто отсыпались. Кругом лес, тишина, обстановка совсем мирная. Солдаты расслабились. Но надо же было случиться, что именно над этим местом разыгрался воздушный бой. Отец и его сапёры стали наблюдать — чем всё это кончится. А кончилось плохо: уходя от истребителей, немецкий самолёт сбросил весь свой бомбовый запас.

Свист, вой, разрывы. Кто-то догадался крикнуть: «Ложись!» Все бросились на землю. Одна из бомб упала неподалёку от отца, и огромный осколок рассёк ему ногу. Несколько миллиметров в сторону — и отрезало бы ногу начисто. Но опять повезло, кость не была задета.

Это случилось в Чехословакии, под городом Кошице. На том фронтовая жизнь отца кончилась. Лечился в госпитале в Кракове, а там уже скоро и 9 мая 1945 года подоспело, День Победы».

М.С. Горбачёв с учётом последующего изменения мировоззрения, отрицания коммунистических идей должен был ссылаться на влияние деда Андрея, не признавшего советской власти и большевистской политики. Ан нет, даже в 1995 году (по инерции?) преклонял колена перед отцом и другим дедом — Пантелеем, носителями отвергнутой им идеологии:

«Сейчас, оглядываясь на прошлое, я всё более убеждаюсь в том, что отец, дед Пантелей, их понимание долга, сама их жизнь, поступки, отношение к делу, к семье, к стране оказывали на меня огромное влияние и были нравственным примером. В отце, простом человеке из деревни, было заложено самой природой столько интеллигентности, пытливости, ума, человечности, много других добрых качеств. И это заметно выделяло его среди односельчан, люди к нему относились с уважением и доверием: «надёжный человек». В юности я питал к отцу не только сыновние чувства, но и был крепко к нему привязан. Правда, никогда друг с другом о взаимном расположении мы не обмолвились даже словом — это просто было. Став взрослым человеком, я всё больше и больше восхищался отцом. Меня в нём поражал неугасающий интерес к жизни. Его волновали проблемы собственной страны и далёких государств. Он мог у телевизора с наслаждением слушать музыку, песни. Регулярно читал газеты.

Наши встречи превращались нередко в вечера вопросов и ответов. Главным ответчиком теперь стал уже я. Мы как бы поменялись местами. Меня в нём всегда восхищало его отношение к матери. Нет, оно было не каким-то внешне броским, тем более изысканным, а наоборот — сдержанным, простым и тёплым. Не показным, а сердечным. Из любой поездки он всегда привозил ей подарки. Отец сразу принял близко Раю и всегда радовался встречам с ней. И уж очень его интересовали Раины занятия философией. По-моему, само слово «философия» производило на него магическое воздействие. Отец и мать были рады рождению внучки Ирины, и она не одно лето провела у них. Ирине нравилось ездить на двуколке по полям, косить сено, ночевать в степи.

Я узнал о внезапном тяжёлом заболевании отца в Москве, куда прибыл на XXV съезд КПСС. Сразу вылетел с Раисой Максимовной в Ставрополь, а оттуда автомобилем отправились в Привольное. Отец лежал в сельской больнице без сознания, и мы так и не смогли сказать друг другу последние слова. Его рука сжимала мою руку, но больше он уже ничего не мог сделать.

Отец мой, Сергей Андреевич Горбачёв, скончался от большого кровоизлияния в мозг. Хоронили его в День Советской Армии — 23 февраля 1976 года. Привольненская земля, на которой он родился, с детских лет пахал, сеял, собирал урожай и которую он защищал не щадя жизни, приняла его в свои объятия…

Всю жизнь отец делал добро близким людям и ушёл из жизни, не докучая никому своими недомоганиями. Жаль, что пожил он так мало. Каждый раз, бывая в Привольном, я в первую очередь иду к могиле отца».

Он умер в возрасте 66-ти лет. Прилетевшие из Москвы сын с женой двое суток провели у постели потерявшего сознание отца.

Г. Горлов:

— Сергей Андреевич Горбачёв умер, когда мы с женой были на XXV съезде КПСС. Мне разрешили взять с собой жену, это был редкий случай, и там утром мы увидели младшего брата Михаила Сергеевича — Александра, который и сказал нам, что умер отец. 23 февраля его хоронили. Мы с Верой Тимофеевной послали соболезнование.

Р.М. Горбачёва:

— Внутренне Михаил Сергеевич и отец были близки. Дружили. Сергей Андреевич не получил систематического образования— ликбез, училище механизации. Но у него была какая-то врождённая интеллигентность, благородство. Определённая широта интересов, что ли. Его всегда интересовали и работа Михаила Сергеевича, и что происходит в стране, за рубежом. Когда встречались, он засыпал его массой дельных, живых вопросов. А сын не просто отвечал, а как бы держал ответ перед отцом — механизатором, крестьянином. Сергей Андреевич охотно и подолгу его слушал…

Очень жалею, что отец Михаила Сергеевича не дожил до того времени, когда сын стал секретарём ЦК. Гордость за сына — мне кажется, она прибавляла ему, израненному фронтовику, сил и воли к жизни.

Следующий сюжет — снова из области мифотворчества. Советские люди не могли поверить, что так запросто развалилась великая держава. Объяснение искали во вражьих происках, в агентурном влиянии на руководителей страны, и в первую очередь на М.С. Горбачёва. В 1994 году в редакцию газеты «Новости разведки и контрразведки» пришёл полковник запаса Службы внешней разведки России и принёс большую статью об агентах влияния. Материал опубликовали, но с некоторыми купюрами. Вычеркнули эпизод, который я, с разрешения автора, помещаю в этой книге.

«В биографии Горбачёва, кроме услужливости к немецко-фашистским оккупантам, хозяйничавшим в Ставрополе с 3 марта 1942 года по 21 января 1943 года, есть до конца не выясненное обстоятельство. В апреле 1945 года в Польше наш боец-сибиряк Григорий Рыбаков во время случайного столкновения на лесной дороге с небольшой группой противника пристрелил одного из них. Просматривая вместе с другим бойцом содержание планшетки убитого, обнаружил в ней документы на русском и немецком языках на имя Горбачёва Сергея Пантелеймоновича и три фотографии. На одной — Сергей Горбачёв в форме лейтенанта-танкиста у советского танка. На втором фотоснимке он был изображён в форме немецкого офицера-танкиста у немецкого танка. Важно отметить, что предателей-перебежчиков гитлеровцы направляли только в Русскую освободительную армию генерала Власова или в другие нацформирования, и никогда — в немецкую армию. Не исключено, что выдававший себя за Сергея Горбачёва был на самом деле заброшенным ранее на длительное оседание обычным агентом, который, попав на фронт, тут же перешёл к своим. На третьем снимке опять он вместе с пожилой и молодой женщинами, а рядом с ней мальчик с весьма приметным чёрным, необычной формы пятном на голове. Документы и фотографии бойцы передали командованию.

В начале 1985 года Рыбаков увидел в газете портрет нового Генерального секретаря М.С. Горбачёва и обнаружил разительное сходство с мальчиком на фотографии, найденной в планшетке убитого немца. Рыбаков написал об этом в Челябинское управление госбезопасности и «своему» депутату Б.Н. Ельцину. Ответа ниоткуда не получил, но вскоре был грозно предупреждён, чтобы помалкивал. Имеется запись подробного сообщения об этой истории, сделанного Г.С. Рыбаковым в присутствии прокурора города».

Ну не могли мириться даже полковники внешней разведки с тем, что в биографии последнего генсека-президента не было тёмных пятен!

Нельзя в связи с этим не согласиться с мнением В. Казначеева, считающего, что при всей привлекательности для читателей «тайных» версий происхождения Горбачёва, всё же необходимо признать: ни одна из них не выдерживает серьёзной критики, и все они являются, скорее всего, следствием неподдельного интереса к фигуре Горбачёва.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.