Вячеслав Кондратьев
Вячеслав Кондратьев
Почему ты никак не прочтёшь «Сашку», нельзя же быть таким нелюбопытным, выговаривал Вика, пихая мне в руки «Новый мир». Этот Вячеслав Кондратьев настоящий писатель, без дураков! Вика восторгался безмерно, радостно обзванивал знакомых, прочтите, мол, обязательно! И печально говорил мне, что не будут они читать о войне, никому сейчас это неинтересно.
И вдруг осенью 1983 года выясняется, что Вячеслав Кондратьев в Париже, что можно с ним встретиться, обнять его и расцеловать, если позволит, радостно шутит Вика по телефону.
Конечно, в Париже они начали с кафе, то есть с пива. И с бесконечных разговоров о войне, военной литературе, военных писателях. Вечером, подвыпив, Некрасов горячился: хоть ты мне скажи, Слава, ну почему немцы не взяли Москву? Ведь никакого фронта перед ними не было, протяни руку, сделай шаг, и нам конец, говорил он, тряся собеседника за локоть. А может, ты мне растолкуешь, Слава, почему они упёрлись именно в Сталинград?! В эти развалины, почему бы им не ударить чуть севернее? Или не форсировать Волгу южнее? И как мы там удержались, абсолютно непонятно!
Кондратьев сочувственно выпивал, вздыхал: да, это всё выше понимания, все эти загадки войны…
На второй день, захватив с собой и Милу, чтобы, как говорил Некрасов, облагородить компанию, я повёз их на кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа. Вика упоённо рассказывает о знаменитых кладбищенских постояльцах, тянет Кондратьева между могил.
Наши фронтовики уже не мечутся, гуляют неторопливо, иногда Кондратьев обнимает Некрасова за плечи.
Вика вспоминает о Мамаевом кургане после войны, когда он туда приехал в сорок седьмом. С редкими, раскисшими фанерными пирамидками со звёздами, дощечками с неразличимыми уже именами, с размытыми мелкими могилами. Со множеством валяющихся по склону человеческих костей и черепов. С торчащими из-под тонкого слоя земли рваными сапогами, с отгнившими подмётками, с пучками сена внутри, для тепла…
Вояки наши перебивают друг друга, вспоминают. Я томлюсь: Господи, опять о войне…
Пригожая, трогательно расписанная под Билибина церквушка у входа на кладбище. Последний раз они позируют на память на фоне храма, берёзок, неба. Некрасов страшно доволен, что угодил гостю…
– Я на Байковом кладбище чувствую себя как дома! – пошучивал В.П. – Здесь мои женщины, моя братская могила.
Три могилы в Киеве. Нечто вроде высокого пюпитра, с раскрытой книгой на нём – это могила бабушки, Алины Антоновны. Рядом лежат тётя Соня и мама, Зинаида Николаевна. Могилы не слишком ухожены, хотя Некрасов иногда и заскакивал на кладбище. Слегка подвыпив перед посещением, поэтому до уборки руки не доходили. Ограничивался недолгой медитацией и возложением цветов.
За неделю до отъезда, купив возле кладбищенских ворот огромный пук цветов и три банки, Вика расставил цветы и смахнул мелкий мусор с могил. Я наспех прополол руками сорняки.
– Иди, – сказал мне В.П., – погуляй, а я посижу…
Сидел с полчаса, курил.
В воротах он обернулся и пару секунд смотрел на кладбище.
– Вот так вот, Витька! Где бы сейчас я ни был в Киеве, останавливаюсь и смотрю, смотрю, впитываю… Ведь больше никогда я этого не увижу…
В самом начале гласности Кондратьев первый напишет в московской газете, пора, мол, вспомнить о Некрасове и об «Окопах», хватит замалчивать!
«Изгнали из отечества большого писателя, – напишет Кондратьев, – подлинно русского интеллигента, теперь можно сказать, что и русского дворянина, всеми корнями связанного с русской землёй».
И рядом будет фотография – они с Некрасовым на фоне сенженевьевской церквушки.
– А кто фотограф-то?! Кто, знаете? – донимал я знакомых парижан.
Я и сейчас горд: ведь это был первый после его эмиграции снимок Некрасова в советской прессе.
В 1989 году мы с Милой пригласили Кондратьева в гости, уже постаревшего, явно уставшего, без удовольствия и одиноко выпивающего.
Приехал он, как нарочно, 9 мая, в День Победы. Попросил сразу же отвести его на могилу к Некрасову. Извинился, мол, вёз из Москвы бутылку водки, да не довёз. Что-что, а это у нас во Франции не проблема, утешил его я, сейчас купим, выпьем на могилке, и Вику помянем, и победу отметим…
За день до его отъезда домой мы поехали с Кондратьевым покупать дробовой пистолет, он обязательно хотел себе копию вальтера – на фронте у него был такой. Вальтера мы не нашли, купили что-то другое, внушительных размеров и немалой убойной силы.
– Не беспокойся, Витя! – обнимал он меня за плечи. – Я это элементарно провезу! А в Москве пугач мне очень пригодится, швали всякой у нас развелось, проходу не дают…
Вы, наверное, знаете, что в 1993 году писатель-фронтовик Вячеслав Кондратьев покончил жизнь самоубийством.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.