Глава седьмая Тяжелые испытания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава седьмая

Тяжелые испытания

Предпочтение крылатым. Радости и огорчения. Клевете поверили.

Нет, Королев не сломался, не из хрупкого материала скроен. Он не терял надежды, что научные интересы гирдовпев все-таки будут в РНИИ поддержаны.

31 марта 1934 года в Ленинграде открылась первая Всесоюзная конференция по изучению стратосферы. Она явилась крупным событием в научной жизни страны, на ней присутствовали видные ученые и специалисты в этой области во главе с президентом Академии наук СССР А. П. Карпинским. Конференцию открыл академик С. И. Вавилов, оказывавший поддержку всем тем, кто так или иначе был связан с ракетами. Эти ученые всякий раз, когда выступали ракетчики, пересаживались поближе, чтобы лучше слышать докладчика. Так было, когда слово предоставили М. К. Тихонравову, так было, когда на трибуну поднялся С. П. Королев. Правда, на этот раз опальный инженер выступал не от имени РНИИ. Его командировало в Ленинград как консультанта и специалиста по вопросам реактивного полета Управление военных изобретений Технического штаба начальника вооружений РККА.

Инженер-конструктор изложил основные положения и возможности полета человека в стратосферу на ракетоплане, показал, что для подобного полета предпочтительнее жидкое топливо, так как оно гораздо эффективнее твердого и дает возможность управлять двигателем.

Особенно возрос интерес слушателей, когда Сергей Павлович перешел к рассказу о том, каким ему видится первый реактивный корабль. По его расчетам, пилотская кабина должна быть герметичной, весом не менее двух тысяч килограммов, иметь «жизненный запас» для человека и вмещать экипаж от одного до трех человек. Королев в докладе обосновал создание для экипажа таких условий, при которых «во время отрыва корабля от Земли, взлета и набора высоты человеческий организм не был бы подвержен вредному воздействию большого ускорения, а мог наиболее легко перенести его».

Королев сообщил участникам конференции о трудностях, связанных с созданием реактивного аппарата подобного класса, но и сумел убедить всех в том, что они, п конечном счете, преодолимы, «хотя, быть может, и с несколько большими усилиями, чем это кажется на первый взгляд». Успех Королев видел в координации усилий ракетчиков и представителей ряда других областей науки и техники.

Через несколько дней «Правда» опубликовала корреспонденцию из Ленинграда командира советских стратонавтов Г. А. Прокофьева. Автор отметил, что «в интересном докладе инженер С. П. Королев (РНИИ) подверг анализу возможность и реальность полета реактивных аппаратов в высших слоях атмосферы...».

Возвратившись из Ленинграда, окрыленный удачным выступлением там и поняв, что слушатели хорошо восприняли его доклад, Сергей Павлович полностью отдается работе в РНИИ. В секторе крылатых ракет он продолжает работать над жидкостной ракетой 06 с гибридным двигателем М. К. Тихонравова. Эта опытная ракета предназначалась для отработки разных способов обеспечения устойчивости движения. Она походила на маленький самолет (размах крыльев – 3 метра, а длина – 2,3 метра) и представляла собой уменьшенную модель ракетоплана, РП-1, что пытался создать Королев еще в ГИРДе.

Испытывалась целая серия ракет 06. Королев пытался решить основной вопрос – обеспечить устойчивость ракеты на траектории, отработать элементы систем автономного управления полетом ракеты. От своих сотрудников С. А. Пивоварова и Б. В. Раушенбаха, занимавшихся этим, Королев требовал: «На данном этапе отработка систем управления – главная задача. Не решив ее, мы не добьемся желаемого успеха, не двинемся дальше». С этой целью группа Королева создавала различные самописцы, устанавливала их в корпусе ракеты.

У Сергея Павловича было правило: никогда не замыкаться только в своем коллективе для решения важных научных и теоретических проблем. И на сей раз он обратился за помощью в Отделение механики МГУ.

Предпочтение «крылаткам», как ласково называл их Королев, он отдавал в эти годы по одной-единственноп причине: летательный аппарат с крыльями мог поднять в воздух больший груз, чем бескрылые – баллистические ракеты. А это, учитывая маломощность ЖРД того времени, было крайне важно для укрепления обороноспособности страны. Ведь крылатые ракеты в случае необходимости могли поднять значительный бомбовый груз.

И в то же время Сергей Павлович ясно сознавал, что у баллистических ракет есть свои преимущества, используя которые можно пытаться скорее вырваться за пределы стратосферы. Поэтому-то и боролся он со всеми теми, кто требовал прекратить все работы по бескрылым ракетам. На одном из технических совещаний в РНИИ он говорил: «Необходимо и в дальнейшем не прекращать исследований по бескрылым ракетам, так как нельзя отступать перед конструктивными неудачами – вся история мировой техники говорит обратное». Но и это приходилось доказывать Королеву. Он как-то подумал: «Пользы от меня маловато. Не столько делаю, сколько доказываю, убеждаю, настаиваю. Хотя и это тоже дело, и очень важное».

Одновременно с испытаниями ракет 06 Сергей Павлович не оставлял работ над проектом мотопланера СК-7 для дальних полетов. Ему помогали в этом инженеры П. В. Флеров и Н. И. Ефремов.

Мотопланер внешне очень походил на крылатую ракету. В воздух машина весом всего в 1800 килограммов поднималась самолетом-буксировщиком. На нужной высоте она отцеплялась от самолета и дальше летела со скоростью до 150 километров в час при помощи маломощного мотора, примерно в сто лошадиных сил. По замыслу Сергея Павловича такой летательный аппарат мог широко использоваться для перевозки народнохозяйственных грузов, доставка которых в этом случае становилась весьма дешевой. Ута одиа цель, которую преследовал конструктор, проектируя СК-7. Была вторая – потайная: все расчеты мотопланера велись так, чтобы в нужное время. заменить на планере обычный мотор на ракетный двигатель, установить для него топливные баки.

Авторы мотопланера успешно защитили его проект во Всесоюзном авиационном научно-техническом обществе. Осенью предстояло начать его постройку.

А в РНИИ все оставалось по-прежнему. Королева не понимали. Порой он чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Ища поддержки, Сергей Павлович написал еще одно письмо М. Н. Тухачевскому, видя в нем своего защитника. «Ведь именно Михаил Николаевич помог с образованием Реактивного института, он хорошо представляет себе его задачи. То, что я предлагаю, крайне важно для страны, для ее обороны», – думал Сергей Павлович.

Письмо было отправлено 29 мая 1934 года; к огорчению Королева, ответа не последовало.

В середине декабря Королеву позвонили из военного издательства и коротко сказали: «Приезжайте». А вечером, радостный и возбужденный, он ворвался в квартиру с большим свертком в руках. Едва переступив порог, закричал: «Ура!» Ксана, еще не понимая, в чем дело, но, увидев по лицу мужа, что произошло что-то очеяь хорошее, тоже закричала «ура!». В ту же минуту из соседней комнаты выскочили мать и отчим. Непонимающе взглянули на молодых. Сергей бросил сверток на пол, попытался развязать бечевку, но узел не поддавался, и он резким движением рук разорвал его. На пол высыпались книжки. Это был долгожданный «Ракетный полет в стратосфере». Ксана и Мария Николаевна бросились целовать Сергея Павловича, а сдержанный Григорий Михайлович, полистав книгу, кажется, впервые за годы совместной жизни, крепко пожав Сергею руку, назвал его по имени и отчеству:

– Поздравляю, Сергей Павлович!

Небольшая, около четырех печатных листов, книга открывалась портретами К. Э. Циолковского и Ф. А. Цандера, которых автор считал своими учителями.

Один из экземпляров книги Сергей Павлович подарил жене, другой решил послать К. Э. Циолковскому. Сидел, долго думал, что написать.

Набросав на бумажке черновик, пошел к Марии Николаевне.

– Послушай, мама! «Уважаемый Константин Эдуардович! Пусть эта книга будет доброй Вам памятью о нашей встрече в Калуге, окрылившей меня на долгие годы. Желаю Вам больших успехов а Вашей многополезной деятельности. Приложу все силы, чтобы осуществить Ваши великие замыслы».

Марии Николаевне текст поправился, а Григорий Михайлович посоветовал: «Поскромнее о себе!» Сергей согласился. Зачеркнув последнюю фразу, написал: «Пусть осуществятся все Ваши великие идеи и замыслы».

Незадолго до два своего рождения, 29 декабря 1934 года, Сергей Павлович послал книгу «Ракетный полет в стратосфере» К. Э. Циолковскому и по экземпляру – М. Н. Тухачевскому и академику С. И. Вавилову.

Вскоре книгу прочли друзья Сергея Павловича. Все поздравляли его, спешили поделиться впечатлениями. Единомышленники в РНИИ обсуждали между собой достоинства книги, отмечали, что она сконцентрировала в себе идеи, связанные с изучением и освоением стратосферы, популярно излагает научные и технические проблемы полетов стратопланов и ракет. Много хвалили книгу за то, что она пронизана заботой об обороне Родины. Королев в книге справедливо отм&чал, что в империалистических странах ракета меньше всего может быть использована для научных и исследовательских целей и что ее главной задачей будет военное применение. «Ра– – кета является очень серьезным оружием», – считал автор и предупреждал, что Советской стране в интересах безопасности надо избежать в этом плане «сюрпризов и неожиданностей». «Именно это надо учесть, – писал Королев, – всем, интересующимся данной областью, а не беспочвенные пока фантазии о лунных перелетах и рекордах скоростей несуществующих ракетных самолетов».

Описывая в книге различные типы летательных аппаратов, автор убедительно доказывал важность баллистических, то есть бескрылых ракет. Горячее одобрение получило и мнение автора о необходимости создания в первую очередь совершенно нового реактивного двигателя, который позволил бы «совершить полет на высоте и, возможно, когда-нибудь даже в межпланетном пространстве».

Вскоре в Стратосферный комитет Осоавиахима пришло письмо от Циолковского с отзывом на труд Королева: «Книжка разумная, содержательная и полезная», – писал Константин Эдуардович. Ученый сетовал только, что антор не сообщил своего адреса и лишил его возможности лично поблагодарить за книгу.

Похвала Циолковского, положительные рецензии в журналах «Самолет», «Вестник воздушного флота», газете «За рулем» давали Сергею Павловичу все основания думать, что его пдеи получат вскоре широкое применение, изменится к нему отношение и в РНИИ. Но это происходило очень медленно: Королев начал искать новые возможности привлечения внимания широкой общественности к вопросам ракетной техники. Он выдвинул идею о проведении специальной конференции, посвященной этой теме. Его поддержал технический совет РНИИ.

Первая Всесоюзная конференция по применению ракетных аппаратов к освоению стратосферы состоялась в первых числах марта 1935 года. Доклад Королева «Крылатые ракеты, их применение для полета человека» вызвал пристальный интерес. Впервые так глубоко и обстоятельно на научно-теоретической основе рассматривались особенности крылатых пилотируемых ракет-ракетопланов, давался анализ их летных характеристик. Сергей Павлович считал, что сейчас все внимание должно уделяться именно крылатым ракетам, именно они будут нужны в ближайшее время. В докладе Королев опирался на капитальные труды К. Э. Циолковского, Ф. А. Цандера, В. П. Ветчинкина, на опыт строительства ракетных летательных аппаратов, накопленный в ГИРДе и РНИИ.

...Еще дважды во время конференции Сергей Павлович поднимался на трибуну. По поручению президиума он составил, а затем зачитал под аплодисменты собравшихся приветствие Циолковскому. В последний день работы Сергей Павлович огласил письмо К. Э. Циолковского о стратосферной ракете и выступил с заключительным словом.

Дальнейшая задача, по его мнению, заключалась в том, чтобы «упорной повседневной работой, без излишней шумихи и рекламы, так часто присущих, к сожалению, еще и до сих пор многим работам в этой области, овладеть основами ракетной техники и занять первыми высоты страто– и ионосферы». Эти слова были поддержаны аплодисментами.

Итогом работы конференции явилось решение построить экспериментальный ракетоплан – своеобразную летающую лабораторию для проведения научно-технических исследований. Сергей Павлович радовался – ведь это уже прямой путь к созданию реактивного самолета.

Всесоюзная конференция по применению ракетных аппаратов явилась первой в мире, на которой столь широко были исследованы и намечены меры «текущего практического развития ракетной техники».

После конференции Сергея Павловича не покидала надежда, что РНИИ вплотную займется ракетопланом.

Все эти дни он еще и еще раз просматривал материалы – все, что касалось его давней задумки, ради которой кришел в ГИРД. 10 апреля, после окончания рабочего дня, раскинув на столе небольшого кабинета в РНИИ листы ватмана с чертежами нового планера СК-9, он стал компоновать в его фюзеляже на месте второго пилота топливные баллоны...

Раздался телефонный звонок. Сняв трубку, Сергей Павлович услышал взволнованный радостный голос матери:

– Не задерживайся, Сергей... У нас тут такие дела!

– Ксана!

– Такой тебе подарок. Дочь, дочь! Беги ищи цветы. Я сейчас позвоню Григорию Михайловичу. Поздравлю и его.

Ксана очень нравилась Марии Николаевне и ее мужу, и появление внучки словно вернуло им молодость.

В кабинет вошел Тихонравов с листом ватмана.

– Сергей Павлович, есть одна мыслишка к твоему СК-9...

– Никаких мыслишек! Никаких! Даже очень великих, – закричал Королев.

– Что с тобой?

– Я отец. Ты можешь это понять? Поздравь меня. Дочь, дочь!

– Вот оно что! Рад, поздравляю. Мои сердечные поздравления Ксении Максимилиановне. Я пойду. И ты иди, и бегом.

– Чудно как-то, я – отец, – рассмеялся Королев, когда ушел Тихонравов. Надев легкое пальто, шляпу, проверил, есть ли деньги на цветы, вышел из НИИ.

Сергей не находил себе места от счастья. Он так долго ждал этого дня. Увидев первый раз лицо дочурки, смуглое, с темными, как у него, глазами и черной ниточкой бровей на лбу, Сергей засиял: «Моя, королевская порода». Назвали дочь Наташей. В эти дни он часто думал, что вот так, наверное, двадцать восемь лет назад стоял возле него его отец, радовался, как он. А может, нет? И однажды Сергей сказал матери:

– Жаль, так рано умер мой отец...

– Раяо?! Ему было больше пятидесяти...

– Как? – удивленно воскликнул Сергей, не поверя тому, что услышал. – Ты же говорила мне... Мне было всего три года, когда он... Я никогда не видел даже его фотокарточки, – с нескрываемой горечью сказал сын и, взглянув на мать, бросил: – Ты несправедливо жестока ко мне. Несправедливо!

– Что ты понимаешь в жизни? Что?

Лето и осень 1935 года оказались для С. П. Королева очень напряженными. Его назначили начальником сектора крылатых ракет. Полным ходом шли пуски первых экспериментальных жидкостных ракет, а также ракет с пороховым двигателем, которые конструировал молодой инженер Михаил Дрязгов. Сергей Павлович руководил этими работами, рассчитывал получить важные данные по баллистике, без которых нельзя было вплотную приступить к проектированию зенитных управляемых ракет. В это же время Королев готовился к участию в XII планерных состязаниях в Коктебеле, которые намечались на вторую половину сентября. Двухместный пла нер СК-9, построенный на заводе Оооавиахима, им уже облетан. Но Сергей Павлович решил, что контрольным экзаменом для его детища станет полет на буксире из Москвы в Коктебель. Вести самолет-буксировщик взялся летчик Орлов. Сам конструктор планера занял место пассажира в его кабине.

17 сентября накануне отлета в Коктебель С. П. Королев, как всегда, пришел в РНИИ. В коридоре института его встретил молодой сотрудник Арвид Палло и дал прочитать тазету.

Королев увидел письмо К. Э. Циолковского ЦК ВКП (б), Сталину. Сергей Павлович быстро пробежал глазами газетные строки. «Все свои труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю Партии большевиков и Советской власти – подлинным руководителям прогресса человеческой культуры, – писал Константин Эдуардович. – Уверен, что они успешно закончат эти труды...»

И. В. Сталин в ответе Циолковскому назвал его «знаменитым деятелем науки», поблагодарил за письмо, «полное доверия к Партии большевиков и Советской власти», пожелал «здоровья и дальнейшей плодотворной работы на пользу трудящихся».

«Признавая заслуги Константина Эдуардовича, – подумал Королев, – партия тем самым еще раз доказала, что считает полезными для Родины– все его идеи, в том числе по авиации и ракетоплаванию. А мы – ученики Циолковского. Ответ товарища Сталина Константину Эдуардовичу и нам замечательная поддержка».

Но тут в самом конце полосы Сергей Павлович увидел сообщение из Калуги. «Состояние К. Э. Циолковского продолжает ухудшаться».

«Ничего, – подумал Королев, – сейчас к Константину Эдуардовичу приедут лучшие врачи. Не дадуг умереть».

19 сентября СК-9, буксируемый самолетом, поднялся в небо и взял курс на Крым. На второй день после небольшой остановки в Кривом Роге для уточнения маршрута планер приземлился в Коктебеле.

Планер поставили на указанное место. Конструктор решил еще раз осмотреть его – проверить, как он перенес перелет. От дела его оторвал твердый голос: «Чья машина?» Королев увидел перед собой высокого человека в кожаном пальто и сразу узнал в нем начальника слета Леонида Григорьевича Минова – известного летчика, одного из организаторов парашютного движения страны, к тому же увлекающегося планеризмом. Каждую машину он осматривал сам.

– Королев, – представился Сергей Павлович. – Инженер Реактивного института.

– Это на вашем планере Степанченок делал «мертвую петлю», если я не ошибаюсь?

– Да, на СК-3, товарищ Минов. Начальник планерного слета прошелся вокруг СК-9, оценивающе осмотрел его и спросил:

– Какова нагрузка на крыло?

– Немногим меньше двадцати одного килограмма на квадратный метр.

– Взлетный вес?

– Шестьсот килограммов.

Еще раз внимательно осмотрев СК-9 и оставшись довольным,спросил:

– Сколько занял перелет из Москвы?

– Около двенадцати летных часов.

– Серьезное испытание, – помолчал, а потом с горечью сказал: – Слышали? Константин Эдуардович умер. Вот газета. Вчера в 22 часа 34 минуты.

Не в силах вымолвить ни слова, Королев протянул руку к газете. Он долго, не отрываясь, смотрел на траурную рамку, не мог простить себе, что не побывал еще раз у Константина Эдуардовича, не поговорил с ним, не посоветовался. А сколько вопросов... И на них мог ответить только он.

На Всесоюзном слете планеристов планер СК-9 Королев пилотировал сам. На нем летал и начальник слета Л. Г. Минов. Положительно оценили безмоторный самолет и иностранные гости. «Я рад тому, что первым получил приглашение совершить полет на одном из лучших планеров слета, – говорил журналистам чехословацкий летчик Эльсниц. – У меня от этого полета осталось замечательное впечатление». Похвальный отзыв получил СК-9 и от отечественных специалистов.

Возвратившись с планерных состязаний, Королев снова поставил перед руководством РНИИ вопрос о ракетоплане. В конце 1935 года начальник РНИИ И. К. Клейменов, вероятно, под влиянием Всесоюзной конференции по применению ракетных аппаратов, согласился на разработку Королевым и включение в план института эскизного проекта ракетоплана с ракетным двигателем. С новой энергией взялся конструктор за осуществление давней мечты. «Загружен я выше человеческой меры», – говорил Королев своим близким.

За короткий срок Сергей Павлович вместе с Е. С. Щетинковым закончил разработку ракетоплана и 2 февраля 1936 года вынес его проект на обсуждение руководства РНИИ. В документах института с того дня ракетоплан стал называться ракетным самолетом или объектом 318. Рассчитывалось, что проектируемая машина будет подниматься в небо при помощи тяжелого самолета, а потом лететь самостоятельно на ракетном двигателе, достигая высоты в 25 километров, а в перспективе и более пятидесяти. Предусматривалось, что 318-й сможет развивать скорость до тысячи километров в час! Фантастическая скорость для тех лет! Ракетоплан мог взлететь в небо и самостоятельно. Предполагалось, что управлять ракетным самолетом будут два пилота в скафандрах, с кислородными приборами и парашютами.

Но прежде чем начать строить первый ракетоплан по предложению С. П. Королева решили создать опытный его образец – лабораторию. Для этих целей больше всего подходил планер СК-9. Он и рассчитывался Королевым с перспективой на реактивное будущее. Дал на это свое согласие главный инженер Г. Э. Лангемак. Его утвердил начальник РНИИ И. Т. Клейменов.

В том же феврале в РНИИ создается новый крупный отдел реактивных летательных аппаратов. В него вошли сектора – баллистических и крылатых ракет, сектор по проектированию системы автоматического управления, созданной по инициативе Королева. Начальником отдела, а по существу КБ, и главным конструктором его назначается Сергей Павлович. Королев получил возможность вести работу по целому семейству автоматически управляемых и пилотируемых РЛА. Именно они, по его убеждению, смогли бы составить первый в истории комплекс управляемого ракетного оружия.

Развитию и становлению этого оборонного комплекса Королев уделяет львиную долю своего внимания, проводит многостороннюю организационно-творческую работу, подчинив деятельность всех подразделений линии КБ – реализации основных его направлений. Но приоритет главный конструктор отдает ракетоплану РП-318. Он готовит четкую программу работ, а затем в строгой последовательности вместе с А. В. Палло проводит прежде всего холодные, а затем и огневые испытания двигательной установки. Это он делает совместно с В. П. Глушко, его опытный ракетный мотор (ОРМ-65) составляет основу установки. Сергей Павлович придерживается своей давней точки зрения – «главное – мотор». Он считает, что, создав надежную энергетическую мощность, соединить ее с планером его конструкции – СК-9 – не составит особого труда. Сергей Павлович не скрывал, что полетные испытания ракетоплана РП-318 он никому не доверит. Он будет вести их сам, и только сам...

Как часто, к сожалению, бывало в творческой деятельности Королева, неведомые силы стали на пути его, тормозя развитие ракетной техники. Кто мог предвидеть, что через девять месяцев после образования КБ – его ликвидируют. И Сергей Павлович окажется лишь руководителем группы, правда, ракетных летательных аппаратов. Но и в этих трудных условиях конструктор не опускает рук. Он остается верным своим устремлениям – довести ракетоплан-лабораторию до полета, чтобы сделать потом важнейший шаг к осуществлению главной цели – созданию ракетного самолета. Одновременно конструктор совершенствует опытные образцы ракет различного класса и назначения, работающих на жидкостных и твердотопливных двигателях, – зенитных и авиационных, крылатых и баллистических. Великое будущее последних он уже давно предвидел...

Но всему задуманному не суждено было полностью свершиться. Осенью 1937 года волна репрессий и произвола, захлестнувшая страну, докатилась и до ракетного института. В ежовско-бериевских застенках трагически погибли И. Т. Клейменов и Г. С. Лангемак. И это произошло в то время, когда Королеву казалось, что перспективность технических его замыслов признана полностью. К этой беде прибавился необоснованный арест двигателестроителя В. П. Глушко, жидкостные моторы которого находили место во многих летательных аппаратах. Неприятным для Королева моментом явилось назначение вначале главным инженером своевольного и почти неприметного по делам инженера А. Г. Костикова. Опасаясь не справиться и последовать за «врагами народа», он начал добиваться сокращения планов. Одной из жертв перетряски стал ракетоплан 318-1, как якобы не соответствующий основному профилю института, хотя он, по существу, уже доведен был до полетных испытаний. 11 января 1938 года испытатели записали в дневник: «Материальная часть как самого ракетоплана, так и двигателя ОРМ-65 в течение всех испытаний вела себя безукоризненно». По словам специалистов, ракетоплан имел все элементы самолета с ракетным двигателем.

Но и на этот раз Королев не сдался. За песколько дней вместе с Е. С. Щетинковым он подготовил доклад в защиту 318-го. Доказывая необходимость продолжения работ, Сергей Павлович впервые обосповал возможность использования такого типа самолетов в качестве ракетного истребителя-перехватчика. Доводы оказались неоспоримыми. Пришлось и этому руководству РНИИ согласиться на продолжение работ. Летные испытания Королев собирался вести сам. Но не удалось.

Полным ходом Королев и его сотрудники продолжают научно-исследовательские, производственные и испытательные работы по опытным крылатым ракетам. Заметный след в истории ракетостроения этого периода оставила ракета 212. Она предназначалась для нанесения удара по удаленным целям, а ее вариант 302 мог стартовать и из-под крыла самолета для поражения воздушных п наземных объектов. По сути, этим ракетам предстояло стать боевым оружием с невиданной в то время скоростью и дальностью полета – до восьмидесяти километров. И Королев старался форсировать работы по крылатой ракете, он понимал, что 212-я может раньше других поступить на вооружение Красной Армии. В быстром темпе ведутся стендовые холодные и огневые испытания ракеты. Они требуют от инженеров терпения а опыта. Наконец они успешно завершаются. Начинается важнейший этап – подготовка ракеты 212 к полетным испытаниям. Всеми испытаниями 212-й Королев руководит сам. Далеко не все идет гладко. Нет-нет да и забарахлит ракетный двигатель Глушко, а то откажет система подачи топлива или вылезет еще что-то непредвиденное.

Времени не хватает. Королев почти не бывает дома, хотя рвется туда всей душой. Там Ксана, дочка. Но работа требует от него сейчас поляой отдачи сил. Сергей Павлович живет и работает как машина. Выручают его присущие ему настойчивость, жизнестойкость, упорство и предусмотрительность. Не упуская из виду РП-318, Королев и Щетинков подготовили «Программу внестендовых испытаний ракетоплана-объект 318-1». В ней авторы определили порядок и систему испытаний на наземной площадке и в полете с работающим ракетным двигателем. Подписанная 26 мая 1938 года, эта программа впоследствии сыграла существенную роль в подготовке ракетоплана к первому полету.

Программа испытаний РП-318-1 легла на стол руководства, а Сергей Павлович вернулся к доводке крылатых ракет типа 212.

28 мая состоялись очередные стендовые испытания двигательной установки ракеты 212. Сергей Павлович, однако, решил на следующий день провести еще контрольные проверки.

Вначале все шло нормально. И вдруг произошел разрыв трубопровода высокого давления. Вырвавшейся медной трубкой Королева ударило в голову, оглушило. Он почувствовал, как со лба потекла струйка крови. Невероятным усилием воли он сделал шаг в сторону, пошатнулся и потерял сознание. Его подхватил за плечи А. В. Палло.

– Кажется, все обошлось благополучно, – улыбнулся Королев, придя в себя и стирая платком кровь с лица.

Кто-то уже успел вызвать «скорую помощь».

– В Боткинскую, если можно, – попросил Королев. – Там жена работает.

– Удар в лобно-височную область, – диктовал заведующий травматологическим отделением Ксении Максимилиановне, заполнявшей бланк истории болезни. – Сотрясение мозга. Постельный режим. Считайте, что вам повезло, – закончив осмотр, сказал врач Королеву. – Пришелся бы удар чуть левее, да посильнее... Судьба милостива к вам.

– Я это всегда знал, – попытался улыбнуться Сергей Павлович и, обратившись к Палло, добавил:

– Ты прав, Арвид. Все дело в уплотнителях...

Врач обработал рану, забинтовал голову. Сергей Павлович все это время молчал, изредка встречаясь глазами с Ксенией, словно подбадривал ее: не волнуйся, мол, ничего серьезного не случилось...

...В небольшой палате четыре железные кровати, покрашенные в белый цвет, белые тумбочки, белые стены, белые двери. Все это действовало на Сергея Павловича угнетающе. Он тут уже десять дней, оторван от дел. Слава богу, хоть Ксана рядом. Не раз на дню забегала она к нему в палату, следила за выполнением процедур, подкармливала домашней едой, приносила книги.

В один из дней Королев разговорился с соседом по палате, с угрюмым, неулыбчивым юношей. Тот держал в руках номер «Нового мира», где был опубликован «Испанский дневник» Михаила Кольцова.

– Все так, да не так, – вдруг нарушил молчание сосед, – наши самолеты не самые лучшие. Деремся мы с немецкими летчиками не на равных условиях.

Сергей Павлович сразу понял, что человек знает, о чем говорит.

– Вы летчик? Воевали в Испании?

– Было дело.

И, словно испугавшись, что наговорил лишнего, сосед вышел из палаты.

Королева поразили слова юноши: «Не самые лучшие». Он – инженер-авиационник. Уже шесть лет проработал в конструкторском бюро, видел, как на его глазах и его руками, усилиями тысяч таких, как он, всего народа крепла, набиралась сил отечественная авиация. R воздушном параде над Красной площадью в маз 1932 года его ошеломила авиационная армада в 300 самолетов, промчавшаяся над головами тысяч восторженных участников демонстрации. В 1933 году в стране установили День Воздушного Флота. В 1936-м – новая демонстрация могущества отечественной авиации. Тогда над майскими праздничными колоннами в тесном строю звено за звеном прошли быстроходные штурмовики-бомбардировщики.

Да и нынче, как обычно в майские дни, хотя погода была неважная, в четком строю над Красной площадью пролетели бомбардировщики, истребители и разведчики... сила грозная. «Нет, что-то не то, – окончательно не согласился с летчиком Королев. – Все сослуживцы удивились бы, услышав слова моего соседа». Триумфальные полеты экипажа Валерия Чкалова и Михаила Громова на туполевской машине АНТ-25 через Северный полюс в Америку. Высадка Михаилом Водопьяновым научной экспедиции О. Ю. Шмидта на Северный полюс. Рекорды Владимира Коккинаки по грузоподъемности и высоте полета. И тут в ушах как наяву зазвучал старческий голос Циолковского: «За эрой аэропланов винтовых должна следовать эра аэропланов реактивных...». Это то, чем он занят сейчас. "Но почему же его проекту ракетоплана, – мучительно думал Королев, – столько препятствий? Кому жаловаться? Маршала Тухачевского нет... Серго Орджоникидзе умер. Написать письмо товарищу Сталину... Бессмысленно, не дойдет...

Вернувшись примерно через месяц после ранения из больницы в институт, Королев узнал, что 1 июня испытания ракетоплана приостановлены. Он опять исчез из плана работ РНИИ, и, похоже, надолго.

Друзья переживали вместе с ним, успокаивали как могли. Страна готовится к возможной войне. Работы ведутся только по тем летательным аппаратам, которые могут дать быстрый эффект.

«А мы что – утюги делаем?» – хотел было ответить Королев, но смолчал. Он мысленно пробегал путь, прейденный им за четыре с лишним года в РНИИ, после слияния ГИРДа и ГДЛ: «Что я успел за эти годы? Начал многое... А довел до конца? Мотопланер в серию не пошел. Не моя вина. Ракетоплан давно бы мог подняться в небо, но... Но я ли в этом виноват? И только планер да ракеты...» И тут Королев пришел к неожиданному для себя выводу: «Останься ГИРД самостоятельной организацией, его коллектив и он сам достигли бы большего. Но кто мог подумать?..»

– Может, повоюем? – решительно предложил Арвид Палло.

– Я устал, бесконечно устал. Наверное, впервые в жизни. Да и с кем воевать... Обидно, конечно. Столько сделано. За год с лишним мы провели столько огневых испытаний жидкостных и пороховых ракет. Они стали послушнее, да и летают выше, дальше прежних. На тысячи метров. Еще усилие, и наши ракеты встанут на защиту Родины. Я в это твердо верю. Но почему нам мешают, почему?

– Кто знает, Сергей Павлович, начальству виднее, – пытался отшутиться Палло. Королев шутку не принял.

– Будем бороться. Наши аргументы в споре – успешные старты.

26 июня 1938 года, в воскресенье, впервые в Москве проходили выборы в Верховный Совет РСФСР. День выдался солнечный, теплый. Ксения Максимилиановна принарядила трехлетнюю Наташу и спустилась вниз, во двор, где ждал Сергей Павлович. Улица Конюшковская, где два года назад Королевы получили квартиру, заполнена празднично одетыми людьми. Звучит музыка, песни. Избирательные участки Краснопресненского округа расцвечены флагами.

Королевы шли неторопливо. Как и у всех, у них было хорошее настроение.

– Ты знаешь, Ксана, здорово изменилась Москва за эти годы. Признаться, я со своими делами перестал замечать, что делается вокруг. «Пятилетки шаги саженьи...» – вспомнил Королев стихи Владимира Маяковского, увидев колонну студентов, идущих со знаменем на избирательный участок, и еще больше повеселел. – Для них делается все – не жалей себя, только учись. Новые институты строят. А лаборатории! И стипендия всем, не то что в мое время.

Ксана с удивлением слушала разговорившегося мужа – с ним это случалось редко.

– Что ни год, то новое чудо: посмотри, волжская вода пришла в город. Метро. Не станции – дворцы. Иностранные писатели зачастили к нам... Драйзер, Барбюс, Шоу...

– Ромен Роллан, Рабиндранат Тагор, – подсказала Ксения Максимилиановна. – Кто-то из них наши успехи назвал «советским чудом».

– Я тебе забыл рассказать, иду я как-то по Тверской улице, года четыре назад, а навстречу мне Горький. Высокий, с непокрытой головой и с тростью. Идет, о чем-то оживленно разговаривает с группой молодежи. Все на улице останавливаются, смотрят на них. Подошел и я. Услышал слова, которые запали в душу. Он сказал, что труд – это то, что делает человеческие руки, а затем и мозги все более умными и сильными... Здорово, а! И все кругом – дело рук и разума. Куда ни глянь – всюду новь. Революционная новь. Она даже в названиях: Заводы «Серп и молот», «Красный пролетарий», «Борец», «Динамо», «Красный факел». А ведь это сталь, станки, электромоторы...

– Ну, Сережа, не знала я, что ты такой оратор, словно на митинге, – рассмеялась Ксана.

– Не смейся, я от всего сердца, – обиделся Королев. – На душе хорошо, вот и пою, как соловей. Надеюсь, не забыла, я почти кандидат в члены партии. Спасибо за рекомендацию Валентину Николаевичу Топору. С меня теперь спрос другой. Мои сверстники – Николай Каманин, Анатолий Ляпидевский – давно уже в партии. По-хорошему завидую им. Прекрасная у летчиков профессия, а за плечами – дела славные. Не то, что я...

– Чем же твоя работа хуже? – не согласилась Ксана и вернулась к начатому разговору. – И кандидатом в партию принимают, значит, доверяют. – Жена помолчала и продолжила: – Люди как-то все изменились, одеваться стали лучше. Я не помню случая, чтобы мне надо было кого-то уговаривать на ночное дежурство у больного... И все хотят учиться. У нас нет сестры, даже няни, которая не посещала бы курсов, не мечтала стать врачом.

– Наталка, ты хочешь быть врачом, как мама, или как я – инженером? – приподняв дочь над головой, спросил отец.

– Не знаю. Я хочу мороженое, – и показала рукой в сторону, где женщина в белых нарукавниках ловко выдавливала из жестяных форм круглые порции мороженого. Получив его, дочь примолкла.

– Когда наша дочь станет врачом, тебе, Сергей, надо уже быть доктором наук.

– А в большем ты мне отказываешь?

– Не в академики ли ты метишь, Сережа? – весело рассмеялась Ксана.

– Может, и в академики. Пока, правда, в кандидаты наук... – И грустно добавил: – Не хотел огорчать. Высшая аттестационная комиссия в научном звании меня не утвердила. Хорошо, что Тихонравова и Победоносцева-то признали учеными, а не голыми конструкторами, каи меня...

Ксения Максимилиановна знала, как трудно складывается жизнь мужа в РНИИ. И, желая отвлечь его от служебных дел, остановилась возле театральной афиши:

– Посмотри, Сережа, что там новенького идет в театрах.

Королев подошел к афише и стал внимательно читать.

– Ничего, кажется, нового нет. «Лебединое озеро» в Большом театре мы смотрели дважды. «Дни Турбиных» – видели. «Евгений Онегин». Пантелеймона Норцова послушал бы еще раз. Он у моей матери некоторое время здесь, в Москве, жил. Хорошо его знаю. Стеснительный. Жил бедно.

– А что там в концертных залах? С удовольствием еще раз побывала бы на концерте Льва Оборина.

Так незаметно Королевы подошли к избирательному участку. С небольшого плаката на них смотрела, слегка улыбаясь, миловидная женщина, кандидат в депутаты Верховного Совета РСФСР Евдокия Васильевна Масленникова, стахановка с комбината «Трехгорная мануфактура».

Возвратившись домой после голосования, он сел за рабочий стол. Решил обдумать завтрашнюю встречу с новым главным инженером РНИИ А. Г. Костиковым – отстоять идею строительства ракетоплана, но сделать этого было не суждено.

...Через несколько часов после радостного и светлого дня Королева арестовали. За ним пришли ночью. Сергей Павлович не чувствовал за собой никакой вины, но понял, что он очередная жертва клеветников. Были они в эти годы повсюду, свили гнездо и в РНИИ. По их наветам уже арестованы Клейменов, Лангемак и Глушко. Сергей Павлович ужаснулся, когда на следствии его обвинили в том, что он якобы член троцкистской антисоветской контрреволюционной группы и занимался вредительством в области военной техники, что все, ранее арестованные, дали против него такие показания...

Человек дела, конкретно мыслящий, Королев требовал от следователей фактов, доказательств. Ему было очевидно, обвинение надуманное. Сергей Павлович яростно защищался, приводя доводы, аргументы. Но его не слушали.

– Признайся, признайся, – твердили следователи Быков и Шестаков, – все простят. Назови сообщников. Вину разделят на всех. Там, – он указывал глазами вверх, – знают, что вы не закоренелый враг. Вас кто-то уговорил.

Сидя в одиночке Бутырской тюрьмы, Королев мучительно размышлял: "Кому это выгодно? Шпиономания, сверхбдительность. Неужели никто не может сказать правду. Хотя... если уж Тухачевского обвинили, то что могу доказать я. Нет, не хочу верить в реальность происходящего. Это дело рук замаскированных врагов Родины. Видимо, им не по нраву то, что я делами подтверждаю слова из своей книги: «...в самом недалеком будущем ракетное летание широко разовьется и займет подобающее место в системе социалистической техники».

Первыми бесстрашно бросились спасать сына и мужа, конечно же, мать и жена. 19 августа, к тому времени обойдя безуспешно все судебные инстанции, Мария Николаевна послала телеграмму Сталину. «Убедительно прошу Вас, – телеграфировала она в Кремль, – срочно ознакомиться с делом. ...Сын мой, недавно раненый сотрясением мозга при исполнении служебных обязанностей находится в условиях заключения, которое смертельно отразится на его здоровье. Умоляю спасите единственного сына молодого талантливого специалиста инженера-ракетчика и летчика. Прошу принять неотложные меры расследования дела».

Ответа из Кремля не последовало. Мария Николаевна готовилась безбоязненно ко всему, самому худшему – собственному аресту. С нее и близких «врага народа» могли жестко спросить, так как это делалось в отношении семей других репрессированных. Она об этом знала. А тем временем машина «правосудия» работала во всю свою силу. Дело «троцкиста» Королева рассматривала Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством всесильного В. В. Ульриха.

...27 сентября 1938 года, через два месяца после ареста Королева, «правосудие» сказало свое слово: десять лет заключения в исправительно-трудовых лагерях с поражением в правах на пять лет. Место ссылки район бухты Нагаева на Колыме. Сергею Павловичу исполнился всего тридцать один год, но он уже прожил более половины своей жизни, отведенной ему судьбой.