Can: алхимики из старого замка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

  Can: алхимики из старого замка

   Германия пережила свой культурный расцвет, когда в конце 60-х по всей стране появились группы радикального краут-рока – экспериментального направления под влиянием психоделии. Вообще-то словечком «краут» английские солдаты Первой мировой войны называли немцев за их любовь к зауэр-краут – квашеной капусте. Довольно ироничное название рок-музыке родом из Германии дала английская пресса, но оно приж илось. Длинные гитарные запилы, гипнотические ритмы, странные звуковые эффекты и электронные приборы – эта музыка отражала смятение послевоенного поколения молодых немцев, которые стремились восполнить культурный вакуум разрушенной войной страны. В этом же контексте действовал и коллектив Can – одна из самых загадочных и волшебных групп в истории рока.

   Барабанщик Яки Либецайт, задавший своей восхитительной экономной игрой основу всей музыки группы, вкратце описал весь путь Can: «Я играл фри-джаз, но никому не был нужен грув. От этого было невесело. Потом я встретил Ирмина Шмидта, Хольгера Шукая и Кароли, они были в подобной ситуации. Мы знали, что прошлое нужно отрезать. Вначале дух был правильный. Каждый день от полудня до полуночи мы импровизировали и записывались в нашей студии. Позже у нас возникли сложности и разногласия. Хольгер всегда был для нас проблемой, но, с другой стороны, он был очень важен. Под конец все покатилось по наклонной плоскости, и мы остан овились. Думаю, это нормально».

   На самом деле в истории Can мало что можно назвать нормальным или обычным для других групп. К мятежному 1968 году, когда ребята собрались в Кельне, двое из участников десять лет дирижировали оркестрами, играли джаз и учились у таких знатных авангардистов, как Карлхайнц Штокхаузен, Джон Кейдж и Пьер Булез. Ирмин Шмидт родился в Берлине в 1937 году, и он еще помнит бомбежки союзников: «Ни одна группа в Америке или Англии не могла звучать как Can. Это было совершенно невозможно. После того, что я узнал о событиях войны, этот тотальный ночной кошмар постоянно меня преследовал. Мы росли на руинах, земля была разорена, и в культурном плане тоже. Так что нам пришлось создать что-то свое, что могло бы родиться только в Германии, пусть это будет некомфортно или полно восторга… Мы не были хиппи».

   Преподаватель и классический пианист, Ирмин Шмидт к 1967 году интересовался как The Velvet Underground, Джими Хендриксом и Сла ем Стоуном, так и Терри Райли и Ламонте Янгом. Он разделил эти увлечения с другим студентом Штокхаузена, музыкальным наставником Хольгером Шукаем. Летом 1968 года двое договорились создать группу Inner Space, которая объединила бы рок, джаз, современную классику и этнические мотивы. Шукай пригласил своего бывшего ученика, молодого гитариста Михаэля Кароли, увлеченного мистикой и эзотерикой. Яки Либецайт предложил свои услуги, когда возникла нужда в барабанщике, чья игра была бы комбинацией Макса Роуча, Арта Блейки и Элвина Джонса. Этот музыкант страдал оттого, что все вокруг играют фри-джаз, а ритм больше никому не нужен.

   Музыканты начали репетировать в местном замке Нервених, где собиралась кельнская музыкальная богема. Первоначальной их целью было делать дешевую музыку для кино, и они с ней справлялись, даже не глядя фильмы, которые им приходилось озвучивать. Чернокожий скульптор Малколм Муни изменил курс группы в августе 1968 года. Он был родом из американского города Йонкерс и по пути домой из хиппи-путешествия из Индии в Париже встретил Хильдегард – жену Ирмина Шмидта. Прибыв в Кельн, он тут же вписался в репетиции Can в качестве ритмичного вокалиста-импровизатора, явно сдвинув вектор развития группы к рок-н-роллу и фанку в духе Джеймса Брауна. Под названием The Can парни записали дебютный альбом «Monster Movie» (1969). Как и The Velvet Underground далеко за океаном, они начали исследование темных сторон рока.

   Основой основ музыки Can был ритм Либецайта. Этот «вечный двигатель» мог играть часами напролет, не меняя рисунка и не обращая внимания ни на что вокруг. Холодный, машинный бит служил скелетом для минималистских пассажей остальных. Can ограничивались парой нот, короткими мелодиями, обрывками музыкальных фраз, что превращалось в массивные вибрирующие структуры организованного хаоса. Никакие клише или традиционные соло не допускались, группа действовала на инстинкте, как единый организм, лишенный отдельных эго. Ир мин Шмидт описывает процесс игры Can так: «Часами ничего не происходило. Эти странные щелчки гитары, внушительные тона баса, дурацкие ноты органа… Но иногда мы слышали, что кто-то из нас начинал играть что-то важное, и внезапно происходил взрыв творчества, и рождалось произведение. Вот почему мы записывали все подряд. Никогда не знаешь, когда настанет этот момент».

   Вскоре Малколм Муни ушел: «Я больше не хотел курить марихуану. Я думал: если мне нужно курить, чтобы выступать, тогда лучше не выступать. Я пережил ломку, и это не было нервным срывом. Я вернулся в Штаты и лег в больницу». Следующие четыре месяца Can боролись изо всех сил, чтобы остаться на плаву. Выход нашелся в апреле 1970 года, когда перед концертом в Мюнхене Хольгер Шукай и Яки Либецайт, сидя в кафе, увидели сквозь стеклянное окно уличного музыканта Кендзи «Дамо» Судзуки, который двигался из Японии в США. Маленький, худой, длинноволосый японец тут же был приглашен выступить с Can, и на концерте прои звел фурор своими прыжками и завываниями на сцене. Через три месяца Дамо принял участие в инфернальном 14-минутном ночном полете «Mother Sky», записанном для фильма. Один критик назвал их «Вагнерами в черной коже».

   К ноябрю в замке под Кельном начались трехмесячные сессии к альбому «Tago Mago» (1971). Следующую пластинку Can «Ege Bamyasi» (1972) записывали в помещении бывшего кинотеатра с помощью примитивного оборудования: самодельного микшерского пульта и пары двухдорожечных магнитофонов. Никакие эффекты толком не использовались: как слышалось, так и писалось (например, запись с эффектом эха попросту осуществлялась в гулком коридоре). В начале 1972 года Can ждал коммерческий прорыв, когда их сингл «Spoom» стал хитом в Западной Германии. Посещаемость концертов резко выросла, и 3 февраля группа отыграла перед 100 тысячами человек в спортзале Кельна. Последовало первое турне в Англию: концерты длились часами, порой владельцы клубов вырубали электричество, что не меш ало Яки Либецайту продолжать молотить по барабанам.

   После выхода умиротворенного эмбиентного альбома «Future Days» (1973), хорошо принятого критиками, Дамо Судзуки сообщил, что уходит. Яки Либецайт объяснил его уход так: «Думаю, он сошел с ума. Его жена была свидетельницей Иеговы, и они хотели его тоже заполучить. Она сказала ему, что не любит хиппи, а ему пора становиться нормальным человеком. Может быть, он осознал, что сделал ошибку. Он хороший человек, но гордый. Мы сказали ему, что для нас это окончилось плохо». С тех пор Can выступали еще с несколькими вокалистами, но надолго никто не задержался. Хольгер Шукай предложил искать вокал для Can в шумах из коротковолнового приемника, записях телефонных разговоров, которые он держал в своем диктофоне. Группа переживала медленную агонию.

   Со стороны все выглядело чудесно: Can заполучили микшер на 16 дорожек, экс-басиста Traffic Роско Джи и перкуссиониста со странным именем Рибопа Кваку Ба, запи сали еще шесть альбомов и даже диско-хит «I Want More». Но тонкий баланс между музыкантами был нарушен. Новые участники считали, что их услуги следует оплачивать индивидуально, а имена – указывать на пластинках, что в Can было не принято. Либецайт рассказывает: «В Can не было композитора. Думаю, единственная английская группа, которая делала так же, – это Slade. Композитором всегда был Slade. Помню, я думал, что это и есть настоящая группа». Главным свидетельством кризиса был альбом «Out Of Reach» (1978): Шмидт назвал его истеричным, Либецайт – упадническим. Шукай ушел за пять месяцев до его выхода после кулачного боя с Роско Джи и инцидента, когда Либецайт бросил в него топор.

   В конце 1978 года Can окончательно разошлись. По словам Ирмина Шмидта, у истории группы был любопытный постскриптум: «Перед тем как мы прекратили играть вместе, несколько недель я принимал звонки от Джона Лайдона. Он говорил: «Я хочу к вам присоединиться, я бы хотел петь». Мне нравилась эта идея. Два года назад мы бы наверняка попробовали. Но мне пришлось сказать: «Мне очень жаль, но слишком поздно». Джон Лайдон из Sex Pistols не случайно изъявил желание и был не единственным, кто проникся странноватым минимализмом Can, которые, по словам Хольгера Шукая, «были вроде панков, но только хорошо образованных». Наработки мрачных алхимиков из Кельна в дальнейшем развивали авангардные постпанки, Radiohead, Брайан Ино и Sonic Youth, а бит в знаменитой песне The Stone Roses «Fool’s Gold» родился на стыке ритмов из песни «Funky Drummer» Джеймса Брауна и игры Яки Либецайта в «I’m So Green».

   Даже после распада музыканты все равно продолжали тянуться друг к другу. В 1989 году они объединились с Малколмом Муни для записи альбома «Rite Time». До смерти Михаэля Кароли от рака в ноябре 2001 года все думали, что они снова смогут собраться вместе. Сейчас Шмидт пишет оперы и музыку для кино, Шукай активно записывается, Либецайт готовит книгу о теории ударных инструменто в, Дамо Судзуки находится в непрекращающемся турне, и даже Муни играет музыку Can с другими коллективами. Яки Либецайт вполне доволен жизнью, но с теплотой вспоминает о мятежной юности: «Может быть, все закончилось слишком рано. Но это было лучше, чем продолжать и страдать. Хоть жизнь у Can была и короткая, она осуществилась. Сегодня я играю на барабанах как можно больше и пытаюсь развивать новые вещи. Это фантастика!»

   Послушать

   Can «Tago Mago» (1971)

   United Artists

   Яки Либецайт настолько переживал из-за того, что во фриджазе уже не нужен ритм, что чуть не покончил с собой: собирался сделать харакири на каменистом острове на восточном побережье Ибицы под названием Isla De Tagomago. Барабанщик без конца говорил об этом острове и о волшебнике с Ибицы по имени Таго Маго, так что название для альбома, записанного в огромном зале замка Нервених, появилось само собой. Ирмин Шмидт считает, что двойной альбом «Tago Mago» – воплощение ритуальной магии и эзотерической силы Can: «Для меня «Mushroom» лучше всего представляет Can. Это настолько выразительная вещь, что в ней заложена вся свобода, которой мы хотели достичь. Михаэль играл что-то спонтанное, я двигался в сторону невероятно странной гармонии, Джеки играл этот фантастический навязчивый ритм… Все должно было сойтись воедино. Для меня ядро – это «Mushroom», определение духа Can». Кроме того, на альбоме были мантра «Oh Yeah», вдохновленный Алистером Кроули инструментальный поток «Aumgn», психоделический фанк «Halleluhwah». Музыка записывалась на старую пленку 50-х годов спонтанно и напрямую, потом Хольгер Шукай монтировал материал и создавал готовые треки: «Мы не думали о том, чтобы войти в историю, но, когда мы сделали «Tago Mago», мы поняли, что подобное событие происходит раз в столетие».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.