Пролог Таинственное происшествие в Ньюлендз-Корнере

Пролог

Таинственное происшествие в Ньюлендз-Корнере

– Ты прекрасна, ты волшебно прекрасна. Обещай мне, что навсегда останешься прекрасной.

– Но ты ведь так же будешь меня любить, даже если не останусь?

– Нет, не так. Не совсем так. Обещай же. Скажи, что всегда будешь прекрасна.

Агата Кристи. Неоконченный портрет

3 ДЕКАБРЯ 1926. Отодвинув тяжелую бархатную портьеру, Агата Кристи старательно всматривалась в темноту Над дорогой клубился столь обычный для декабрьского Саннингдейла туман, подползал к парковочной площадке. Агата ненавидела туман, ненавидела неодолимую назойливость, с какой он обволакивал знакомые силуэты, придавая им зловещий, угрюмый вид. Она зябко поежилась и снова тщательно расправила портьеру, чтобы в спальню не проникла вечерняя промозглая сырость. Был десятый час, и Агата знала, что ее муж больше никогда сюда не вернется.

После двенадцати лет замужества миссис Агата Мэри Кларисса Миллер Кристи, тридцати шести лет от роду, автор нескольких детективных романов, была знаменита и одинока. Конечно, она находилась не одна в этом притихшем кирпичном особняке по имени Стайлз, таком огромном. В соседней комнате спала Розалинда, ее семилетняя дочь, а внизу завершала обычные хлопоты горничная Лили, тоже собиравшаяся лечь. Примерно через час из Лондона должна была приехать Шарлотта Фишер на последней электричке. Это ее секретарь и гувернантка Розалинды, человек весьма пунктуальный. Она прибудет скорее всего уже через сорок минут.

Обычно Агата с радостным нетерпением ждала Шарлотту, самую близкую свою подругу. Еще вчера вечером они с Шарлоттой (по-домашнему – Карло) танцевали чарльстон, по крайней мере, пытались танцевать, неподалеку от дома, в Эскоте, где вместе занимались в танцевальной студии. Милая Карло. Преданность за почасовую оплату.

Непременно нужно оставить Карло записку, объяснить, на что она уже почти готова решиться. Но как объяснить, что твоя жизнь кончена? Как объяснить, что тебе уже невмоготу пустота одиночества?

Подойдя к письменному столу, Агата взяла почтовую карточку и самописку, вывела “Дорогая Карло”, но никак не могла сообразить, что же писать дальше. Писательница, у которой нет слов. Даже в эту минуту она не удержалась от ироничной усмешки. Агата выпустила восемь книг, но по-прежнему писание давалось ей с трудом. Сюжеты придумывала легко, играючи. Зато потом, когда надо было все логически выстроить, свести концы с концами, начиналась каторжная работа.

Первую книгу не удавалось опубликовать несколько лет, однако, когда она в конце концов стала продаваться во всех магазинах, тридцатилетняя Агата и не помышляла о писательской карьере. Муж тоже тогда не принимал ее увлечение всерьез. Считал ее детективные истории дамской забавой вроде вышивания или разведения цветов. Ну да, ерундовые “пустячки”, такие же нелепые, какой казалась ему теперь и сама жена.

А ведь когда-то их отношения были совсем другими. В том декабре 1914 года, когда Агата Миллер сбежала из дому с Арчибальдом Кристи, она была бесконечно счастлива, ее грезы о сказочной, невероятной любви стали явью. Он, высокий красавец под стать киногероям, бравый летчик из Королевского летного корпуса. Арчи ухаживал за Агатой два года, и все это время она не могла думать ни о ком другом. В ту пору кожа ее была безупречно гладкой, рыжие кудрявые волосы были роскошно длинными. Высокая, статная (тогда худосочные девицы еще не были эталоном), она мечтала остаться с Арчи навсегда. По правде говоря, суженый ее с самого начала не любил разговоров о будущем, она же упорно не желала замечать, что его волнует не столько долговечность брака, сколько долговечность красоты жены. “Обещай мне, что навсегда останешься прекрасной”, – процитирует его позже Агата в одном из своих романов.

Всецело доверившись мужу, она тем не менее никогда не показывала ему свои опусы, да он и не стремился их читать. Такой уж Арчи человек. Когда бравый летчик стал начинающим финансистом, то все его мысли сосредоточились лишь на собственной карьере, и робкие надежды Агаты хотя бы на улыбку или комплимент терялись в сумраке равнодушия. С каждым годом Арчи отдалялся от нее все больше, вечерами предпочитал торчать в лондонском клубе, а выходные проводил в гольф-клубе. Агате катастрофически не хватало его внимания и поддержки. Но чем старательней она налаживала отношения, тем сильнее ее муж рвался прочь. Однако же она вопреки обидам и печалям кропала книгу за книгой, и благодаря гонорарным отчислениям (хоть и не ахти каким) наладилось семейное финансовое благополучие, впрочем, в данный момент опять возникли трудности…

“Так вот к чему все пришло”, – подумала она, осматривая неуютно тихую комнату. Почувствовав у ног легкую возню, она протянула руку вниз, чтобы погладить своего любимца, жесткошерстного терьера Питера, в ответ пес благодарно лизнул ее пальцы. Но хозяйка почти не почувствовала прикосновения влажного горячего язычка, ее сознание словно было окутано несколькими слоями ваты, мысли путались. Бог с ними, с мыслями, пора уже покончить со всем этим, и быстрее, пока разумные доводы не охладили ее решимость.

Стянув с пальца кольцо, Агата положила его в шкатулку, стоявшую на столе из красного дерева, там его сразу найдут. С опущенной головой, будто ее мучил стыд, Агата медленным, но уверенным шагом направилась в комнату дочери. Зайдя внутрь, молча посмотрела на Розалинду, которая мерно дышала во сне, по-детски крепком и спокойном. Агата поцеловала дочь в лоб, обычный вечерний ритуал, точно так же когда-то целовала Агату ее мать. Агата вышла из комнаты и только тогда позволила себе вспомнить запах фиалкового одеколона, которым веяло, когда мама наклонялась над подушкой. Агата утерла слезы, вмиг подступившие к глазам.

Восемь месяцев назад все было иначе. Была еще жива мать Агаты, Клара, которая жила в Эшфилде, это их фамильное поместье в Торки. Вот она знала бы, как нужно действовать. Клара всегда была уверена: она точно знала, что и как нужно делать.

Она была властной и несговорчивой. И все равно тогда, в апреле двадцать шестого, внезапная смерть семидесятидвухлетней матери ввергла Агату в жесточайшую депрессию, лишила ее обычного жизнелюбия и стойкости. Боль приглушали лишь серые мутные струи отрешенности. “Иногда так хочется покинуть свое тело, – однажды сказала ей Клара, все чаще болевшая. – Так хочу вырваться из этой тюрьмы”. И Агата, как ни странно, понимала ее.

В моменты испытаний на помощь Арчи рассчитывать не приходилось. Он панически боялся бед, так честно и говорил, “терпеть не могу болезней, смертей и прочих неприятностей”. И ни малейшего желания хотя бы посочувствовать, Арчи предпочитал все переводить на шутливый тон. Буквально сразу после смерти Клары он предложил съездить в Испанию. Там “будет весело”, так и сказал. Это путешествие хорошо Агату “отвлечет”.

Отвлечет? Но Агата не хотела отвлекаться. “Я хотела побыть со своим горем, переболеть им”, – говорила она. Муж остался в Лондоне, Агата одна поехала в Торки (три часа пути), ей самой пришлось закрывать дом, тихую, волшебную гавань своего детства. Невыносимо. Стоило тогда подняться на крыльцо, как боль налетела, словно буря. Агата, сжав зубы, пробивалась сквозь этот натиск, еле держась на ногах, шаркая домашними тапочками. Хотела побыть в Торки несколько недель, а не месяцев. В результате пробыла полгода.

Арчи заявил, что ездить на выходные в Эшфилд – это жуткая морока, предложил отправиться в августе в Италию, в Алассио, тихий курортный город на берегу Генуэзского залива. Агата тут же согласилась в надежде, что путешествие возродит былую любовь, она вцепилась в эту мысль. И когда Арчи все же прикатил на машине четвертого августа в Эшфилд, то обнаружил, что жена его уже упаковала чемоданы, приготовившись к двухнедельному курсу минеральных ванн и косметических процедур. Она что-то возбужденно бормотала, она не утихала, словно потревоженный пчелиный рой. Уж лучше бы молчала.

Арчи показалось, что его благоверная не совсем в себе, да и вид у нее был удручающе болезненный. В письмах она действительно писала, что не может спать, что нет аппетита, что ее одолевает отчаяние, но только когда она торопливо выбежала его встречать, он осознал, до какой степени это все серьезно. Совершенно потрясенный, Арчи стал говорить о каких-то ненужных пустяках, был светски любезен, и только…

Его холодное равнодушие огорошило Агату “То, что я в этот момент почувствовала, напоминало давно забытый кошмар, – писала она потом в своей “Автобиографии”. – Когда ты сидишь за чайным столом со своим возлюбленным, смотришь на него и вдруг понимаешь, что перед тобой чужой, не знакомый тебе человек”.

То, чего она не желала замечать ни тогда, ни позже: на лице мужа не отражалось даже тени любви. Ее сияющие глаза тут же погасли, а его старательно смотрели в сторону, ибо в них таилось предательство. Вымученная беседа в какой-то момент сменилась тягостным, растерянным молчанием, и тут Арчи не выдержал, признался. Заставив себя посмотреть Агате в глаза, он сообщил, что полюбил другую женщину и хотел бы немедленно получить развод.

Развод… Агата не поверила собственным ушам, лицо ее покрылось красными и белыми пятнами, изумление сменилось гневом. Это невозможно, этого просто не может быть!

“Ее зовут Нэнси Нил, – сказал Арчи. – Ты, разумеется, ее помнишь. Она бывала у нас дома”.

Все произошло так быстро, так неожиданно… его слова ударились о стену неверия, неужели все ее грезы о счастливом воссоединении были напрасны?

Накатила тошнота, так желудок реагировал на едкую горечь обиды и унижения. Она просила Арчи повременить, она станет другой, все будет иначе. Донельзя потрясенная, она вымолила три месяца отсрочки, Арчи согласился на четыре. Шестнадцать недель изощренной вежливости, окольных путей, дежурных реплик, совершенно никчемных. Он мастерски уходил от главного, вел свою игру, выжидал, когда завершатся оговоренные недели, расчетливо выжидал.

В пятницу, третьего декабря, утро в Саннингдейле началось как обычно. Кухарка поставила на стол яйца, фасоль, сосиски и помидоры, типичный английский завтрак. Агата заговорила первой, сказала, что в выходные хочет съездить в йоркширскую деревушку, всласть поваляться в кровати, выходить разве что к завтраку, езды туда всего три часа, она предложила Арчи составить ей компанию. Выяснилось, что он уже собрался на выходные к своим друзьям Джеймсам, у них коттедж в Хартморе, в окрестностях Годалминга. От обиды Агата потеряла голову. Она сорвалась на крик, у нее теперь не было иного оружия. Бессмысленные укоры, напрасная, как выяснилось, угроза. А угроза была такова: если Арчи не останется на выходные, то, когда вернется, ее не будет дома.

Арчи ее слова не тронули, будто он заранее приготовился к скандалу. Самое ужасное, что он оставался совершенно спокойным. И чем громче кричала его жена, тем проще ему было отмалчиваться. Но высказаться начистоту Арчи все же пришлось. И он это сделал, не повышая голоса, очень доходчиво. Он ждал достаточно долго, он устал от спектакля, который они друг перед другом разыгрывают. Он уходит из дома, уходит от нее.

Агата зажмурилась от боли или просто пыталась удержать слезы. Она закрыла лицо ладонями и в этот момент услышала: он все равно добьется развода, вне зависимости от ее согласия. Высказавшись, он схватил газету и удалился из комнаты. Все решилось в одну секунду. Этот приступ ярости, и потом – ничего.

Как Арчи выходил, она не видела, но знала, что он уехал: по звуку мотора “дилейджа” на подъездной дорожке и по хрусту шлака под колесами.

Она взъерошила волосы, убирая их со лба, привычный жест в моменты сильного волнения, потом накрутила на палец локон и уставилась в пространство, будто это могло помочь ей определиться с дальнейшим. Так, в состоянии отрешенности, Агата провела несколько часов, пока вдруг не зазвонил телефон. Она вздрогнула от неожиданности.

Она решила, что это он, Арчи. Но звонила ее неугомонная соседка, миссис Десильва, приглашала на чай и партию бриджа. Агата отказалась, не слишком убедительно сославшись на срочное дело, хотя была абсолютно свободна. Несколько дней назад они вдвоем ездили в Лондон, прогулялись по магазинам на Албемарл-стрит, голова кружилась от азарта и удовольствия. Агата купила тогда шелковую ночную сорочку, белую, красоты необыкновенной. Теперь можно было очаровывать мужа, что и намечалось на выходные. Агата знала, что выглядеть в ней будет восхитительно. И наконец-то вернется утраченная любовь. Какими глупыми сейчас казались эти надежды, утренней ссорой их вымело прочь, будто грубой метлой.

Первый безотчетный порыв – помчаться в понедельник в Лондон, вымолить у Арчи прощение. Но потом ей вспомнился последний его взгляд, брошенный поверх накрытого к завтраку стола, взгляд, источавший ненависть, даже страшно вспоминать. Конечно, Арчи был расстроен и оскорблен, но может быть, она преувеличивает? Узнать бы, что на самом деле он чувствовал и действительно ли их разлад уже непреодолим? В тот же день Агата тщательно укутала дочь и, сунув ей в руки любимого мишку, посадила в машину, они покатили в Доркинг, к матери Арчи, двадцать пять миль пути. К своей свекрови, Пег Хемсли, Агата относилась с прохладцей, но Арчи всегда был очень близок с матерью. И конечно же Пег точно знала, как обстоят дела.

Пег обрадовалась неожиданной встрече с внучкой, к чаю подали свежие ячменные лепешки и крыжовенный джем из дорогого лондонского магазина. Пег любила себя побаловать. Увы, Агата почти не чувствовала вкуса угощения; чуть наклонившись вперед, она вслушивалась в монотонную болтовню, а свекровь жужжала и жужжала, словно муха, попавшая в ловушку. Миссис Хемсли бездумно перелетала с одной темы на другую, зачем – непонятно: казалось, ее завораживает звук собственного голоса.

Так ничего и не вызнав, Агата вернулась домой, ужинать ей пришлось в одиночестве. В мыслях снова и снова прокручивалась ужасающая утренняя сцена с завершившей ее оскорбительной угрозой.

Уже ни на что не рассчитывая (но в глубине души все же надеясь спасти семейное благополучие), Агата стала изобретать хитроумный план, достойный ее детективных романов. Сюжет был выстроен чрезвычайно искусно, но те, кто знал, где следует искать улики, могли просчитать возможный исход. Только на этот раз финал истории был отдан в распоряжение судьбы.

Агата положила в саквояж несколько платьев, новую ночную сорочку, два шелковых шарфика и две пары туфель, отнесла его к входной двери, потом снова поднялась в спальню, все еще надеясь. Арчи все-таки вернется, надо подождать. Глупая мечта, мечта женщины, не желающей расстаться с иллюзией. Ближе к десяти часам Агата окончательно смирилась с тем, что чуда не произойдет.

Не зажигая света в холле, она положила на инкрустированный столик два письма, одно для Карло, другое для Арчи. Потом стала одеваться: любимая ондатровая шуба, велюровая шляпка, кожаные перчатки. Наспех посмотревшись в зеркало, приказала себе забыть про попранную гордость. Не удержавшись, обняла на прощанье своего верного пса, схватила саквояж и, не оборачиваясь, покинула уютный, надежный дом и свой привычный мир.

Ночное небо было ясным и черным. Морозный воздух холодил щеки, которые, впрочем, тут же заполыхали румянцем от усилия: саквояж оказался довольно увесистым. От учащенного дыхания изо рта беглянки вырывались облачка пара. Гравий под ногами хрустел, будто гренок под лезвием ножа, пока она медленно приближалась к своему авто, тускло поблескивавшему “моррису каули”. К счастью, мотор завелся сразу. Про машины Агате было известно только одно: сидеть самой за рулем – сплошная нервотрепка. “А теперь будь что будет”, – подумала она и, преодолев страх, нажала на педаль газа. Буквально через несколько секунд “моррис каули” растворился в темноте.

На следующее утро по ньюлендз-корнерской дороге беспечно шагал пятнадцатилетний Джек Бест, тощий как жердь, с копной светло-каштановых волос, строптиво торчавших надо лбом и затылком. Этот улыбавшийся во весь рот цыганенок направлялся в деревню Олбани. Приятно было пройтись по морозцу и полюбоваться живописными видами Норт-Даунса, но больше всего он радовался случаю подработать. Сегодня во владениях герцога Нортумберлендского устраивают охоту. Огромные луга и пастбища, до самого горизонта, изредка перемежались ясеневыми рощами и островками из кленов, которые здорово разрослись в окрестностях Гилдфорда.

В этой части Ньюлендз-Корнера было много еще не мощенных дорог, которые вдруг переходили в тропинки, петлявшие среди колючих зарослей ежевики и густого подлеска. Тут были целые мили нетронутых земель, до которых не добрался городской комфорт. Но именно это дикое место в данный момент было для Джека Беста домом.

В стороне от обочины он увидел сквозь кусты вроде бы какую-то машину и, уступив жгучему любопытству, свернул на колеистую тропу, проложенную в трехстах ярдах от шоссе. “Прямо у мелового карьера я заметил пролом в изгороди из кустов и крышу автомобиля, – рассказывал он после. – Я глянул внутрь, на полу, смотрю, одежда, и никого. Машина вся уж заиндевела, а колеса застряли в кусте. Я побежал на дорогу и все сказал полицейскому”. Неподалеку от полицейского поста, в заведении Альфреда Луланда, неспешно завтракал механик Фредерик Дор, работавший на автозаводе в городе Теймз-Диттон. Проезжая несколько минут тому назад по дороге, он тоже заметил автомобиль, но ничто его не смутило. Но теперь, услышав взволнованные крики Джека Беста, Дор, забыв про овсянку, бекон и помидорные ломтики с сахаром, ринулся к меловому карьеру, а на подступах продирался сквозь чащобу, чтобы самолично осмотреть брошенный кем-то “моррис каули”. “Смотрю – над кустами лобовое стекло, – вспоминал он, – и фары и габаритные огни не горят. Кончился ток, но когда машину оставили, думаю, фары были включены, темно же было, ночь. Да, похоже, с холма машина катилась уже пустой, поскольку на склоне нет никаких следов от торможения, они всегда остаются, когда жмут на тормоза”, – сообщил он после газетчикам.

По деревне сразу покатился взволнованный шепоток, и к тому моменту, когда Дор снова выбрался на шоссе, там уже собралась толпа зевак. Потом он помчался в гостиницу на Клэндон-роуд, оттуда позвонил в полицейский участок, досконально описал авто и разбросанные в салоне вещи.

Через два часа, то есть примерно в половине одиннадцатого, в Ньюлендз-Корнер приехала бригада полицейских из управления суррейского графства, которое находилось в Гилдфорде. Весть о необыкновенном происшествии уже долетела до деревень Олбери и Шалфорд. Жизнь там была тихая, без ярких событий, поэтому все только и говорили о брошенном на произвол судьбы авто. Помимо самой машины полиция запротоколировала наличие в ней некоторого количества предметов: шуба, две пары черных туфель, серый джемпер, вечернее платье и просроченные водительские права на имя миссис Агаты Кристи, проживающей в Саннингдейле.

Очень скоро двое полицейских прибыли в особняк Стайлз побеседовать с супругами Кристи. Но побеседовать удалось лишь с измученной неведением Карло, ни мистера, ни миссис дома не оказалось. Мистер Кристи, сказала Карло, вероятно, сейчас в Годалминге, а миссис Кристи внезапно куда-то уехала на машине.

"Удивительное дело, не всегда самые тревожные события оказываются самыми печальными. Промаявшись всю ночь без сна в страхе за Агату, теперь Карло с еще большим страхом ждала, что скажут полицейские. Неизвестно, что она ожидала услышать, но наверняка не про застрявший в кустах на краю мелового карьера автомобиль и не про то, что владелица его бесследно исчезла. Побелев от ужаса, Карло неловко опустилась в кресло, даже не заметив, как со спинки соскользнула выцветшая накидка из Дамаска.

Трясущимися руками она извлекла из кармашка платья оставленную ей записку.

“Сегодня вечером меня не будет дома, – писала Агата. – Завтра сообщу тебе, где я”. Агата просила, чтобы Карло отменила ее поездку в йоркширскую деревушку Беверли, куда она собиралась в выходные. Несколько часов назад Карло послала в гостиницу телеграмму, через Эскотский телефонный узел: “Приехать, к сожалению, не смогу. Кристи”.

А в нескольких милях от Стайлза хозяева харт-морского коттеджа, мистер и миссис Джеймс, собирались приступить к ланчу. И тут вдруг раздался стук в дверь, негромкий, но настойчивый. Спустя минуту их дворецкий, Уиллз, шепнул на ухо мистеру Джеймсу, что в гостиной ждут полицейские. “Полиция ведь просто так не приходит, – заметил он потом в разговоре с репортером “Дейли мейл”, – огорчились мы невероятно, когда узнали, что пропала миссис Кристи”.

И как только прозвучала печальная новость, в гостиную вошел Арчи, держа за руку Нэнси Нил. На нем был костюм для гольфа: куртка и короткие шерстяные брюки. Полицейские поднялись с дивана, приветствуя эту парочку, Нэнси сразу вырвала руку из руки своего кавалера. Узнав, что в Ньюлендз-Корнере нашли едва не рухнувший в меловую яму автомобиль его супруги, Арчи не сказать что испугался. Скорее был раздосадован тем, что ему помешали наслаждаться отдыхом.

Он заявил, что понятия не имеет, где может находиться его жена, и не знает даже, как она собиралась провести выходные. Потом добавил, что в последнее время Агата была очень подавлена, поскольку человек она “весьма впечатлительный” и имеет обыкновение доводить себя до “нервозного состояния”. Принять участие в поисковой операции у деревни Норт-Даунс Арчи согласился. Но попросил у представителей власти отсрочку, он подъедет чуть позже, должен же он поблагодарить людей за гостеприимство, извиниться, что вверг их в такую историю, объясниться, наконец.

Надо сказать, к месту происшествия Арчи Кристи отправился отнюдь не чуть позже. Все свидетели сообщали, что сначала он наведался в Стайлз, где подробнейшим образом расспросил о случившемся Шарлотту. Горничная Лили, открывшая хозяину дверь, не без опаски приняла у него шляпу и пальто. Оно и понятно: в доме уже побывала полиция, местные сплетники горячо обсуждали произошедшее, пророчили всякие злодейства, а прислуга всегда готова поверить в самое худшее.

Мисс Фишер Арчи нашел в кабинете, в полном отчаянии.

Мистер Кристи никогда не вызывал у нее симпатии, эгоист, которому нет никакого дела до своих близких. Он часто бывал чем-то раздражен или разгневан, что лишь подтверждало справедливость ее неприязни.

Исчезновение жены не особо его встревожило, похоже, он воспринимал это как фарс, разыгранный отчаявшейся женщиной. На лице Карло застыли скорбь и страх, но Арчи это не трогало, он продолжал злиться, ведь выходные пошли насмарку. И записка, которую Агата ей оставила, мало его интересовала. Но от равнодушия не осталось и следа, как только Карло протянула Арчи запечатанный сургучом конверт с его именем.

Ей очень хотелось узнать, что Агата написала мужу, в письме наверняка изложена причина ее таинственного исчезновения. Он нетерпеливо, как голодный хищник, вскрыл конверт, предусмотрительно повернувшись к Карло спиной. Она поняла только, что письмо вызвало вспышку ярости, судя по тому, что мистер Кристи тут же швырнул его в камин. Ей оставалось лишь вместе с ним смотреть, как пламя пожирает столь важное для расследования свидетельство. Покачав головой, он буркнул: “Ничего существенного”.

“Ничего существенного? – подумала Шарлотта. – Тогда зачем было сжигать?”

Когда Арчи, прихватив с собой Карло, явился наконец в Ньюлендз-Корнер, у того места, где машина Агаты съехала с дороги, уже толпилась дюжина полицейских. Его встретил заместитель главного констебля Уильям Кенуард, тучный, уже в летах, офицер полиции. Он надеялся, что расследование исчезновения Агаты Кристи обеспечит ему быстрое продвижение по службе, а потом, глядишь, и мировую славу.

Два года назад, в двадцать четвертом, этого служаку уже удостоили почестей за усердие, проявленное при задержании Жан-Пьера Вакье, дело было в Байфлите. Вакье (кстати, вылитый Эркюль Пуаро, бельгийский сыщик из книжек Агаты Кристи, бывают же совпадения) обвиняли в отравлении. Этот щеголь подсыпал стрихнина Альфреду Джонсу, хозяину паба “Синий якорь”, поскольку крутил шуры-муры с его женой Элси. Этот случай тогда получил грандиозную огласку. Мистеру Кенуарду очень хотелось снова покрасоваться в газетах, и он начал измышлять эффектную интригу для истории с машиной, брошенной в лесной чаще у деревни Норт-Даунс.

Неподалеку от гаража (на Эпсон-роуд), куда поместили авто, которое пришлось втаскивать вверх по холму, начались поиски его владелицы. Кенуард приказал обследовать таинственный Тихий пруд, воспетый лордом Теннисоном (“тот черный молчаливый пруд”). По слухам, над ним иногда видели призрак – некой средневековой девушки, которую утопил король Иоанн. Но тела Агаты Кристи в нем не нашли. Разочарованный Кенуард не желал сдаваться, он приказал снова обшарить дно.

Арчи сказал, что жена его могла уехать в свой родной Торки, и местной полиции было приказано наведаться в Эшфилд. Но визит этот был напрасным: в фамильном доме Агаты Кристи никого не оказалось. “На крыльце лежала огромная груда опавших листьев, ставни на окнах были закрыты, в саду на тропинках никаких отпечатков ног, а на подъездной аллее никаких следов от шин”.

Настало воскресенье. Арчи по-прежнему томился в заточении, обреченный торчать в Стайлзе вместе с дочерью и ее гувернанткой. А Кенуард, возглавивший поиски, призвал добровольцев (их набралось довольно много) прочесать ближние и дальние окрестности.

К вечеру резко похолодало, почти до двадцати градусов, и пруд кое-где схватился льдом, пришлось разбивать его толстыми сучьями. Но писательницу так и не обнаружили. Школьники, радуясь неожиданному развлечению, рыскали по полям, мечтая найти улики, не замеченные полицией, то тут, то там раздавалось мелодичное эхо их хохочущих голосов. Когда в небе запылал золотисто-оранжевый закат, Кенуард вернулся в управление, в свой рабочий кабинет, наметив на завтра очередную вылазку, только теперь нужно будет забросить в пруд большую сеть.

А еще заместитель главного констебля разослал в соседние полицейские участки, в сорок восемь точек, уведомление о том, что пропала такая-то. Потребовав у Карло фото миссис Кристи и подробное описание ее внешности, Кенуард заинтриговал лондонских газетчиков, всячески намекая, что финал истории может оказаться роковым.

Документ, составленный Кенуардом, гласил:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ

проживавшая в особняке Стайлз (Саннингдейл)

миссис Агата Мэри Кларисса КРИСТИ

(супруга полковника А. Кристи)

35 лет[1], рост 5 футов 7 дюймов.

Волосы темно-рыжие (стрижка “фокстрот”), зубы натуральные, глаза серые, здоровый цвет лица, сложение нормальное.

Была одета:

юбка серая, средней длины, зеленый джемпер, кардиган серый, с темно-серой отделкой, зеленая шляпка из велюра. Возможно, имеется сумочка с несколькими банкнотами достоинством в пять или десять фунтов.

3 декабря в 21.45 вышеназванная дама покинула дом на четырехместном авто марки “моррис каули”. Оставила записку, в которой было сказано, что она собирается уехать. Утром 4 декабря эта машина была найдена в районе Ньюлендз-Корнера, деревня Олбери (графство Суррей).

Разумеется, среди местных жителей сразу обнаружилось множество очевидцев, кто-то искренне хотел помочь следствию, кто-то мечтал прославиться. Фюэ, носильщик со станции Милфорд (это в южной части Годалминга), доложил в воскресенье утром, что некая дама, точь-в-точь миссис Кристи, спросила у него, когда будет следующий поезд до Портсмута. В тот же самый день Агату видела миссис Китчинг, но в Малом Лондоне[2]. Джон Бакнер приметил ее в чайной города Питершам, близ Ричмонда. Ральф Браун хотел подвезти ее на машине, это было в Баттерси; “по-моему, она не замечала ничего вокруг и сама не понимала, куда идет!” – с чувством добавил он. Однако дама отказалась от его предложения.

Наиболее достоверным сочли показание Эрнеста Кросса, рабочего с фермы. В субботу ранним утром он помог одной женщине завести “каули моррис”. “В половине седьмого шел я на работу и увидел неподалеку от гостиницы “Ньюлендз-Корнер” даму, очень она была расстроенная, – дав присягу, сообщил Кросс, – стонала, плакала, обхватив голову руками, и зубы у бедной стучали от холода. В одном платье и в туфельках, и без шляпы. И фары горят, и габаритные огни… ну я и подумал: спрошу, не надо ли чего”.

Заметив, что Кросс направляется к ней, дама громко, чуть не рыдая, окликнула его, молила помочь, машина ее окончательно заглохла. Кросс галантно отдал свою куртку замерзшей женщине, потом крутанул два раза ручку, и мотор завелся как миленький.

Кросс помог даме забраться в машину, та горячо его поблагодарила и отдала куртку, после чего он развернулся и отправился дальше.

“Я послушал, мотор работал ровно, ну и со спокойной душой ушел, – сказал он полицейским, – а было еще темно, ну, удивился, конечно, что дама в такую рань на улице и без пальто, но мало ли, может, сбилась с дороги, да еще мотор заглох, как тут не расстроиться. И последнее вот что я заметил: поехала она по дороге через Ньюлендз-Корнер, в сторону деревни Шир”.

Этому свидетелю Кенуард поверил и тут же выстроил версию: миссис Кристи настолько устала, что съехала с дорожного полотна вбок. Потом выбралась наружу, даже не подумав о том, что с машиной может что-то случиться. Пешком двинулась к гостинице, а машина вдруг покатилась вниз по склону, случайно врезавшись в кусты у самого края мелового карьера. Версия, что и говорить, довольно спорная, но поскольку Кенуард сам ее сочинил, то она тут же была принята.

“Она, вероятно, пыталась выйти на нужную дорогу, но заблудилась в темноте и забрела в лес, с той поры никто ее не видел и ничего о ней не слышал”.

К понедельнику таинственное исчезновение Агаты Кристи обсуждалось уже в газетах Франции, Германии, Испании. Даже солидная “Нью-Йорк тайме” на первой полосе крупными буквами напечатала сенсационную новость: “Английская писательница Агата Кристи исчезла из собственного дома при загадочных обстоятельствах”.

Миссис Десильва тоже дала показания – уговорили партнерши по бриджу, ведь Агата звонила ей как раз перед исчезновением. Чувствовалось, что миссис Десильва очень трепетно относится к своей соседке, она назвала ее “прекрасной, замечательной женщиной”.

Миссис Кристи необыкновенно милая, общительная женщина, редкого обаяния. Однако люди, хорошо ее знавшие, сразу замечали, что свои эмоции и проблемы она предпочитает держать при себе, не обременяя ими других. Думаю, Агата слишком много работала и однажды обмолвилась, что ей уже месяца трине удается придумать новый сюжет, она ни строчки не написала за это время.

Полагаю, самым тяжким испытанием стала смерть матери, в начале года, Агата очень ее любила.

Горе выбило ее из колеи, но Агата старалась не раскисать. Врач настоятельно рекомендовал ей отдохнуть, говорил, тогда все будет восприниматься иначе, станет легче.

Несколько месяцев назад, в июне или в июле, она уезжала, потом вернулась в Саннингдейл, ей нужно было что-то делать с мебелью матери, как-то ее размещать. Она зашла ко мне, выглядела ужасно, я тут же отправила ее в постель. Наутро у нее был вполне свежий вид, она, помнится, сказала: “Вы вернули меня к жизни”. Бедняжка еще долго не могла оправиться, но в последнее время ей стало намного лучше.

Неделю назад, в прошлый понедельник, мы с ней даже снова играли в гольф, она провела отличную партию, и в теннис, и на машине проехались. А в среду съездили вместе в Лондон. Она говорила, что хочет снять там дом, обставленный уже, мечтала больше времени проводить с мужем. А Стайлз собиралась сдать внаем, тоже прямо с мебелью.

В Лондоне мы встретились с друзьями и все вместе отправились на ланч в “Карлтон”, там обсуждали, как бы съездить на несколько недель в Португалию, в начале года. Миссис Кристи сказала, что до Рождества ей никак не вырваться, из-за дочурки, потому решили поехать в начале января. У моего мужа есть дом в Португалии, собирались пожить там месяц. Миссис Кристи очень понравилась эта идея.

Ну вот, в среду днем мы ходили с ней по магазинам, а к вечеру расстались, ночевать она должна была в клубе “Форум”, ее пригласили туда на званый обед.

Миссис Десильва наслаждалась, приятно ведь оказаться в центре внимания. Своим придворным, завсегдатаям ее дома “Линдсей-Лодж”, она с чуть наигранной скорбью рассказывала: “В пятницу я ей позвонила, пригласила на чай и на партию бриджа, – томно ворковала она, – но получила отказ; насколько я поняла, ей нужно было куда-то ехать или она ждала кого-то. Это был последний наш разговор. А потом узнаю, что она пропала, какой кошмар. Уверена, это все из-за предельной, невыносимой усталости, организм не выдержал, и у бедной миссис Кристи вдруг случилась потеря памяти, что-то в таком роде”.

Днем раньше и муж Агаты, пытаясь объяснить странное поведение жены, тоже ссылался на загадочную потерю памяти. Вот его слова из беседы с репортером “Вестминстер газетт”: “Ни в коем случае не берусь ничего утверждать, на чем-то настаивать. Могу только предположить, что исчезновению моей жены предшествовал нервный срыв, и как следствие этого – потеря памяти”.

Звучало это вполне убедительно. Если бы Арчи удалось убедить в сказанном и самого себя…

В понедельник утром они с Карло отправились в Лондон, Арчи всю дорогу о чем-то думал, угрюмо молчал. А ехали они в Скотленд-Ярд, надеялись уговорить столичных инспекторов подключиться к расследованию. Позже Шарлотта скажет, что ее спутник “витал в своих мыслях”. В Скотленд-Ярде их приняли благосклонно и, признав версию Кенуарда неубедительной, решили действовать, не дожидаясь официального запроса местной полиции.

Посадив Карло на поезд, отправившийся обратно в Саннингдейл, Арчи неприкаянно бродил по лондонским улицам, размышляя о своей не очень-то заладившейся жизни. Он вспоминал о войне, ему хотелось снова летать. К слову сказать, и в гражданском костюме бравый летчик был неотразим, но сейчас ему вдруг все стало не мило.

Предрождественская суета лишь усиливала унылое отчаяние. Эти толпы в магазинах, эти весельчаки, орущие хором рождественские гимны, этот бодрящий зимний искристый воздух Арчи воспринимал как издевательство. Он ведь мечтал о том, как будет предвкушать праздник вдвоем с Нэнси. Кто же знал, что его втянут в нелепую, дикую историю! Сейчас Арчи чувствовал особенно остро, насколько дорога ему та, с кем он не смеет встречаться, не смеет из-за фокусов опостылевшей жены.

Они с Нэнси не виделись с субботы, два дня, для влюбленных целая вечность. Нэнси вернулась в родительский дом под Лондоном, в Кроксли-Грин, и теперь они общались только по телефону. Встречаться было опасно. Если пронюхают про их свидания, сразу сделают выводы: к этой душераздирающей драме причастен неверный муж.

Арчи старался уберечь Нэнси от дотошных газетчиков, но хорошо понимал, что его отношения с двадцатишестилетней красоткой для многих давно не тайна. Они часто вместе ездили в Сандвич, в гольф-клуб, и обедали вдвоем в лондонских ресторанах. Но самой опасной была сейчас Пег Хемсли. Маменька поощряла сына, закрутившего роман на стороне. Она обожала скандалы и сплетни и, как только газетные стервятники попросили рассказать что-нибудь достойное внимания, тут же выложила все, что знала.

“Моя невестка была крайне удручена тем, что у нее не ладилась работа, – поведала миссис Хемсли специальному корреспонденту “Дейли мейл”, который отловил ее в Доркинге в надежде вызнать подробности чаепития в ту роковую пятницу, – она имела в виду книгу, которую в тот момент писала”.

Она часто вспоминала о матери, которая умерла весной, ясно было, что бедняжка никак не может оправиться от этого удара. Несколько дней после похорон миссис Кристи пребывала в тяжелой депрессии, она порой даже не помнила, где была и что делала.

Был, например, такой случай. Отъезжая от дома приятельницы, она нечаянно сбила своего любимого песика Питера. Она подняла его и положила в машину в полной уверенности, что Питер мертв. Она рассказывала, что буквально обезумела от горя и даже не помнила, как добралась до дома. Ехала ничего и никого не замечая и в таком состоянии преодолела значительное расстояние.

И вот что любопытно: когда она приехала, служанка увидела на заднем сиденье преспокойно сидящего пса, в полном здравии. Но миссис Кристи сообщила ей, что их дорогой Питер умер. И когда служанка, вытащив Питера из машины, предъявила его хозяйке, та не поверила собственным глазам.

Мне кажется, нет, я даже уверена, что и в пятницу произошло нечто в том же роде, что-то ее потрясло. Она была очень привязана к мужу и к дочери и никогда бы ОСОЗНАННО их не покинула.

Полагаю, произошло вот что. Моя невестка, чем-то страшно подавленная, не понимая, где она, куда идет и что делает, доехала до Ньюлендз-Корнера, а там вышла в какой-то момент из машины и стала бродить по округе.

“Когда Агата от меня уезжала, вроде бы настроение у нее немного улучшилось, – отметила Пег Хемсли, – но, сев за руль, она долго что-то обдумывала, а когда наконец двинулась в путь, взгляд у нее был отрешенный”.

Чтобы читатели не утратили интерес к цирковому представлению, устроенному из исчезновения Агаты Кристи, “Дейли ньюс” пообещала сотню фунтов “тому, кто первым предоставит информацию, которая поможет найти писательницу – если она, конечно, жива”.

Благодаря предприимчивости Кенуарда поиски обрели грандиозный масштаб: в небе кружили бипланы, по земле рыскали ищейки, сотня полицейских прочесывала загородные просторы, разбив их на квадраты. Кенуард упорно твердил, что пропавшая наверняка тут, в Норт-Даунсе, у какого-нибудь из прудов или в зарослях ежевики. Но внезапно всплыла одна подробность, спутавшая все его карты. Выяснилось, что брат Арчи, Кэмпбелл Кристи, получил письмо, отправленное в субботу из центра Лондона. На штемпеле значилось время – 9.45, то есть его отослали через три часа после того, как в кустах был найден “моррис каули”. Письмо было от Агаты Кристи.

Кэмпбелл со спокойной душой оставил его на кабинетном столе, в вулвичской Королевской военной академии. Агата писала про обычные житейские дела. Писала, что неважно себя чувствует и собирается на выходных в Йоркшир, немного отдохнуть и попить минеральной воды. О том, что невестка его пропала, Кэмпбелл узнал только в понедельник из газеты. Кстати, письмо куда-то подевалось, но он нашел конверт с почтовым штемпелем и отослал его Арчи, а тот сразу переслал конверт Кенуарду.

Доблестный полицейский понял, что, скорее всего, миссис Кристи жива и здорова и к тому же находится в Лондоне, то есть вне зоны его полномочий..

Во вторник Кенуард призвал в свой офис ясновидящую, мисс Райс-Джонсон, их приватная беседа длилась почти все утро. Сведения, полученные мисс из параллельных миров, были таковы: миссис Кристи найдут “в глухих зарослях у заброшенного пруда”. Вооружившись этой информацией, Кенуард решился устроить пресс-конференцию, где, опираясь на имеющиеся временные ориентиры, описал весьма затейливый маршрут, проделанный пропавшей.

… Миссис Кристи выехала из дома примерно в 22 часа; прибыв в Лондон, сразу или немного погодя отослала письмо своему деверю, капитану Кристи, на почтовом штемпеле означено время отправки: 9.45, то есть утро субботы.

Потом она буквально через несколько часов вернулась в Суррей, через деревню Шир выехала на шоссе Доркинг-Гилдфорд, на некотором расстоянии от Ньюлендз-Корнера. Там ее увидел… водитель, ехавший в западном направлении, в 3 часа утра.

В конце концов она достигла Ньюлендз-Корнера, где и оставила свой автомобиль, чтобы отправиться дальше пешком, и – заблудилась.

Во вторник в Ньюлендз-Корнер съехались корреспонденты, лондонские и местные, “Таймс”, “Дейли мейл”, “Дейли экспресс”, “Вестминстер газетт”, суррейская “Эдвертайзер”, “Дейли скетч”. Для них разбили специальную палатку, дабы пресса не мокла под моросящим дождем. Несколько десятков репортеров десантировались в Беркшире, в непосредственной близости от дома четы Кристи, соседи все громче возмущались: совсем не стало покоя от галдящих толп и машин.

Старший инспектор беркширской полиции, Чарльз Годдард, чья штаб-квартира располагалась в ближайшем округе "Мэркингем, приказал расставить посты подальше от Стайлза, а допрашивать Арчи (прямо в доме) он поручил сыщику в гражданском костюме. В отличие от своего суррейского коллеги Годдард с некоторым скепсисом относился к происходящему, как к затянувшемуся спектаклю. Он не сомневался в том, что пропавшая жива, просто даме захотелось на какое-то время расстаться с мужем.

Однако же бдительности Годдард не терял. Он терпеливо наблюдал за Арчи, отмечая и его нарастающую нервозность, и нарочитую дерзость. Видимо, такова была реакция на незатихавшие, бурлящие сплетни. Кто-то из добровольцев-искателей неподалеку от Тихого пруда нашел туфлю, “похожую на те, которые были на миссис Кристи”. Поговаривали, будто у пропавшей был пистолет и, возможно, она покончила с собой. Кроме того, не нашли ее паспорт, и обнаружилось, что с ее счета была снята крупная сумма. Но для Арчи ужаснее было то, что на первой странице “Вестминстер газетт” среди множества обстоятельств, связанных с исчезновением миссис Кристи, один из репортеров отметил: “Полковник Кристи в пятницу вечером находился в Хартмуре (sic!), в уединенном уютном коттедже мистера и миссис Джеймс (в двух милях от Годалминга), там присутствовала еще одна гостья, мисс Нильд (sic!), молодая женщина, которая часто бывает у них дома”.

Как говорится, черным по белому, и теперь каждый мог это прочесть. Шрифт был мелким, но Арчи казалось, что сообщение сразу бросается в глаза, будто огромный хлесткий заголовок., вот он, первый намек на его незаконную связь. Раздвинув пальцем полоски жалюзи, полковник смотрел на толпу, собравшуюся за воротами, глазеющую, топочущую, непредсказуемую. А самым удручающим было даже не то, что он не знал, что именно успели нарыть писаки, а то, что он не мог просчитать, что они напишут.

Предвидя, что газетчики потребуют от него объяснений, Арчи сделал письменное заявление и попросил детектива в штатском передать сей документ представителям прессы. “От жены моей никаких вестей так и нет”, – писал он, присовокупив, что крайне вымотан и очень переживает. Он заверил, что у его жены никогда не было пистолета и она никогда не говорила о том, что хочет свести счеты с жизнью. Еще Арчи уточнил, что паспорт Агаты дома, на месте, и что денег с ее счетов никто не снимал – ни в Саннингдейле, ни в Торки.

Утром в среду Кенуард усилил поисковую группу тремя сотнями полицейских, в том числе опытными следопытами, “они, выстроившись в шеренгу, прощупывали длинными шестами густо заросшие вересковые пустоши, были там и собаки. Иногда полицейские окликали друг друга сквозь промозглый туман, клубы которого окутали вершины пологих холмов, а над головами искателей тарахтели самолеты, кружа над исследуемыми участками”.

Корреспондент из “Дейли кроникл”, узнав про письмо, полученное Кэмпбеллом Кристи, отправился в Йоркшир и стал обходить курортные гостиницы Харрогейта. Он потратил на поиски целый день, но никаких сведений о писательнице так и не добыл.

В четверг же, по подсчетам журналистов, уже человек пятьсот вытаптывали растительность, рыская по округе. Но их усердие оказалось напрасным. Тем не менее Кенуард стоял на своем: “Разгадка тайны обнаружится в окрестностях Ньюлендз-Корнера, там, где миссис Кристи оставила свою машину”.

Арчи тайком присоединился к поисковой партии, взяв с собой пса Питера, который обнюхивал землю, пытаясь снова обрести свою хозяйку, но, увы, стараниями одного репортера обрел только новую кличку. “Сегодня в Ньюлендз-Корнер привезли любимого пса миссис Кристи, чтобы Пэтси (sic!) принял участие в поисках пропавшей хозяйки”, – писала “Дейли кроникл”.

Едва ли Пэтси догадывался, зачем его привезли сюда, он весело резвился на сельских просторах. Полковник Кристи присоединился к заместителю главного констебля Кенуарду и в течение трех часов помогал искать. Они вместе с Пэтси начали с того места, где была обнаружена машина Агаты Кристи, и тщательно обследовали берега Тихого пруда.

Очень немногие знали, что полковник Кристи тоже там, среди искателей, и что на поводке у него любимый терьер пропавшей.

Большие надежды возлагались именно на сегодняшнюю операцию, в которой было задействовано множество людских и технических ресурсов. Два аэроплана кружили над обыскиваемой территорией на предельно низкой высоте. Сквозь непроходимые заросли кустов и чащоб пробивался трактор, а искатели двигались по болотистым участкам, осматривали каждую впадину, каждую расселину. Но – никаких следов, никаких свидетельств того, что тут побывала миссис Кристи.

Вернувшись в Стайлз, Арчи обреченно бродил по этому огромному особняку, ему казалось, что он угодил в ловушку, газетчики не давали ему прохода и все чаще говорили о том, что это из-за него, такого-сякого, Агата Кристи покинула дом. Горничная Лили в подробностях описала этим стервятникам ту проклятую утреннюю ссору, а потом еще все прочитали его раздраженное письменное заявление, которое, по их мнению, свидетельствовало о виновности Арчи, а не о тревоге за жену. К тому же Лили упомянула второе письмо, адресованное мужу, то самое, которое он уничтожил и о существовании которого полиция даже не подозревала.

В четверг вечером в полицейский участок Бэгшота прибыли мистер Кенуард и представитель старшего инспектора Годдарда, мистер Сидни Фрэнк Батлер. А спустя час туда был доставлен Арчи Кристи, которому был учинен допрос. Полковник был возмущен и отчаянно пытался объяснить, почему уничтожил письмо, которое теперь воспринималось как улика. Но чем усерднее он старался прояснить ситуацию, тем меньше стражи закона верили в его непричастность к случившемуся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.