ПЕРЕЯСЛАВСКАЯ РАДА — СВЕРШЕНИЕ ЦЕЛИ
ПЕРЕЯСЛАВСКАЯ РАДА — СВЕРШЕНИЕ ЦЕЛИ
Великие и полномочные послы Василий Бутурлин, Иван Алферьев и Ларион Лопухин выехали из Москвы 9 октября 1653 года. Каждого из них сопровождала почетная свита. В свиту посольства входили более сорока стольников, стряпчих, дворян, подьячих и переводчиков. В составе посольства был также голова московских стрельцов Артамон Матвеев со стрельцами. С ними отбыл из Москвы и посланник Богдана Хмельницкого Лаврин Капуста. Он договорился с Бутурлиным, что поедет вперед, чтобы на границе посольство встретили представители гетманского правления и сопровождали «к войску».
В начале октября в Москве обычно бывает дождливо и пасмурно. Но в это утро, вдруг разорвав набрякшие влагой тучи, выглянуло солнце и весело заиграло на крышах, в лужах, на лицах людей. И все посольские люди, кто на лошадях, кто на подводах, кто в каретах, признали это за добрый знак.
Согласно предписанию, двигалось посольство «спешно, не мешкая…, чтоб государеву делу мотчанья не было». Хотя в этот год осень выдалась дождливая и размокшие дороги стали труднопроходимы, но 15 октября были уже в Калуге, 27 — в Севске, 1 ноября — в Путивле. Посольство было настолько спешным, что покинуло Москву, не дожидаясь даже инструкций. И уже в дороге оно получило царский указ о том, как, «будучи у гетмана, наше дело делать». Царские грамоты догоняли посольство на всем пути. В грамоте, полученной 7 ноября в Путивле, царским послам предписывалось: «Как они, боярин Василий Васильевич с товарищи, приедут в Путивль, велено послати от себя в Чигирин проведать подлинно, где ныне гетман Богдан Хмельницкий, в Чигирин пришел ли или где стоит в обозе. Да будет гетман в Чигирин пришел, велети гетману про себя объявить, что посланы они… о государевых великих делах к нему, гетману, и ко всему Войску Запорожскому наскоро…»
3 декабря в Путивль приехал полковник кальницкий Иван Федоренко. Он передал Василию Бутурлину письмо от гетмана, в котором тот выражал радость по поводу решения Земского Собора и приезда послов, просил их, пока он не вернется в Чигирин, ожидать его в Переяславе. «А в Чигирин итить не велено для того, — сообщал Бутурлину представитель гетмана, — что город малый и траву саранча поела, а где саранча и не поела, и тут от засухи хлеб не родился, и хлебом и кормом в тех местах скудно». Переяслав же по тому времени был вторым большим экономическим и административным центром после Киева, старым казацким полковым центром на Левобережной Украине. Иван Федоренко и должен был проводить московских послов в этот город.
Хмельницкий находился в это время около Каменец-Подольского и держал в осаде польского короля, который «окопался под Жванцем за Каменец-Подольским, и в таборе великий голод и нужда, много немцев умирает…». Польское войско было отрезано от баз, не имело подвоза продуктов, терпело большие потери от ежедневных нападений казаков. Почти семидесятитысячной королевской армии грозил полный разгром.
Во второй половине ноября Хмельницкий, тщательно подготовившись, решил дать полякам генеральный бой. Казаки начали штурм королевского лагеря. Но хан и здесь, как и под Зборовом, предал Хмельницкого. Узнав о решении Земского Собора, Ислам-Гирей III поспешил договориться с Яном-Казимиром и заключил с ним 5 декабря 1653 года так называемый Жванецкий договор. Король обязался уплатить хану контрибуцию в сумме 100 тысяч польских злотых и, кроме того, дал разрешение татарам на грабежи: на протяжении сорока дней они могли брать ясырь на Волыни с казаков и «русинов».
Стремясь удержать Хмельницкого от воссоединения с Россией, хан предложил ему также заключить мир с Польшей на условиях Зборовского трактата. Король вынужден был в сложившейся ситуации согласиться на это, хотя в будущем и не думал держать своего слова. За все «благодеяния» Хмельницкий должен был принять участие в совместном нападении на Российское государство, которое хан и король планировали на весну 1654 года. Хмельницкий гневно отказался. Собрав раду полковников, он обсудил на ней создавшееся положение. Было решено больше не задерживаться под Жванцем и возвращаться на Украину.
Карета с Хмельницким, окруженная казацкой охраной, медленно двигалась по промерзлой декабрьской дороге. Задумчиво смотрел гетман на припорошенную снегом землю, на заросшие бурьянами уже который год не-паханные поля, на которых почти не видно было людей. Сколько лет борьбы и тревог пришлось пережить ему и всей Украине. Что-то сулит будущее? Решение Земского Собора — это, конечно, огромная победа. Но положит ли оно конец войнам? Мысль об этом рождала тревогу.
А может, причиной душевной смуты было то, что ехал на похороны сына, который лежит в чигиринской церкви и дожидается его. Как там дома? Удалось ли Ганне хоть немного утешить невестку, которая, как ему сообщили, убитая горем, все ходит и ходит вокруг церкви, забывая о только что родившихся близнецах? Волновало и то, как восприняла она его приказ об отце — молдавском господаре Лупу. Когда он прибыл на Украину после изгнания из Молдавии в октябре 1653 года, его приняли с сочувствием. Хмельницкий распорядился поселить Лупу со свитой в 50 человек в Умани. Но вскоре гетману донесли, что тот снова начал сноситься с польской шляхтой и плести против него интриги. В гневе Хмельницкий выдал Лупу крымскому хану.
В Чигирине его ждет встреча с царскими послами. И он подумал, негоже завершать великое дело воссоединения, не посоветовавшись с Запорожским кошем. Заручившись поддержкой коша, начинал он войну с поляками и не может не посоветоваться с ним, принимая такое серьезное решение. Нужно будет по приезде в Чигирин сразу же написать письмо на Сечь.
И снова дорога. И снова вконец ограбленные ханской ордой села и города. Невозможно было смотреть на пустые хаты, на безжизненные дворища, в которых нередко виднелись трупы людей.
Вдруг карета остановилась.
— Что случилось? — спросил он подскочившего к окну сотника.
Тот показал на казацкое войско, скачущее навстречу. Через минуту первые казаки были уже около кареты. Один из них соскочил с коня и подошел к карете. Хмельницкий узнал в нем своего давнего друга Ивана Сирко, которому поручил казацкое войско, оставшееся с татарами после Жванецкой битвы. Полковник низко поклонился и с волнением в голосе проговорил:
— Извини, батьку Хмелю, что осмелились потревожить тебя. С трудом мы оторвались от хана, который возвращается в Крым и хотел нас силой затянуть туда же. Татары страшно издеваются над Украиной. Хватают в ясырь наших людей, грабят. Узнали мы, что из-под Литвы в Крым возвращается более пятнадцати тысяч воинов ханской орды, отягощенных добычей, с сотнями пленников. Как смерч пронеслись они по Украине, предавая людей смерти, а жилища их — огню. Орда мимо Киева проходить будет. Дозволь, батьку Хмелю, по справедливости поступить — освободить братьев и сестер наших из неволи.
Хмельницкий вышел из кареты, расправил затекшие ноги, пошевелил крепкими плечами и оглядел подъехавших казаков. Подойдя к полковнику, он одобрительно проговорил:
— Доброе дело задумал. Только мало вас.
Потом приказал своему сотнику:
— Возьми сколько нужно казаков и поспеши в Чигирин. Там девять тысяч низового войска меня ожидает. Бери его и скачи нам на помощь. А я вот с этим да с охранной сотней пойду навстречу орде.
Хмельницкого словно подменили. Куда подевалась усталость, угнетенность. Он велел подать себе коня, вскочил на него по-молодому, на рысях проехал вдоль казацкого строя и, возглавив его, приказал казакам следовать за ним. Те, словно ожидали этого, с выкриками: «Ура! Слава нашему Хмелю!» — поскакали за гетманом.
Из летописи Самуила Велички: «Такие сведения получивши, Хмельницкий двинулся прямо и спешно на Белогородку на Межигору и там где-то около Межигора, с ордой встретившись, вступил в бой, в котором при всесильной помощи божественной всех татар тех разгромил и наголову поразил так крепко, что едва какой-то десяток их смог от того поражения спастись и хану об оном принести известие. Добычу татарскую всю позволил Хмельницкий казакам своим, в той войне трудившимся, подуванить, ясырь весь отбитый польский и литовский отпустил свободно в дома их…»
24 декабря 1653 года вечером гетман вернулся в Чигирин. Он тут же пишет письмо русским послам Бутурлину и Алферьеву с просьбой поспешить в Переяслав для переговоров. А 26-го утром отправляет нарочного вместе с низовым Запорожским Войском с благодарственным письмом на Сечь. «Отпускаем к вам Войско ваше низовое Запоржское, которое вы прошлым летом по желанию нашему в связи с военной необходимостью против неприятелей поляков выступить к нам прислали, и за прислание оного весьма вам благодарны и впредь убедительно просим».
Хмельницкий отмечал, что еще в прошлом году спрашивал совета у кошевого атамана и всего низового Запорожского Войска по делу о воссоединении, но ответа до сего времени не получил. Он просил, чтобы на это письмо, посылаемое с нарочным, ответ был дан незамедлительно.
Отправив письмо и войско на Запорожье, Хмельницкий в тот же день встретился с русскими послами Родионом Стрешневым и Мартемьяном Бредихиным. Они прибыли на Украину еще в октябре 1653 года и все ждали, когда Хмельницкий вернется в Чигирин.
Принимали русских послов очень торжественно. Подняв чашу за здоровье государя, гетман приказал стрелять из пушек.
Переговоры вели Хмельницкий и войсковой писарь Иван Виговский. Обсуждались вопросы, касающиеся будущего воссоединения и оказания Россией военной помощи Украине в борьбе с поляками. В этот день переговоры не окончились. 27 декабря 1653 года к русским послам пришел Виговский и передал, что гетман их принять не сможет, так как уехал «для своих потреб в Субботов».
Грустные были это «потребы»: гетман хоронил в деревянной Михайловской церкви сына Тимофея. Ильинская церковь, которую он возводил как семейную усыпальницу тут же около своего двора, еще не была достроена.
Вернулся Хмельницкий из Субботова 28 декабря грустный и отрешенный. На следующий день он снова встретился с послами, те не узнали гетмана. Молча встретил он Стрешнева и Бредихина вместе с сыном Юрием. Виговский принес гетману письмо к государю, скрепленное войсковой печатью. Хмельницкий взял его в обе руки и, поцеловав, вручил Стрешневу. Он передал благодарность государю за милость к нему и войску и просьбу — прислать ратных людей на помощь, «потому что чает он нового королевского прихода вскоре, ныне в великий пост или вскоре после светлого воскресенья».
После обеда гетман так и остался за столом. Прощаясь с послами, глухо проговорил:
— Не удивляйтесь и не держите обиды, что не могу вас проводить сам. Большая печаль подкосила меня.
Поручив провести послов Юрию и Виговскому, он стал готовиться к отъезду в Переяслав.
Во всех украинских городах, через которые лежал путь русских послов во главе с Бутурлиным, к ним относились как к желанным гостям. За пять верст от Переяслава их встретил с сотниками, атаманами и с отрядом из шестисот казаков переяславский войсковой полковник Павел Тетеря «с знаменами, и с трубами, и с литаврами». Не доехав до послов, Тетеря и все сопровождавшие его спешились. Полковник обратился к Бутурлину с приветствием:
— С радостью, — говорил он, — ваше благополучное приемлем пришествие. От многого времени сердце наше горело в надежде, слухом услаждался, что грядете со исполнением царского обета — быти под высокою… царя восточною рукою православному и преславному войску Запорожскому.
Прослышав о прибытии посольства в Переяслав, «всенародное множество с женами и детьми с великой радостью» высыпало на улицы. Около самых ворот города по обе стороны рядами стояли казаки, салютуя выстрелами из ружей.
Духовенство вышло встречать посольство «со кресты, и с образы, и с хоругвями, и со святою водою». Переяславский протопоп Григорий в своем приветственном слове выразил от имени всех удовлетворение по поводу воссоединения «воедино Малой и Великой России». После встречи под торжественный звон колоколов направились в Успенскую соборную церковь, где состоялся молебен.
Гетман Богдан Хмельницкий приехал в Переяслав под конец дня 6 января 1654 года. Вместе с ним прибыли Чигиринский полковник Карп Трушенко, войсковой обозный Федор Коробка, войсковые судьи Самойло Зарудный и Федор Лобода, войсковой есаул Михаил Лученко, а на следующий день — войсковой писарь Иван Виговский. Белоцерковский, Каневский, Киевский, Корсунский, Миргородский, Нежинский, Кальницкий, Полтавский, Прилукский, Черкасский, Черниговский, Переяславский полки представляли полковники Семен Половец, Федор Стародуб, Евтихий Пишко, Иван Гуля-ницкий, Григорий Лисницкий, Иван Золотаренко, Иван Федоренко, Мартин Пушкарь, Яков Воронченко, Яков Пархоменко, Степан Пободайло, Павел Тетеря. Прибыли представители киевских мещан, полковой и сотенной старшины, а также по пять-десять казаков из каждого полка. Не смогли приехать на раду Иван Богун, Михаил Зеленский и Иосиф Глух: их полки защищали западную и южную границы Украины от польских и татарских набегов. Не было здесь и поволоцкого полковника Михаила Суличича, направленного с посольством в Трансильванию, и войскового есаула Демьяна Лисовца, пребывавшего в Молдавии.
Посоветовавшись со старшиной, Хмельницкий послал к Бутурлину переяславского полковника Павла Тетерю, чтобы договориться о предварительной неофициальной встрече. Условились встретиться в тот же день.
Из статейного списка русского посольства во главе с В. Бутурлиным, год 1654: «И того ж числа ввечеру приехал к боярину Василию Васильевичу на двор гетман Богдан Хмельницкий, а с ним приехали писарь Иван Виговский да переяславский полковник Павел Тетеря. И боярин Василий Васильевич с товарищи говорили гетману: присланы они от великого государя и великого князя Алексея Михайловича и всея Руси самодержца и многих государств государя и обладателя с его государевым, милостивым полным указом по его, гетманову, челобитью и всего войска Запорожского. И чтоб завтра, генваря в 8-й день, ему, гетману, государеву грамоту подать и государев милостивый указ сказать на съезжем дворе, а, подав бы государеву грамоту и сказав государев милостивый указ, того же дни идти в церковь и учинить ему, гетману, и полковникам, и иным начальным и всяким людям веру, как им быти под государевою высокою рукою. И гетман говорил, что великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси самодержцу они со всем войском Запорожским служити и прямити во всем душами своими рады, и головы свои за государское многолетное здоровье положить, и веру ему, государю, учинити генваря в 8-й день, и во всем по его, государеве, воле быти готовы».
Долго говорили. Когда Хмельницкому зачитали государеву грамоту и указ, не все, в них изложенное, удовлетворило его. Завязался длительный спор. Лишь после взаимных уступок пришли к согласию. Было решено: чтобы сохранить престиж царской власти, документ оформить в виде челобитной на имя царя, принятие которой гарантировалось. Но и тогда гетман предупредил, что окончательно утвердит условия воссоединения лишь после совета с полковниками, который он назначил на завтра.
Рано утром 8 января 1654 года у гетмана состоялась Рада старшин. Она одобрила уточненные условия. И еще один вопрос был вынесен на всеобщее обсуждение. Хотя власть находилась в руках старшин и гетмана, но такого исторической важности дела, как воссоединение, они сами решить не могли. И старшина постановила созвать во второй половине этого же дня общевойсковую, народную Раду.
Уже когда начали расходиться, к гетманову дому прискакал казацкий гонец на взмыленной загнанной лошади. Он вручил Хмельницкому письмо с Запорожской Сечи. Полковники окружили гетмана. С волнением раскрыл он письмо. И чем дольше он читал, тем радостнее становились усталые, наполненные заботой глаза, разглаживались суровые морщины на лице. Наконец он поднял голову и воскликнул:
— Братья с Сечи одобряют наше дело! — И потом в полный голос торжествующе прочел: — «Замысел ваш — будь со всем народом малороссийским, по обе стороны Днепра живущим, под протекцией великодержавнейшего и пресветлейшего монарха российского, правильным признаем и даем наш войсковой вам совет, чтобы того дела не оставляли и оное кончили к наилучшей пользе отчизны нашей Малороссийской и всего Войска Запорожского…»
— Но тут далее, — продолжал гетман, — братья правильно нас предупреждают о том, о чем и мы сами только что говорили. Слушайте: «Как будете писать пакт, то извольте, ваша гетманская милость, сами прилежно проследить за тем, чтобы не было в нем чего лишнего и отчизне нашей вредного, а предковечным правам и вольностям нашим противного и неполезного. Знаем наверняка, что великодержавнейший и пресветлейший монарх и самодержец российский, как царь православный, примет нас охотно и ласково, как отец чадолюбивый сынов своих…
Хмельницкий поднял руку с письмом над собой как знамя.
— Это благословение и предостережение нам. А теперь за дело!
И забили литаврщики в котлы-барабаны, и сходились все, и стар и млад, и казак и мещанин, на Переяславскую площадь на великую и долгожданную раду, «явную всему народу».
Из статейного списка русского посольства во главе с В. Бутурлиным, 1654 год: «И по тайной раде, которую гетман имел с полковниками своими… во второй час дни бито в барабан с час времени — на собрание всего народа слышати совет о деле, хотящем свершитися. И как собралось великое множество всяких чинов людей, учинили круг пространный для гетмана и для полковников, а потом и сам гетман вышел под бунчуком, а с ним судьи и есаулы, писарь и все полковники…»
Московские послы со своей свитой стояли поодаль, на отведенном для них месте. Всенародная Рада была для них неожиданностью. Очевидно, ее решено было созвать на утреннем совещании у гетмана. И теперь послы, слегка растерянные, смотрели, что будет дальше. Вся площадь была запружена людьми, мальчишки воробьями облепили крыши прилегающих к ней домов.
Наперед вышел есаул и, подняв руку, потребовал тишины. Когда людской гул постепенно утих, в очищенный круг вошел гетман Богдан Хмельницкий. Был он в богатой одежде, в руке булава, усыпанная драгоценными камнями, над головой его держали бунчук. Он минуту постоял молча, внимательно всматриваясь в лица людей и унимая охватившее его волнение. Потом его правая рука с булавой взметнулась над головами людей и над площадью разнесся сильный звучный голос:
— Панове полковники, есаулы, сотники, все Войско Запорожское, и все православные христиане! Ведомо то вам, что уже шесть лет живем без государя в нашей земле в беспрестанных бранях и кровопролитии з гонителями и врагами нашими, хотящими искоренити церковь божию, дабы имя русское не поминулось в земле нашей, что уже вельми нам всем докучило, и видим, что нельзя нам жити боле без царя. Для того ныне собрали Раду, явную всему народу, чтобы избрать государя из четырех, которого вы хочете.
Речь Хмельницкого была четкой, говорил он не спеша, чтобы каждый мог понять и вдуматься в услышанное и решить для себя главное…
— Первый царь есть турецкий, который многажды через послов своих призывал нас под свою власть; второй — хан крымский; третий — король польский, который, буде сами похочем, и теперь нас еще в прежнюю ласку приняти может; четвертый есть православный Великой России государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Руси самодержец восточный, которого мы уже шесть лет беспрестанными молениями нашими себе просим, — тут, которого хотите, избирайте.
Хмельницкий засунул булаву за широкий красный пояс, и освободившаяся рука теперь, словно сабля, рубила воздух в такт его речи.
— Царь турский есть бусурман: всем вам ведомо, какую братья наши, православные христиане греки, беду терпят и в каком суть от безбожных утеснений. Крымский хан тож бусурман; по нужде в дружбу его принявши, нестерпимые беды приняли. Какое пленение, какое нещадное пролитие крови християнской от польских панов утеснения — никому вам сказывать не надо. А православный христианский великий государь, царь восточный, есть с нами единого исповедания. Тот великий государь, шестилетних наших молений беспрестанных не презревши, теперь своих великих ближних людей к нам с царскою милостию своею прислать изволил… Кроме как под его царской высокой рукой, благотишнейшего пристанища не обрящем. А буде кто с нами не согласен теперь, куда хочет вольная дорога!
И тогда раздались тысячи голосов:
— Волим под царя восточного!
Переяславский полковник Павел Тетеря, обходя круг, на все стороны спрашивал:
— Все ли тако соизволите?!
— Все! Все! — единодушно восклицали собравшиеся.
И тогда снова над толпою взмыл зычный голос гетмана:
Будет тако! Да укрепит господь бог нас под его царскою рукою!
— Боже, утверди и укрепи! — со всех сторон отвечали гетману, добавляя: — Чтоб есмы вовеки все едины были!
Так было провозглашено воссоединение Украины с Россией. Свершилась великая цель, к которой стремились два братских народа. Безоговорочное заявление Рады 8 января 1654 года в Переяславе отразило действительные думы и чаяния всего украинского народа, который упорной и долгой борьбой расчищал себе путь к этому знаменательному историческому дню.
Сразу же после Рады Хмельницкий с войсковой старшиной прибыл на съезжий двор к боярину Бутурлину. Встретив гостей, воевода передал им царскую грамоту, подтверждавшую согласие русского правительства на воссоединение Украины с Россией, и произнес от имени и по поручению царя большую речь. Он кратко изложил историю отношений войска Запорожского с Русским государством и еще раз подчеркнул готовность России принять Украину и защищать ее от врагов.
Из съезжего двора гетман, Бутурлин и все присутствующие отправились в Успенскую соборную церковь Переяслава для принесения присяги. Хмельницкий ехал в одной карете с боярином, и по дороге их радостно приветствовали горожане. Для приведения украинского народа к присяге в Переяслав вместе с посольством прибыли представители русского духовенства — архимандрит казанского Преображенского монастыря Прохор и протопоп Андриан со священниками и дьяконами. Вместе с переяславским протопопом Григорием и всем духовенством они встретили Хмельницкого и Бутурлина на церковной паперти, в ризах и под священное пение, благословя, проводили в празднично убранный храм. Горели паникадила и множество свечей. Посреди храма стоял аналой, накрытый парчовым покрывалом, на котором стояло золотое распятие, лежали евангелие и золотой крест. Архимандрит Прохор уже готовился начать церемонию, как часть высшей казацкой старшины неожиданно выдвинула требование, чтобы Бутурлин раньше присягнул от имени царя, что будут сохранены их права и вольности. Русские послы отказались, говоря, что этого «николи не бывало», чтобы самодержцы присягали своим подданным. После совещания между гетманом и старшиной было решено присягнуть, а «о своих делах учнут они, гетман и все войско Запорожское, бити челом великому государю». И тогда Бутурлин от имени государя заверил, что будут подтверждены все права и вольности Украины.
Первыми присягнули гетман, войсковой писарь, обозный, войсковые судьи, есаулы и полковники. Имена всех их вносились в особую «чиновную» книгу, «каковая от государя прислана».
После присяги Богдану Хмельницкому в присутствии старшины, казаков и мещан были переданы новое знамя Войска Запорожского, булава, как знак гетманского достоинства, русская одежда («ферезея») и шапка. Знаки гетманской власти вручались торжественно: Бутурлин объяснял символический смысл каждой из них. Старшине были переданы царские подарки.
На следующий день были приведены к присяге участники народной Рады, жители Переяслава.
Гетман еще несколько дней побыл в Переяславе, встречался с послами, обсуждая с ними будущие неотложные дела. Он передал письмо государю и 13 января выехал в Чигирин. А на следующий день отправились в обратный путь и представители России.
Из летописи Самовидца: «И там Рада была, где все полковники и сотники с товарищами, при них бывшими, согласились стать под высокодержавную его царского величества руку, не желая уже более никоим образом быть подданными королю польскому и прежних панов, равно как и принимать к себе татар. На чем на той-то Раде в том месяце генваре и присягу дал гетман Хмельницкий со всеми полковниками, сотниками и атаманами и всею старшиною войсковою… И сейчас по всем полкам разослали стольников в сопровождении казаков, чтобы так казаки со всем народом присягу дали на вечное подданство его царскому величеству, что по всей Украине весь народ с охотой и сделал. А боярин Василий Васильевич Бутурлин повернул на Москву к его царскому величеству, и немалая радость межи народом стала».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.