Андропов пытается убедить Рейгана

Андропов пытается убедить Рейгана

После длительного перерыва Рейган решил направить личное письмо Андропову. Трудно было сказать, чем он руководствовался: стремлением несколько подправить отношения с советским руководством или это была игра в улучшение отношений накануне президентской кампании в США. Во всяком случае, 21 июля Рейган переслал Андропову сугубо личное письмо через своего посла в Москве. Письмо было написано самим Рейганом от руки и вручено в запечатанном конверте. Этим как бы подчеркивалась личная вовлеченность президента в эту конкретную переписку.

В начале августа было подготовлено и послано через нашего поверенного в делах в Вашингтоне ответное письмо Андропова. Оно также в запечатанном конверте было вручено помощнику президента Кларку. Содержание обоих писем и сам факт обмена ими держались в секрете.

В своем письме Рейган упоминал об американских предложениях, сделанных ранее по различным проблемам. Президент стремился убедить Москву в целесообразности этих предложений, особенно по вопросам ограничения ядерных вооружений. Он считал также целесообразным обсудить положение в различных районах мира, особенно в Восточной Европе, Южной Азии и Западном полушарии. В письме говорилось о стремлении президента к миру, к решению проблем ядерного разоружения.

В общем, это было типичное рейгановское послание, внешне достаточно доброжелательное, без его обычных публичных выпадов, но не содержавшее каких-либо новых компромиссных предложений по решению важных проблем, помимо общего выражения готовности проводить время от времени доверительный обмен мнениями.

Хотя в Москве это послание вызвало противоречивые оценки в отношении мотивов президента, Андропов решил не сбиваться на пропагандистскую полемику, а попробовать завязать действительно серьезный диалог с Рейганом.

В ответном письме Андропова от 1 августа выражалось удовлетворение по поводу заверений Рейгана, что правительство США разделяет приверженность делу мира и устранению ядерной угрозы. Понятно, говорилось в письме, что в нынешней сложной обстановке трудно рассчитывать на простые решения. Тем не менее надо сосредоточиться на центральных вопросах упрочения безопасности в мире. Хорошо, что, судя по всему, удается привести к успешному завершению совещание в Мадриде. Но главное, конечно, начать двигаться вперед в вопросах ограничения и сокращения ядерных вооружений. Особенно настоятельна необходимость предотвращения гонки вооружений в Европе.

Мы считаем, писал далее Андропов накануне возобновления очередного тура переговоров в Женеве, что справедливое взаимоприемлемое соглашение, соглашение „на равных" все еще возможно. Стремясь достигнуть там договоренности, мы пошли уже очень далеко, приняли весьма непростые для нас решения. Ведь фактически СССР сейчас соглашается (при достижении равенства по соответствующим категориям самолетов) сократить почти втрое имеющиеся у него в зоне Европы ракеты средней дальности. Причем сократить без ответных сокращений Западом своих ракет. Понимают ли это и ценят ли в должной степени в Вашингтоне? Мы не хотим в этом плане иметь ничего, кроме противовеса средствам, которыми располагают Англия и Франция. Разве это не честная и не умеренная позиция? Пока США не приступили к размещению своих ракет в Европе, соглашение еще возможно. Хочу добавить, что и на других направлениях прекращения гонки вооружений, например, в области стратегического ядерного оружия и использования космоса, мы считали бы вполне возможным обоюдные позитивные шаги.

В заключение Андропов писал: „Я буду приветствовать предметный и откровенный обмен мнениями с Вами по этому и другим вопросам. Согласен, чтобы он осуществился, когда это будет диктоваться интересами дела, доверительным образом. Со своей стороны предложил бы это делать через советского посла в Вашингтоне и лицо, которое Вы сочтете необходимым выделить.

В конце от руки дописана фраза: „Искренне надеюсь, господин президент, что Вы серьезно обдумаете высказанные мною соображения и сможете откликнуться на них в конструктивном духе".

Андропов спрашивал меня, когда я был у него во время отпуска, насчет возможности активизации конфиденциального канала между руководством обеих стран, как это было при предыдущих администрациях.

Я ответил, что, по-моему, до сих пор эта администрация не хотела задействовать этот канал, потому что ей нечего было сказать нам и у нее не было желания или стремления к достижению каких-либо договоренностей с нами. Она полностью следовала конфронтационному курсу.

Андропов заметил, что его несколько озадачивает сам Рейган. Публично и, судя по всему на самом деле, он убежденный антикоммунист и наш упорный враг и противник. В то же время в негласной переписке на высшем уровне, в личных беседах с тобой, он выглядит более разумным человеком, который вроде не прочь как-то выправлять наши отношения, продолжал Андропов. Правда, конкретных шагов в этом направлении он пока не предлагает. Что это все значит? Игра, лицемерие или все же растущее осознание того факта, что в ядерный век нельзя доходить до конфронтации, несмотря на все идеологические разногласия?

Я сказал, что не берусь дать пока однозначный ответ. Скорее всего, в нем уживаются противоречивые взгляды. Сейчас доминирует конфронтационный подход. Но нельзя исключать и каких-то корректив с его стороны. Даже сейчас в своей конфронтации он достаточно осторожен, избегает действительно опасных столкновений с нами. Короче, „списывать со счетов" Рейгана все же не следует.

Во всяком случае, согласился со мной Андропов, надо продолжать упорно работать с Рейганом. Надо быть бдительным, ибо от него всего можно ждать. Но одновременно не проходить мимо любых проявлений его готовности улучшать наши отношения.

Неизвестно, как развивалась бы дальше эта переписка Рейгана и Андропова, но в наши отношения неожиданно ворвалось событие, которое поставило их на грань почти полного разрыва.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.