Впечатления от бесед с Шульцем

Впечатления от бесед с Шульцем

В конце января я завтракал с Шульцем. Он сразу заявил, что до встречи со мной у него была "беседа с Рейганом, который просил передать советскому руководству о его действительной готовности вести дело — в условиях взаимности — к улучшению отношений между двумя странами. Недавнее заявление президента (в послании конгрессу „О положении страны") о том, что США готовы к позитивным изменениям в этих отношениях, на самом деле отражает его умонастроение. Сейчас обе стороны более активно вовлечены в обмен мнениями и на различных форумах, на которых обсуждаются важные вопросы — ограничения стратегических и европейских ядерных вооружений, вооруженных сил и вооружений в Центральной Европе и др.

Президент и он, Шульц, считают, что обеим странам следовало бы приложить дополнительные усилия в поисках договоренностей на этих форумах. Одновременно они считают целесообразным, не подменяя соответствующие делегации, обсуждать эти вопросы время от времени и на других форумах (госсекретарь — советский посол, Громыко — американский посол, встречи министров, а потом, может быть, и в верхах).

Все это госсекретарь говорил в общей форме. Я подтвердил нашу готовность на любые формы диалога.

На мой вопрос, что конкретно вкладывают Рейган и госсекретарь в высказанный президентом тезис о готовности „к позитивным изменениям" в советско-американских отношениях и какие у них есть конкретные соображения в развитие этого тезиса, Шульц не дал прямого ответа, отметив лишь, что они лично будут следить за ходом переговоров. Госсекректарь явно избегал предметного разговора на эту тему, сославшись на проводимую им „инвентаризацию" всех проблем, по которым шли переговоры или обмен мнениями, но затем часть из них застопорилась. Договорились продолжить этот разговор.

От моих бесед с Шульцем в начале 1983 года у меня складывалось двойственное впечатление. С одной стороны, это был собеседник, вроде стремившийся к некоторой нормализации советско-американских отношений и обдумывавший пути к этому. Не было у него и идеологической одержимости, мешавшей нормальному обсуждению с ним проблем. С другой стороны, пока все его высказывания сводились в основном к общим рассуждениям и пожеланиям. От конкретного диалога по конкретным вопросам он упорно уклонялся. Не было у него соответственно и видимого стремления установить конфиденциальный канал между руководством обеих стран, как это бывало при прежних администрациях. Судя по всему, ни он, ни сам Рейган не испытывали в этом потребности, поскольку у них не было желания (во всяком случае, на том этапе наших отношений) вести конфиденциальный обмен мнениями. Обычные дипломатические каналы вполне их устраивали.

Показательно, что именно при Шульце была отключена прямая телефонная связь между мною и госсекретарем, которая была установлена еще при президенте Никсоне и действовала почти десять лет. Это решение Шульца (несомненно, с одобрения Рейгана) реально символизировало стремление администрации отказаться от всех „пережитков" периода разрядки в советско-американских отношениях.

Как впоследствии стало ясно из мемуаров госсекретаря, он проявлял повышенную осторожность в завязывании какого-либо диалога с советской стороной. Чуть ли не каждый разговор со мной он согласовывал с президентом (окружение президента в Белом доме, а также Уайнбергер и директор ЦРУ Кейси были решительными противниками какого-либо улучшения отношений с СССР). Видимо, поэтому обсуждение Шульцем со мной конкретных проблем проходило таким черепашьим шагом. Он как бы осторожно пробовал температуру воды: не слишком ли она горяча. Чувствовалось, что госсекретарь в беседах был даже более связан суждениями Рейгана, чем Громыко директивами Политбюро.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.