4. ВОЙНА РАЗВЕДОК

4. ВОЙНА РАЗВЕДОК

США поднимают затонувшую советскую подводную лодку

Спустя несколько месяцев после прихода Форда к власти под двери нашего посольства в Вашингтоне была подсунута записка следующего содержания: „Спецслужбы США принимают меры к тайному подъему советской подводной лодки, затонувшей в Тихом океане. Доброжелатель". Я доложил о ней в Москву. Однако там не поверили, что можно поднять лодку с такой большой глубины. Через некоторое время в американской прессе стали проскальзывать сообщения о том, что соответствующие службы США в течение определенного времени проводят работы по подъему советской дизельной подводной лодки с ракетами на борту, затонувшей в 1968 году в открытом море северо-западнее Гавайских островов на глубине несколько километров. Сообщалось, в частности, что некоторое время тому назад была поднята часть корпуса лодки с телами членов экипажа, которые были затем сброшены в море.

Для нас не могло быть, конечно, безразличным проведение каких-либо работ по подъему иностранцами советской подводной лодки. Вопросы, относящиеся к подводной лодке и погибшим морякам, являлись прерогативой только Советского Союза.

В этой связи, в соответствии с указаниями из Москвы, я сделал следующий запрос Киссинджеру в конце марта 1975 года: „Мы ожидаем от американской стороны объяснений в связи с упомянутыми сообщениями, и в том числе полной информации относительно тел членов экипажей, а также прекращения каких-либо работ на этой подводной лодке".

Киссинджер сказал, что доложит Форду об этом запросе. На вопрос, неужели ему самому нечего сказать по этому поводу что, несомненно, не является для него новостью, госсекретарь после небольшой паузы ответил, что „вся эта проблема уже вызвала крупные споры в самом правительстве", но от дальнейших пояснений уклонился.

Спустя несколько дней Киссинджер заверил, что никаких работ сейчас или в будущем в подобного рода случаях с советскими подводными лодками правительство США проводить не будет. Что касается другой информации, запрашиваемой в советском обращении, то ответ на этот счет будет дан дополнительно.

22 апреля генерал Скоукрофт передал мне в письменном виде следующее сообщение: „По вопросу, по которому советская сторона выразила свою озабоченность, информируем, что было поднято шесть трупов, из них имена и фамилии были установлены только у трех. В Соединенных Штатах принято относиться к телам, извлеченным из моря, с полным уважением, что предусматривает в необходимых случаях организацию похорон по морским обычаям и отдачу всех воинских почестей".

Советская сторона не удовлетворилась ответом. Было заявлено Киссинджеру, что переданный Белым домом ответ не может быть расценен иначе как чисто формальный и как попытка уйти от существа дела. Мы продолжаем ожидать от правительства США объяснений и полной информации по существу вопросов.

Киссинджер выслушал меня и без всяких комментариев ответил, что доложит о советском заявлении президенту. Американская сторона в конечном счете так и ушла от подробных объяснений.

Много позднее стало известно, что по заказу ЦРУ в США было построено специальное судно „Гломар" стоимостью более 300 млн. долларов якобы для разработки полезных ископаемых на глубоководном дне океана. На деле же его основной задачей был подъем нашей подводной лодки с глубины более 16 тыс. футов с находившимися на ней ракетами и технической документацией.

„Гломар" был оборудован гигантскими подводными клещами, которые должны были обхватить корпус лодки, лежавшей на дне, и незаметно втянуть ее снизу в трюм судна для последующей перевозки ее на территорию США.

Надо сказать, что на второй день президентства Форда, как он сам свидетельствует, к нему пришли Киссинджер, Скоукрофт, Шлесинджер и директор ЦРУ Колби и сообщили, что „Гломар" занял необходимую позицию и готов опустить свои клещи для подъема лодки. Однако невдалеке находился советский траулер, который мог вмешаться в эту операцию. Поблизости — в целях конспирации — не было других американских судов. Сам „Гломар" же не был вооружен.

От президента Форда добивались принятия решения: продолжать операцию или прекратить. Форд решил рискнуть и дал команду на подъем лодки. Через двадцать четыре часа ее стали поднимать. Однако она обломилась, и удалось достать только одну ее часть, которую и втянули в трюм „Гломара". И все же информация, полученная по этой части лодки, оказалась весьма важной для американских специалистов. Советский траулер так и не вмешался, видимо, не зная о проходившей операции.

Таким образом, когда Советское правительство обратилось за разъяснениями к администрации Форда, то и сам президент и его основные советники хорошо знали об этом деле, но предпочли уклониться от конкретного разговора на такую деликатную тему (по морскому праву любое погибшее военное судно продолжает оставаться собственностью государства, которому оно принадлежит; США нарушили это требование).

В начале апреля Киссинджер поднял по поручению президента Форда „в высшей степени конфиденциальный и щепетильный вопрос". Он начал с замечания о том, что у них нет возражений, когда советский посол в процессе своей обычной, повседневной деятельности встречается с широким кругом американцев, в том числе и находящихся в оппозиции к администрации. Такова работа всех послов. Однако совсем другое дело, когда Москва начинает присылать сюда своих „специальных эмиссаров", которые в своих неофициальных беседах, особенно с оппозицией, не прочь покритиковать администрацию, а также предлагают представителям других партий устанавливать более тесные контакты. Это ставит администрацию и лично Форда в сложное положение и лишь усиливает позицию таких оппонентов, как сенатор Джексон, которые начинают использовать этот факт против администрации, пуская в оборот тему о „растущей потере интереса Кремля к ослабевшим Форду и Киссинджеру".

„Президент не может игнорировать подобную ситуацию и просит сообщить это его мнение лично Генеральному секретарю", — сказал Киссинджер.

О чем же в действительности шла речь? По существу, речь шла о двух категориях лиц. Одни, типа журналиста Виктора Луиса (его упомянул Киссинджер), выполняли прямые поручения советских разведывательных служб и приносили порой больше вреда, чем пользы, своими неуместными появлениями на вашингтонском горизонте. Они не знали точно наших позиций по различным вопросам и импровизировали, стараясь произвести впечатление на своих собеседников, чем подчас сбивали с толку официальных лиц США и осложняли наши переговоры с ними (Киссинджер несколько раз переспрашивал меня насчет достоверности высказываний таких лиц). Во время одной из встреч в Москве с Громыко я обратил его внимание на это обстоятельство, на что последовала его раздраженная реплика: „Вы должны знать, что лично я не сторонник каких-либо неумных импровизаций". В то же время чувствовалось, что он не хотел ссориться со спецслужбами. Пришлось поговорить с Андроповым, который был достаточно умным человеком, чтобы понять суть претензий американцев и положить конец посылке в США наиболее одиозных фигур. Другая категория лиц (ученые, журналисты и т. п.), не имея часто каких-либо особых поручений, сами стремились встретиться и завязать связи с видными политическими деятелями США, в том числе из оппозиции, чтобы, вернувшись в Москву, похвастаться собранной ими информацией и в ЦК партии, и в МИД, и в КГБ. Впрочем, некоторые наши ученые из академических кругов поддерживали периодически связь с разведслужбой, которая содействовала их загранкомандировкам.