Форд и Киссинджер намекают; Никсон может уйти. Но подготовка его нового визита в СССР продолжается

Форд и Киссинджер намекают; Никсон может уйти. Но подготовка его нового визита в СССР продолжается

В середине января я пригласил вице-президента Форда на ужин в посольство. В ходе беседы он признал, что положение Никсона весьма сложное. Намекая на возможность вынужденного ухода Никсона раньше срока из Белого дома, Форд заметил, что „если судьбой ему уготовано место президента", то госсекретарем у него будет Киссинджер. В целом было видно, что Киссинджер будет пользоваться при нем еще большим влиянием, чем даже при Никсоне.

Этот намек на возможность ухода Никсона привлек мое внимание, поскольку, ближайшее окружение президента, включая Киссинджера, в течение всего 1973 года упорно повторяло вслед за самим Никсоном, что он не уйдет со своего поста из-за „уотергейта". Значит, в последнее время появились новые тревожные элементы, поскольку о вероятности такого поворота событий я услышал уже и от Киссинджера.

Когда мы встретились в конце января, он признал, что положение очень серьезное. Киссинджер впервые не исключил возможность отставки президента и появления — еще к концу текущего года — в Белом доме нового главы государства — Форда. Он сказал, что с точки зрения внешней политики не предвидит серьезных изменений в курсе правительства США, особенно в отношении СССР. Госсекретарь убедился в этом после нескольких личных бесед с Фордом. Последний доверительно сказал ему, что хотел бы, чтобы Киссинджер продолжал бы в этом случае занимать пост госсекретаря.

31 января Никсон направил конгрессу США традиционное послание „О положении страны". Он, в частности, указал на благоприятные изменения международной обстановки за последние годы. „Мы будем развивать отношения с Советским Союзом, — заявил он, — в атмосфере разрядки напряженности, атмосфере, сложившейся два года назад в Москве и закрепленной визитом Генерального секретаря Брежнева в Вашингтон в прошлом году".

Когда мы с Киссинджером начали обсуждать подготовку нового визита Никсона в СССР, то он сказал, ссылаясь на мнение президента, что времени, остающегося до предстоящей встречи на высшем уровне, недостаточно для подготовки постоянного соглашения по ограничению стратегических наступательных вооружений. В то же время Никсон считал, что вопрос о договоренности по таким видам вооружений должен быть главным на саммите в Москве. Поэтому президент предлагал договориться о подготовке более ограниченного соглашения, которое продлевало бы на несколько лет срок действия Временного соглашения от 26 мая 1972 года и дополнительно предусматривало бы ограничения на ракеты с разделяющимися головными частями, и одновременно продолжать работу над постоянным соглашением. Киссинджер привел некоторые цифровые прикидки в связи с этими предложениями.

Мне соображения Никсона в принципе показались достаточно разумными, и я обещал доложить о них в Москву, сопроводив позитивной рекомендацией.

В результате обмена мнениями между Никсоном и Брежневым по конфиденциальному каналу было решено, что Киссинджер, как и в прошлом, приедет в Москву для подготовки нового визита президента.

20 марта за неделю до вылета в Москву Киссинджер поделился со мной соображениями относительно возможной повестки дня предстоящих переговоров с Брежневым и Громыко, затем доверительно изложил суть одобренного Никсоном американского подхода к решению текущих проблем.

Надо сказать, что Киссинджер во время своих поездок в Москву широко пользовался — и не без успеха — таким приемом: через меня он — как бы неофициально — заранее излагал основные (но не все, конечно) позиции США, что давало время для предварительного изучения их в Москве. Он хорошо знал, что ни Громыко, ни Брежнев никогда сразу не ответят на его любые новые предложения (ибо они должны обсуждаться сперва на Политбюро). В результате неизбежно затягивались бы переговоры, что было нежелательно ввиду краткосрочности его поездок в Москву. Уведомив же нас заранее, он как бы сам задавал основу для обсуждения, которая к моменту его приезда уже прорабатывалась советским руководством. Поэтому Брежнев и Громыко могли сразу же включаться в переговоры с ним по существу вопроса без потери времени.

Совсем другого метода придерживался Громыко. Он никогда заранее не раскрывал своих позиций вплоть до начала переговоров (он страдал своего рода манией секретности на этот счет). Всегда настраивался на обстоятельный диалог, не проявляя особой поспешности. Он не любил заниматься „челночной дипломатией", приверженцем которой был госсекретарь, обычно „легкий на подъем". К тому же Киссинджер, имея большие полномочия от Никсона, действовал гибче и оперативнее, т. е. в тактическом плане он порой переигрывал Громыко. Правда, помимо различия в характере, тут играл свою роль и тот факт, что Киссинджер согласовывал свои ходы только с одним человеком — президентом Никсоном. Громыко же должен был согласовывать вопросы со всем составом Политбюро, ибо Брежнев не брал на себя ответственность единолично решать проблемы, касающиеся отношений с США.

В развитие нашего разговора Киссинджер передал мне на следующий день подробное письмо Никсона Брежневу. (Письмо было написано явно по инициативе самого госсекретаря, ибо он хотел обстоятельно подготовить свои переговоры в Москве.)

„Как Вы очень верно сказали, мы можем и должны сделать разрядку напряженности необратимой; это остается нашей целью, и я лично дал слово придерживаться ее", — писал, в частности, президент.

„Важно, что на нашей первой встрече мы договорились о том, что мирному сосуществованию нет альтернативы. На нашей второй встрече мы смогли пойти дальше этого принципа и договориться по конкретным мерам уменьшения опасности ядерной войны и расширения основы наших усилий по сотрудничеству. На предстоящей встрече у нас имеются не менее важные возможности, воспользовавшись которыми, мы можем продемонстрировать, что взаимовыгодные отношения сотрудничества между нашими двумя народами действительно становятся постоянным фактором всеобщего мира — цель, которую мы поставили в Сан-Клементе в прошлом году".

В письме Никсон также кратко останавливался на вопросах, подлежавших дальнейшему обсуждению (ОСВ, смягчение военной напряженности в центральной Европе, конференция по вопросам безопасности и сотрудничества в Европе, Ближней Восток, вопросы двустороннего сотрудничества).

В конце письма рукой Никсона было дописано следующее: „Вчера я встречался с Вашими специалистами по космосу в Хьюстоне. Они прекрасные люди. Я горжусь тем, что одним из результатов нашей первой встречи на высшем уровне в Москве явилось то, что США и СССР собираются сейчас вместе (подчеркнуто Никсоном. — А.Д.) выйти в космос в 1975 году. Пусть это будет также нашей целью в других областях".

Брежнев был доволен, что Никсон в своем письме поддержал его любимый тезис о необходимости „сделать разрядку необратимой". Думается, что тут президент сознательно несколько подыграл настроениям советского лидера.

Через день последовало ответное послание Брежнева. Он соглашался с указанным в письме Никсона перечнем вопросов для обсуждения. „Есть полная возможность прийти к взаимовыгодным соглашениям, которые придали бы вес нашей новой встрече".

Накануне своего отлета в Москву Киссинджер рассказал мне, что у президента состоялось совещание, на котором обсуждался вопрос об импичменте. Хейг рекомендовал, чтобы Белый дом добивался рассмотрения в конгрессе вопроса об импичменте как можно скорее — не позже мая, пока законодательный орган еще не располагал большинством голосов, необходимым для принятия такого решения, считая, что затяжка не отвечает интересам президента ввиду постепенной эрозии рядов сторонников Никсона. На данный же момент конгресс, скорее всего, по подсчетам Хейга, отклонил бы вопрос об импичменте президента большинством голосов.

Президент одобрил соображения Хейга и вновь твердо заявил собравшимся, что не уйдет в отставку, так как не собирается войти в историю США как первый президент, которого заставили уйти из Белого дома.

Однако положение Никсона продолжало быстро ухудшаться. 1 марта суд вынес обвинительные приговоры участникам „уотергейтского дела". К различным срокам заключения были приговорены лица из ближайшего окружения президента: Холдеман, Эрлихман, Митчелл и другие. Судья объявил также, что он располагает всеми доказательствами участия Никсона в утаивании фактов этого скандального дела и укрывательстве преступников. 6 февраля 1974 года палата представителей конгресса предоставила своему юридическому комитету право начать обсуждение вопроса о возможном импичменте президента.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.