СЕРЕБРЯНЫЙ ТРОФЕЙ — КАК ЛОЖКА МЕДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СЕРЕБРЯНЫЙ ТРОФЕЙ — КАК ЛОЖКА МЕДА

Победу в Кубке УЕФА вполне можно назвать ложкой меда в той бочке дегтя, какой представляется для нас неудачный сезон 1993/94. Как же загадочна и иронична наша жизнь: единственный в своей заграничной карьере трофей (причем весьма почетный!) я завоевал в самый трудный для себя год — не в период популярности и славы, когда был «звездой», а в тот момент, когда даже не в каждой игре появлялся на поле.

Надо честно признать, что на протяжении всего розыгрыша нам в обще много везло с жеребьевкой: из шести соперников, с которыми пришлось играть на пути к вершине, лишь один был по-настоящему силен. Но, в конце концов, хоть когда-то должна была фортуна улыбнуться нам!

В первом круге мы встречались с бухарестским «Рапидом» и выиграли очень легко. В домашнем матче три гола Берхкампа обеспечили нам победу — 3:1, которая позволяла со спокойным сердцем ехать на ответную игру. В Румынии я наблюдал за матчем с трибуны — наши играли уверенно, раскрепощенно и опять победили — 2:0.

Следующим подарком жребия стал кипрский «Аполлон». Мы так обрадовались, что даже не сумели толком настроиться на встречу с таким откровенно слабым соперником. Вновь первая игра прошла на «Сан-Сиро», и единственное, на что мы сподобились, — это на скромную победу со счетом 1:0 благодаря все тому же Берхкампу. В принципе, результат этот можно было назвать для «Интера» позорным, но мы не очень уж беспокоились, понимая, что можем наверстать упущенное в гостях.

Ответная игра получилась удивительно живой и необычной. Как мы и ожидали, начало далось нам легко: уже на пятой минуте я открыл счет. Вскоре в очередной раз отличился Берхкамп, в том розыгрыше забивавший едва ли не в каждом матче, — короче говоря, мы всю игру спокойно вели в счете: пропустив гол, тут же усилиями Фонтолана восстановили разрыв в два мяча. И вдруг что-то с нами произошло — не то устали, не то надоело нам играть, — и в течение нескольких минут мяч дважды побывал в наших воротах, к бешеной радости горячих болельщиков-киприотов. Нас словно окатили ледяной водой: в принципе, мы могли себе позволить пропустить еще один гол, но до такого позора доводить все же не хотелось. С трудом удалось нам мобилизоваться и доиграть матч без дальнейших потрясений, подарив хозяевам поля почетную ничью — 3:3.

Очередным нашим соперником стал «Норвич». Новая удача: команда хоть и английская, но далеко не самая авторитетная. За год до этого «Норвич» неожиданно, пожалуй, даже для самого себя взлетел на третье место в чемпионате Англии и получил путевку в Кубок УЕФА. Но к моменту встречи с нами команда уже испытывала большие проблемы в новом сезоне и, кажется, в итоге лишилась места в премьер-лиге. Так что нам грех было жаловаться: из английских клубов это явно был самый удобный соперник.

Однако выход в четвертьфинал не дался нам легко: «Норвич» в типичном английском стиле навязал нам в обоих матчах упорную борьбу и заставил выложиться до конца. В очередной раз мы убедились в том, как превосходно британцы подготовлены физически. Нам удалось выиграть оба матча по 1:0 — и вновь голы забил Берхкамп: сперва в гостях с пенальти, назначенного за его же снос, а потом дома с игры.

И вот наконец-то нам достался серьезный соперник: в четвертьфинале жребий свел нас с дортмундской «Боруссией», финалистом предыдущего розыгрыша. Немецкий клуб тогда планомерно шел к вершине мировой славы — вскоре ему предстояло стать двукратным чемпионом Германии и завершить восхождение победой в Лиге чемпионов и Межконтинентальном кубке в 1997 году.

Первый матч в Дортмунде мы проводили без Берхкампа. В отсутствие своего друга обязанности бомбардира взял на себя его соотечественник Йонк, довольно быстро забивший два гола. Мы играли просто здорово. Что касается меня, то я, безусловно, провел свою лучшую игру за тот год. Она, кстати, вызвала большой интерес ко мне со стороны ряда немецких клубов: как рассказывал мне Сергей Кирьяков, немецкая пресса после того матча высоко отзывалась обо мне и активно развивала тему моего возможного перехода в Германию. Причем тогда в газетных статьях фигурировали куда более солидные клубы, чем «Дуйсбург», в котором мне предстояло оказаться спустя несколько месяцев.

Но вернемся на поле красивого и уютного дортмундского «Вестфален-штадиона» — одной из самых современных и удачных по дизайну арен Европы, квадратные трибуны которой вплотную подступают к полю. Легкость, с какой мы повели в счете против «Боруссии», была обманчива. Немцы постепенно перехватили инициативу и начали подминать нас. Мы в полной мере смогли осознать, почему немецкие команды, как правило, сравнивают с машинами: что бы ни случилось, как бы ни развивались события, они никогда не отказываются от своего игрового плана и продолжают наращивать давление на соперника. Казалось, два гола на чужом поле уже решили вопрос о выходе в полуфинал. Так мог подумать кто угодно, но только не игроки «Боруссии». Они, по-моему, вообще не заметили, что произошло нечто страшное для них. Не смутившись, не расстроившись, не растерявшись ни на минуту, они шли и шли вперед, словно тевтонские рыцари — так же размеренно и целеустремленно, как и при 0:0.

Постепенно мы уступали инициативу и пространство и вскоре были уже не в силах сдерживать натиск хозяев поля. Им удалось отыграть один гол — это сделал мощным ударом головой огромный Михаэль Шульц, 32-летний защитник, до начала профессиональной футбольной карьеры готовившийся стать полицейским. Вернее, уже ставший им: в большой футбол Шульц пришел очень поздно, успев к тому времени окончить школу полицейских. Итак, счет выравнивался, игра же, как я сказал, давным-давно не только выровнялась, но и шла с преимуществом наших соперников.

Из последних сил мы удерживали счет. Шла последняя минута матча, когда, отбив очередной натиск, мы завладели мячом и в едином порыве бросились в контратаку. Не знаю, откуда взялись у меня силы, но, увидев перед собой внушительное свободное пространство, я, как бык, ринулся вперед. Отдавал ли я себе полный отчет в том, что делаю? Едва ли. Я просто знал, что должен бежать и не имею права остановиться. Наверное, так чувствует себя марафонец на последних метрах олимпийской дистанции. Ты не ощущаешь ни собственных ног, ни собственного дыхания и практически ничего не видишь, кроме трепещущей впереди на ветру финишной ленточки. Ты знаешь только одно — это забег твоей жизни.

Так я бежал со своей половины поля — и пробежал метров шестьдесят, не отрывая глаз от финишной ленточки, роль которой для меня играла колыхавшаяся вдали сетка ворот Штефана Клоса. На подступах к штрафной я получил пас от Сосы и легким касанием прокинул мяч вперед, подальше от наступавшего мне на пятки защитника. Два-три шага — и мне удалось слегка оторваться от преследователя: настал отличный момент для удара. Как я пробил — не помню. Помню только, что мяч прошел между ног вратаря и оказался в сетке.

У меня не осталось сил даже для радости: я рухнул на колени и застыл с поднятыми руками. Так получилось, что за воротами «Боруссии» во втором тайме находились наши болельщики, и я завершил свой героический рейд прямо перед ними. В глазах у меня помутнело, сквозь пелену я с трудом различал счастливые лица черно-синих тиффози, которым мы дарили так мало радости в том сезоне. Они в исступлении размахивали бесчисленными шарфами и флагами, отчего у меня закружилась голова. Я готов был упасть навзничь, но не успел — меня обхватили руки товарищей по команде. Партнеры, едва не задушив в объятиях, подняли меня, и мы вместе отправились на свою половину поля.

В тот момент никто из нас не мог представить себе, что мой гол окажется по сути решающим в борьбе за выход в полуфинал. Ибо ответный матч сложился совсем иначе, и те полтора часа, которые мы провели двумя неделями позже на «Сан-Сиро», я могу охарактеризовать лишь одним выражением: «тихий ужас».

Болельщики, которые рукоплескали нам в Дортмунде, теперь освистывали каждого игрока в отдельности и всех вместе. Увы, у горячих поклонников «11нтера» есть такая черта: вознося тебя до небес в миг успеха, они готовы растерзать, растоптать в дни неудач. Этим, кстати, наши тиффози невыгодно отличаются от своих земляков, отдавших сердца «Милану». Болельщики красно-черных поддерживают своих любимцев не только в радости, но и в горе, когда эта поддержка особенно необходима команде. Даже когда «Милан» играл в Серии В, на трибуны «Сан-Сиро» приходили по шестьдесят тысяч человек. Поклонники «Интера», увы, устроены иначе и, стоит тебе попасть в полосу неудач, отворачиваются от тебя. В этом у них много общего с неаполитанцами и флорентийцами, способными на безжалостную расправу со своими любимцами, если те вдруг оступятся.

Поле «Сан-Сиро» мы покидали под дружный свист, хотя главную задачу все-таки сумели выполнить. «Боруссия» приехала к нам в гости такая же непоколебимая и уверенная в себе, как и две недели назад. Прошло десять минут, и Михаэль Цорк, живая легенда дортмундского клуба («Боруссия» — единственная команда бундеслиги в его 17-летней карьере), открыл счет. Может с арифметической точки зрения это и не было трагедией, но, принимая во внимание характер игры — а она началась таким же натиском немцев, каким заканчивалась первая, — можно было ужаснуться. По сути, весь матч нам пришлось удерживать счет первой встречи, причем делали мы это неудачно.

До перерыва мы все же сумели сохранить свои ворота, но спустя лишь пять минут после возобновления игры пропустили гол от Ларса Риккена. Этот мальчишка (в тот момент ему было 17 лет) три года спустя станет одним из героев мюнхенского финала Лиги чемпионов и, выйдя на замену, забьет последний, третий гол «Ювентусу».

Вот тут уже было не до шуток: еще один гол — и можно прощаться с Кубком УЕФА. Немцы почувствовали вкус крови и бросились добивать нас. И добили бы, не приди нам на помощь удача. Маттиас Заммер, мой бывший партнер по «Интеру», вышел один на один с Дзенгой и пробил в штангу. Еще в двух или трех моментах только счастливый случай помог нам избежать гола.

За четверть часа до конца матча я был заменен и ушел с поля иод гневный свист трибун. В тот момент болельщики сопровождали свистом практически каждый наш шаг. Но несколько минут спустя мы доставили им хоть какую-то радость: полузащитник Антонио Маниконе в контратаке отыграл один мяч. Впрочем, отыгрываться никто по большому счету не собирался: мы просто молили Бога, чтобы как можно быстрее протекли оставшиеся десять минут. И Бог услышал наши молитвы — отдав все силы и нервы, мы все-таки прорвались в полуфинал.

А в полуфинале нас ждал хорошо знакомый соперник — «Кальяри». И вновь нам повезло — прежде всего в том, что в предыдущем раунде «Кальяри» выиграл у «Ювентуса». А с «Ювентусом», вступившим в тот розыгрыш Кубка УЕФА в ранге его обладателя, нам было бы бороться куда сложнее.

В гостях на острове Сардиния мы проиграли — 2:3. Очередной, весьма характерный матч для нашего тогдашнего состояния. Я видел его с трибуны — мы с Берти сидели рядом и на протяжении всей игры в общем-то не испытывали никакого беспокойства. «Интер» повел 1:0 благодаря голу Фонтолана, потом хозяева сравняли счет, но Coca вновь вывел нашу команду вперед. И вот в самом конце, когда мы с Берти уже потирали руки, видя себя в финале, матч был проигран. Несколько минут расслабленности — и мяч дважды побывал в сетке наших ворот. Ответная встреча сразу же перестала казаться формальностью.

Впервые за время нашей европейской кампании трибуны «Сан-Сиро» были заполнены. Это понятно: дело дошло до полуфинала, Кубок УЕФА стал заметно ближе к нам — настолько же ближе, насколько отдалилась перспектива занять более или менее приличное место в чемпионате.

В том матче мне отвели роль левого полузащитника — ту самую, которую я играл в «Спартаке» и в сборной. Передо мной стояла задача нейтрализовать Франческо Морьеро, крайнего полузащитника «Кальяри», который теперь, проведя несколько сезонов в «Роме», играет за «Интер».

Честно признаюсь, выполнить указание тренера мне было очень нелегко. В конце концов я справился с этим стремительным парнем, но попотеть пришлось изрядно. Он просто замучил меня бесконечными рывками, и, поскольку в стартовой скорости я ему безнадежно проигрывал, требовалось компенсировать этот недостаток повышенной бдительностью и ежесекундно быть начеку.

Однажды, когда уже ничто не могло мне помочь догнать Морьеро, я был вынужден грубо нарушить правила и просто скосил его, ударив по обеим ногам. За что, конечно, тут же получил предупреждение, закрывшее для меня путь в первый финальный матч (тогда еще финал Кубка УЕФА состоял, как и все остальные раунды, из двух игр). Уходя с поля после игры, мы с Франческо пожали друг другу руки. По-моему, это очень важно в нашей профессии — сохранять хорошие отношения с соперниками, как бы жестко вам ни приходилось сталкиваться на поле. Ведь все мы коллеги и делаем одно дело, а значит должны уважать друг друга. В пылу борьбы всякое, конечно, бывает, но спортивную злость ни в коем случае нельзя уносить с собой в раздевалку. Поэтому я ни секунды не сомневался в том, что должен принести Морьеро свои извинения, и был рад, когда он принял их как настоящий мужчина и профессионал.

Ну, а матч мы выиграли со счетом 3:0. Опять не обошлось без везения: в самом начале игры мяч попал в руку защитника «Кальяри» в штрафной площади гостей. Ситуация была не самой опасной, а нарушение — не слишком очевидным. Добрая половина судей не отреагировала бы на этот момент, однако тогдашний арбитр сразу же показал на 11-метровую отметку. Берхкамп забил свой восьмой гол в розыгрыше, а игра приобрела совсем иной характер. Теперь уже нас устраивал общий счет, а сардинцам нужно было идти в атаку. Мы умело воспользовались ситуацией и, грамотно обороняясь, использовали свои шансы в контратаках: Берти и Йонк довели дело до разгрома.

После этого мы были просто обязаны выиграть Кубок УЕФА. В финале нам противостоял соперник из Австрии — «Казино» (Зальцбург). Разве это не удача, тем более что в ходе турнира австрийцы выбили из борьбы два немецких клуба — «Карлсруэ» и франкфуртский «Айнтрахт». Возможно, они в тот момент действительно были сильнее своих соперников, однако, принимая во внимание существенную разницу в авторитете между австрийскими и немецкими клубами, мы были ради тому, что играть придется с «Казино».

Первый финальный матч я пропустил. Играть я не мог в любом случае из-за дисквалификации, но мне не пришлось даже смотреть на игру с трибуны: из-за смерти отца я был вынужден срочно вылететь в Москву. Без меня «Интер» выиграл в Зальцбурге — 1:0. Гол забил Берти, и кубок можно было уже считать своим.

К ответной игре я был готов и очень хотел принять в ней участие, однако тренер, к сожалению, не включил меня в состав. Что поделаешь, в то время я уже осознал, что к такому повороту событий нужно быть готовым всегда. Матч на «Сан-Сиро» прошел спокойно, наш вратарь Дзенга, проводивший одну из последних игр за «Интер» (уже было объявлено о его обмене на Джанлуку Пальюку из «Сампдории»), действовал уверенно, прекрасно руководил обороной и не дал австрийцам ни одного шанса. Мы вновь выиграли — 1:0 благодаря голу Йонка — и спасли сезон.

Последние несколько минут я, спустившись с трибуны, уже стоял на подходе к полю и, едва прозвучал финальный свисток, ринулся в объятия товарищей. Эту радость трудно описать. Таких чувств я, кажется, никогда больше не испытывал. Впрочем, я ведь никогда больше и не выигрывал таких престижных трофеев.

Конечно, мне было обидно, что в самой последней игре я не участвовал. Было бы приятнее носиться по полю в грязной футболке, а не в отглаженном цивильном костюме. Но все равно все мы — и игравшие, и запасные — были одинаково счастливы, и каждый из нас по праву считал кубок своим. Эта победа стала плодом наших отчаянных усилий, и мы делили ее поровну.

Болельщики тоже не делали различий между нами и одинаково горячо приветствовали каждого, кто брал в руки тяжеленный трофей (я и не представлял, что он столько весит — 14 килограммов!). Пока кубок переходил от одного футболиста к другому, трибуны глухо гудели: «У-у-у-у-у-у…» — а потом, когда игрок поднимал его над головой, взрывались диким криком: «А-а-а-а-а-а!..»

Этот безумный вечер 11 мая 1994 года, пожалуй, был одним из самых запоминающихся в моей жизни.