28. «Сначала научитесь быть евреями»
28. «Сначала научитесь быть евреями»
В воскресенье в соседней синагоге был устроен традиционный sale, распродажа вещей, пожертвованных прихожанами. Распродажу устраивали два раза в год, но на этот раз ожидали эмигрантов, и в холле гостиницы висело объявление на русском: «РАСПРОДАЖА. Распродается одежда, обувь, белье, мебель, столовая и кухонная посуда, книги и электротехника. Многие вещи абсолютно новые, все в хорошем состоянии, по самой низкой цене!»
И внизу было добавлено: «Вырученные деньги пойдут на помощь неимущим и многодетным евреям».
Эмигранты читали и удивлялись. Для них это было новое явление.
— Интересно, что продают американцы? Может, удастся что-нибудь купить?
— А зачем продавать новые вещи? Заманивают дураков, чтобы покупали.
— Американцы богатые. Купили, чего им не надо, вот и отдают.
Повесить объявление велел старший раввин синагоги Хаим Лурье, образованный человек, прекрасный оратор, на его проповеди по субботам в синагоге собиралось много людей. Когда-то давно дедушка и бабушка Лурье уехали из царской России, по — русски он не говорил, но хотел привлечь новых эмигрантов к жизни синагоги.
Религиозных среди эмигрантов не было. В Нью — Йорке многие из них вообще впервые увидели синагоги. Особенно их поражал внешний вид хасидов. Они смотрели вслед черным фигурам и презрительно называли их «пейсатыми». Но объявление о распродаже подстегнуло интерес эмигрантов к синагоге. В субботу Исаак Капусткер, Миша Балабула, Лева Цукершток и еще несколько мужчин пошли туда. У входа они нерешительно остановились — что нужно делать? В большом зале синагоги все молились, головы были покрыты белыми полосатыми шалями — талитами[46], у некоторых к левому плечу и голове были привязаны черные кожаные коробочки — филактерии[47].
К ним шариком подкатился мистер Лупшиц, тоже в накинутом талесе:
— Я вам все скажу. Первым делом вы должны прикоснуться пальцами левой руки к мезузе[48], справа у входа, и поцеловать себе пальцы, вот так, — он показал. — Она охраняет дом. Теперь покрывайте головы ермолками и накидывайте на себя талесы, они лежат при входе. Берите молитвенники и садитесь рядом со мной.
Покрыв головы и накинув полосатые талесы, мужчины почувствовали себя неуютно. Молящиеся раскачивались взад — вперед и вполголоса певуче бормотали молитвы, сосредоточенно глядя в молитвенники. Женщин в зале не было[49].
Четверо эмигрантов тоже стали раскачиваться, делая вид, что молятся. В это время главный раввин и его помощники взошли на возвышение и запели молитву на иврите, повторяя «Барух Адонай, Барух Адонай» (Благословен Господь).
— Они славят Бога за сотворение мира, — прошептал Лупшиц.
После молитвы раввин громко прочел проповедь на английском языке: начал спокойно, потом разгорячился и закончил довольно эмоционально. Мужчины ничего не поняли, спросили:
— Почему он сердится?
— Потому что прихожане дают мало денег на синагогу, — прошептал Лупшиц. — Сейчас я пойду вперед, сегодня мне поручена честь нести Тору. Ха, за эту честь я заплатил большой куш, да. А вы сидите.
Раввин Лурье достал из шкафа бархатный футляр бордового цвета, обшитый золотыми нитками и украшенный золотой короной, с большим свитком Торы внутри, и торжественно передал ее Лупшицу. Коротенький Лупшиц привстал на носки, поцеловал край бахромы и медленно и гордо понес футляр между рядами. Каждый молящийся тянул к нему руку, чтобы прикоснуться, и целовал свои пальцы. За Лупшицом шли еще двое в талесах, они протягивали по рядам длинные палки с ковшиками на концах, и молящиеся клали в них деньги. Наши эмигранты тихо комментировали происходящее:
— На синагогу собирают, напугал их раввин.
Лупшиц со своей ношей подошел к ним. Что ж делать?.. Каждый нехотя достал по доллару и положил в ковшик.
Когда служба закончилась, раввин с помощниками стали прощаться у выхода с прихожанами. Дошла очередь до эмигрантов, и раввин поблагодарил их:
— Очень рад, что вы приобщаетесь к вере. Приходите молиться каждую субботу. А это подарки для вас и ваших семей. — И каждому вручили по большой бумажной сумке.
Мужчины растерянно поблагодарили и поспешили домой. В свертках лежали три пачки мацы, три халы, яблоки, бананы, банка с виноградным соком, банка майонеза, пачки лука и морковки и завернутая в пищевую пленку курица.
Слухи о подарках мгновенно распространились по гостинице.
— А мы, дураки, не пошли в синагогу… — вздыхали остальные.
* * *
Рано утром в воскресенье эмигранты отправились в синагогу на распродажу. Капусткер встал на входе, прямо возле мезузы, и инструктировал всех, как уже опытный посетитель:
— Приложитесь пальцами к мезузе, а потом поцелуйте их. Мезуза охраняет дом.
Люди пожимали плечами, но исполняли — раз положено, надо делать.
В боковых комнатах были развешаны и разложены по столам в открытых картонных коробках множество вещей. Пожилые американки, волонтеры, любезно показывали товар, называли цену и собирали деньги за покупки. Эмигранты бродили по рядам пораженные — такого изобилия они не ожидали, да и цены были низкие — не выше десяти.
У женщин горели глаза. Рая, дочка Левы Цукерштока, уговаривала отца купить ей джинсы и туфли — сникерсы:
— Папа, папочка, это же мечта! Смотри, совсем новые!
— Хочешь ходить с обтянутой задницей, как эти американские прости господи?!
— Ничего ты, папа, не понимаешь: это модно! — и все-таки уговорила потратить пять долларов.
В другой комнате продавались парики и косметика. Рая уже успела надеть джинсы и сникерсы и теперь, счастливая, с хохотом примеряла парик за париком, строила гримасы и смешила всех вокруг.
Но особый ажиотаж у женщин вызвали дешевые ювелирные украшения, разложенные на столах, — серьги, кольца, браслеты, бусы. Руководила всеобщей примеркой Тася Удадовская, она сама перемеривала все и давала советы:
— Кисанька — лапушка, да посмотрите, это же выглядит как настоящая драгоценность! Вам очень подходит, и цена тоже подходящая — всего семь долларов.
Когда Лиля вошла в комнату, Тася кинулась к ней:
— Кисанька — лапушка, я припрятала одно ожерелье специально для вас. Посмотрите, это же настоящая ляпис-лазурь, как раз к вашему костюмчику.
Она почти насильно нацепила ожерелье Лиле на шею и всплеснула руками:
— Кисанька — лапушка, вы совсем как принцесса! Не хотите купить, так я подарю вам.
Ожерелье, действительно, было красивое, но Лилю коробили приставания Таси. Чтобы поскорее от нее отделаться, она купила ожерелье за десять долларов. А Тася шла за ней и приговаривала:
— Кисанька — лапушка, мы теперь работаем, а все американки каждый день на работе меняют туалеты. Это обязательно. Знаете, как я делаю? Покупаю в магазине новое платье, надеваю его один — два раза, а потом несу сдавать, как будто оно мне не подходит. Там его принимают и деньги возвращают. В Америке это просто. А я потом покупаю другое в другом месте и опять делаю то же самое. Знаете, многие наши просто крадут разные тряпки в магазинах: оглянутся, положат в сумку или за пазуху и все. Тут за это не судят.
Лиля просто сделала вид, что рассматривает какую-то вещь, и отошла от Таси.
Капусткер бегал из комнаты в комнату, присматривался к товару. С ним рядом шариком катился Лупшиц.
— А торговаться можно? — спросил Капусткер.
— А почему нет? Настоящий еврей ничего не купит, не торгуясь.
Обрадованный часовщик выторговал несколько ручных часов и сообщал всем:
— Главное, можно торговаться и скосить пару долларов. Они просили по четыре доллара, а я купил по два. Во как!
— Зачем тебе эти часы? — недовольно спросила его жена.
— Ха, она еще спрашивает! Замечательные механизмы, я их продам на улице по пятнадцати долларов.
Непрерывно прицениваясь и торгуясь, они все-таки купили столовый сервиз на шесть персон.
Лиля купила две новые кофточки, а Лешка — маленький транзисторный приемник.
* * *
После того как узнали о подарках, некоторые стали ходить в субботу в синагогу и тоже получали свертки с продуктами. Раввин Лурье приходил к ним в гостиницу вместе с активистами, беседовал. Переводили Лупшиц и Берл. Лурье спрашивал:
— Почему вы, русские, не ходите в синагогу?
Беженцы пожимали плечами:
— Да мы неверующие. А почему вы нас называете русскими? Мы евреи.
— Раз вы из России, значит вы русские.
— Что ж, евреев из других стран тоже называть по их странам? Это что же получается — евреи разных стран, объединяйтесь в евреев, что ли?
— Да, национальность мы определяем по стране. По национальности вы теперь все американцы. А евреи это те, кто исповедует еврейскую религию. А вы ее не исповедуете.
— Почему это еврейство не считается национальностью? Какая там религия! В СССР в пятой графе паспорта вписана национальность. Кто «еврей» с графой — хорошего отношения от антисемитов не жди.
— Это хитрость советской власти. Но евреи — народ иудейской веры, именно так.
В спор вмешался образованный юрист Геннадий Лавут:
— Всем известно, что евреи — талантливый народ, они дали миру много ученых, писателей, музыкантов. Это заложено в генах. Что ж, талантливыми их сделала религия?
Но раввин продолжал свое:
— Да, это религия сделала нас всех евреями.
— Но ведь бывает, что люди меняют веру, они тогда меняют и национальность? Вот итальянцы — католической веры, но все-таки прежде всего они итальянцы. А мы выросли атеистами, так, по — вашему, получается, что мы люди без национальности?
— Что вы говорите! — возмущался раввин. — Евреи не могут быть атеистами. Если вы считаете себя евреями, то вы должны научиться быть евреями.
— Да мы евреи и есть! Чему нам учиться?
— Религиозным традициям: ходите в синагогу, молитесь, соблюдайте субботу, читайте каждый день Тору, ешьте кошерное.
Спорившие расходились недовольные друг другом.
— Ишь какие ловцы душ нашлись… Нечего нам указывать, как быть евреями.
— Да, но все-таки наши деды были верующие, — нерешительно возразил Лева Цукершток. — Вот из синагоги помогают тем, кто верит, делают подарки. Значит…
— Вы что, смеетесь? Наши ходят туда не за верой, а за подарками.
— И все-таки я хочу отдать своих младших в еврейскую школу — пусть привыкают.
* * *
Свою национальную гордость эмигранты из России смогли удовлетворить через несколько дней: в Нью — Йорке должен был пройти традиционный парад в честь годовщины основания Израиля. Всем было интересно посмотреть на невиданное зрелище: евреи на своем параде! Эмигранты были уверены, что парадом пойдут только евреи и смотреть соберутся тоже лишь евреи.
— Что ж, пойдем посмотрим на своих. Всё больше евреев будет на улице.
Колонны парада должны были проходить по Пятой авеню. Когда беженцы добрались туда, то увидели толпы народа. К их удивлению, вокруг были не только евреи, но и люди явно разных национальностей, много черных и азиатских лиц. Все в радостном возбуждении ждали начала парада. Неужели они пришли отмечать праздник Израиля только из солидарности, не имея к нему никакого отношения?.. И вот приближаются звуки горнов, впереди гарцуют кавалеристы со знаменами США, Израиля и штата Нью — Йорк. За ними идет мэр города Эдвард Коч с сенаторами и конгрессменами. Люди всматривались и передавали друг другу:
— Мэр Нью — Йорка — еврей! Мэр города — еврей.
Следом под бравурную маршевую музыку шли длинные колонны разнообразных государственных и общественных организаций — ветераны американской и израильской армий, полицейские, пожарники, медики, студенты колледжей и школьники. Шли колонны шотландцев, ирландцев, канадцев, и все несли израильские флаги, все праздновали, хотя многие не имели к евреям вовсе никакого отношения. До чего хороши были девушки всех национальностей, танцевавшие в коротких юбочках под зажигательную музыку своих оркестров! Каким удовольствием было смотреть на спортсменов в белых майках с голубой шестиконечной звездой на груди!
— А где же пейсатые хасиды? — спрашивали эмигранты.
— Так ведь некоторые из них ставят себя выше всех евреев и даже не признают их.
— Как это «не признают»? Почему?
— А потому, что Израиль это светское, а не религиозное государство.
— Во дают эти хасиды!
В параде участвовало почти два миллиона человек, и эмигрантов поразила искренняя атмосфера праздника, всеобщее ликование, дружелюбие, веселье — и все это в честь Израиля! Они расходились очень вдохновленные и обменивались впечатлениями:
— Вот нам говорят, что еврейство — это не национальность, а религия. А ведь этот израильский праздник вовсе не религиозный, а национальный![50]
* * *
Во всем верили раввину Лурье супруги Хейфицы, Соломон и Белла, зубные врачи из Казани. Они исправно ходили в синагогу, раввин приводил их в пример другим и во многом им помогал — порекомендовал им хорошую квартиру, устроил пожертвования и собрал денег на мебель. Потом ему пришла в голову идея:
— Вы должны сделать свадьбу по еврейскому обряду.
— Но мы уже почти тридцать лет зарегистрированы, — смутились они.
— Что такое «зарегистрированы»? Это только гойимы[51] регистрируются, а еврейский закон не признает гражданский брак. Чтобы вы во всем приобщились к еврейской вере, мы устроим вам настоящую свадьбу — под хупой. Вы сразу почувствуете себя настоящими евреями! Вам понравится.
Хейфицы немного подумали и согласились.
В гостинице повесили объявление: «ВНИМАНИЕ! В воскресенье в синагоге состоится свадьба Соломона и Беллы Хейфицев, после свадьбы — угощение. Приглашаются все желающие».
К этому моменту многие эмигранты уже выехали из гостиницы, но все равно решили прийти посмотреть на церемонию настоящей еврейской свадьбы.
Миша Балабула сказал просто:
— А чего не прийти на халяву? Дадут выпить, закусить.
Он переехал на Брайтон, брат Марк пристроил его все-таки официантом в свой ресторан.
Лева Цукершток стал учеником парикмахера — итальянца на Бродвее.
— Пришел я к хозяину и объяснил: так, мол, и так, двадцать лет стригу, тысячи голов постриг. А он говорит: до получения лицензии ты должен пройти полгода практики и сдать экзамен. Во дают американцы! Придется поработать полгода на хозяина, потом стану мастером.
Его разбитная дочка Рая поступила в городской колледж. Рахиль грустно пожаловалась Лиле:
— Продолжает водить дружбу с теми евреями из синагоги этих самых… как их…
— С геями?
— Вот — вот. Мы с Левой не знаем, что и делать.
Харьковский часовщик Исаак Капусткер устроился на работу в фирме по производству часов.
— Триста долларов в неделю получаю! Думаю купить машину, подержанную конечно. Уже записался на курсы по вождению.
Берл тихо сказал Лиле:
— Видите, он уже доволен, не кричит и не сердится. Помалу — помалу. Это Америка.
* * *
На помосте возвышался навес: на четыре шеста сверху был накинут талит. Раввин Лурье поставил под хупу жениха, а невесту в белом платье и под белой фатой подвела ее посаженная мать — жена раввина. Фата была такая длинная и плотная, что невесту пришлось направлять и поддерживать.
— Зачем такая дурацкая фата? — говорили эмигранты.
— Это потому что жених и невеста не должны видеть друг друга.
— Так они же столько лет женаты.
— Значит — насмотрелись, — сострил Капусткер.
Но невесту не сразу подвели к хупе, сначала семь раз обошли навес кругом, жених только следил за ней глазами. Эмигранты перешептывались:
— Это такой символ: жених смотрит семь раз на невесту и решает — берет ее в жены или не берет.
— Что, через тридцать лет он вдруг засомневался? — это опять был Капусткер.
Наконец Беллу поставили рядом с Соломоном под хупу.
— Ну, слава богу — решился!
Раввин взял бокал с вином и произнес благословение на иврите, потом передал бокал жениху, тот отпил из него и дал отпить невесте. После этого жених надел на указательный палец невесты кольцо и произнес на иврите:
— Вот ты посвящаешься мне этим кольцом по закону Моше и Израиля.
Соломон буквально вызубрил эту фразу, чтобы не совершить ошибки.
Потом раввин читал ктубу — еврейский брачный договор — и семь благословений, восхваляя Бога за сотворение рода человеческого, за счастье молодоженов и их потомков. Финальным моментом свадьбы стало разбивание бокала: раввин обернул граненый стакан салфеткой (чтобы не разлетелись осколки), и жених раздавил его каблуком. Правда, только с третьей попытки.
Все кинулись поздравлять «молодых» и заспешили к столам, где стояли бутылки с кошерным сладким вином «Манишевиц» и разнообразные закуски.
Заиграла музыка. Соломон с Беллой сразу закружились в вальсе. К ним присоединились и другие. Гена Лавут пригласил танцевать Лилю. Он оказался хорошим танцором, и это было так приятно!
— Боже, я даже не помню, когда танцевала в последний раз, — улыбалась Лиля.
Зазвучала «Хава нагила». Рая в обтягивающих джинсах с модными дырками на коленях начала танцевать и приглашать всех в круг. Люди образовали круг и взялись за плечи. Веселее всех танцевал раввин: он добился своего — эмигранты из России стали ходить в синагогу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.