Глава VII Уроки и выводы из Афганской войны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава VII

Уроки и выводы из Афганской войны

Покаяние нужно, но чтобы потом снова не каяться по этому поводу

Известный узбекский писатель Абдурашид Нурмурадов написал чудесную книгу о судьбах людей, прошедших через Афганистан[79]. В самом ее начале он напоминает слова из книги Э. Хемингуэя «Прощай оружие»: «…те, кто затевает, разжигает и ведет войны, — свиньи, думающие только об экономической конкуренции и о том, что на этом можно нажиться». И далее пишет: «Сегодня нам известно, кто виноват в разжигании афганской войны. Но виноваты и мы все, читатель, потому что молчали, а значит, потворствовали»[80].

В конце книги А. Нурмурадов обращается с призывом: «Конечно, было бы хорошо, если обо всей этой политической, военной авантюре расскажут свидетели войны — крупные военачальники. Пусть они расскажут, во что обошлось слепое, бездумное выполнение тупых приказов. Почему они молчат? Подайте голос!»[81].

Не так-то просто подать этот голос, когда тебе заранее диктуют и его тональность. Но прятаться за спины других тоже нехорошо. Хотя я и не очень крупный военачальник и вроде бы непосредственно афганскую войну не затевал, но был свидетелем многих событий, как и многие другие «потворствовал» и «выполнял тупые приказы» и вот я решил подать свой голос.

Бывают периоды, когда в том или ином вопросе начинает господствовать идеологизированная, все подавляющая точка зрения, под которую все подгоняется и к ней присоединяются все голоса. В этих условиях, когда любое другое мнение, иное видение подвергается остракизму, самым легким делом было бы покаяться о содеянном за себя и других, осудить и объявить преступлением все, что делалось, изобразить всех, кто отдавал и выполнял «тупые приказы» идиотами. И во всем этом будет и доля правды, ибо каждому из нас есть в чем покаяться и признаться в ошибках. Но это будет еще не вся правда. От таких покаяний и все осуждающих обличений может быть у кого-то на душе станет легче. Только таким путем мы к истине все равно не придем и не сможем сделать правильные выводы и извлечь должные уроки из прошлых событий. Больше того, пройдет совсем немного времени и нас снова постигнет разочарование, что может привести к тому, что люди уже ни во что верить не будут.

Вспомните, как изображался совсем недавно советско-германский договор о ненападении 1939 года. Стремление советского правительства оттянуть войну изображали «тягчайшим преступлением против человечества», сколько гнева по поводу тайных «протоколов». Высказать какое-то другое мнение было невозможно. Но жизнь идет и США уже после войны заключают секретные соглашения с Японией, Россия совсем недавно с Китаем и т. д. Оказывается это обычная международная практика. Уже творческая интеллигенция встречается с президентом РФ за закрытыми дверями, куда журналистов не пускают, а совсем недавно говорили: почему происходят закрытые заседания Политбюро ЦК КПСС или почему любой журналист не может свободно зайти на совещание руководящего состава вооруженных сил?

Больше всего возмущений было по поводу того, что решение по вводу войск в Афганистан принято в «узком кругу», без ведома Верховного Совета и т. д. А потом без Верховного и без ведома народов в еще более узком кругу распустили Советский Союз, вслед за которым последовало много других поразительных событий, в том числе последние события в Чечне.

Казалось бы трудно придумать более чудовищное преступление, чем сталинские репрессии и переселение целых народов. А сейчас чеченцы сами бегут из разрушенного Грозного и своих аулов и говорят: «Мы были бы счастливы, если бы нас снова как в сталинские времена посадили в товарные вагоны и отправили из этого ада куда угодно.»

Узнали ли вы, читатель, кто и как развязал войну в Карабахе или в Югославии? Никогда и не узнаете, если искать причины только в действиях сербов или боснийцев и не поинтересоваться, почему так поспешила Германия признать независимость Словении и Хорватии. Ничего нельзя толком понять, если будут одни обличения и не будет спокойного анализа всех обстоятельств, которые породили эти кровавые события. В последнее время много говорится о том, что России и другим странам СНГ никто не угрожает и все опасности для этих стран таятся только внутри них, но умалчивают о том, что и эти внутренние конфликты во многом подогреваются извне.

Всего несколько лет назад в Западной печати поднимался шум о якобы имевших место нарушениях шведских границ советскими подводными лодками и сбитии шведского самолета в международном пространстве. Все, что говорилось на Западе настолько считалось правомерным, а осуждение Советского Союза по любому поводу настолько модным и единственно возможным «цивилизованным» подходом, что руководство СССР задним числом взвалило на себя ответственность за сбитый в июне 1952 г. шведский самолет-разведчик, хотя никаких доказательств не было. Теперь в той же Швеции выявляются документы, свидетельствующие о том, что все это не соответствовало действительности[82].

Таких лопнувших мифов было уже много. Когда немного улягутся страсти, не такими уж однозначными покажутся и многие доминирующие сегодня суждения по Афганистану. Вы можете обличать, шельмовать другие взгляды, но придет время и они тоже займут свое подобающее место в истории. И если мы хотим жить в мире реальной действительности, а не мифов и легенд, порождаемых конъюнктурно нагнетаемыми страстями, нужно кроме неизбежного вначале, самого понятного, острого и впечатлительного личностно-обыденного взгляда на события прошлого, находить и более широкий исторический взгляд, учитывающий все стороны и обстоятельства сложной противоречивой действительности.

Такой подход не избавит от горечи ошибок и неудач, боли утраты близких людей. Гибель ни одного человека никогда нельзя ничем оправдать. Но он позволит глубже понять то, что было и извлечь уроки на будущее.

Автор этих строк тоже не готов однозначно высказаться по всем вопросам. И в самом деле не все ясно и в полной мере осмыслено. Многие документы западных стран, Пакистана, Ирана, Китая остаются закрытыми. Но какие-то предварительные выводы об афганских событиях в целом, видимо, можно сделать.

Какими они видятся сегодня, из того что мы знаем?

Были ли неизбежными крупные волнения 1973 г., 1978 г. и другие бурные события в Афганистане? Все говорит о том, что рано или поздно они должны были произойти, как это было в Англии, во Франции, России, Индии и других странах. И народ Афганистана не мог вечно оставаться в средневековой отсталости. В книге «Кровавая пелена» автор приводит последние письма погибшего в Афганистане старшего лейтенанта Баходыра Наметова, напоминая древнюю мудрость: «Правда величественна своей правдивостью». Так среди ряда правдивых свидетельств Баходыр пишет своей сестре и о том, что «здесь (в Афганистане — М. Г.) много кишлаков. Однако ни в одном из них нет ни школы, ни электричества. Многие афганские дети и в холод, и в жару ходят без обуви, ее просто нет»[83].

А я знаю, что еще в начале 30-х годов так было и в Узбекистане, и Таджикистане, и других Среднеазиатских республиках. Известно и сегодня, в какой страшной нищете живут в кишлаках, да и в городах в Афганистане, Пакистане, Иране и в той же Турции[84].

Люди не могут без конца так жить. Другое дело, что Афганистан не мог воспринять такую революцию, как Апрельская революция 1978 г. Нужны были более умеренные соответствующие условиям Афганистана, понятные народу, социально-политические и экономические преобразования. При поддержке их большинством народа не было бы и большой войны и не стоял бы вопрос о вводе советских войск в эту страну. А попытка навязать афганскому народу чуждый для него строй и режим привела к тягчайшей исторической трагедии. Но если мы хотим извлекать уроки из прошлого, то и сегодня неразумно для России, Узбекистана, Таджикистана и для других народов навязывать образ жизни других стран. Кстати, и трагедия Чечни началась еще в 1991 г., когда кое-кто пытался насадить в этой республике «демократию», устроенную на московский манер.

Некоторые политические деятели на свой лад (в основном ограниченностью демократии) объясняют существующую относительную стабильность обстановки в Узбекистане, Туркменистане и некоторых других бывших советских республиках. Но одна из причин относительной стабильности в этих республиках состоит в том, что народы Средней Азии по сравнению с некоторыми другими соседними странами, несмотря на все нерешенные проблемы, недостатки и известные ограничения свобод (и прежде, и теперь), в годы советской власти сделали огромный шаг вперед в своем социальном, экономическом и культурном развитии и живут лучше, чем в Пакистане, Иране или Афганистане. А люди никогда сами себе плохого не хотят. Да и не обязательно, видимо, чтобы процессы демократизации и реформ сопровождались всеобщей смутой, конфликтами, резким падением жизненного уровня населения, разгулом преступности и прочими неурядицами.

И дело здесь не в пережитках коммунистического тоталитаризма, как это иногда изображают. Надо учитывать и свойственную мусульманскому обществу традицию уважения верховного правителя. Но для Афганистана в конце 70-х в начале 80-х гг. беда усугублялась тем, что там подняли оружие не только те, кто выступал против нежизненной, «плохой революции», а в первую очередь силы, которые стремились задушить и сделать невозможными любые преобразования в стране, оставляя народ в отсталости и угнетении. Эти люди и теперь не расстаются с оружием.

Главная цель последних состояла в том, чтобы расправиться с прогрессивными силами, стремящимися действительно изменить жизнь народа к лучшему. Конечно, это было внутренним делом Афганистана. Но для Советского Союза не только с точки зрения справедливости и солидарности, но и с позиций геополитических интересов было небезразлично какие силы победят в этой борьбе. Победа одних означали наличие дружественного государства, спокойствие и мир на наших южных границах, а победа других — возникновение серьезной угрозы.

Дело осложнялось вмешательством и стремлением к проникновению в этот регион других государств и прежде всего США. Это теперь подтверждено многочисленными документами и фактами. Вот совсем недавнее признание 3. Бжезинского: «После поражения Советского Союза и в холодной войне и его последующего распада Соединенные Штаты впервые получили возможность внедрить свое политическое присутствие в новых постсоветских республиках Евразии до границ Китая, а также господствовать в регионе Персидского залива на южных окраинах Евразии»[85].

По сообщению «Независимой газеты» (11.06.94 г.) Бжезинский считает, что для США «…Главной целью реалистической и долгосрочной большой стратегии должна быть консолидация геополитического плюрализма в пределах бывшего Советского Союза». Понимая под этим множество самостоятельных и никак не интегрированных постсоветских государств на территории СНГ. Он же предлагает американскому правительству не допустить объединения с Россией Украины и Белоруссии, договориться с Китаем о разделе сфер влияния в Среднеазиатском регионе. Из этого следует, что американцы должны сделать все для того, чтобы ограничить влияние России в Среднеазиатском регионе и установить свое безраздельное влияние.

Влиятельные круги США теперь открыто провозглашают цели, которые они стремились еще как-то маскировать в конце 70-х в начале 80-х годов, больше разглагольствуя тогда о защите «свободы и прав человека» в Афганистане. Подобные цели подтверждаются и официальной стратегией национальной безопасности США. Пусть читатель сам решает кому верить: официально провозглашенной и практически осуществляемой политике США и других стран, расположенных на южных подступах бывшего СССР и теперь СНГ, или тем политическим деятелям и журналистам, которые говорили и продолжают твердить, что никто нам на юге не угрожал, не угрожает и все разговоры об опасности просто придуманы.

Мог ли Советский Союз в этих условиях никак не реагировать на то, что происходило в Афганистане? Для любого, уважающего свои интересы государства, как и СССР, это было бы противоестественно и безответственно. Даже, если бы советское руководство отказалось от всякого вмешательства в афганские дела, в конечном счете все равно не удалось бы уклониться от опасности, назревавшей на юге страны. Во всяком случае потребовались бы крупные меры и большие дополнительные расходы для укрепления обороны на этом направлении, не говоря уже об угрозе дестабилизации внутренней обстановки в Среднеазиатских республиках.

Что бы там не говорили, но царская Россия и Советский Союз по существу не были империей в ее общепринятом классическом понимании. Были, конечно, и угнетение и притеснения, насильственное крещение и руссификация. Но многие народы действительно присоединились к России добровольно и они не только не были колониями, но по ряду вопросов находились в лучшем положении, чем население центральных районов России («метрополии»), а в рамках Советского Союза и в примерно одинаковом положении. Во всяком случае Россия не обращалась с другими народами в составе своей империи, как Англия, Франция или Бельгия со своими колониями. В отличие от индейцев в Америке, в России, а затем в СССР не один маленький народ не прекратил своего существования. Даже Россия не была сплошь унитарным государством. Бухара, Польша или Финляндия имели статус, существенно отличающийся от обычных губерний.

Если сейчас начинать осуждать присоединение Северного Кавказа, Сибири и других земель, то можно дойти до абсурда и отказываться от Тверского, Рязанского княжеств и вообще оставаться в одной лишь Московии, которую тоже начинают уже делить на зоны влияния. Но исторически на месте старой России сложилось и существовало Советское государство со своими государственными интересами. И независимо от того, являлся ли Советский Союз империей или нет, объективно существовали и существуют законы государственности и геополитической устойчивости великих держав.

Это геополитическое положение требуют достижения и закрепления на определенных естественных рубежах, предупреждения и снятия угроз и обеспечения безопасности государства. Если это не обеспечивается, крупное, многонациональное государство начинает терять свою устойчивость. Например, когда к началу XIX в. практически все Закавказские страны присоединились к России, а Северный Кавказ оставался не покоренным, нужно было отказываться от всего Закавказья или присоединять и Северный Кавказ.

Как США не мыслят свое геополитическое положение без Панамского канала и Гавайских островов, так и Россия даже при более скромных потребностях не может существовать, как полноценная держава без выходов к Балтийскому и Черному морям. Несомненным является и то, что постсоветское пространство было и остается зоной жизненных российских интересов.

Можно о них умалчивать, маскировать более удобными и обтекаемыми выражениями. Но от этого они объективно не перестанут существовать, как и обратное геополитическое притяжение других республик к России, о чем постоянно и очень убедительно говорит президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. И президент Кыргызстана Аскар Акаев со всей определенностью заявил: «Мы сообщающиеся сосуды и настолько переплетены различными связями, что по-живому «не разрубишь». Кыргызстан обречен идти в фарватере России. Смотрите, ведь вся наша промышленность на 100 % зависит от России… Россия ледокол. Не пойдешь в ее фарватере, льды раздавят»[86].

Да, можно и нужно не забывать о правах других народов, о их справедливой борьбе. Но в истории и немало примеров, когда при более разумной политике общегосударственные интересы и интересы разных народов находили взаимоприемлемое сочетание в рамках больших государств. А страны, получившие независимость, все больше интегрируются (в первую очередь в экономическом отношении) и в Западной Европе, и Азиатско-Тихоокеанском регионе и Америке. Жизнь вынудит и страны СНГ идти по этому пути. И речь идет не о возрождении империи, а подлинного добровольного содружества заинтересованных в этом стран.

Для безопасности Советского Союза важное значение имело и положение в Афганистане. И судить сегодня о действиях Советского Союза по отношению к Афганистану в конце 70-х годов надо, исходя из тех конкретных исторических условий, а не придуманных позже, так называемых «общечеловеческих интересов», отвлеченных понятий и принципов. Тем более, что и в наши новейшие времена все ведущие государства предпочитают исходить не из отвлеченных, а прежде всего из своих национальных интересов.

Если подходить с таких позиций и с учетом всех условий обстановки, которая складывалась к тому времени, то становится совершенно очевидным, что Советский Союз не мог оставаться в стороне от событий в Афганистане и как-то должен был реагировать. Но как?

С высоты сегодняшнего, зная лучше, чем в прошлом, все обстоятельства дела и замыслы сторон, можно со всей определенностью утверждать, что наиболее перспективным и рациональным был настойчивый поиск путей политического урегулирования внутренних и внешнеафганских проблем. Но не обычным декларированием предпочтительности такого подхода, как это, к сожалению, делалось и делается, а путем выработки жизненных, неординарных решений и выдвижения крупных убедительных внешнеполитических инициатив и предложений.

Если вспомнить историю присоединения Кавказа к России, то там ведь тоже не все сводилось к военным действиям. Они сочетались с хорошо продуманными политическими мероприятиями и дипломатическими шагами и не только по отношению к повстанцам, но и к другим государствам, которые их поддерживали. Особенно умело все это осуществлялось, когда во главе внешнеполитического ведомства России стал А. М. Горчаков. С Имамом Шамилем постоянно посредничал полковник Лазарев, обещая самые привилегированные условия его сдачи, которые, как известно, были до конца выполнены. В 1857 г. царь Александр II лично встретился с королем Франции Наполеоном III и, заключив франко-русский союз против Пруссии, добился от него прекращения помощи кавказским горцам. В 1858 г. Россия пошла на выгодный для Англии русско-британский торговый договор в обмен на ее отказ от прямого вмешательства в кавказские дела. Целый ряд акций по оказанию военного давления и дипломатических тагов с соответствующими уступками в других вопросах было предпринято по отношению Турции и Персии, чтобы вынудить их к отказу от претензий на Кавказ. Так было в свое время и в Средней Азии, Она была присоединена к России, но бухарский Эмир продолжал править в своих владениях. Царские власти стремились не ломать на свой лад внутреннюю жизнь в завоеванных землях. И при установлении Советской власти на Кавказе и Средней Азии не все решалось силой; важным средством была политическая работа по привлечению на свою сторону основной массы населения.

Но в афганских делах советская политика, пользуясь выражением Владлена Сироткина, «больше напоминала дубовый стиль Карла Нессельроде», чем гибкие и дальновидные действия А. Горчакова.

В начале 80-х годов в отношении к Афганистану наиболее реальным было не стремиться создавать себе подобное, послушное и обязательно социалистическое государство, а поддерживать более умеренные силы, пользующиеся поддержкой основной части населения. С самого начала вести линию на примирение сторон.

С точки зрения отношений с США, Пакистаном и другими странами можно было отказаться от максималистических геостратегических целей и искать баланс военно-политических и экономических интересов с ними. В частности, были данные о том, что США в свое время были склонны согласиться с тем, чтобы Афганистан оставался нейтральным государством, поддерживая уравновешенные связи как с Советским Союзом, странами Варшавского Договора, так и с США и другими Западными странами.

Кстати, в области внешней политики были и некоторые другие пути нажима на США и уступок с нашей стороны, в других районах мира в расчете на ответные встречные шаги по Афганистану.

Но такой широты действий наша дипломатия не проявляла. У наших политических деятелей слишком однозначным и максималистским был и взгляд на Афганистан. В частности, попытки Дауда или позже Амина уравновесить свои отношения и расширить связи с Западом, встретили со стороны советского руководства жесткое противодействие. Это делало нашу политику прямолинейной, не гибкой, все больше подталкивая к военному вмешательству. Советскому руководству можно было найти и другие пути защиты своих национальных интересов на юге без прямого военного вмешательства.

Из этого должны быть сделаны выводы и для современных условий. Будущее России и ее безопасность во многом зависят от налаживания отношений с мусульманским миром. Вообще Ислам в XXI веке приобретает огромное значение и становится одним из решающих факторов, определяющих развитие международных отношений и прежде всего на евроазиатском материке. Но он неоднороден. В нем есть преобладающие умеренные силы и есть, как в любом движении, экстремистские элементы. И надо не пугать Исламом, изображая его сплошь враждебным, а сотрудничать с его здоровыми силами, налаживать взаимопонимание между народами. Особенно важно это для России, которая имеет многовековой уникальный опыт сожительства с мусульманскими народами. И это взаимодействие во многом будет зависеть от того, как будут строиться отношения между народами внутри России.

Несмотря на образовавшуюся огромную пропасть между нашими народами, надо настойчиво искать пути налаживания отношений и с Афганистаном, который определенные силы хотят сделать враждебным по отношению к России и другим странам СНГ.

Афганскому народу, да и самим рядовым моджахедам, не умеющим теперь ничего делать, кроме как воевать, политический экстремизм тоже ни к чему (заняться есть чем, вся страна лежит в развале). Афганцы в большинстве своем не воспринимают экстремистский, политизированный ислам, они исповедывают терпимый ислам. Но в мире есть силы, которых не устраивает стабилизация обстановки в Афганистане, которые использовали и будут продолжать использовать воинственных моджахедов для своих далеко идущих целей.

В последнее время в Афганистане выступила новая сила — движение «Талибан» — вооруженные формирования, созданные из учеников и студентов исламских духовных учебных заведений. Наивно, конечно, полагать, что юные слуги Аллаха сами по себе собрались, взяли самодельные танки, орудия и пошли наводить порядок в стране. Отряды талибан готовились и вооружались на территории Пакистана при материальной поддержке США и некоторых арабских стран. Эта мера предпринята из-за непрекращающихся столкновений между различными группировками моджахедов и рассчитана на то, чтобы оказать давление на них, заставить пойти на примирение Хекматьяра, Раббани и других лидеров и, при необходимости, устранить некоторых из них и добиться создания единой исламской администрации на территории Афганистана.

Эти цели определяются не только политическими, но и немалыми экономическими интересами. В частности, Афганистан первый в мире (по масштабам) экспортер наркотиков. В условиях, когда Иран после исламской революции запретил производство, продажу и употребление наркотиков, а Пакистан, Турция установили более строгие ограничения, вершители наркобизнеса сделали основную ставку на Афганистан, как основную базу для производства и главные ворота для экспорта наркотиков через территорию стран СНГ. Здесь создана всемирная мафиозная сеть, которая ежегодно получает до 50 миллиардов долларов. Причем торговля наркотиками и оружием переплетается. Как отмечалось в зарубежной и российской печати, уже сегодня ведущие афганские лидеры и их союзники в Пакистане поддерживают исламские фундаменталистские движения от Боснии до Азербайджана и Чечни через Кашмир и Таджикистан, до Бирмы и Филиппин. И эта поддержка заключается в предоставлении денег, приобретении оружия и в посылке наемников.[87]

Состоявшаяся в конце 1994 г. Исламская конференция, с одной стороны, осудила терроризм, с другой — выразила солидарность с Грозным. Это создает опасность международной поддержки сепаратистских движений на территории России и других стран СНГ.

В свете всего этого особенно опасно, когда под любыми, иногда внешне благовидными, предлогами одни культуры и конфессии пытаются изобразить «цивилизованными», а другие, подлежащими вымиранию или вытеснению, искусственно подогревая их противостояние. Если такой подход и политизация религий не будут преодолены, это может принести всем народам большие бедствия. Будущее человечества — в разнообразии и взаимодействии цивилизаций и культур.

Русский философ Вл. Соловьев писал: «Как отдельные человеческие личности, так и целые нации стоят перед задачей восполнить друг друга, не утрачивая своего оригинального своеобразия, а наоборот, выявляя его в предельной полноте. Истинное единство народов — есть не однородность, а всенародность, т. е. взаимодействие и солидарность всех их для самостоятельной и полной жизни каждого».[88]

Только на такой долгосрочной основе можно обеспечить содружество народов внутри Российской Федерации и особенно безопасность России и других стран СНГ на юге.

Насколько был оправданным ввод советских войск в Афганистан и были ли другие варианты военного решения афганской проблемы?

В целом ввод советских войск на территорию Афганистана был крайне нецелесообразным. Как и следовало ожидать, этот шаг обострил социально-политические отношения внутри страны, осложнил внешнеполитическое и экономическое положение Советского Союза. Тем более, что, вопреки досужим домыслам, у Советского Союза не было каких-то целей, связанных с выходом к «теплым морям» и других подобных экспансионистских намерений. С точки зрения стратегической — это было бы и невыгодно для нашей страны и лишь ухудшало бы её геостратегическое положение. Ввод советских войск в том виде, как его осуществили, был действительно авантюрой. На худой конец, при всей политической, экономической и стратегической нецелесообразности, крайне нежелательную эту акцию можно было осуществить и по-другому, более рационально и с более эффективными результатами.

Во-первых, для полноценного выполнения задач в Афганистане требовались более крупные силы, обеспечивающие надежное закрытие границ с Пакистаном, Ираном, воспрещение прохода на территорию Афганистана вооруженных отрядов, поставок оружия и обеспечения защиты (вместе с афганской армией), пришедших к власти новых государственных структур в районах, освобождаемых от вооруженной оппозиции.

Применение военной силы — это всегда крайняя и, как правило, вынужденная мера, к которой прибегают, когда нет других путей осуществления государственных интересов. Но если уже на это идут, то она должна применяться массированно и решительно, как это было при вводе войск в Чехословакию или в районе Персидского залива в 1991 году.

Как уже отмечалось, с точки зрения политического менталитета и международного резонанса не имеет существенного значения сколько вводится войск на территорию другого государства (несколько дивизий или армий).

В политике и в военной стратегии самые плохие решения и действия — это паллиативные, половинчатые, нерешительные, непоследовательные решения и действия.

Во-вторых, на эффективности действий войск в Афганистане сказалось и то обстоятельство, что советское политическое руководство вообще не имело четкой цели, определенного замысла действий. Поэтому, даже «ограниченному контингенту войск», направляемому в Афганистан не была поставлена конкретная задача: что делать и какие боевые задачи выполнять. А наивные разговоры насчет того, что мы собирались придти в Афганистан, стать гарнизонами и не ввязываться в военные действия, не выдерживают никакой критики. Без всякого «прогнозирования» и «моделирования» было ясно, что, придя в чужую страну, где идет гражданская война и для поддержки одной из сторон, избежать участия в боевых действиях невозможно.

А раз не было определенной военно-политической цели и конкретной задачи, то не удивительно, что при вводе войск и за десять лет пребывания советских войск в Афганистане и в Генеральном штабе не было разработано какого-либо стратегического плана, определяющего последовательность и способы действий войск по разгрому противостоящих сил противника. В лучшем случае были планы на определенный период, планы отдельных операций и боевых действий, которые проводились, когда их навязывал противник или когда уже не проводить их было нельзя. Могут сказать, что и во время Великой Отечественной войны не было стратегических планов, рассчитанных на всю войну, но были четкие военно-политические и стратегические цели, а в кампаниях 1943–1945 гг. конкретно определялись последовательность и способы достижения поставленных целей.

Война, смысл которой до конца не понимал не только солдат, но и Верховный Главнокомандующий, определила и все остальные неопределенности и неполадки, начиная с организационной структуры войск и кончая правовыми нормами, которые заставляли воевать, живя по бюрократическим законам мирного времени. А. Нурмурадов, в упомянутой книге, приводит пример, когда отрицательный ответ наградного отдела Верховного Совета СССР на представление Б. Наметова к званию Героя Советского Союза пришел через 7 лет после гибели этого доблестного офицера. Мне приходилось разговаривать с работниками аппарата ЦК КПСС и руководителями кадровых органов самого высокого ранга, которые были убеждены, что такая система правильна, если даже 7 лет издеваются над мертвым человеком. Эти люди и сейчас, где работали, там и работают. Ни один из них из «тарелки» не выпал.

Во всем этом мраке остается лишь светлый образ советского солдата и офицера, которые и в Афганистане, несмотря на все эти неопределенности и сложности своего положения, когда надо было иметь дело не с противником в открытом бою, а с моджахедом, который постоянно растворялся среди местного населения, несмотря на необычные климатические, географические и психологические условия, — самоотверженно выполняли, свой долг. Настоящий солдат ни при каких обстоятельствах иначе и поступать не может.

Чем кончилась война в Афганистане: нашей победой или поражением?

Чаще всего пишут и говорят о нашем поражении. Причем некоторые политики и журналисты говорят об этом с каким-то особым смаком и с нескрываемой радостью. Как-то я видел по телевидению известного идеолога, который с гордостью и апломбом заявил о поражении СССР в холодной войне, видимо, полагая, что он тоже приложил руку к этому поражению и зачисляет себя в лагерь победителей.

Если говорить об афганской войне в целом, то более уместным было бы вести речь о провале нашей политики. И не потому, что любая политика по отношению к Афганистану была обречена на неудачу. Выше уже говорилось, что была возможность принятия более рациональных решений. Но были приняты другие.

И несостоятельность принятых политических решений не в том, что они принимались в «узком» или «широком» кругу высших должностных лиц, а в не соответствии их сложившейся обстановке и долгосрочным интересам. Главная причина этого не только в некомпетентности тех или иных руководителей, а в самой системе управления, когда высшее руководство было отгорожено от научной мысли, общественного мнения огромным партийным и государственным чиновничьим аппаратом, через который (при многочисленных согласованиях и притирках) ни одна смелая и по-настоящему умная мысль или радикальное, перспективное предложение никаким образом пробиться не могли.

Я не сторонник политических взглядов Г. Х. Попова. Но уважение к истине и к политическому оппоненту требует признания, что Гавриил Харитонович написал очень умную статью (рецензию) на книгу Александра Бека «Новое назначение»,[89] где он метко подметил основные слабые места сложившейся в то время системе управления:

Внутреннее побуждение требует поступать так, а человек заставляет себя делать нечто противоположное, ибо этого требует логика существующей системы управления. Чрезмерная централизация, перегрузка Верха и бесправность и безынициативность Низа. Чем выше работник, тем тяжелее его ноша, тем труднее ему нести «шапку Мономаха». При таком подходе на многое руководителя не хватало и многое решалось просто в силу пределов физических возможностей человека (в сталинские времена) или в более позднее время руководитель обкладывал себя многочисленными секретариатами, помощниками, экспертами, советниками и попадал в полную зависимость от подготавливаемых ими обтекаемых справок, главная цель которых не решение вопроса, а стремление всеми путями уклониться от него. Вместе с тем, бездействовали или лишь имитировали работу созданные для этого министерства и соответствующие управления. Такая система управления определяет и суть кадровой политики. Циклы кадровых перемен в системе начинают все меньше учитывать дело и все больше личную преданность, исполнительность, покладистость. В итоге эта Система уже не может производить нужных себе руководителей. Она обречена на то, чтобы каждое новое назначение было хоть на вершок, но хуже предыдущего. Добавим к этому что постепенно вырабатывался руководитель типа начальника поезда, который в лучшем случае может быть добросовестным, активным и требовательным, наводить порядок в вагонах, гонять проводниц, но он не может повлиять на движение поезда и тем более изменить направление его движения. Поезд, если все будет нормально в пути, будет идти по проложенным рельсам…

Эти пороки в так называемой «кадровой политике» давали о себе знать в политике, экономике и оборонных делах. А на судьбе вооруженных сил особенно пагубно сказывались просчеты в политике, ставя их в ряде случаев в крайне трудное положение.

В связи с этим можно не соглашаться, а в ряде случаев и осуждать эгоистичность и коварство политики западных стран, но надо отдать должное тому, что правители этих стран и во время второй мировой войны и в послевоенные годы умели, как правило, (за исключением Польши, Франции в 1939–1940 гг., США — войны во Вьетнаме) создавать максимально благоприятные условия для действий своих вооруженных сил и всесторонней подготовки операций, пренебрегая порою общесоюзническими интересами, и исходя исключительно из эгоистических национальных интересов. США вступили в первую мировую войну лишь в апреле 1917 г., когда исход войны был предопределен. Во вторую мировую войну они вступили в декабре 1941 г., после внезапного нападения Японии на Пёрл-Харбор. Наиболее крупные десантные операции в Африке в 1942 г., Сицилии в 1943 г., в Нормандии в 1944 г., были проведены после более, чем годичной подготовки каждой из них. Этим объясняются и сравнительно небольшие потери.

В США и сегодня часто ссылаются на так называемую «доктрину Уайенберга», означающую, что США могут и должны вступить в войну только в тот момент, когда создаются для этого благоприятные условия и после гарантированной всесторонней подготовки к ней. Поучительна в этом отношении внешнеполитическая подготовка США к военной операции в районе Персидского залива в 1991 г. Это и затеянная заблаговременно сложнейшая дипломатическая игра и политическая интрига со странами Ближнего Востока и с президентом Ирака по подталкиванию его к нападению на Кувейт, подготовка общественного мнения и обеспечение поддержки внутри страны и большинством других стран, включая СССР, проведение хорошо продуманной дезинформации и психологической операции с целью изнурения и подрыва морального духа иракских войск, получение от государств, предоставивших оружие Ираку, данных о частотах его радиоэлектронных средств, неоднократное откладывание срока нанесения удара по Ираку, и создание иллюзии политического разрешения конфликта, переход в наступление сухопутных войск коалиционных сил после проведения длительной массированной воздушной кампании и именно в тот момент, когда Ирак начал отводить войска из Кувейта и вывел их из подготовленных укрытий и оборонительных позиций на открытую местность. Короче говоря, было сделано все, чтобы войска могли без особого риска, напряжения и больших потерь выполнить поставленные им задачи. Такому может позавидовать любая армия, любой солдат.

Многое предопределялось особым геополитическим положением США.

Советская же армия при нападении Гитлера на СССР в 1941 г. или в сражениях под Москвой, Сталинградом или Курском — не имела возможности выбора: подождать до полной подготовки или вступать в войну, начинать то или иное сражение или нет. Когда война уже навязана, сражения начались, можно лишь капитулировать или, независимо от степени подготовленности, вести эти разразившиеся сражения и операции. В этих условиях и усилия от вооруженных сил требуются совсем другие и вооруженная борьба приобретает совсем иной, более сложный и трудный характер, приходится нести и потери.

Когда страна попадает в трудное положение, армии ничего не остается, как не щадя себя, сражаться во имя защиты Отечества. Но самым трагичным и преступным было стремление политического руководства уйти от ответственности и переложить ее на военных людей, выполняющих приказ правительства.

Вот Сталин в ночь с 21 на 22 июня 1941 г. в директиве, подготовленной Генштабом об отражении агрессии, делает добавление: «Не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Из этой директивы трудно было понять, назревает война или ожидаются лишь провокационные действия. Если этот вопрос не могло решить высшее политическое руководство, владеющее всей стратегической обстановкой, как его можно решить командиру на поле боя, как можно отражать нападение противника, опасаясь как бы не вызвать «крупных осложнений?»

Расчет очень простой: в случае чего, найти виновников среди тех, кто выполняет боевую задачу, как отыгрались на генералах Павлове, Климовских, Григорьеве. Это ведь не только некомпетентность, безответственность, но и просто непорядочность, подлость по отношению к своей армии.

Не лучшим образом поставили задачи войскам, отправляемым в Афганистан: согласно директиве Министра обороны СССР от 24.12.1979 г. войска вводились в Афганистан для выполнения «интернационального долга». В чем он состоит — предстояло решать каждому командиру и солдату самому. А ведь были еще и Тбилиси, и Баку, и Вильнюс. Теперь вот в Чечне войскам ставится задача — разоружить бандформирования, но оружия против мирного населения не применять. Недопустимость применения оружия против мирного населения предусмотрено международными правовыми нормами, но как быть с «мирным жителем», вооруженным автоматом или гранатометом? Ждать, когда он сделает выстрел?[90]

Ответственные политические руководители так поступать не могут. Много всяких спекуляций насчет того, что армия — вне политики. Но политики в чистом виде вообще не существует. Она жизненна лишь тогда, когда учитывают в совокупности политические, экономические и идеологические, и не в последнюю очередь и военные факторы. И в разработке военных аспектов политики должны активно участвовать и военное руководство и в первую очередь Генштаб. Но как в 1941 г., так и в 1979 г., с оценками и предложениями Генштаба не посчитались. Но если в политике хоть какой-то важный компонент не учитывается или игнорируется, она заведомо становится однобокой и неполноценной.

Другое дело, что армия, военные люди должны быть вне внутриполитической борьбы, не должны подчиняться интересам определенных политических сил и партий. Таковы политические аспекты итогов афганской войны. Если говорить о ее военных итогах, то можно было бы согласиться с выводами генерала Б. Громова: «…Не существует оснований для утверждения, что 40-я армия потерпела поражение, равно как и о том, что мы одержали военную победу в Афганистане… Перед ограниченным контингентом никто и никогда не ставил задачу одержать военную победе в Афганистане».[91]

Войска в Афганистане выполняли те задачи, которые им были поставлены. Они способствовали укреплению положения правительственных структур, становлению афганских вооруженных сил, осуществляли охрану и оборону важнейших государственных и военных объектов, предотвратили агрессии против Афганистана извне.

По приказу своего правительства советские войска организованно пришли и организованно ушли. Во всяком случае, уходили не так, как американцы из Вьетнама. Да, в этом десятилетнем походе были допущены и крупные недостатки в подготовке войск, их организации, материально-техническом обеспечении, управлении в ходе боевых действий. Из них тоже надо делать выводы, что, к сожалению, до конца еще не сделано.

Могла ли Республика Афганистан до конца выстоять в борьбе против вооруженной оппозиции после вывода советских войск?

Думаю, что при определенной помощи со стороны России и других стран СНГ (адекватной помощи извне, получаемой моджахедами) в военном отношении она могла бы еще долго держаться и сопротивляться. Но при сохранении в Республике Афганистан существовавшего социально-политического строя, партийного и государственного режима одержать окончательную победу и установить свою власть во всем Афганистане она вряд ли могла. Даже при осуществлении намеченной Наджибуллой программы частичной либерализации и модернизации режима он не был бы принят и поддержан большинством народа. Это стало особенно очевидным в свете потрясений, постигших СССР и другие восточноевропейские страны.

С точки зрения долгосрочных интересов афганского народа, наиболее целесообразным было постепенное примирение сторон. Прежде всего требовалось прекратить огонь, как это постоянно предлагало правительство Республики Афганистан. При определенном политическом и экономическом воздействии на оппозицию со стороны США, Пакистана и других поддерживающих ее государств, рано или поздно она должна была пойти на эту меру. После этого мог идти постепенный переговорный процесс о проведении всеобщих выборов, создании коалиционного правительства и других мероприятий по налаживанию мирной жизни в Афганистане на основе национальных исламских традиций, но с одновременной реформацией общества и восприятием элементов светского образа жизни и ряда прогрессивных преобразований, происшедших в Республике Афганистан. Конечно, при существовавших острых противоречиях и непримиримых целях процесс этот мог оказаться длительным и трудным, но мог способствовать прекращению гражданской войны и началу восстановления разрушенной экономики. Например, на Корейском полуострове уже несколько десятилетий действует соглашение о перемирии, а корейский народ остается разделенным. Но главное нет войны, не гибнут люди и остается надежда, что две части Кореи договорятся между собой. В Афганистане обстановка была сложнее и не было единой линии фронта, разделявшей стороны, контролируемые территории и группировки расположен «в различных частях страны.

Но если бы обе стороны отказались от экстремистских, максималистских целей, то переговорный процесс под эгидой ООН мог вывести афганских народ из сложившегося тупика. Вообще, как показывает опыт, миротворческие усилия международного сообщества, не имеют шансов на успех, если миротворческие международные организации, вмешиваясь в гражданскую войну в той или иной стране, заведомо становятся на одну из конфликтующих сторон, пытаясь поддержать ее и подавить другую сторону. Главная цель миротворчества — способствование примирению сторон.

Относительно Афганистана на заседании Политбюро ЦК КПСС 13.11.86 г. М. С. Горбачев заявил: «В октябре прошлого года мы… определили линию по урегулированию афганского вопроса. Цель, которую мы поставили, заключалась в том, чтобы ускорить вывод наших войск из Афганистана и в то же время обеспечить дружественный нам Афганистан».[92]

Это особенно важно было потому, что правительство Наджибуллы, контролируя основные районы страны, обеспечивало и безопасность нашей страны.

И действительно, государственные интересы России и других стран СНГ требовали проведения такой внешней политики, чтобы на территории Афганистана продолжало существовать, если не дружественное, то хотя бы не враждебное, нейтральное государство, чтобы обеспечивались безопасность и спокойствие южных границ. А этого можно было добиться за счет постепенного примирения сторон.

В свете всего этого было совершенно неоправданным, когда после распада СССР МИД России при поддержке вице-президента А. В. Руцкого полностью отвернулся от правительства Республики Афганистан и перешел по-существу на сторону моджахедов и, видимо, только потому, что их поддерживали западные страны. Но запад и представители ООН, которые непрестанно твердили, что надо только Наджибулле отказаться от власти и все в Афганистане уладится, не захотели умерить и сдержать экстремистские устремления оппозиции. Наджибуллу, которому давали слово, не выпустили из Кабула. Российская Федерация, объявив себя правопреемницей Советского Союза, несла ответственность и за все то, что произошло в Афганистане и поэтому было не только не справедливо, но и непорядочно, антигуманно отдавать на жестокую расправу людей, которых наша страна поставила у власти, сотни тысяч людей, которые учились у нас или верили нам. Тем более, что по элементарным понятиям демократии и люди другой стороны, если даже их взгляды представляются нам ошибочными, имеют право на свои убеждения. В 1991 г. Наджибулла прислал личное письмо Э. А. Шеварднадзе, где с болью писал: «Я не хотел быть президентом, Вы меня уговаривали, настойчиво просили, обещали поддержку. Теперь меня и Республику Афганистан бросают на произвол судьбы. Как же все это понять?»