Истоки (национальный вопрос: проблемы и суждения)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Истоки

(национальный вопрос: проблемы и суждения)

Перестроечный этап внутреннего развития СССР не только можно, но и нужно охарактеризовать ещё и как кризис доверия к России. Как ни парадоксально, это происходит на фоне демократизации в целом общественно-политической жизни и укрепления её международного авторитета, основанного не на военной силе, а на признании на деле и принятии для действий во внутригосударственной жизни и международной арене принципов и норм международного права, от которых так долго мы закрывались и открещивались выдуманными коммунистическими идеалами и социалистическими ценностями, обесценивающими нас как людей разумных. Вот, казалось, что со всем этим скоро будет покончено, основные рычаги для этого уже задействованы. А межнационального согласия, всё же, нет, и процессы национального возрождения только достигают своего апогея. И чем дальше, тем сильнее народы отталкиваются не только от ненавистного центра, но и от самой России, которая сама бьётся ещё в силках сверхцентрализованных политико-экономических структур советской империи.

Вроде бы, борьба России за демократические принципы и институты власти, тем более, её реальные шаги и достижения в этом направлении, оказывает благотворное влияние на политические процессы в других республиках империи, независимо от степени автономности их от центра. Тому примером сегодня может служить тот факт, что только с укреплением в российском руководстве демократических сил обрели реальную силу акты государственного суверенитета даже в республиках Балтии и Закавказья, являющихся флагманами в борьбе за национально-государственную независимость. Именно борьба русского народа за возрождение своей государственности в её конкретных атрибутах и естественных границах открыла народам окраин РСФСР простор для действий в своих национальных интересах. Ко всему сказанному можно добавить ещё и то, что все народы империи прекрасно понимают и осознают приоритет России в формировании политических процессов на всей одной шестой части Земли, да и во всей Восточной Европе. Осознают умом и сердцем. Всё равно кризис доверия к ней — факт очевидный для всего мирового сообщества. Говорить о скором его преодолении тоже не приходится. Наоборот, в некоторых аспектах есть основание говорить об углублении его форм, особенно в политическом плане, со стороны народов автономий РСФСР.

Такое положение, действительно, не назовёшь иначе, как парадоксальным. Но, всмотревшись внимательнее, мы приходим к выводу, что всё закономерно: болезнь нашего общественного развития, долгое время загонявшаяся вовнутрь, и, наконец, вырвавшаяся наружу, провоцирует разнородные воспалительные процессы — от социально-политических, экономических и культурных до национальных. Бациллы недоверия долгое время изнутри отравляли государственный и общенародный организм страны, а внешне всё было хорошо. Скрывая, то есть, пытаясь скрывать внутренние недуги, доведя организм до крайнего истощения, и вдруг опомнившись, у нас попытались лечить его примочками. Но попытки оказались тщетными. Поняв это, наконец, применили демократические пилюли, но такими малыми дозами, что недуг в такой-то мере начал приспосабливаться к новой ситуации.

Это был начальный период перестройки, 1985–1986 годы. Как только увеличили дозу и разнообразили средства, вся внутренняя отрава вылезла на поверхность, и предстала перед нашими глазами в виде всевозможных политических, экономических, экологических, культурных и межнациональных гнойников и болячек. Картина оказалась настолько неприглядной, что и руководство страны, и народ, чуть было, не растерялись. Самым большим недугом оказался кризис межнационального доверия, особенно к России, как лидеру в союзе равных.

Кажется, в России, вернее, в Москве, высший эшелон власти не совсем понял причину кризиса и начал политику спасения доброго имени русского народа. Спасение именно от тех, кто прекрасно понимал, что сам по себе русский народ не является причиной всех этих бед. Во всём виновата подрусифицированная политика верхов.

Поставив неправильный диагноз, лекари спровоцировали новую волну аллергии национальных чувств других народов страны. Как следствие, возникли районы противостояния в национальных регионах коренных и некоренных жителей (во главе с русскими). Интерфронты в республиках Балтии и Молдавии возникли не изнутри, и вовсе не самостоятельно.

Затем они были трансформированы в общие, более позорные для политики центра Комитеты национального спасения. Все эти новшества были санкционированы сверху, где процессы демократизации в этих и других регионах страны, были приняты как посягательство на законные права всевластия подрусифицированной административно-командной имперской системы власти. Угроза была центром распознана правильно, но неправильно осмыслена, и меры воздействия оказались недействительными, то есть вызвали обратное действие ожидаемому — напряжённость нагнетается. Лихорадочно моделируются очаги напряжённости, чрезвычайные ситуации.

Подыскиваются экстремисты, сепаратисты. Трубя о правах человека, попираются права целых народов. Шагая к правовому государству, нагнетается бесправие. Путь к свободе, по-прежнему, тернист и кровав. И мир ещё раз убеждается в том, что политика, действительно, грязное дело, если её делать грязными руками и каменным сердцем.

Возня по поводу кровавых боёв в Грузии, Баку, Фергане, вынесенная на телеэкраны всей империи, ещё раз подтверждает старую истину: прав тот, у кого больше прав, то есть силы. Уже в открытую, под неправильный диагноз, пытаются подвести соответствующий недуг. Делается ли это, чтобы скрыть некомпетентность врачевателей вконец расстроенного имперского организма или из-за политической недальновидности и иного невежества, но ситуация налицо: русский народ вновь и вновь оказывается противопоставленным другим, коренным народам в любом регионе страны, где процессы демократизации начинают обретать глубинный, исторически необратимый характер. Не противостоящим, а противопоставленным! Значит, кем-то! Искусственно вычленяя из региональных интересы русскоязычного населения, драматизируя неизбежные временные трудности перестроечных процессов, в национальных республиках создаются буферные проблемы, о которые начинают расшибаться стремительные потоки демократизации. Легче всего такая политика проворачивается в автономных образованиях страны, где национальный организм намного слабее, чем в Балтии и Молдове, Армении и Грузии, где разрыв между национальным правительством и народом фактически, пропасть, а язык и культура почти истощены в борьбе с инородными напластованиями, методично прививавшимися десятилетиями советской действительности, что, отчасти, в свою очередь, и есть причина кризиса доверия России сегодня.

С уверенностью можно сказать, что каждый мыслящий человек, сколько-нибудь соприкасающийся с политикой, задаёт себе ряд вопросов: Почему кризис углубляется, как его излечить? Какую позицию занять в вопросах взаимоотношений национальной республики с центрами — и РСФСР, и СССР? Вопрос порождаёт вопрос, ибо проблемы закладывались не год и не один десяток лет, а иные даже веками. Реакция на них — и со стороны народа, борющегося за национальное возрождение, восстановление своей государственности в полной форме, и имперского центра в лице российского или союзного правительства, медленно или лишь под всеобщим давлением уступающего ему в борьбе, — не может быть однозначной, она будет меняться в зависимости от конкретной ситуации. Не раз будут меняться ещё позиции обеих сторон по довольно прояснённым вопросам. Борьба будет вязкая, упорная, хотя исход её (это не вызывает сомнения) будет в пользу борющихся за национальное возрождение. Об этом говорит весь ход исторического развития мирового сообщества.

История человечества имеет непреклонное правило — двигаться в сторону развития общечеловеческого сознания, приоритета общечеловеческих ценностей, но, непременно, через сознание конкретного человека, обретающего значимость и наибольшую перспективу интеллектуального, духовного самовыражения только через определенную национальную культуру, духовность, самосознание. Всё это обеспечивается народу свободой внутреннего и внешнего развития. Наиболее передовой и цивилизованной политико-экономической формой такой свободы для любого народа на сегодня является национальная государственность — независимое государство, во внутренней и внешней политике нацеленное на максимальное обеспечение нужд своего народа.

Конечно, это осуществимо в сегодняшнем мире только при гармоничном взаимодействии с остальным миром. В этой аксиоме развития мира, отчасти, кроется генезис кризиса доверия к России.

К месту отметить, что такие формы кризиса переживали все центры разрушившихся (вернее, разрушенных историческим развитием) империй, и их народы (народы, на эксплуатируемой силе которых держались империи) оказывались в таком же незавидном, но закономерном положении, в каком сегодня оказался и русский народ. Мощь любой империи играет двоякую роль для имперского народа: во-первых, вплотную вписывает этот народ в мировую цивилизацию; во-вторых, истощает его организм в постоянной работе с колониальными народами, в борьбе, большей своей частью, слепой, неосознанной, вынужденной в силу исторических обстоятельств, которая, в конце концов, переходит в амбиции и комплекс имперской нации, сопряжённые с апатией национального развития, что наиболее остро ощущается накануне развала империи.

Таким образом, можно сказать, что империя — одна из естественных форм развития человечества, и роль многочисленной нации в историческом плане незавидна, ибо для нации труднее всего её перенести, в связи с тем, что она преходяща, как и всё в этом мире. Осознание неизбежности и необходимости на определённом этапе исторического развития отказываться от исторической обузы, возложенной на него мировой цивилизацией, является для имперского народа моментом самоосвобождения, самоочищения от исторических комплексов. Кроме того, это будет моментом перехода данной нации, народа к истинно гармоничному взаимодействию с миром и путём к возрождению, генезис свободы самого несвободного в империи народа. Аксиома мир не терпит пустоты звучит ещё и по-другому: мир устремлён к равновесию, в том числе, и в мировом сообществе народов. Кризис и есть нарушение этого равновесия. Мы обозначили внешние условия, питающие кризис доверия к России, причины глобального характера. Ну, а каковы внутренние условия, причины частного характера? В современном аспекте это можно представить так: упорное манипулирование центром русским вопросом в национальных республиках: возрождающиеся в недрах русской общественности национально-патриотические, порой открыто фашистского толка организации, в немалой степени влияющие на реанимацию в кругах русской демократии амбиций великодержавного шовинизма. Другое — наличие этнонейтрального пласта в народонаселении страны, как следствие политики слияния наций. В национальных республиках именно этот пласт является питательной средой для национал-нигилизма и рассадником псевдокультуры.

Существенную роль играют экономический кризис и попытки центра превратить его в политический аргумент в борьбе против национально-освободительного движения народов, стоящих на позиции отделения от СССР.

Ещё один важный фактор — территориальные проблемы между республиками и народами автономий, как следствие имперской перекройки этнотерриториальной карты за советский период.

Сюда же можно отнести проблемы национально-государственного и национально-культурного возрождения народов и этнических групп, а также фактическое нежелание центра признать приоритетными в национальной политике проблемы государственного возрождения малочисленных народов, находящихся в положении унизительной и дискриминационной второсортности, и процесс интенсивного развития проснувшегося национального самосознания, которое приходит в непримиримое противоречие с местом, отведённым ему в мировом историческом процессе подрусифицированной политикой.

В более конкретном плане межнациональный аспект проблемы понимается следующим образом: в начальный период перестройки центр, не решившись на коренную децентрализацию управления империей и действительную интернационализацию в союзной правительственной иерархии, спровоцировал центробежные процессы, прежде всего, у союзных республик, которые, несмотря на некоторую автономность, находились под политическим, экономическим и психологическим прессом вассальности. В новой ситуации их невозможно было увязать с принципами равноправия, начертанными на знамени многонационального государства. Чувствуя нежелание Москвы коренным образом изменить ситуацию, республики вынуждены были идти на крайние меры, на что центр ответил кровопролитием.

Вторым аспектом является пресловутая автономизация, которая уже давно несовместима с насущными потребностями национально-государственного развития малочисленных народов и фактически является главным рычагом ассимиляции их в союзно-державных, а затем и в имперских нациях. Настойчивое нежелание руководства РСФСР обозначить исконные границы русского государства через создание в Федерации русской республики, на равных с малочисленными народами правах, узаконивает державное положение русского народа, что явится вечным генератором национального неравенства. А это означает консервацию межнациональных проблем для очередного витка истории, гарантируя вечное клеймо притеснителя русскому народу, что во всё более демократизирующемся мире ставит его в весьма незавидное положение.

Некоторый свет на причины нежелания российских демократов уравновесить все части федерации, которая преподносится ими как рай для ранее обиженных, но ныне великодушно реабилитированных малочисленных народов, проливает и интервью председателя Демократической партии России Н. Травкина:

«Дальняя цель ДПР — Россия, устроенная не по национально-территориальному, а по административно-территориальному принципу. Автономий в будущем быть не должно. Иначе их придётся нарезать более сотни, и только русские не будут иметь своей Земли».

Если учесть, что парламент и президент России являются орудиями их политики, нетрудно себе представить: на каких принципах строится будущее равноправие российских народов, если они пожелают остаться таковыми.

Но современные аспекты кризиса доверия к России — лишь видимая часть айсберга. Его скрытая часть находится в глубоких водах океана истории, куда мы и попытаемся заглянуть. Российская империя ещё в прошлые века (с самой своей древности) принимала в свои объятия другие народы и племена. Вспомним походы русских князей; затем Ермака, завоевавшего Сибирь; взятие Иваном Грозным Казани и присоединение других земель; эпоху Екатерины. Даже легендарный Суворов приложил к этому руку. Вспомним также кавказскую эпопею XVIII и XIX веков, на вершине славы которой возвышаются такие фигуры, как Ермолов, которого никогда не покидало чувство, что он россиянин и мечтал осчастливить Кавказ тем, что выставит голову последнего чеченца в музее; князь Барятинский, который, всё-таки, вонзил когти двуглавого имперского орла в сердце кавказской вольности, а на трёхгранных русских штыках принёс народам Кавказа цивилизацию крепостной России и милость своего императора… У каждого так называемого сегодня советского народа были и свои ермоловы, и свои барятинские.

Российская национальная политика прошлых веков отличалась от современной, прежде всего, разнообразием средств и методов: одних она обнимала мечом и картечью, других — дружественными вердиктами (типа Переяславской рады и Георгиевского трактата), по которым в её объятиях оказались Украина и Грузия, в отношении которых тоже было обещано равноправие, но получили они колониальный статус. По-другому тогда Россия не умела, и мировой опыт не позволял. Правда, миру вешалось о цивилизаторской роли жандарма Европы. Судя по некоторым источникам не только российской историографии, но и европейским, этому верили, уверовали даже в дикость свободы на том лишь основании, что обладатели не хотели менять её на крепостное право.

Россия всегда умела обещать народам свободы, но выражалась она в не совсем приглядных формах. Например, для Кавказа в нескольких переселениях в Турцию в XIX веке и в поголовном выселении в XX веке. Частично такие же прелести испытали и народы Балтии, украинцы, а о самих русских говорить не будем, так как относительно них всегда действовало в России крепостное право (рабство), хотя на их хребте и стояла сама империя во все времени, да и поныне стоит… Отчасти, эти фактические различия между обещаниями, данными Россией при принятии других народов под своё великодержавное крыло, и фактическим положением, в котором оказывались младшие братья после этого, и привело в конечном итоге к Февральской революции 1917 года, которая завершилась октябрьским переворотом большевиков. Но переворот не только не снял противоречия в национальном вопросе имперской политики, а наоборот, он только и поставил этот вопрос в полном его объёме. Трудно давалась пролетарским вождям наука равенства всех народов необъятной империи. То ли средства и методы (наган и декрет) не те были, то ли природная тяга к барству одолела, но наука эта так и осталась не освоенной большевиками, хотя Ленин и многие его соратники коренным образом пересмотрели свои взгляды на национальный вопрос.

Если Ленин хоть краешком глаза сумел увидеть ту бездонную пропасть, куда толкает Россию сталинский вариант автономизация, то Сталин не только не увидел, но и не захотел увидеть это, а сделал всё возможное, чтобы заложить незыблемые основы для скатывания России в пропасть отчуждения от малочисленных народов. Но оба вождя, фактически, действовали в одном и том же направлении. Вина Ленина в этом вопросе даже более тяжкая, ибо он был символом новой эпохи, которая осветила путь народам к свободе под знаменем Октября. И достигалось это теми исключительными качествами, которыми он обладал, а именно тем, что «больше великодержавник, чем все русские цари вместе взятые, больше империалист, чем любой император в истории, Ленин, однако, не был русским шовинистом. Это было его колоссальным личным преимуществом, как политического деятеля в многонациональном государстве»..[8]

Эти качества позволяли вождю большевизма завоёвывать симпатии угнетённых народов и сдерживать свою имперскую натуру до конкретных исторических обстоятельств, которые бы востребовали их. Сталин шёл, действительно, верным путём. Верным и проторённым путём шли к ленинской цели и другие вожди. Все они провозглашали единство, равенство и расцвет нации в Союзе советских республик с правом на самоопределение всех без исключения народов бывшей царской империи, обещанным большевиками. Кто из угнетённых народов мог заподозрить большевиков, тем более, Ленина, в том, что их «интересует не создание национальных независимых государств, а создание марксистских национальных государств (колоний под видом автономных и союзных республик. — 3. Я.), зависящих от одного марксистского центра», что «Ленин признаёт, и то условно, право нации на самоопределение при капитализме, но Ленин категорически отрицает право наций на самоопределение при социализме»..[9]

Поверившие в обещания большевиков народы сначала поддержали Октябрьский переворот, затем отстояли его своей кровью. Народам и деваться некуда было, ибо возврат к старому режиму ничего хорошего не сулил, а новое всегда заманчиво. Но разочарования ждать пришлось недолго: чуть укрепившись, большевики, опять-таки, во главе с гегемоном от «старшего» брата, перебили цвет русской и национальной интеллигенции, которая своим особым историческим чутьём определила, что замес на народной крови не может привести к добру. Вина национальной интеллигенции, как раз, и была в том, что она пыталась создать независимые национальные государства. Но местные большевики не мыслили себя и свой народ вне России, и опять народы были отданы под её власть, называющуюся уже новой. Народы, в большей части, поверили местным и пришлым большевикам.

Конечно, свою роль сыграл и фактор тягот и лишений, перенесённых за период братоубийственной войны: людям хотелось установления стабильной власти, а советская ещё называла себя и народной.

Невежественные в политическом отношении массы не могли понять, что отсталая, безграмотная, бездуховная (после гражданской бойни над передовой своей частью) Россия не в состоянии сделать их равноправными. Для этого не было ни политических, ни экономических, ни культурных предпосылок. Обещанные народам свобода и равноправие были заменены суррогатом социалистического лицемерия и лозунгов, нивелирующих всё под единый подрусифицированный характер будущего рая. Опричники мифического коммунизма действовали чётко: ни поступка, ни мысли, ни вздоха, не соответствующих слову кремлёвского вождя, не допускалось. Подслушать, подсмотреть, донести на коллегу, на брата, на соседа значило — проявить комбдительность, соцсознательность, совпатриотизм. В национальных окраинах империи людей даже провоцировали на естественные национальные идеи, а затем всё это предъявлялось как обвинение в национализме и контрреволюционности. Осознав ситуацию, народы попытались противопоставить образовавшейся чудовищной машине какие-то традиционные формы самоорганизации, самосохранения, приходилось прибегать и к вооружённой защите, но силы были слишком неравные. Годы коллективизации, тридцать седьмой год и сороковые годы вместе с войной перемололи десятки миллионов жизней, а иные народы оказались подрубленными под корень и выброшенными на вымирание за тридевять земель от родных мест.

Затем были годы тихого геноцида всего национального, названные сегодня застойным периодом. В стране все усилия были направлены на то, чтобы унифицировать всё под единую общесоветскую культуру и экономику, советский образ жизни — и делалось это посредством русского языка, под знаком самой передовой русской культуры и так далее. Помнится, как в 1987 году на вечере встречи с А. Приставкиным в публичной библиотеке имени Некрасова был задан вопрос Анатолию Игнатьевичу. Записка гласила: «Вы говорили о необходимости развивать культуру, историю чеченцев, крымских татар и других малочисленных народов. Вы серьёзно так считаете или это было сказано для политической конъюнктуры?» Когда А. Приставкин с некоторым удивлением ответил, что он, действительно, считает необходимым самым серьёзным образом возрождать и развивать культуру, историю всех малочисленных народов СССР, объявился и автор записки — молодой человек, лет двадцати пяти-восьми, элегантный, интеллигентный. Он представился, подчеркнул, что является членом «Памяти» и заявил, что считает совершенно недопустимым заниматься развитием каких-то там чеченцев, татар: у них ничего не было и нет — культуру имеют только русские, науку развивали только русские, историю творили только русские, об этом и должна идти речь. Добавив ещё что-то в таком духе, он покинул зал вместе, как мне показалось, с матерью, которая была решительным сторонником сына. Сразу же в зале выявились другие сторонники его (двое из них были ветеранами войны) и столь же решительные противники. Помню, как был неприятно озадачен Ст. Лесневский, пригласивший меня на этот вечер, а также группа старых интеллигентов, узнавших, что я представитель именно чеченского народа, трагедия которого описана в повести «Ночевала тучка золотая». Одна женщина преклонных лет, с чертами Анны Андреевны Ахматовой, даже прослезилась и сказала, что считает своим долгом попросить прощения у чеченского народа за тяготы, которые принёс ему её родной русский народ. Конечно, это было искреннее побуждение доброй души, хотя не все сочувствующие мне в тот момент, может, разделяли столь однозначную оценку роли русского народа в бедах малочисленных народов. Да я и сам не мог принять её столь однозначно, и был взволнован.

Но главной движущей силой во всех исторических процессах и в российской, и в советской империях был русский народ. Да, политику творил не народ, но претворялась она в жизнь именно мощью народа: где, открыто проповедуя его мессианскую роль (в это немалую долю внесли величайшие умы России); где, искусно играя на вековых чаяниях народа обрести простое человеческое счастье, построить рай на Земле (на такой почве была принята и идея коммунизма); где и силой. Главным движущим и несущим моментом в сталинской системе был механизм деления народов на главный, второстепенные и третьестепенные, во главе которых был формально поставлен русский народ, именем которого разыгрывалась национальная карта страны.

Конечно, в нашей оценке исторической роли русского народа в исторических судьбах народов страны неизбежно присутствует и доля субъективизма, но объективный взгляд народов, устремившихся сегодня к национальной независимости, препятствием на пути которых стоит всё та же Российская империя в виде СССР или РСФСР, с русским вопросом в каждой национальной республике, соответствует именно такому пониманию ситуации. Но и в таком понимании почти полностью отсутствует желание поставить русских перед судом истории, что было бы крайне несправедливо: речь идёт о честном взгляде на историю империи, со всеми вытекающими отсюда последствиями, как осмысление ситуации в перспективном для каждого народа плане, переосмысление позиций, выработка нового мышления и подходов к межнациональным проблемам, для чего, в первую очередь, должны быть преодолены два барьера в национальном самосознании и русского, и других народов — это рецидивы имперского мышления, которые нет-нет, но дают о себе знать в критических ситуациях, и комплекс неполноценности, привитый самосознанию малочисленных народов реальным ходом событий нашей общей истории. И первый, и второй барьеры одинаково препятствуют и русским, и малочисленным (условно) народам, отчасти, являясь стимуляторами кризиса доверия к России.

Следует добавить, что в наше смутное время в среде русской общественности есть достаточно мощные силы, конечно, политического характера, которые приняли своё формальное имперское положение за действительное (та же Память и некоторые политические партии вместе с коммунистами России) или, может, возжаждали сделать её таковой, что, опять-таки, усиливает кризис доверия. Нельзя забывать: если даже им сегодня удастся подавить национально-патриотические движения или очередным обманом, посредством политических нововведений, как, например, расширенное толкование автономии, формальным признанием Декларации о государственном суверенитете нации в рамках его государства, то историческое развитие всё равно приведёт империю к очередному кризису в национальном вопросе, значит, — и в политической, и экономической системе. Только тогда это будет не просто кризис, а катастрофа, прежде всего, для России (возможно, что только для неё). На третий раз народы не обманутся, да и мир будет не тот. Если, конечно, до этого империя физически не уничтожит эти народы, что тоже, практически, невозможно…

Надо признать, изменения в имперской политике СССР произошли неимоверно большие и достаточно радикальные для политического мышления обывателя. Но, с точки зрения большой политики, произошли лишь неконцептуальные, тактические изменения, а сама концепция и стратегия имперского центра не претерпели существенных изменений. Это ни в коем случае не означает, что положение вещей будет законсервировано на сегодняшнем политическом уровне. До финала ещё далеко, но он предвидится оптимистичным. Укрепление внутри страны и внешнеполитической роли России, конечно, придаёт дополнительные импульсы политическим процессам не только в самой империи, но и во всём мире. Кроме того, это расширяет возможности маневра внутри самой империи, особенно в национальной политике: фактически, образовываются два центра. Приход к власти в РСФСР демократов и Ельцина, затем и подкрепление его позиции президентскими выборами, несомненно, говорит о том, что кризис доверия может быть преодолён, но пути и условия его преодоления остаются все те же: признание за каждым народом права на национальную независимость и реализация этого права. Любые другие решения будут лишь промежуточными.

Многие многосторонние и многослойные процессы, протекавшие с начала перестройки, получили политическую увязку в моменте укрепления политического суверенитета Российского государства. Вместе с тем, качественно изменилась ситуация и внутри самой РСФСР: народы колониального статуса оказались на временном перепутье, видение ими путей решения своих национальных проблем разделилось. Часть из них стоит за национально-освободительными движениями, часть — за приверженцами пророссийской ориентации в новом демократическом качестве Российской империи (не все осознают, что империи могут быть и в качестве демократического государства); часть ещё не решила, за кем ей идти. И это перепутье чревато для наших народов новыми осложнениями. Идея национальной независимости становится базовой в политическом самосознании народов колониального статуса, и она имеет свойство материализоваться посредством борьбы. Значит, борьба только начинается, а её истоки мы отметили.

1989, май 1991 г.