Алжир, 18 января.

Алжир, 18 января.

Эта тоска, которая все мучила меня в Париже по поводу Алжира, сейчас исчезла. По крайней мере, здесь оказываешься в самой гуще борьбы, трудной для нас, потому что здешнее общественное мнение настроено против нас. Но я всегда обретал душевный покой именно в борьбе. Жизнь интеллигента до мозга костей, будь он хоть семи пядей во лбу, если он участвует в общественной жизни только своими сочинениями, – это жизнь труса. И он компенсирует это свое бессилие все возрастающим словоблудием. Мысль чего-то стоит лишь тогда, когда связана с риском. И вообще лучше уж быть тут, чем в этой Франции, заранее сдавшейся и обозленной, в этой зловонной трясине. Да, сегодня я проснулся счастливым, впервые за много месяцев. Я вновь обрел звезду.

Несмотря на то, что сделала из меня Франция, неустанно трудившаяся надо мной в течение все моей жизни, сам я пытался пробиться к тому, что оставила у меня в крови Испания и что, на мой взгляд, и является истинным.

В искусстве любая доктрина – это алиби, которым художник пытается оправдать собственную ограниченность.

Роман. Портрет В. Д. У нее крупные, сильные кисти рук и ступни танцовщицы, заканчивающие тонкое, изящное тело. В ее танце, которому она отдается без остатка, все – действие, страсть, неистовство.

Она ежегодно отмечает день, когда у нее появилась собственная машина. Каждый вечер кладет у постели только что купленное платье, чтобы утром проснуться и обрадоваться, увидев его.

Всегда выражается очень неопределенно. Дескать, ей нужно ехать сейчас в одно место, встретиться там с одним человеком, а потом отправиться еще в одно место по одному важному делу... и т. п. Двойная, тройная, скрытая от чужих глаз жизнь. (Ср. Х.: «У меня сегодня обед с одним...»). «У меня бывают нечистые мысли», – говорит она. А о том, кто ее на такого рода мысли не вдохновляет: «Телятина тушеная».

Мужчины, с которыми у нее была связь, кажутся ей представителями другой расы. «Зулусы какие-то» – так она выражается. «Умному человеку нельзя не посочувствовать. Все-то он знает, все видит, а другие ничего не знают, не видят и от этого им легче жить». «Женщины, которые все ждут, что мужчина составит счастье их жизни». «Женщины малопривлекательные – всегда скряги в отношении единственного мужчины, который у них есть. Только красивые женщины способны быть щедрыми». «Юнцов не люблю – слишком уж глупы. Мужчине свойственно испытывать превосходство по отношению к женщине, которую он... Я согласна стерпеть такое от человека умного, но не от какого-нибудь желторотого оболтуса». О своем маленьком автомобиле: «Не могу без него обойтись и нежно люблю за ту свободу, которую он мне предоставляет». Держит в машине какие-то старые дрянные тапки со стоптанными задниками, которые надевает, садясь за руль и сняв элегантные туфли в стиле Людовика XV. Впрочем, они снимает туфли везде – в кино, в ресторане и т. д. Изящные ножки – танцовщица как-никак. «В моем квартале одни старушки немощные, так что я на виду».

Когда она останавливается в гостинице, за ней несут целые чемоданы пудры и всякой прочей косметики, а сама она, с распущенными длинными белокурыми волосами (...).

«Не буду скрывать: знаменитость должна быть сексуально привлекательной».

Если бы ей удалось выйти за какого-нибудь миллиардера – скажем, за Онассиса, – она обзавелась бы ванной из золота и платины, это больше пошло бы к ее волосам, и отмокала бы часами в своих любимых духах.

«Свою машину я люблю больше, чем родную мать». Ей ее эпоха нравится.

Обожает смеяться. Хочет все успеть, во всем добиться успеха, все испробовать из того, что сегодня принято считать удовольствиями. Лыжи, море, танцы, светская жизнь, рекламная шумиха. И сохраняет чистоту в этом безудержном желании. Причем именно благодаря ему. «Я могу за себя постоять». Ее словечки: «Она себе омлет вылила на голову» (речь идет о блондинке); «эта и в монастыре бордель устроит»; «там хоть столбом стой, хоть колесом ходи, все равно будут хлопать». Мне, когда я порезался и ходил с перевязанным пальцем: «Плотник нашелся...»

Что мне нравится в В., что делает ее привлекательной: будучи сама по себе совершенно несносной, она умеет подладиться к любому человеку, т. е. она без труда догадалась, что она может дать (развить это). В. и замужество. Если выйдет замуж, будет верной женой. Она просто не сможет поступить иначе с этим бедолагой, который... и т. п.

У нее белоснежные нижние юбки, как у молоденькой девушки; их видно всякий раз, когда она садится.

«Не пойму этих замужних женщин, которые не отлипают от своих мужей. Они получают деньги, отца для своих детей, безопасность, обеспеченную старость и вдобавок требуют еще и верности. Это уж слишком». Или еще: «В браке мужчина только проигрывает, а женщина только выигрывает» и т. д. и т. п.

Историю легко себе вообразить, но трудно увидеть воочию – особенно тем, кто испытал ее на собственной шкуре.

У угнетенного нет никакого настоящего долга, поскольку он не имеет прав. Права же достаются ему исключительно через бунт. Но едва завоевав права, он вместе с ними обретает и долг. Таким образом, бунт есть в равной степени источник права и отец долга. Отсюда берет свое начало аристократия. И из этого же состоит ее история. Тот, кто пренебрег своим долгом, теряет и право и становится угнетателем, даже выступая от имени угнетенных. Но в чем состоит этот долг.