Глава 4. Военно-воздушные силы РОА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4.

Военно-воздушные силы РОА

При КОНР формировались также собственные военно-воздушные силы под командованием В. И. Мальцева, получившего звание генерал-майора. В этой книге мы впервые подробно изложим историю возникновения и развития военно-воздушных сил КОНР, о самом существовании которых даже посвященным известно немногое.

Начало организационного объединения русских летчиков на немецкой стороне относится к августу 1942 года, когда группа бывших советских летчиков — майор Филатов, капитан Рипушинский, лейтенант Б. П. Плющев предложила создать самостоятельную русскую воздушную часть в рамках Русской национальной армии РОА), дислоцированной в районе Орши, в Осиновке. Это было вполне логичное предложение: РНА, провозгласившая себя ядром ; „Русской освободительной армии, представляла собой в значительной мере самостоятельную военную единицу с личным составом в 10 тысяч человек (одетых в русскую форму). В РНА имелся дивизионный штаб, четыре пехотных батальона, саперный батальон и артиллерийский дивизион. Хотя формального согласия немецкой группы армий „Центр“ летчики не получили, в конце лета 1942 года из бывших советских авиакомандиров, штурманов, бортовых стрелков и радистов было создано летное подразделение, во главе которого встал майор Филатов[214]. Руководство РНА, и в частности начальник штаба „полковник В. Ф. Риль, а затем сменивший его на этом посту полковник В. И. Боярский, опасаясь осложнений с немцами, относились к летному подразделению весьма сдержанно, тем не менее оно просуществовало почти до момента переформирования РНА в феврале 1943 года. Под руководством старших офицеров здесь даже были созданы курсы повышения квалификации, хотя объединить теорию с практикой летчикам не удалось.

Куда большую роль играли подразделения, обязанные своим созданием непосредственно командным инстанциям германских Люфтваффе, которые, как и армия в целом, в 1942 году начали брать на службу советских военнопленных. В этот период в немецкую армию влилось множество русских добровольцев, а в Люфтваффе вскоре возникли подразделения, целиком состоявшие из бывших советских летчиков. Так, в 4-м военно-воздушном флоте сформировался кавказский полевой батальон, в 6-м — восточная пропагандистская рота, затем добавились пропагандистские роты хиви, а на аэродроме Заднепровье в районе Смоленска из русских авиамехаников была сформирована рота технического обслуживания, прекрасно выполнявшая поручения немецких командиров[215].

На немецкую сторону добровольно перелетело довольно много советских самолетов — к 1943 году их было 66, в первом квартале 1944 года прибавилось еще 203. Осенью 1943 года подполковник генштаба Холтерс, начальник пункта обработки разведывательных данных „Восток“ в штабе командования Люфтваффе (ОКЛ), обрабатывавший результаты допросов советских летчиков, предложил сформировать летное подразделение из пленных, готовых воевать на стороне Германии. При этом Холтерс заручился поддержкой бывшего полковника советской авиации Мальцева, человека редкого обаяния. Виктор Иванович Мальцев[216]родился в 1895 году во Владимирской губернии в бедной крестьянской семье, в 1918 году пошел в Красную армию, вступил в партию, после гражданской войны успешно закончил школу военных летчиков. В 30-е годы он занимал пост командующего ВВС Сибирского военного округа, в 1937 году стал начальником гражданской авиации Средней Азии и Кавказа, тогда же был арестован. В 1939-м — реабилитирован и назначен начальником санатория Аэрофлота в Ялте. Однако месяцы в застенках НКВД, допросы и пытки оставили неизгладимый след: Мальцев стал непримиримым противником сталинского режима[217]. В 1941 году в Крыму он перешел на сторону немцев, некоторое время был бургомистром Ялты. Мальцев с самого начала настойчиво искал возможностей связаться с Власовым, стремясь внести свой вклад в дело создания РОА. И для него было немалым разочарованием, когда в октябре 1943 года тогдашний генерал восточных армий в генштабе ОКХ генерал-лейтенант Гельмих смог предложить ему работу лишь в рамках пункта обработки разведданных „Восток“, то есть под началом германских Люфтваффе. Но подполковник Холтерс в первой же беседе в Лотцене пообещал Мальцеву место русского командира новосформированной авиагруппы и предоставил полномочия набирать добровольцев среди военнопленных из всех лагерей, находившихся в ведении Люфтваффе, и организовывать подразделение по собственным принципам. Мальцев был убежден, что создание самостоятельной освободительной армии лишь вопрос времени, и он решил начать подготовительную работу по формированию будущих русских военно-воздушных сил.

С октября 1943 года добровольцы из различных лагерей для военнопленных, число которых все росло, свозились в лагерь в районе Сувалок. Здесь они проходили медицинское обследование, подвергались проверке в профессиональном плане и психологическим тестам[218]. Признанные годными обучались на двухмесячных подготовительных курсах, после чего им присваивалось воинское звание и они приносили присягу, а затем переходили в „группу Холтерса“ („авиационную группу“) в Морицфельде около Истенбурга, где использовались соответственно своей спецподготовке. Технический персонал занимался в основном ремонтом советских трофейных самолетов. Группа квалифицированных инженеров и техников совместно с немецкими авиаинженерами изучала новейшие советские модели в технической авиашколе в пригороде Берлина, Темпелгофе. Летный персонал переучивался на немецких машинах. Некоторые летчики в составе немецкой эскадрильи, базировавшейся в Хильдесхайме, перегоняли самолеты с заводских площадок на аэродромы Восточного фронта. Вскоре русский персонал получил возможность непосредственно участвовать в боях на Восточном фронте. При 1-м воздушном флоте в Прибалтике была сформирована дополнительная группа ночного боя „Остланд“, в которой кроме 11-й эстонской группы (три эскадрильи) и 12-й латышской группы (две эскадрильи) имелось также русское авиаподразделение, 1-я восточная эскадрилья[219]. До расформирования в июне 1944 года эскадрилья осуществила не менее 500 вылетов в тыл врага. В составе немецких истребительных, бомбардировочных и разведывательных эскадрилий тоже были самолеты с русскими экипажами, отличившимися в воздушных боях, при бомбежках и в разведывательных полетах[220]. Русские летчики неоднократно принимали участие в так называемых аэродромных акциях в советском тылу, забрасывая разведчиков, благодаря чему некоторым из них удалось переправить через линию фронта свои семьи. Кроме того, в Белоруссии действовала вероятно, в боях против партизан — легкая эскадрилья, оснащенная девятью трофейными самолетами типа У-2. В общем и целом, опыт с русскими летчиками оказался удачным. Многие из них получили награды за храбрость. Многие экипажи понесли большие потери ранеными и убитыми, часть самолетов была сбита.

Немецкие и русские наблюдатели в один голос отмечали высокие боевые и морально-политические качества личного состава авиагруппы Холтерса-Мальцева[221]. Это объясняется благоприятными условиями, в которых формировалась группа. Тут следует упомянуть, в частности, то, что в Люфтваффе к сбитым и взятым в плен экипажам советских самолетов относились с особым участием, а в лагерях Люфтваффе с советскими военнопленными обращались, как правило, гораздо лучше, чем в армейских, хотя бы по той простой причине, что авиация вообще лучше снабжалась, а летчиков в плен попадало гораздо меньше, чем представителей других родов войск. Поэтому пленные советские летчики были избавлены от тех ужасов и лишений, с которыми столкнулись многие их товарищи, особенно попавшие в плен в первый период войны. Многие советские летчики вели бой до последнего, чтобы избежать плена, где, как твердила советская пропаганда, их ждал сущий ад. Действительность оказалась другой, и многим пришлось в корне пересмотреть свои взгляды. Вот что писали Герои Советского Союза Антилевский и Бычков, сбитые и взятые в плен после доблестного боя[222]:

Сбитые в честном бою, мы оказались в плену у немцев. Нас не только никто не мучил и не подвергал пыткам, наоборот, мы встретили со стороны германских офицеров и солдат самое теплое и товарищеское отношение и уважение к нашим погонам, орденам и боевым заслугам.

А капитан Артемьев выразил свои чувства в стихотворении „Немецким летчикам, товарищам по оружию“:

Вы встретили нас, как братья,

Вы сумели сердца нам согреть,

А сегодня единой ратью

Нам навстречу рассвету лететь.

Пусть родина наша под гнетом,

Но тучам солнца не скрыть

Мы вместе ведем самолеты

Чтоб смерть и террор победить.

Многие советские летчики, оказавшись в плену, с самого начала с интересом отнеслись к идеям Освободительного движения. Целый ряд офицеров от лейтенантов до полковников — заявили о своей готовности сотрудничать с авиагруппой Холтерса-Мальцева. В их числе были такие командиры, как начальник штаба ВВС Орловского военного округа, полковник А. Ф. Ванюшин, отличившийся на должности командующего авиацией 20-й армии в боях против немцев под Лепелем и Смоленском летом 1941 года[223]; командир полка бомбардировщиков полковник П.; майор П. Суханов; капитан С. Артемьев; Герой Советского Союза капитан С. Т. Бычков; капитан А. Меттль, служивший в авиации Черноморского флота; капитан И. Победоносцев; Герой Советского Союза старший лейтенант Б. Р. Антилевский и многие другие[224]. Нашла путь к соотечественникам майор-орденоносец Серафима Захаровна Ситник, начальник разведки 205-й истребительной дивизии. Ее самолет был сбит, и она раненой попала в немецкий плен. Мать и ребенок Ситник жили на оккупированной территории, и летчица не сомневалась, что немцы их убили. Какова же была ее радость, когда самолет пункта обработки разведданных „Восток“ доставил ее близких в Морицфельде!

Залогом благоприятной атмосферы, установившейся в авиагpyппe, было отсутствие разногласий между Холтерсом и Мальцевым. Оба были убежденными сторонниками немецко-русского cотрудничества. Когда в начале марта 1944 года Власов впервые посетил Морицфельде, Холтерс объяснил ему, „что (он) очень и очень счастлив“, что судьба свела его с русскими летчиками, и сделает все, чтобы целиком передать авиагруппу во главе с полковником Мальцевым в состав самостоятельной Освободительной армии. Холтерс добился того, что русских добровольцев полностью сравняли в правах с немецкими солдатами, и капитан Штрик-Штрикфельдт, немецкий помощник Власова, отмечал, что сам рейхсмаршал, попади он в Морицфельде, не сумел бы отличить русских летчиков от немецких[225].

Кроме командования авиагруппой, Мальцев вел успешную нитико-пропагандистскую работу по обе стороны фронта, публи-воззвания в газете, выступал по радио. Он умел убедительно разъяснить добровольцам глубокий смысл их борьбы. О его собственной точке зрения и позиции членов авиагруппы свидетельствуют различные сообщения 1943-44 гг. Так, по словам майора Суханова, русские летчики выражали удовлетворение тем, что сражаются на одном фронте „крыло в крыло... с достойными наследниками славных традиций Рихтхофена“* против общего врага. Они чувствовали себя товарищами немецких летчиков, их братьями по оружию, к которым относились как к равным[226]. Они придавали большое значение сохранению традиций русского воздухоплавания, их кумирами и образцами для подражания были прославленный летчик царского времени Уточкин и героический авиатор первой мировой войны штабс-капитан Нестеров, а также расстрелянный во время сталинских чисток командующий ВВС Красной армии командарм Алкснис и комбриг Чкалов, прославившийся перелетом через Северный полюс.

В отличие от немецких летчиков русские прекрасно знали не только, против чего они воюют, но и цели своей борьбы: они шли в бой за свободную счастливую великую Россию. Газета „Доброволец“ от 23 января 1944 года в фоторепортаже об авиационной группе приводит слова одного из летчиков: „Мы ведем идейную борьбу. Мы боремся за великую и свободную национальную Россию“. Его товарищ признается, что нелегко принимать оружие из рук чужого народа и вступать в борьбу против людей, родных по крови, „но к нашему величайшему горю для честного и смелого русского гражданина нет иного пути“*. Эти люди, прекрасно знавшие, что такое сталинский режим, шли в немецкую армию из патриотических побуждений, они хотели стать „летчиками-патриотами“, „крылатыми бойцами за новую Россию“*, и они были твердо уверены в правоте своего дела. Те, кто считает их немецкими „наемниками“, забывают, что они не получали за это никаких благ, кроме скудного жалованья и обычного фронтового довольствия. Вряд ли эти блага или принуждение могли заставить их начать борьбу на стороне немцев, рискуя собственной жизнью. Вот как объясняли свой приход в Освободительное движение два бывших советских летчика:

Мы — капитан Семен Тимофеевич Бычков и старший лейтенант Бронислав Романович Антилевский, бывшие летчики Красной армии, дважды орденоносцы и Герои Советского Союза — узнали, что сотни тысяч русских добровольцев, вчерашних красноармейцев, сегодня воюют плечом к плечу с немецкими солдатами против сталинского правления. И мы тоже стали в эти ряды*.

В конце концов, никто не мог бы помешать им перелететь на советскую сторону. Но в группе Холтерса-Мальцева не было ни одного случая подобного дезертирства. Правда, несколько летчиков эскадрильи, действовавшей в Белоруссии, скрылись в лесах и, вероятно, ушли к партизанам[227].

Однако, несмотря на все эти успехи, создание авиагруппы при центре обработки разведданных „Восток“ было лишь временной мерой. Простор для осуществления собственных планов открылся перед Мальцевым только после 16 сентября 1944 года, когда пришло, наконец, время выступить с предложениями по созданию собственных военно-воздушных сил РОА. Согласно этим планам, разработанным будущим командующим полковником Мальцевым, ВВС должны были поначалу иметь следующий состав[228]: штаб, авиаформирования — по эскадрилье истребителей и самолетов-штурмовиков, а также звено бомбардировщиков, эскадрилья связи (она же запасная), зенитные формирования — зенитный полк из девяти батарей и зенитный запасный полк из пятнадцати батарей, четыре пропагандистские роты для агитации за линией фронта и работы с русскими добровольцами в Люфтваффе. Первоначально предполагалось, что основной состав достигнет 2 594 офицеров, унтер-офицеров и рядовых, учебный и временный персонал будет насчитывать по меньшей мере 1880 рядовых; материальную часть составят: боевые самолеты (25), учебные и связные (21), а также 96 противозенитных орудий. По договоренности с Власовым Мальцев собирался развернуть ВВС РОА в каком-нибудь малодоступном месте, по возможности в Судетах, собрать экипажи на центральном аэродроме и устроить штаб где-нибудь неподалеку. Русские также брались самостоятельно решать задачи вербовки, политического обучения, организации службы безопасности и санитарной службы. Но при переучивании или обучении русского персонала, при организации информационной и административно-хозяйственной служб и снабжения, а также при добывании самолетов, оружия, транспорта, материальной части и т.д. они зависели от сотрудничества и помощи немцев.

Представляя в конце лета 1944 года свои предложения, Мальцев вполне мог рассчитывать на поддержку ОКЛ. Всяческое содействие Оказывал Мальцеву инспектор иностранных кадров Люфтваффе „Восток“, генерал-лейтенант Ашенбреннер, бывший авиаатташе немецкого посольства в Москве, представлявший предложения Мальцева командованию Люфтваффе в самом выигрышном свете. Но и не старшие офицеры Люфтваффе выступали за военный союз с силами „новой России“ на основе абсолютного равенства, причем к этому их привели убеждения, а не оппортунизм. В этой связи следует назвать прежде всего начальника 8-го (военно-исторического) отдела генштаба ОКЛ генерал-майора Герхудта фон Родена. Будучи начальником штаба 1-го воздушного флота, он 13 мая 1943 года в письме тогдашнему начальнику генштаба ОКЛ генерал-полковнику Ешоннеку подчеркивал „решающее значение“ национального русского движения сопротивления — письмо, однако, не возымело никакого действия[229]. 5 октября 1944 года в докладной записке начальнику генштаба ОКЛ генералу авиации Коллеру фон Роден решительно высказался за крупномасштабное формирование русских ВВС, и именно благодаря этому предложения Мальцева нашли быстрый и благоприятный отклик. Руководство Люфтваффе заявило о безоговорочной готовности освободить в желаемом объеме находившийся под его опекой русский персонал (речь, вопреки утверждениям советской стороны, шла о добровольцах, а не о военнопленных), обеспечить самолеты, оружие, транспорт и т.п., предоставить соответствующие аэродромы и вообще всемерно поддерживать формирование ВВС РОА. Однако на первых порах руководство не могло обеспечить горючее, необходимое для проведения учебных, тренировочных и боевых полетов, трудности возникли также с оружием и орудиями для зенитных формирований. Поэтому было решено постепенно заменить русскими кадрами персонал немецких батарей в районе боевого применения, не снимая с них задач обороны, и затем передать эти формирования в подчинение ВВС РОА. 23 ноября 1944 года генерал-лейтенант Ашенбреннер предложил в качестве мест для формирований аэродром Эгер — для эскадрильи истребителей и прочих авиагрупп, кроме связной эскадрильи, а также для роты связи; аэродром Карлсбад — для дополнительной эскадрильи и для места сбора и проверки летного и технического состава; город Брюкс для зенитно-артиллерийских формирований[230].

19 декабря 1944 года „на основе заявления от 14.11.1944 г. в Праге“ был издан приказ за подписью „рейхсмаршала Великого германского рейха и главнокомандующего Люфтваффе“ Геринга о создании ВВС РОА[231]. Кроме авиаформирований и зенитной артиллерии сюда должны были войти также парашютно-десантные войска и войска связи. В рамках военной авиации предусматривалась, прежде всего, истребительная эскадрилья с 15 истребителями Ме-109 Г-10. Кроме того, ставилась задача постепенно, хотя и в кратчайшие сроки, сформировать :

• штурмовую эскадрилью с двенадцатью штурмовыми самолетами Ю-87,

• эскадрилью бомбардировщиков с пятью средними бомбардировщиками Хе-111,

• эскадрилью связи с двумя самолетами связи Фи-156 и двумя советскими трофейными самолетами У-2,

• запасную эскадрилью с двумя бомбардировщиками Хе-111, двумя штурмовыми самолетами Ю-87, двумя истребителями Бф-109, двумя тренировочными истребителями Ме-108, тремя учебными самолетами У-2.

Персонал запасной эскадрильи, которую на деле можно считать летной школой, должен был состоять из экипажей шести бомбардировщиков, двенадцати штурмовых самолетов и двенадцати истребителей. Было получено разрешение на формирование мобильного зенитно-артиллерийского полка, состоящего из штаба и моторизованного взвода связи, двух тяжелых и одного легкого дивизионов, обладающих повышенной огневой мощью. В тяжелом зенитном дивизионе предусматривался штаб с моторизованным взводом связи, и четыре батареи с шестью противозенитными орудиями калибра 88 мм в каждой; в легком дивизионе — штаб, моторизованный взвод связи, одна батарея с пятнадцатью противозенитными орудиями калибра 37 мм и две батареи по пятнадцать противозенитных орудий калибра 20 мм. Дополнительно предусматривалось формирование парашютно-десантного батальона в обычном составе: штаб со взводом связи, три парашютно-десантных роты, парашютно-десантная рота пулеметчиков, вооружение — пятнадцать легких пехотных орудий или средние минометы. В приказе предусматривалось также одновременное формирование роты связи. Личный состав ВВС РОА должен был на первых порах состоять из 4.500 офицеров, унтер-офицеров и рядовых, но в действительности он скоро превысил эту цифру, так как и зенитный полк, и парашютно-десантный батальон оказались переполнены; кроме того, многие русские проходили специальную подготовку в школах и других заведениях Люфтваффе[232], и какая-то часть выпускников приписывалась к незапланированным формированиям — таким, как пропагандистские части и учебно-запасная рота связи.

В приказе Геринга от 19 декабря 1944 года указывалось, что „руководство формированием находится в руках РОА“. Но окончательно все формальности были урегулированы лишь после назначения Власова 28 января 1945 года главнокомандующим ВС КОНР.

Одновременно было принято решение подчинить ВВС РОА „во всех отношениях“ непосредственно Власову[233]. 2 февраля 1945 года Власов и Мальцев по приглашению рейхсмаршала приняли участие в совещании в Каринхалле[234]. Ход совещания полностью удовлетворил русских представителей, в значительной мере благодаря тому, что Геринг пошел на уступки в вопросе об изменении условий жизни для так называемых „восточных рабочих“. В соответствии с решением, принятым на совещании, и на основании приказа начальника генштаба ОКЛ генерала Коллера от 4 марта 1945 года, русские ВВС в организационном плане окончательно отделялись от немецких. Мальцев, еще в феврале ставший по представлению Власова генерал-майором, получил полномочия командующего ВВС РОА, по официальной номенклатуре — „командующего военно-воздушными силами КОНР“ или „начальника военно-воздушных сил народов России“, и ему были подчинены военная авиация, зенитная артиллерия, парашютно-десантные войска и войска связи ВВС РОА.

Своим личным адъютантом Мальцев назначил лейтенанта Плющева, начальником канцелярии — капитана Г. Петрова. Штат штаба ВВС РОА, утвержденный главнокомандующим 13 февраля 1945 года, выглядел следующим образом[235]:

Командующий: генерал-майор В. И. Мальцев. Начальник штаба: полковник А. ф. Ванюшин. Адъютант штаба: капитан Н. Л. Башков. Офицер для особых поручений: майор Б. Климович. Начальник оперативного отдела: майор А. Меттль. Начальник отдела безопасности: майор В. П. Тухольников. Начальник отдела кадров: капитан Науменко. Начальник отдела пропаганды: майор А. П. Альбов. Редактор газеты „Наши крылья“: А. Усов. Военный корреспондент: лейтенант Жюно. Начальник юридического отдела: капитан Крыжановский. Начальник интендантской службы: лейтенант Г. М. Голеевский. Начальник санитарной службы: подполковник доктор Левицкий.

Военные врачи: капитан Добашевич, капитан В. А. Мандрусов. Командир взвода охраны: старший лейтенант В. Васюхно. Кроме того, при штабе находился генерал-майор царской армии П. X. Попов с группой эвакуированных из Югославии кадетов младших классов „1-го Русского имени Великого Князя Константина Константиновича кадетского корпуса“, из которых старший лейтенант Фатьянов сформировал взвод особого назначения.

При назначении на командные посты генерал-майор Мальцев руководствовался исключительно интересами дела, не проводя никаких различий между бывшими советскими офицерами и офицерами царской или добровольческой армий времен гражданской войны, предложившими свои услуги РОА. Штаб должен был приступить к работе в ближайшее время — поэтому большинство вакансий заняли старые эмигранты, хотя среди боевых офицеров они составляли меньшую часть. Среди эмигрантов выделялась группа бывших царских офицеров, которые в промежутке между войнами служили в авиации армии югославского короля, а затем — в Русском корпусе: полковники Л. И. Байдак и Антонов, подполковник Р. М. Васильев, майор С. К. Шебалин, командир авиационного полка югославской армии, а также старшие лейтенанты Филатьев, М. А. Гришков, Лягин, Потоцкий и другие[236]. Майор Альбов был корреспондентом лондонской газеты „Дейли Мейл“ и американского агентства „Ассошиэйтед Пресс“ в Белграде. Майор М. Тарновский жил в Чехословакии. Но наряду со старыми эмигрантами ключевые посты в штабе занимали также и бывшие советские офицеры — сам начальник штаба, полковник Ванюшин, начальник оперативного отдела майор Меттль, начальник отдела безопасности майор Тухольников и другие. Большинство бывших советских летчиков, вошедших в состав ВВС РОА, давно присоединилось к Освободительному движению, и 4 февраля 1945 года, во время первого смотра авиачастей, находившихся в стадии формирования, Власов многим вручил боевые награды[237]. Ордена получили: майоры С. Т. Бычков, Илюшин, А. Меттль, капитаны Б. Р. Антилевский, С. Артемьев, Арзамасцев, Науменко, Д. Соколов, старшие лейтенанты Кузнецов, П. Пескоголовец, В. Шиян, лейтенанты А. Алексеев, А. Григорьев, А. Ярославец, И. Ляхов, Н. Лушпаев, В. Пискунов, М. Сашин, Н. Щербина, П. Сердюк, Г. Школьный, А. Скобченко, О. Соколов, В. Строкун и П. Воронин. Влилась в ВВС и большая группа молодых офицеров, которые еще совсем недавно воевали на советской стороне против немцев и встали „под знамена КОНР“ лишь несколько месяцев назад; среди них — капитаны А. Иванов и В. Микишев, старший лейтенант И. Стежар, лейтенанты И. Бачурин, В. Беликин, Н. Чебыкин, Г. Хамитов, С. Цургин, В. Грилев, Г. Юла, А. Новосельцев, И. Петров, И. Попонин, В. Рвачев, В. Сининых, Е. Табулья и другие.

11 марта 1945 года газета „Наши крылья“ опубликовала „Открытое письмо“ двенадцати членов этой группы Власову и Мальцеву, яркое свидетельство боевого духа летчиков[238]:

Перед лицом свободолюбивых русских людей и всего мира мы открыто заявляем: мы, нижеподписавшиеся русские летчики, вступаем в ряды Русской Освободительной армии и торжественно клянемся отдать все наши силы, а если понадобится — то и жизнь за освобождение нашей родины от большевизма. Мы ждем только приказа, чтобы взять в руки штурвалы наших самолетов и направить наши машины в бой за светлое будущее нашей любимой родины*.

В общем и целом такое соединение разнородных элементов оказалось вполне удачным, так как все добровольцы были твердо убеждены в том, что своей работой они вносят вклад „в великое дело создания ВВС РОА“. Конечно, полностью преодолеть пропасть между старыми эмигрантами и новыми добровольцами не удалось, и противоречия между ними принимали порой самые причудливые формы. Например, бывшие члены Русского корпуса образовали внутри зенитного полка особый круг, в который не допускались другие офицеры. К тому же проводимая Мальцевым политика интеграции отнюдь не всегда вызывала одобрение авторитетных представителей высшего командования, в политическом отношении ориентировавшихся на идеи НТС, что, в свою очередь, не устраивало Мальцева. Судя по рассказам очевидцев, Мальцев с его либеральными и внепартийными взглядами не пользовался популярностью среди ведущих офицеров Освободительной армии (исключение составлял Власов, с которым у Мальцева установились тесные доверительные отношения). Даже назначенный РОА городской комендант Мариенбада генерал-майор Благовещенский относился к командующему ВВС с подчеркнутой сдержанностью и свел служебные контакты с ним до минимума[239].

Зато отношения Мальцева с Ашенбреннером развивались наилучшим образом. Хотя официально ВВС РОА с 5 марта 1945 года — а фактически с 4 февраля подчинялись исключительно и „во всех отношениях“ Власову, на стадии формирования они зависели от помощи немцев, прежде всего в вопросах материально-технического снабжения и при подготовке кадров в немецких учебных заведениях. Для ускорения дела было решено, не ущемляя командных полномочий Мальцева, поручить формирование парашютно-десантного батальона РОА генералу, командующему учебными и запасными группами немецкой парашютно-десантной армии, а формирование зенитного полка — командованию воздушного флота „Рейх“. Урегулированием возникавших в связи с этим вопросов надлежало заняться Ашенбреннеру, оказавшемуся вследствие этого в двойственном положении. В качестве инспектора восточных кадров Люфтваффе он отвечал за русских добровольцев и советских пленных, значительное число которых осталось в Люфтваффе. Ему непосредственно подчинялись особый лагерь Люфтваффе „Восток“, Восточные пропагандистские роты Люфтваффе, а также запасная эскадрилья „Восток“. С другой стороны, он выступал также в качестве представителя высшего командования ОКЛ при полномочном генерале немецкого вермахта при КОНР и был советником начальника генштаба ОКЛ по делам РОА. Согласно служебному предписанию, составленному им самим и вступившему в силу 1 февраля 1945 года, в обязанности инспектора входило консультировать ВВС РОА и оказывать им поддержку в организации, вооружении и подготовке кадров, а также прислушиваться ко всем пожеланиям и просьбам представителей ВВС РОА и доводить их до сведения соответствующих учреждений вермахта[240].

При выполнении своих задач Ашенбреннер, несколько позже по личной договоренности взявший на себя также функции полномочного генерала вермахта при КОНР, пользовался услугами штаба связи при штабе ВВС РОА, во главе которого в качестве его личного представителя стоял сначала полковник генштаба Зорге, а затем, с 1 марта 1945 года, подполковник генштаба Гофман. Во все формирующиеся части были немедленно разосланы немецкие офицеры связи и инструкторы, в задачи которых входило, в частности, материальное оснащение аэродромов, доставка самолетов, оружия и боеприпасов, инструктаж русских кадров и контакты с немецкими службами. Ни генерал-лейтенант Ашенбреннер, ни его штаб и офицеры, подчиненные ему, не имели никаких командных полномочий по отношению к органам ВВС РОА, выполняя исключительно консультативные функции. Так что утверждение советских специалистов, будто Ашенбреннер был начальником Мальцева, а русские были подчинены немцам[241], — абсолютно неверно. Достаточно прочитать служебные инструкции для инспектора восточных кадров Люфтваффе, а также описание полномочий командующего ВВС РОА. Ашенбреннер сам придавал большое значение строгому соблюдению принципа автономии и самостоятельности ВВС РОА и побуждал офицеров связи и инструкторов рассматривать русских как представителей союзной державы. Это подтверждает и бывший адъютант Мальцева Плющев-Власенко[242]:

Чины штаба генерала Ашенбреннера, офицеры связи и инструктора никогда не вмешивались в дела командиров русских частей... Везде царила атмосфера взаимопонимания, уважения и полного доверия*.

Если на стадии формирования и возникали какие-то трудности, они решались в дружеских беседах Мальцева с Ашенбреннером.

Изменение статуса РОА, санкционированное Герингом, отразилось и на внешнем виде солдат. 6 февраля 1945 года по приказу Мальцева немецкие кокарды были заменены русскими, вместо немецких эмблем солдаты и офицеры надели нарукавную повязку с эмблемой РОА. Отныне решающими для солдат стали указания главнокомандующего Освободительной армией. Мальцев в начале февраля 1945 года договорился в Карлсбаде с митрополитом Анаста-сием о назначении военных священников в авиаформирования — такого в Люфтваффе не было. Большое значение придавалось изображению на фюзеляже и крыльях самолетов символа РОА — голубой андреевский крест на белом фоне. На русской стороне готовились к крупной пропагандистской акции за линией фронта, и такие национальные символы должны были произвести особый эффект. Но после некоторых колебаний организационный штаб ОКЛ был вынужден запретить это мероприятие — для маркировки самолетов в таком роде требовалась предварительная международная нотификация. Было, однако, дано согласие скомбинировать германскую эмблему с андреевским крестом, по образцу маркировки самолетов итальянских ВВС[243]. Аналогичные правила действовали также и на советской стороне. Самолеты отдельного истребительного полка „Нормандия-Неман“, созданного по договоренности генерала де Голля с советским правительством, в конце войны имели лишь советские опознавательные знаки, хотя члены полка считали себя „представителями воюющей Франции“ и экипажи самолетов носили французскую форму[244].

Как именно протекало формирование русских ВВС? После приказа об их формировании от 19 декабря 1944 года штаб ВВС РОА, находившийся сначала в Карлсбаде, а затем — с 10 февраля 1945 года — в Мариенбаде, приступил к активному осуществлению уже разработанных планов.

Первый авиационный полк с соответствующими техническими и аэродромными службами был сформирован в Эгере[245]. Командиром полка стал полковник Л. И. Байдак, начальником штаба майор С. К. Шебалин, адъютантом — лейтенант Г. Школьный. Благодаря хорошо налаженному сотрудничеству группы русских офицеров-летчиков с немецкой группой связи удалось в кратчайшие сроки подготовить аэродром, ангары, лагерь и казармы, обеспечить доставку самолетов, горючего, оружия и боеприпасов и укомплектовать полк к декабрю 1944 года. В донесении начальнику генштаба ОКЛ от 14 января 1945 года Ашенбреннер сообщает, что летчики истребительной эскадрильи — „вполне квалифицированы“, но другие экипажи и наземный обслуживающий персонал нуждаются в дополнительной подготовке[246]. Быстрее всего была сформирована 5-я истребительная эскадрилья имени полковника Казакова под командованием Героя Советского Союза майора С. Т. Бычкова. Эскадрилья, переведенная в конце февраля из-за перегрузки летного поля в Эгере в Немецкий Брод, насчитывала 16 истребителей МЕ-109 Г-10 и, по расчетам Ашенбреннера, могла быть задействована „для боев на востоке“ в марте (майор Грассер после проверки уточнил, что это будет возможно лишь в апреле)[247]. 2-я эскадрилья бомбардировщиков под командованием Героя Советского Союза капитана Б. Р. Антилевского тоже в целом комплектовалась вполне успешно. Так как Мальцев, зная о советском превосходстве в воздухе, считал использование самолетов днем менее выгодным, а русские экипажи обладали значительным опытом в ночных боях, по его приказу от 28 марта 1945 года соединение было преобразовано в 8-ю эскадрилью ночных бомбардировщиков. В ней имелось 12 легких бомбардировщиков Ю-88[248]. Велись приготовления к тому, чтобы „тактически и пропагандистски“ использовать 5-ю истребительную эскадрилью и 8-ю эскадрилью ночных бомбардировщиков совместно в рамках дивизий РОА. Организационный штаб ОКЛ 5 апреля 1945 года дал согласие сделать их „на время пребывания в распоряжении 600-й и 650-й дивизий РОА“ независимыми от основной организации и предоставить им необходимые для этой цели специальные транспортные средства[249]. Обе эскадрильи как „самостоятельные боевые группы ВВС РОА“ были готовы к применению на фронте в середине апреля 1945 года.

В процессе формирования находились и прочие авиационные соединения 11-я эскадрилья бомбардировщиков, 14-я эскадрилья связи и учебно-запасная эскадрилья, но 15 февраля 1945 года начальник генштаба ОКЛ генерал Коллер, исходя из необходимости максимальной экономии горючего, приказал приостановить их развертывание[250]. Формирование ВВС РОА, однако, продолжалось за спиной начальника генштаба, что свидетельствует об энергии Ашенбреннера, а также о том, что он располагал поддержкой различных учреждений Люфтваффе[251]. Приостановилось лишь формирование эскадрильи бомбардировщиков: там никак не могли прийти к единодушному решению относительно того, какие самолеты более пригодны для целей РОА — Хе-111 или, как хотел Ашенбреннер, Хс-123 (Хс-129). Сохранилось ядро 3-й разведывательной эскадрильи под командованием капитана Артемьева, располагавшей для фотографирования местности тремя самолетами-разведчиками ближнего действия Фи-158, которые использовались также в качестве самолетов связи, а также одним реактивным самолетом Ме-262. К концу марта 1945 года были заложены основы 4-й транспортной эскадрильи под командованием майора М. Тарновского, располагавшей вначале двумя транспортными самолетами Ю-52. В задачи эскадрильи входило сбрасывание парашютных десантов в тылу врага. Кроме того, полностью укомплектована была 5-я учебно-тренировочная эскадрилья — имевшая по два Ме-109, Ю-88, Фи-156, У-2 и по одному Хе-111 и До-17; при ней существовала школа летчиков, развернувшая активную учебную работу под командованием начальника учебного штаба майора Тарновского.

В отличие от летных подразделений, 9-й полк зенитной артиллерии под командованием подполковника Р. М. Васильева (адъютант — лейтенант Гришков) не удалось обеспечить оружием и боеприпасами в предполагаемом объеме. В принципе в районе формирования ВВС РОА предполагалось заменить персонал немецких орудийных батарей русскими кадрами и затем постепенно, повзводно передать их командующему. Но в этих местах — Плана и Мис — немецкие зенитные части не стояли и, соответственно, не было подвоза оружия и боеприпасов. Поэтому Ашенбреннер был вынужден 12 марта 1945 года предложить начальнику генштаба ОКЛ вооружать русский зенитный полк — насчитывавший уже 2 800 человек — в основном трофейным оружием[252]. Между тем объем ВВС РОА к тому времени уже превзошел первоначально планируемые рамки. В Нейерне (Нырско) формировалась 6-я рота связи под командованием майора Лантуха. 16 февраля 1945 года в Дрездене, в казарме Короля Георга, началось формирование 1-го моторизованного подразделения 12-го полка строительства и телеграфной и воздушной связи „РОА“ под русским командованием[253]. Власов согласился на временное использование этого подразделения в системе связи Люфтваффе и выразил уверенность, что этот полк в случае использования РОА на фронте, и особенно при возможном „продвижении на русскую территорию“, будет подчинен исключительно его командованию.

В конце марта 1945 года, учитывая все ухудшавшееся военное положение и трудности, связанные со специальной подготовкой, особенно зенитного полка, Ашенбреннер и Мальцев решили подготовить наземные подразделения ВВС для применения в качестве пехоты, а также создать условия для объединения подразделений аэродромно-технического обеспечения в боевое формирование в виде бригады или дивизии с целью поддержки сухопутных сил РОА на Востоке. Важное место отводилось при этом парашютно-десантному батальону в Кутной Плане (Плана Ходова), сформированному за несколько месяцев до того из бывших членов советских воздушно-десантных войск под командованием подполковника Коцаря (начальник штаба — майор Безродный, командир одной из рот — старший лейтенант Сперанский). Основательную тактическую подготовку проводили здесь опытные русские и немецкие офицеры-десантники, батальон был хорошо экипирован автоматическим оружием и боеприпасами и по праву мог претендовать на звание гвардейского. Мальцев и Ашенбреннер уделяли ему особое внимание. В апреле 1945 года полк был готов выполнить любое боевое задание в тылу противника[254].

Впрочем, к тому моменту вопрос о применении на фронте сменился другой задачей — спасти подразделения РОА ввиду надвигавшегося поражения Германии. Правда, ВВС РОА все же пришлось вступить в бой с частями Красной армии: 13 апреля 1945 года самолеты эскадрильи ночных бомбардировщиков поддержали наступление 1-й дивизии РОА на советский плацдарм Эрленгоф, к югу от Фюрстенберга[255]. 15 апреля Власов сообщил Мальцеву в Мариенбад о намерениях верховного командования стянуть все вооруженные силы КОНР, в том числе 15-й Казачий кавалерийский корпус и Русский корпус, к востоку от Зальцбурга или в Богемии. Только таким образом, „собрав в кулак все наши части“, как выразился Власов, можно было продемонстрировать истинный масштаб РОА, рассчитывая привлечь внимание и интерес англо-американского командования. За этим планом стояло желание спасти армию от гибели удалось же это когда-то генералу Врангелю! Власов намеревался отправиться в Прагу и попробовать вступить в контакт с чешским национальным движением[256]. Он договорился с Мальцевым, чтобы тот к вечеру 18 апреля подготовил самолеты для перевода при необходимости на резервные аэродромы, где их будут ждать запасы горючего и боеприпасов. В случае, если не удастся достичь временного союза с чехами до прихода американцев, самолеты предполагалось официально передать Ашенбреннеру, а подразделения ВВС РОА 20 апреля 1945 года перебазировать по суше к югу. Для соединения с остальными частями РОА Мальцев предложил район Будвайс — Линц. Полковник Ванюшин и старший лейтенант Плющев немедленно составили соответствующий приказ, который командующий тут же подписал.

Излишне объяснять, что планы Власова были обречены с самого начала: во-первых, американцы не собирались вступать в Богемии в какие-либо соглашения, направленные против советских союзников, во-вторых, они не рассчитывали продвинуться дальше Пльзеня. Переговоры с чешским генералом Клецандой тоже ничего не дали. Как сообщил Власов по телефону из Праги 17 апреля 1945 года, руководители чешского национального движения заняли уклончивую позицию. Поэтому он предложил, при поддержке Ашенбреннера, начать подготовку по отводу подразделений из Мариенбада. Вывод войск 20 апреля — лишнее свидетельство внутренней сплоченности и оптимизма, царившего в рядах ВВС РОА до самого конца. Это подтверждается воспоминаниями лейтенанта авиации Хаким-оглу, волжского татарина, незадолго до того переведенного из Потсдама[257]. 20 апреля 1945 года после полудня штаб, части авиационного полка, технические службы и взвод охраны, с флагами на правом фланге, построились перед штаб-квартирой, расположенной в гостинице „Люкер“[258]. Полковник Ванюшин перечислил в рапорте собравшиеся подразделения, затем с короткой речью выступил Мальцев. Он призывал даже в этих трудных условиях соблюдать воинскую дисциплину, считая это необходимым условием для спасения личного состава подразделений. В эти дни Мальцев явно еще надеялся, что „в новых обстоятельствах и новой политической ситуации“* возможно продолжение освободительной борьбы. Только в этом смысле можно истолковать заключительные слова его речи :

Я глубоко верю в конечную победу идеи Русского освободительного движения и в освобождение нашей страны от проклятого коммунистического режима. Армия и народ помогут нам. А теперь, мои храбрые орлы, вперед к победе! Да здравствует свободная Россия!*

В 14.30 войска двинулись в путь, намереваясь в тот же вечер соединиться в Кутной Плане с парашютно-десантным батальоном. В полном боевом порядке, выставив охранение с фронта и с флангов, но имея строгий приказ избегать столкновений с немецкими или американскими частями, 21 апреля они достигли Планы, где к ним присоединился зенитный полк. 23 апреля в Нейерне в марш влились части связи ВВС. По дороге по просьбе делегации офицеров во главе с капитаном Якитовичем они приняли в свои ряды около 800 человек — остатки 1-го полка белорусской дивизии „Беларусь“. Связи с Власовым и штабом армии не было, с 1-й и 2-й дивизиями РОА — тоже, но 24 апреля к великому облегчению Мальцева в Нейерне появился Ашенбреннер.

Сразу же был созван военный совет, в котором кроме Мальцева и Ашенбреннера и их адъютантов Плющева и Бушмана приняли участие полковники Ванюшин и Байдак, а также майоры Альбов и Меттль. Ашенбреннер сообщил о военном положении, обрисовав его в самых мрачных тонах: окончательное поражение вермахта — дело нескольких дней, повсюду хаос и паника, добраться до Линца или Будвайса невозможно. Бесперспективной казалась Ашенбреннеру также и попытка соединиться с 1-й дивизией РОА, которая с неизвестной целью „маневрировала“ в области действий группы армий под командованием фельдмаршала Шернера. Так как американцы, скорее всего, уже достигли линии Фюрт — Кам — Фихтах и в любую минуту могли наткнуться на войска РОА, Ашенбреннер считал нужным немедленно начать переговоры с противником, чтобы, независимо от других частей РОА, сдать в плен формирования ВВС и тем самым даже, может быть, „открыть дверь“ для остальных частей РОА. Немецкий генерал по собственному почину уже предпринял первые шаги в этом направлении, послав 23 апреля к американцам капитана запаса Оберлендера, ученого, хорошо знавшего восточную проблематику. Оберлендер встретился с начальником штаба 12-го корпуса 3-й американской армии бригадным генералом Кенином[259], ему удалось даже заинтересовать американца, однако тот полагал, что переговоры о сдаче в плен должны вестись на более высоком уровне. Поэтому Ашенбреннер предложил Мальцеву как командующему ВВС РОА и доверенному лицу Власова немедленно отправиться вместе с ним — в качестве полномочного генерала вермахта — к американцам, чтобы подробно обсудить сдачу в плен. Давая этот совет, Ашенбреннер показал себя поистине бескорыстным другом и советником руководства РОА. Все его поведение настолько явно диктовалось заботой о сохранении хотя бы личного состава ВВС РОА, что Мальцеву оставалось лишь с благодарностью согласиться[260]. После короткого обсуждения было решено вести переговоры о предоставлении членам ВВС статуса политических беженцев. На время отсутствия Мальцева командующим ВВС оставался начальник штаба полковник Ванюшин. Войска получили приказ выйти на Цвизель и, если командующий не вернется к 27 апреля, предпринять попытку пробиться на Пассау — Линц. Ашенбреннер пообещал оказать всяческую поддержку Ванюшину в его попытках восстановить связь с армейским штабом или другими частями РОА.