Глава 15 Сельскохозяйственная катастрофа 1963 года
Глава 15 Сельскохозяйственная катастрофа 1963 года
В 1963 году в некоторых областях СССР случилась засуха, но не сильная и не на большой территории. И тем не менее эта засуха обернулась катастрофой, грозившей голодом обширным районам страны. В 1953 году, который также был неурожайным, Хрущев обвинил Маленкова в том, что для ликвидации последствий неурожая он решил продавать населению стратегические запасы зерна из государственных резервов. Хрущев считал, что стратегические запасы зерна неприкосновенны. Засуха 1963 года не вызвала сначала большого беспокойства у населения. Почти восемь лет официальная пропаганда утверждала, что производство продовольствия в стране почти удвоилось по сравнению с 1953 годом. Конечно, думал каждый, могут быть неурожаи, но за восемь-девять лет государство накопило достаточные резервы, чтобы избежать серьезных проблем. Но уже в сентябре 1963 года, накануне десятой годовщины знаменитого поворотного пленума ЦК КПСС, в обширных южных районах СССР, на Украине, Северном Кавказе, в Закавказье и других местах резко ухудшилось снабжение населения хлебом. У магазинов появились длинные очереди, люди стояли часами, чтобы купить два-три килограмма хлеба. По всей стране ввели норму продажи хлеба в одни руки. Мука же полностью исчезла в прилавков. В Москве и Ленинграде положение было удовлетворительное, но в столицу из ближайших городов начали приезжать тысячи людей за продуктами. Вскоре стало очевидно, что государственных резервов зерна в СССР нет.
По всем расчетам урожай 1963 года не мог обеспечить страну продовольствием до нового урожая в 1964 году в условиях свободной продажи. Следовало опять вводить карточную систему, нормирование продовольствия, отмененное после войны в 1947 году.
Для Хрущева это стало большой личной катастрофой. Было очевидно, что голод в южных районах страны вызовет сильное недовольство и дальнейший кризис сельского хозяйства, который нельзя будет быстро преодолеть. Предотвратить это могли только грандиозные закупки зерна и продовольствия за границей, но в СССР не имелось для этого достаточных запасов твердой валюты. Хрущев принял смелое решение – использовать для покупки зерна не только имеющиеся небольшие резервы валюты, но и золотой запас страны. На лондонский золотой рынок были отправлены многочисленные слитки золота, первая партия была в 500 тонн. Торговые делегации стали скупать зерно во многих странах, в основном в Канаде, в Австралии, в Европе, немного – в США. Всего было, по-видимому, закуплено около 12–15 миллионов тонн и это, вместе с закупками другого продовольствия, помогло избежать голода, хотя снабжение населения продуктами было, конечно, хуже, чем в 1962 году.
Продовольственная катастрофа 1963 года, вызвавшая впервые в истории СССР и России столь значительные закупки зерна за границей, не была, однако, результатом только засухи, а следствием многих причин, накапливавшихся с 1959 года. Когда в 1959 году выяснилось, что сельское хозяйство СССР не выполнило слишком завышенных требований нового семилетнего плана, то, как это часто бывает, обвинения легли на колхозы и на колхозников. Одно из них состояло в том, что колхозники слишком мало работают в колхозах и слишком много времени уделяют своему личному приусадебному хозяйству. Кроме того, повышенные обязательства по сдаче мяса государству толкали многих администраторов на принудительные закупки коров и другого скота у колхозников, хотя это полностью противоречило политике сентябрьского пленума ЦК в 1953 году. Лишь за один 1953 год колхозы и совхозы закупили у колхозников и рабочих совхозов более 3 млн коров, а в 1960 году поголовье скота в личном пользовании людей уменьшилось еще на 2,5 млн голов. Общее количество коров в личном пользовании в 1960 году стало меньше уровня 1953 года. В 1961 и 1962 годах Хрущев продолжал эту политику давления на личные хозяйства колхозников и рабочих совхозов, стараясь экономическим принуждением заставить их интенсивнее работать в колхозах, быть более зависимыми от колхозного производства. На 1 января 1963 года в личном пользовании колхозников было только около 10 миллионов коров [46] вместо 22 миллионов в 1958 году. Значительно уменьшилось и количество свиней, овец, коз и разной птицы. В то же время принудительно закупаемый у колхозников скот не был достаточно обеспечен кормами на колхозных фермах. На Украине, например, при увеличении количества скота на колхозных фермах в 1959–1962 годах на 43 % количество кормов увеличилось только на 1 % [47] . Поэтому в целом ни производство мяса, ни производство молока не росли пропорционально увеличению поголовья «общественного» скота, а практически не менялись или даже снижались. Но из-за дополнительных 10 миллионов необеспеченных кормами коров (раньше колхозники их все же кормили без помощи государства) резко возросли потребности колхозов в кормовом зерне и уменьшилось количество зерна, проданного государству. Колхозы могли бы постепенно увеличивать поголовье скота пропорционально росту кормовой базы, но не за счет конфискации коров у колхозников. Обещания, что их будут снабжать молоком, маслом и мясом из колхозных фондов, не выполнялись, тем более что даже снабжение городов молоком и мясом ухудшилось и из-за недостатка кормов надои в среднем на одну корову снизились по стране по сравнению с 1958 годом.
Одновременно ограничивалось пригородное животноводство, которое раньше поощрялось. Хрущев, объявивший в 1953 году, что и горожане, и жители небольших поселков могут заводить скот, в 1959 году внес на рассмотрение Верховного Совета специальный указ о запрещении горожанам держать скот в своих хозяйствах. Указ этот был принят, и в народе его прозвали в народе «скотским». Он был принят главным образом из-за того, что государство не могло, как раньше, продавать корма для личного скота, их не хватало и для колхозов. Поэтому некоторые жители пригородных районов стали скупать на корм животным печеный хлеб. Продажа и скармливание печеного хлеба скоту были объявлены преступлением, за которое наказывали лишением свободы. Все эти меры вызвали недовольство населения и особенно крестьян, и отнюдь не привели к повышению производительности труда. Зато резко снизилось производство продовольствия в частном секторе, и это поставило в зависимость от централизованного государственного и общественного снабжения несколько десятков миллионов крестьянских семей.
В 1959 году были предприняты и другие меры по ограничению производства на приусадебных хозяйствах – повторение ошибок Сталина. В 1959–1962 годах на приусадебных участках колхозников и рабочих совхозов даже посевы картофеля уменьшились на 1,5 миллиона гектаров. Резко уменьшились и посевы кормовых культур – следствие мер по ограничению индивидуального животноводства. Поэтому продажа продовольствия на колхозных рынках (свободная торговля) в 1959–1962 годах заметно снизилась, а цены возросли. В печати началась большая кампания против личных хозяйств, их объявили пережитком капитализма и частного землевладения. Колхозников, продававших свои продукты на рынках, в печати стали открыто называть спекулянтами. В то же время личные подсобные хозяйства и в 1962 году имели в общем балансе продовольствия в стране очень большое значение. По подсчетам экономистов, в конце 50-х годов около 80 % продуктов, производимых в личных хозяйствах, потребляла крестьянская семья, и только 20 % продавали на рынке. И эти 20 % составляли не менее 50 % свежих овощей и 30 % свежих фруктов, продаваемых в городах. Нелепая политика принудительного сокращения этого сектора привела к тому, что в 1963 году от государственных заготовок кормов зависело на 10–12 миллионов коров (не считая другого скота) больше, чем в 1958 году; кроме того, от них зависело не только увеличившееся население городов и рабочих поселков, но и не менее 30–40 миллионов крестьян, собственная инициатива которых была искусственно снижена. При таком положении даже перевыполнения планов производства зерна и другой сельскохозяйственной продукции не хватило бы, чтобы наладить снабжение населения страны и обеспечение животноводческих ферм кормами. Любые, даже незначительные, сокращения планового производства из-за природных явлений тем более вели к катастрофе.
Но засуха 1963 года не была, как уже отмечалось, слишком сильной. Она достаточно ощутимо ударила по всей экономике страны не только из-за упомянутых выше непродуманных реформ Хрущева, но также из-за ликвидации в 1962 году чистых паров. При высокой засоренности полей в СССР и необеспеченности сельского хозяйства удобрениями (прежде всего химическими), чистые пары в севооборотах играли и в 1961–1962 годах большую роль. Веками русский крестьянин знал, что если одно поле с осени вспахать и оставить чистым, весной вновь вспахать и периодически культивировать для борьбы с сорняками, то за лето такое поле накапливает питательные вещества, влагу и готово к раннему посеву озимых культур, например озимой пшеницы в конце августа. Только в нашем веке наука доказала, что чистый пар накапливает азот за счет особых микробов – азотобактера и другие питательные вещества и сохраняет влагу благодаря хорошей структуре почвы. Озимые, посеянные по чистому пару рано осенью или поздним летом, набирали за осень большую зеленую массу и уходили под зиму окрепшими с хорошей корневой системой. Весной они быстро давали репродуктивный рост и ранний урожай, собиравшийся до наступления обычных на юге засух второй половины лета. Это обеспечивало озимым зерновым культурам большие преимущества перед яровыми. Но Хрущев и многие его советники считали, что чистый пар – это просто пустое поле и неразумно оставлять его незасеянным. Особенно влиял на Хрущева в этом отношении директор Алтайского сельскохозяйственного института Г. А. Наливайко, а также американский фермер из Айовы Гарст. Но они оперировали неверными данными, которые были хороши для интенсивного сельского хозяйства, обеспеченного гербицидами для борьбы с сорняками и достаточными запасами удобрений для питания растений.
Хрущев, как обычно, не умел ждать и принимал решения, исходя из текущих потребностей. В 1960 году чистые пары занимали в СССР около 18 млн гектаров, в 1962 году под давлением Хрущева развернулась кампания по их ликвидации, и не менее 11–12 млн гектаров, отводившихся по плану под чистые пары, засеяли пропашными культурами. Но это не оправдало надежд Хрущева. Хотя в 1962 году за счет ликвидации паров увеличилась площадь посевов зерновых на 8 млн гектаров, урожай был немного больше, чем в 1961 году. Но из-за отсутствия чистых паров в 1962 году озимые культуры посеяли на месяц-полтора позже оптимального срока и на полях из-под других культур. К зиме эти посевы не смогли обеспечить нужного развития корневой системы и зеленой массы, остались слабыми. А зима 1963 года выдалась суровой, и это их погубило. Озимые, которые посеяли по чистым парам (еще было несколько миллионов гектаров), эту зиму выдержали хорошо. Засуха в 1963 году наступила во второй половине лета. Озимые, посеянные по чистым парам, не пострадали, в отличие от яровых, посеянных взамен погибших зимой озимых позднего высева, и яровых культур на целине. По непаровым предшественникам яровые на целине погибли полностью, а по чистому пару озимые и там дали неплохой урожай. Но они занимали слишком небольшие площади.
Таким образом, именно ошибки 1962 года сделали засуху 1963 года более опасной, чем она в действительности была – такие засухи и раньше случались, но без столь серьезных последствий.
Хрущев понял, хоть и с опозданием, свою ошибку и на пленуме ЦК КПСС в декабре 1963 года с многими оговорками признал необходимость чистых паров для областей СССР, подверженных периодическим засухам. Все работники сельского хозяйства, сидящие в зале, прекрасно понимали, что именно из-за ликвидации в 1962 году 11–12 млн гектаров чистых паров приходилось покупать теперь за границей те 12 млн тонн зерна, которые с этих-то ликвидированных паров и можно было бы получить без всяких хлопот (а то и 20–25 млн тонн), поэтому разрешение Хрущева восстановить в севооборотах чистые пары они встретили бурными аплодисментами. Так они выражали надежду на то, что в магазинах исчезнут очереди за хлебом из канадской пшеницы, мясом из Аргентины, маслом из Дании, яйцами из Польши, курами из Болгарии и овощами из Румынии и Болгарии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.