Глава 18 Мы с отцом переправились…
Глава 18
Мы с отцом переправились…
…на пароме из Пуэрто-Вальярты прямо в Ла-Пас, чтобы уж наверняка не напороться на тех federales. Из Ла-Паса поехали по шоссе Баха на север, по направлению к дому. В Тихуане мы сходили на корриду. Я болел за быка.
Ночь мы провели в отеле в Сан-Диего, а когда отец разбудил меня на следующее утро, машина уже стояла у маминого дома в Топанга-Бич. Он открыл дверцу в боковую галерею, и я прислушался, не раздаются ли в коридоре шаги Ника. Отец постучал в стеклянную раздвижную дверь.
– Хей-хей, – улыбнулась мама, открыв дверь. – А вот и наша сладкая парочка.
Я скользнул внутрь. Она наклонилась и поцеловала меня.
– Привет, мам, – сказал я.
– Ты посмотри на него… Коричневый, как шоколадка.
Отец вошел в кухню и направился к холодильнику. Мама похлопала меня по затылку:
– Норман, у тебя сильно посветлели волосы, – отметила она. – Ну, как путешествие?
– Хорошо, – ответил я.
Отец надкусил персик, закрыл холодильник и внимательно поглядел на меня из-за маминого плеча. В его взгляде не было и следа винтовочных стволов, выстрелов или дней, проведенных в затерянном селении, – одно лишь сладостное воспоминание о катании в трубах да отблеск солнечного света.
– То есть все оказалось не так плохо, как ты думал? – уточнила мама.
Я покачал головой.
* * *
Только за ужином я спросил про Ника.
– Он уехал на пару недель, – ответила мама.
Я включил свой любимый сериал «Все в семье», и мы с мамой доедали ужин, глядя в телевизор. В первую же рекламную паузу я рассмотрел ее лицо. Ни синяка, ни царапины – глаз ничем не отличался от другого.
* * *
До конца августа дома было спокойно. Пару недель у мамы не было занятий, и я просто болтался по Топанге, катался на скейте, занимался серфингом и играл с Чарли и Санни. Все вокруг постоянно говорили о принудительном отчуждении – я так понял, что государство, или штат, или кто-то еще пытается вышвырнуть нас с пляжа. Люди считали, что они вполне могут это сделать, поскольку сама земля нам не принадлежит, а только дома. Это казалось немыслимым.
В выходные я ходил в хоккейный лагерь, по будням днем пропадал на футбольных тренировках, а вечера проводил то у мамы, то у отца. Иногда бывал у Элинор – лишь ей одной я рассказывал о маме с Ником. Мне нравилось, что она сама задает вопросы и очень внимательно выслушивает ответы.
Как-то вечером мы с Элинор готовили ужин у нее на кухне. Она спросила, что я чувствовал, когда Ник обозвал меня неудачником и лжецом или когда отец растолкал меня в четыре утра и потащил на хоккей. «Понятное дело, мне это не очень-то понравилось», – ответил я.
Тут открылась входная дверь, и вошел Ли, ее муж. Он прислонил к шкафчику метлу и направился в спальню.
– Милый, а где все остальное? – спросила Элинор.
– Остальное – что? – не понял Ли.
– Курица и заправка для салата.
– Ты не говорила, что нужно купить курицу, – ответил он.
– То есть ты решил, что я отправила тебя на рынок в девять вечера за метлой?
– Ну, мне показалось, что это немного странно…
Элинор и Ли стояли и смотрели друг на друга. Оба были очень маленького роста, очень мягкие и чуткие. Сейчас они обменивались изучающими взглядами, словно каждый старался понять, что чувствует другой.
– Ли, – произнесла Элинор, – у тебя ушло сорок пять минут на то, чтобы купить метлу?
– Я искал такую, что подошла бы именно тебе, Элинор, – ответил он.
Смех рвался у меня изо рта, словно газ из баллона. Я больше не мог сдерживаться, запрокинул голову и выпустил его на волю. Следом расхохоталась Элинор, а за ней и Ли, и вскоре мы все втроем уже катались по полу от смеха.
Затем Ли сказал, что очень утомился от этого веселья и ему нужно прилечь. Элинор занялась ужином. За приготовлением спагетти она сказала, что можно всегда верить в худшее, а можно – в лучшее.
– У тебя есть выбор, Норман. Никто не заставляет тебя верить гадким историям Ника. Это его дурные мысли, его представления о том, что будет и чего не будет, – говорила она. – А ты можешь придумать свои истории, хорошие, и верить в лучшее.
– Но ведь это будет просто выдумка, – запротестовал я.
– Не больше, чем его дурные истории, – продолжала Элинор. – Ведь на самом деле все они о Нике, а вовсе не о тебе.
– Тогда это нечестно, – сказал я.
– Да, нечестно, – согласилась она.
Видимо, Элинор почувствовала, что я вот-вот сломаюсь, и позвала всех ужинать.
Мы забрались к Ли на диван и уплетали спагетти, глядя в телевизор. Я не до конца понял всю эту теорию про лучшее и худшее, но мне вспомнилась фотография Ника в форме – видимо, времен его учебы в военной школе. На ней он выглядел настоящим красавчиком и, судя по его лицу, прекрасно осознавал это. Наверное, этот красавчик Ник однажды проснулся и обнаружил, что мир не вращается вокруг него, а теперь внушает то же самое мне.
* * *
В воскресенье я спустился к домику Бэрроу за лонгбордом. Они стояли в рядок у подгнившего забора возле летнего душа, рядом с террасой Бэрроу, где почти каждые выходные, в дождь и в солнце, проходили покерные баталии. Я надеялся взять раздолбанную красную доску – можно было не бояться повредить ее о камни во время отлива. Я начал взбираться на песчаную насыпь и увидел, как из стеклянной двери на террасу, держась за руки, выходят Сандра и мой отец. Сандра вернулась, и я знал, что папа не собирается ничего мне объяснять.
Отец уселся за покерный стол и, пока он набирал себе фишек, Сандра поглаживала его по шее. Я передумал брать лонгборд и повел Санни вверх по ручью в свою крепость.
* * *
Через неделю я пришел домой с футбольной тренировки и увидел, что мама заклеивает картонные коробки.
– Ну вот, – сказала она. – Мы все-таки проиграли.
– То есть нам уже точно надо съезжать?
– Ага. Штат выиграл. Нас вышвыривают с пляжа.
В следующие выходные состоялась большая вечеринка, а еще вернулся Ник. Все жители пляжа собрались в «Желтой подводной лодке» – домике, где жили Трэфтон, Вуди, Шейн и Клайд. Играл «Блю Джус», группа Трэфтона и Клайда, и все танцевали. На Сандре была зеленая шелковая бандана и белая мини-юбка, а выше пояса – ничего. Я наблюдал, как она танцует, и сравнивал ее подергивания с плавным ритмом Папайи и ее длинными, тяжелыми, как бананы, веками. Даже груди Папайи, такие округлые и пышные, ничем не напоминали «торпедки»
Сандры.
Я съел хот-дог, а Ник, голый до пояса, установил гриль для барбекю. Его лицо и шея были красными, а все тело – совсем белым.
– В жизни то и дело приходится под что-то подлаживаться, – сказал он. – Помнишь, я говорил, что ты должен быть к этому готов?
Я кивнул.
– Так вот, именно такие случаи я и имел в виду. А это только начало, – добавил Ник. – Понятно?
– Ну да, это как когда вовсю светит солнце, и ты едешь кататься на лыжах, а к полудню начинается снег и жуткий холод. И надо под это подстраиваться, – сказал я.
Брови Ника поползли вверх, и он воздел руки к небу.
– Прямо в яблочко! – отметил он.
Я отошел, пока он не припомнил мое вранье про катание на скейте. Увидел маму – она танцевала с нашими соседями, Уилером и Мэгги. Неподалеку отплясывали Сандра с отцом.
Ближе к вечеру ветер улегся, и океан совершенно разгладился. Мы с отцом пошли покататься на досках. Волны были маленькие, и никто, кроме нас, не вышел на серфинг.
– Ну что, Оллестад, твоя мечта сбылась.
– Это какая же?
– Я купил вам с мамой дом в Палисейдс, и по чертовски хорошей цене, Оллестад.
– Как раз вовремя! А бассейн там есть?
– Нет, бассейна нет.
– Ну и ладно. Зато я смогу кататься на велике и хоть каждый день ходить в гости к друзьям.
– Точно. Но ты будешь скучать по старому доброму пляжу Топанга. Ведь ты здесь родился…
Я посмотрел на задние склоны волн, затем взгляд мой скользнул по песчаной насыпи у дома Бэрроу – нашему роллердрому. По пляжу бежали стайки собак, Санни неслась за палкой, возле косы Кэрол выгуливала на поводке свою ламу, Джерри выделывал кренделя на велосипеде-внедорожнике, и повсюду льнули друг к другу танцующие тела, словно парашюты, то поднимавшиеся, то опускавшиеся в такт музыке.
Отец положил руку мне на плечо, и мы вместе смотрели на Топанга-Бич – в последний раз. Появились волны, и он сказал, чтобы я не терялся. До самой темноты мы катались на волнах, похожих на цветные стеклышки, подсвеченные оранжевым светом заходящего солнца.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.