Цена будущего бессмертия

Цена будущего бессмертия

Однако, чтобы покрыть росписью половину свода, Микеланджело потребовалось всего полтора года. Всего полтора года. Легко сказать! А ведь полтора года – это 547 дней, более тринадцати тысяч часов. На самом деле это очень много, но для выполнения такой сумасшедшей работы, требовавшей одновременно быстроты и осторожности, – это были поистине рекордные сроки.

Для борьбы с головокружением один из подмастерьев соорудил по чертежам Микеланджело новую платформу, которая позволяла работать сидя, в нескольких сантиметрах от потолка. При этом художник открывал рот, чтобы не сбивалось дыхание, – словно он имел власть поедать свои создания, подобно древнеегипетскому божку. Такое положение было настоящей пыткой: голова склонена набок, колени прижаты к животу.

Тело нестерпимо ныло. А ведь еще требовалось как-то защищаться от мраморной пыли. Просто просидеть в подобной позе тринадцать тысяч часов – это уже невыносимо, а ведь Микеланджело должен был еще и рисовать.

Как-то утром он не смог прочитать письмо от брата. Микеланджело закрыл глаза, вновь открыл их – но все вокруг было как в тумане. У него обрюзг живот, не гнулась спина, а лицо избороздили глубокие морщины, но ко всему этому он еще начинал слепнуть!

Считается, что Микеланджело ненавидел легкость и даже боялся ее. Но теперь он был обессилен и совершенно разбит. В письме отцу в 1510 году он обвинил в своей слепоте (к счастью, скоро прошедшей) одного из своих помощников. Понятно, что дело было в другом.

У Асканио Кондиви можно прочитать:

«Расписывая Сикстинскую капеллу, Микеланджело так приучил свои глаза смотреть кверху на свод, что потом, когда работа была закончена, и он снова начал держать голову прямо, он почти ничего не видел; когда ему приходилось читать письма и бумаги, их нужно было держать высоко над головой. И лишь понемногу он опять привык читать, глядя перед собой вниз»¹¹⁸.

Именно в это время он сочинил великолепный сонет, сопровождавшийся карикатурой, представлявшей его за работой. Сонет этот, направленный другу по имени Джованни, полон сарказма, но еще и очень трагичен, ведь не стоит забывать, что художник начал свою работу 10 мая 1508 года, а закончил 5 сентября 1512 года, и это были четыре с лишним года труда, требовавшего почти сверхчеловеческого духовного и физического напряжения.

Я получил за труд лишь зоб, хворобу

(Так пучит кошек мутная вода,

В Ломбардии – нередких мест беда!)

Да подбородком вклинился в утробу;

Грудь – как у гарпий; череп, мне на злобу,

Полез к горбу; и дыбом – борода;

А с кисти на лицо течет бурда,

Рядя меня в парчу, подобно гробу;

Сместились бедра начисто в живот,

А зад, в противовес, раздулся в бочку;

Ступни с землею сходятся не вдруг;

Свисает кожа коробом вперед,

А сзади складкой выточена в строчку,

И весь я выгнут, как сирийский лук.

Средь этих-то докук

Рассудок мой пришел к сужденьям странным

(Плоха стрельба с разбитым сарбаканом!):

Так! Живопись – с изъяном!

Но ты, Джованни, будь в защите смел:

Ведь я – пришлец, и кисть – не мой удел!¹¹⁹

«Кисть – не мой удел». Микеланджело признавался в том, что он не живописец. Он много раз повторял эти слова, пока расписывал потолок Сикстинской капеллы. Но вот вопрос: действительно ли он до такой степени недооценивал значение своего произведения? Конечно же, нет. Он понимал свою избранность. А дело было в том, что он просто безумно устал. Он слишком долго жил в каком-то сумрачном исступлении, лихорадочно спеша сотворить нечто, красотой и величием превзошедшее бы все созданное до него.

«Я не забочусь, – сообщал Микеланджело в одном из своих писем, – ни о здоровье, ни о земных почестях, живу в величайших трудах и с тысячью подозрений»¹²⁰. В другом письме он заявлял: «Я тружусь через силу, больше, чем любой человек, когда-либо существовавший, – при плохом здоровье и с величайшим напряжением»¹²¹.

Такова была цена его будущего бессмертия.

А вот еще его слова:

«Пока я не кончил работу над потолком, о каких либо удобствах и удовольствиях мне даже противно думать. Жить хорошо можно лишь тогда, когда ты счастлив»¹²².

Он же был уверен, что будет счастлив, лишь когда вновь возьмется за свои любимые мраморные глыбы. Но пока до этого было еще очень далеко: в сентябре 1510 года Микеланджело был уже почти сломлен, а закончил пока всего лишь половину. И зачем он только согласился на этот заказ?..

Данный текст является ознакомительным фрагментом.